CC BY
68
Н. Н. Старикова (Москва)
Этнические проблемы современной Словении и их воплощение в литературе
В статье рассматриваются проблемы этнических иммигрантов бывшей Югославии на территории независимой Словении, их стремление к сохранению своей идентичности, проявления ксенофобии и расизма в современном обществе и отражение этих актуальных вопросов в современной словенской литературе. Ключевые слова: постюгославское пространство, национальные меньшинства, проблема идентичности, этническая субкультура.
Начало нового тысячелетия стало для Словении важным этапом развития. Как и многие другие «молодые» европейские страны, она пережила несколько политических и экономических кризисов, смену правительств, финансовые трудности, связанные с расходами при вступлении в Евросоюз. Первые десятилетия независимости выявили целый ряд проблем, вызванных коренными изменениями в общественной и социокультурной жизни словенцев. Смена политического строя, экономические миграции, давление законов рынка, столкновение стремления к национальному самоутверждению с процессами глобализации - все это сказалось на отношениях государства и культуры и облике национальной литературы. В нее вошли новые, продиктованные реалиями времени темы, одна из которых обращена к этническим проблемам, к судьбе национальных меньшинств в независимой Словении, их самоидентификации и интеграции.
Вопрос об этническом меньшинстве имеет для словенцев особый подтекст, связанный с перипетиями собственной исторической судьбы: на протяжении веков они сами были в роли зависимого национального меньшинства сначала внутри многонациональной Австрийской империи, а после возникновения королевства СХС и за его пределами (по итогам плебисцита 1920 г. большая часть словенской Каринтии попала под юрисдикцию Австрии). И ныне живущие на юге Австрии каринтийские словенцы (которых насчитывается от 20 до 30 тысяч) продолжают с переменным успехом бороться за свои национальные права. Официальный юридический статус национального меньшинства в современной Словении имеют венгры, итальянцы и цыгане. Согласно Конституции, итальянской,
венгерской и цыганской общинам гарантируются исторически приобретенные особые привилегии, предоставляемые в традиционных местах расселения этих общин, по территориальному принципу и независимо от количества их членов. Защита прав указанных общин национальных меньшинств, предусмотренная статьей 64 Конституции, служит дополнением к гарантиям осуществления общих прав человека, которыми пользуются все граждане. При этом по статистике 2002 г. проживающие в Словении итальянцы, венгры и цыгане в количественном отношении значительно уступают сербам, хорватам и выходцам из Боснии. Согласно материалам, предоставленным Республикой Словенией для Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации ООН в 2005 г., в стране живет менее 2,5 тысяч итальянцев, более 6 тысяч венгров и более 3 тысяч цыган против 38 тысяч сербов, 35 тысяч хорватов и почти 30 тысяч босняков1. На момент провозглашения государственной независимости Словении в 1991 г. около 97% населения составляли словенцы, то есть в новом государстве они являлись титульной нацией. Наличие представителей других народов бывшей Югославии было связано с предыдущим периодом, когда на ударные социалистические стройки добровольно-принудительно посылали свободные рабочие руки, по-нашему, лимитчиков. Сразу после провозглашения суверенитета любой проживающий на территории республики и имеющий постоянную или временную работу мог получить словенское гражданство; так отдельные приезжие стали словенскими гражданами. После окончательного распада Югославии процессы миграции резко интенсифицировались и были вызваны экономическими причинами - жители беднейших республик и краев бывшей титовской империи перед лицом нищеты искали прибежища в более развитых ее частях. Всего на территории бывшей Югославии с 1991 по 2000 г. в состоянии вынужденного перемещения находилось около 4 млн человек2. В первые годы независимости Словении число нелегальных иммигрантов резко увеличилось. Сама нелегальность их пребывания в стране связывала этих людей с криминальными структурами, вынуждала участвовать в торговле наркотиками, «живым товаром», органами, лишала возможности найти законное занятие. В результате многие оказались вне принимающего общества, которое, в свою очередь, не было к ним достаточно доброжелательно. Стремясь противодействовать этой враждебности, боснийские, македонские, черногорские переселенцы образуют неформальные земляческие группы.
К началу 2000-х гг. ситуация ухудшилась настолько, что в Любляне был создан специальный Институт по национальным проблемам, специалисты которого выступили с инициативой предложить парламенту принять, наконец, специальную резолюцию, определяющую правовые нормы для этнических групп, признанных национальными меньшинствами, а таковых в Словении к 2007 г., помимо итальянцев, венгров и цыган, насчитали уже около 35. Открытая общественная дискуссия о статусе представителей народов бывшей Югославии - боснийцев, албанцев, хорватов, македонцев, сербов и черногорцев, - осевших в Республике Словении, ведется еще с начала 1990-х, особенно активны ее участники последние пять лет. Практически все названные этнические группы имеют здесь свои культурные общества, но не имеют особых конституционных прав, охраняющих их национальную самобытность, язык и культуру. В последнее время в это обсуждение включились официальные представители независимых Хорватии и Сербии.
Одними из самых активных переселенцев в относительно благополучную Словению начала 1990-х оказались жители Боснии. Часто это были люди без образования, почти не владевшие словенским языком, согласные на любую и не всегда законную работу. Они старались селиться вместе, так в Словении возникло несколько мест компактного проживания боснийского населения. Самый известный такой район Любляны называется Фужины, его обитатели получили от местных обидное прозвище «чефуры» (и в России существует подобный ряд пейоративных этнических обозначений: «хачеки», «равшаны», «ара» и т.д.). В словенском этимологическом словаре слово «чефур» с пометой «презрительное» обозначает иммигранта из южных республик бывшей Югославии. Не исключено также заимствование из сербского и хорватского языков, где диалектный турцизм «чивут» имеет значение «еврей» в уничижительном смысле. При этом оскорбительный оттенок слово имеет при употреблении его представителями других народов, сами чефуры используют его, скорее, для уточнения своего статуса переселенца из республик бывшей Югославии (например, «я - чефур из Боснии»), а ученые-социологи - как название представителя городской субкультуры. В середине 2000-х гг. в Словении остро встала проблема детей старшего поколения боснийских иммигрантов, которые, хотя выросли и учились в Словении, были кровно связаны с другим -балканским - менталитетом, языком и культурными приоритетами,
поэтому не всегда «вписывались» в предлагаемую европейскую систему общественных координат и ценностей.
Фужины - не самый благоустроенный и по люблянским меркам довольно опасный квартал, живут там, главным образом, боснийские мусульмане, т.е. люди иной по сравнению с коренными жителями этнической, языковой и религиозной принадлежности, они сохраняют привычки южной жизни, свои обычаи и фольклор, зачастую со страхом, недоверием и презрением относятся к «этим словенцам». В свою очередь, «белым» жителям Любляны оказались не чужды ксенофобские настроения, многие из них убеждены, что о жизни фужинского «гетто» можно узнать только из криминальных новостей. Так Словения оказалась в эпицентре одной из важнейших общественно-политических проблем современности - отношений национального большинства с меньшинствами, в которых часто доминирует стереотипное противопоставление «свой - чужой» с расистским подтекстом.
К «фужинской» теме впервые обратился прозаик Андрей Скубиц, получивший широкую известность благодаря роману «Горький мед» (1999), где независимая Словения впервые показана «чужими» глазами - через наблюдения английской семьи, живущей в Любляне. В его следующем романе «Фужинский блюз» (2001) сделан первый шаг к осмыслению межнациональных проблем современного словенского общества. Действие происходит 13 июня 2000, в день отборочного матча чемпионата Европы по футболу между командами Словении и Югославии. Хозяева встречи, словенцы, большую часть игры вели в счете, однако она закончилась вничью: за полчаса до конца второго тайма югославы блистательно отыграли три мяча. Четыре персонажа: две женщины и два мужчины, соседи по этажу в фужинской многоэтажке, люди разного национального и социального происхождения (от родственницы черногорского мафиози до скромной школьной учительницы словенского языка), смотрят трансляцию, по-разному выражая свое отношение к происходящему на стадионе и тем самым, как оказывается, - к недавнему прошлому. Спортивный характер, который проявила югославская сборная, вызывает у болельщиков своеобразную «югоностальгию» - чувство гордости, которое пробуждает воспоминания о когда-то великой многонациональной стране. Особый колорит Фужин автор пытается передать через речь героев - коктейль из языков и диалектов народов бывшей Югославии и словенского уличного сленга. Произведение Скубица было благожелательно встречено публикой,
большой успех имела его инсценировка, осуществленная в 2005 г. режиссером А. Ласич в Люблянской драме. Отчасти проблему мультикультурализма и процессы интеграции в современной Европе затрагивает и его предпоследний роман «Легко» (2009).
С учетом остроты для ряда европейских стран «цыганской» проблемы3, не так актуальной, впрочем, для самой Словении, определенный общественный резонанс вызвал также роман Ф. Ла-иншчека «Неприкасаемые, миф о цыганах» (2007), в котором прослеживается история цыганской семьи, скитающейся по Европе после окончания Второй мировой войны.
В 2008 г. тема боснийских иммигрантов получила продолжение: роман Г. Войновича «Чефуры, вон!» стал бестселлером не только в Словении, но и на территории всей бывшей Югославии, а затем и в Европе, в частности, в Польше и Швеции. В 2009 г. он был отмечен премией фонда Прешерна и премией Кресник, присуждаемой газетой «Дело» за лучший роман года, переведен на сербский, боснийский и хорватский языки, а затем инсценирован люблянским театром «Глей!»* Согласно анализу данных электронного каталога COBISS, проведенному профессором Люблянского университета М. Хладником, этот роман в конце 2008 г. был самым востребованным словенскими читателями.
Горан Войнович (род. 1980) - в прошлом баскетболист, ныне дипломированный кино- и телережиссер боснийского происхождения, снявший несколько документальных фильмов, выступает также как журналист и кинокритик. В 2006 г. он начал работать над сценарием для документального фильма о Фужинах, где сам рос с шестилетнего возраста; из этого текста в итоге получился роман. В интервью корреспонденту журнала «Казин» в январе 2011 г. Войнович назвал свой литературный дебют «отражением того, что происходит в современном словенском обществе, крайне далеком от мультикульту-рализма»4. Названием романа послужило излюбленное ксенофобское граффити люблянских улиц: «Cefurji raus!» - «Чефуры, вон!». Этот лозунг, а также цитата из эстрадной песни и этимологического словаря, в которых объясняется, кто такие чефуры, вынесены в эпиграф романа. Само произведение, безусловно, имеющее автобиографические черты, написано от лица семнадцатилетнего Марко Джор-джича, сына боснийских иммигрантов Радована и Ранки, обитаю-
В октябре 2013 г. в Словении на широкий экран вышел одноименный фильм.
щих в малогабаритной квартире фужинской многоэтажки. Герой с трудом учится в местной школе («ну нет у нас способностей к этому грёбаному словенскому»), тихо ненавидит постоянно ругающихся друг с другом родителей, болеет за «Барселону», общается с себе подобными - Ацо, Ади и Деяном - парнишками из неполных семей, «в тренировочных штанах и с бритыми затылками, у которых нет компьютеров, поэтому они торчат на улице с пивом и наркотиками, матерятся, пристают к девчонкам, машут кулаками и больше всего боятся показаться кому-нибудь лохами». Они прекрасно понимают свою второсортность и самоутверждаются через вызывающее, наглое поведение: например, врубают кассету на полную катушку, когда едут в подержанном отцовском «мерине» допотопной модели по центру Любляны, чем доводят до истерики добропорядочных лю-блянских пешеходов. «Самое большое удовольствие - это видеть, как пипл глаза таращит [...] Едешь себе по городу и бесишь оглушительной музыкой местное население. Вот вам, вашу мать! Вы все на нас пялитесь, точно мы из зоопарка сбежали, глаза вылупили и думаете, почему только восемнадцать тысяч этих в нелегалы записали, а не всех сразу [...] Смотрите-смотрите, прикольнее нас еще долго никого не увидите, словенскую вашу мать!» С жизнью героя несколько примиряет баскетбол (его отец уверен, что сын когда-нибудь будет играть в ЭнБиЭй) и хорошенькая телеведущая местного кабельного канала, которая почему-то оказывается его соседкой по дому и на которую он с обожанием смотрит каждое утро в лифте. Но как только переростка Марко исключают из юниорской баскетбольной команды, все идет наперекосяк: с горя он с друзьями напивается, они набрасываются на шофера рейсового автобуса и попадают в полицию. В итоге, опасаясь судебного разбирательства, отец отправляет сына в Боснию. Но и там герой не чувствует себя своим, потому что, привыкший быть чефуром в Словении, герой не собирается становиться «янезом»* в Боснии - «Вот уж хрен вам!».
Роман написан как исповедь неприкаянного тинейджера, отвергнутого школой, не слишком понимаемого родителями, оказавшегося между двумя национальными культурами и столкнувшегося с проблемой выбора и поиска самоидентичности. В то же время произведение Войновича - это своеобразный путеводитель по Фужинам, энциклопедия чефурской жизни в Словении, представленная через быт
Презрительное прозвище словенцев за пределами Словении на других территориях бывшей Югославии.
и нравы семьи Джорджич и других боснийских семей, оказавшихся заложниками последнего югославского конфликта. Отцу героя, простому сербу из Боснии, национализм, процветающий в независимой Сербии, чужд: «Нет у Радована своей страны - вот это его и напрягает. Так у всех боснийских сербов. Боснию они типа вычеркнули из списка и типа подсели на Сербскую Республику, а потом вроде как начали за Сербию болеть, и теперь таращатся на этих своих Шеше-лей, и сами уже не знают: а может, мусульмане и хорваты и получше будут всех этих идиотов? Вот Радован и смотрит на Сербию, надеется, что она станет нормальной страной, и тогда он скажет, что это его страна. А сейчас ему стыдно так говорить, пока у власти там персонажи вроде Коштуницы. Но Сербия-то никогда не будет нормальной страной. Мы все это точно знаем».
Главный герой одинаково скептически относится и к словенцам, в которых ощущает скрытую враждебность и явное превосходство («вот дебилы - они все время работают»), и к землякам, замечая их смешные, а иногда и постыдные стороны. О них в известной песне поет словенский шансонье Роберт Пешут Магнифико: «Чефур - низкий лоб, сросшиеся брови и мощный подбородок, работать он не любит, а вот выпить не дурак, за телкой приударить, футбол посмотреть, чефур грязно ругается, ходит весь голдах, лезет в драку без причин, чефур не хочет жить культурно». Названия сорока шести глав, а по сути эпизодов сценария о жизни современного люблянского подростка из Фужин, написанных от первого лица, анафоричны, начинаются со слова «почему», в каждом названии есть скрытый подтекст и отнюдь не скрытая ирония. «Почему чефуры сидят на задних партах», «Почему чефуры не говорят о сексе», «Почему чефуры врубают музыку в машине», «Почему Босния не для чефуров», «Почему чефу-ры кладут на всех» и т. д. Даже из самих этих названий ясно, что главная особенность романа, одновременно привлекающая и отталкивающая, - провокационность языка. Пожалуй, впервые в словенской литературе для аутентичной передачи разговорной речи персонажа, а именно она является основой всего текста, автор использует не только люблянский сленг, но и обсценную лексику в таком объеме. В этом Войновича нельзя назвать первопроходцем - многие прозаики, например, А. Морович и вышеупомянутый А. Скубиц, довольно активно оперируют в своих текстах вульгарными, нецензурными выражениями. Однако в «Чефурах» резко возрастает стилистический и семантический потенциал обсценизмов. Марко Джорджич говорит на специфическом «чефурском» наречии, в основе которого - иско-
верканный словенский с вкраплениями боснийских диалектизмов, сербизмов, молодежного жаргона, непременным атрибутом которого является нецензурная брань. В словенской национальной традиции на протяжении веков существовал жесткий запрет на публичное употребление обсценной лексики и фразеологии, который сначала поддерживался католической церковью, а в ХХ в. - школой и иными культурными институтами, поэтому у словенцев практически нет своих непристойных ругательств и они пользуются заимствованиями из других южнославянских языков, где такого запрета не было. В целом снятие нормативных ограничений в литературном языке -тенденция общеевропейская, если не общемировая, связанная с изменением языкового эталона на фоне усиления роли масс-медиа и Интернета, ослабления воздействия на общество печатной продукции. Герой Войновича говорит так, как принято среди его земляков, для которых употребление непечатных оборотов естественно и не вульгарно. Монолог Марко максимально приближен к живой речи современной молодежи со всеми ее функциональными особенностями. Его язык эмоционален, спонтанен, выражает отношение повествователя к происходящему и несет в себе большой семантический потенциал. Это форма протеста молодежи против авторитетов и правил, усиленная этническим компонентом. В зависимости от интонации одно и то же «грязное» выражение может иметь совершенно различные смысловые оттенки. Например, давая социопсихологический портрет своих земляков, Марко одновременно осуждает их и жалеет: «Их все достали и отымели, еще бы - ведь платят им гроши, вот им и кажется, что в душу насрали.» Джорджич - плоть от плоти этой фужинской жизни, он вырос среди криков и ругани родных и соседей, среди звуков балканской музыки и оглушительных футбольных трансляций, пряных ароматов обильной еды, в атмосфере братства и взаимопомощи, основанной, правда, на принципе родственных связей и блата. И подростку приходится принимать окружающую действительность как то, чего он не в силах изменить, он с горечью констатирует: «Нет в мире человека, который бы с детства мечтал жить на окраине этой долбаной Любляны в переполненной квартире в полторы комнаты с видом на стену соседнего дома. Никто никогда не мечтал, что тридцать дебилов будут на него косо смотреть только потому, что он не знает, как правильно ставить ударения в этих грёбаных словенских словах!» Марко постоянно приходится выбирать между Боснией и Словенией, между открытостью и коллективизмом ленивых и невежественных земляков и трудолюбием и дисциплинированностью
равнодушных и эгоистичных коренных жителей его новой родины. Далекая Босния кажется ему значительно милее тех словенских реалий, в которых он живет, потому что там «все друг другу помогают, к любому можешь прийти в гости кофе попить без приглашения и всякой прочей мурни. Заходишь, когда хочешь, так - побазарить просто, пообщаться, без понтов и прочей мути [...] Здесь же все только и думают о своей заднице, чтобы у них всего было побольше: и тачка крутая, и хата в несколько этажей - и насрать им на братьев, сестер, дядьёв, тёток. Замкнутые все. Потому и несчастливые». Но когда возникает реальная перспектива оказаться на земле предков, герой вдруг осознает, что «Фужины - это круто. Я ни в каком другом месте не хотел бы жить. По сравнению с этой долбанутой Боснией, с этим барахлом, а не страной, Фужины - Голливуд. Самые крутые чуваки - с Фужин. Да и вообще, что тут сравнивать? Здесь в Боснии просто полнейший облом!».
Прочитав роман, понимаешь, что понятие «чефур» у Войнови-ча шире, чем обозначение иммигранта из южных республик или представителя этнической субкультуры. Опираясь на личный опыт, автор соединяет в поступках и речи своих чефурских персонажей комическое и трагическое, как «ценностное свойство конфликтных ситуаций»5, чтобы привлечь внимание к проблеме отношений между малыми и большими этносами в условиях глобализации. Как жить дальше «другой» молодежи, «чужой» для окружающих уже по рождению, за спиной которой лишь опыт родителей с их боязнью и нежеланием интегрироваться в так и оставшуюся для них враждебной и чуждой культурную среду, а впереди - целая неприкаянная жизнь «в этой недоделанной Европе»? Думается, опыт самого молодого писателя может служить здесь ориентиром.
Книга Войновича, как уже было отмечено, получила две самые престижные национальные литературные премии, в том числе награду «за лучшую презентацию словенской культуры и словенского литературного языка». Это кажется симптоматичным.
«Чефуры» вызвали не просто дискуссию, а целые боевые столкновения в блогах, на телевидении, на страницах литературно-критических и массовых изданий. Это, пожалуй, первый случай в современной словенской истории, когда именно литература публично «озвучила» актуальную социально-политическую и этническую проблему словенского общества, и оно отреагировало. Значит, художественное слово все еще приучает читателя осознавать действительность и тем самым оказывает на него определенное влияние.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Международная конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации. Седьмые периодические доклады государств-участников, подлежащие представлению в 2005 г. Словения // Цит. по: http://www2.ohchr.Org/english/bodies/cerd/docs/CERD.C.SVN.7_ ru.doc
2 Молодикова И. Н. Особенности этнических миграций в странах Центральной Европы в ХХ - начале XXI века. Будапешт // Цит. по: http://migrocenter.ru/publ/konfer/kavkaz/m_kavkaz039.php
3 Игрицкий Ю. И., Лыкошина Л. С. Национальные меньшинства в странах Центрально-Восточной Европы: сборник обзоров и рефератов. М., 2007. С. 24.
4 Vojnovic G. Premalo odprti da bi srkali vase. Intervju // Kazin. 2011. N° 1. S. 35.
5 Каган М. С. Эстетика как философская наука. СПб., 1997. С. 168.
Starikova N. N. Ethnic Problems in Modern Slovenia and Their Reflexions in Literature
The article discusses problems of ethnic migrants from the former Yugoslavia on the territory of independent Slovenia, their endeavour to preserve their identity, manifestations of xenophobia and racism in society and reflections of these acute questions in modern Slovenian literature.
Keywords: post-Yugoslav space, national minorities, problem of identity, ethnic subculture.
