CC BY
60
Антон Рупник (Любляна)
Путь словенцев к государственной независимости (Очерк исторического опыта)
В российской научной публицистике преобладает достаточно одностороннее объяснение всего, что происходило вокруг распада югославской Федерации. Чаще всего авторы переносят модель расширения земель Московского княж&Ьтва или «собирания русских земель» и такой исторический феномен, как беспрерывные войны с Турцией за освобождение православных христиан из-под османского ига, на югославянскую почву и этим вольно или невольно создают впечатление, что именно Сербия на Балканах, «собирая сербские земли», освобождала словенцев и хорватов от габсбургского ярма. Такие параллели опасны и ошибочны. Этим утверждается, что только единственная, «главная», нация (русские в Российской империи, сербы в Югославии) является носительницей государственности и получила исторически легитимное право быть хранительницей всех «освобожденных» территорий и опекуном всех живущих здесь народов. С другой стороны, каждая попытка освободиться от нового ига автоматически получает ярлык «сепаратизм». Само понятие «главный» исторически совершенно неприемлемо для тех народов, которые дважды в этом веке демократическим путем выступали за объединение, будучи при этом носителями собственного суверенитета. Эти народы — словенцы среди них — никогда от этого суверенитета не отказывались. И когда совместная жизнь в «семье» югославских народов (СФРЮ) стала более невыносима и невозможна, они демократическим путем всенародного голосования выбрали государственную независимость. Иными словами, временный и нормированный суверенитет, препорученный союзным органам, перестал существовать.
Впрочем, специфику словенского пути к государственности, как и пребывание Словении в составе Югославии, можно понять лишь при знакомстве с национальными особенностями этого народа, его историей, его политическими интересами.
Нижеизложенные наблюдения, лишенные скрытых научных амбиций, прежде всего дают представление о словенском взгляде на собственное прошлое, на исторический опыт жизни
словенцев в составе габсбургской и карагеоргиевской монархии и социалистической титовской и посттитовской Югославии.
Мы, словенцы, — потомки тех славянских племен, которые продвинулись далее других в освоении европейского юго-запа-да, особенно глубоко проникнув в долины Восточных Альп. Первоначально области расселения предков современных словенцев распространялись до верховьев рек Дравы и Муры, а на севере достигали Дуная. На этих обширных территориях в конце первого тысячелетия существовало государство, называемое Карантанией, во главе с князем Само.
Христианизация, пришедшая из баварских монастырей, принесла славянским племенам зависимость от неславянского правящего слоя. Одновременно с распространением христианства осуществлялась германизация альпийских областей, где жили словенцы. Многочисленные названия рек и гор еще и сегодня напоминают об их славянском происхождении (например, нем. Файстриц = словен. Бистрица).
В средние века словенцы еще сохраняли выборность верховного князя, которого возводили на престол на княжьем камне Госпосветского поля (около 30 км севернее австрийской области Каринтия— Целовца— нем. Клагенфурта). В альпийском мире было довольно много примеров «местного самоуправления» (слав, «вече»), но обряд возведения на престол каринтий-ских воевод приобрел особенный исторический вес тогда, когда по его образцу был избран американский президент Линкольн.
С XIV в. большая часть словенских земель отошла под власть Габсбургов. Словенцы жили в разных административных областях этой монархии. Крайна со столицей в Любляне была единственной среди них, где словенское население, составлявшее абсолютное большинство, проживало компактно. В Штирии (с центром в Градце— нем. Граце) и Каринтии (с центром в Целовце) словенцы жили только в южных районах. Именно Каринтия представляет собой наиболее характерный пример систематического уничтожения словенской культуры путем германизации.
Земли между Толмином, Горицей, Триестом и Копером — словенское Приморье — много раз меняли свое административное подчинение, попав сначала под власть Оглейской (ит. Ак-вилейской) церковной метрополии. Интересно, что этническая граница между словенцами и итальянцами или фурланами оставалась почти неизменной на протяжении веков и до сих пор пролегает западнее реки Сочи.
Словенское население находилось под властью иноземной аристократии, по большей части немецкой, на западе, т. е. в Приморье, — итальянской, на крайнем востоке — в Прек-мурье— венгерской.
Что касается сферы культуры и искусства, то здесь словенцы зарекомендовали себя как единственный посредник в отношениях между тремя великими ветвями европейской культуры: славянской, германской и романской. Кроме того, часть словенцев осваивала также куьтурный опыт венгров.
С тех пор, как в XVIII в. Триест стал главным портом австрийской монархии (и одним из самых больших в Средиземноморье), словенские территории стали играть важную роль в транспортной политике империи. Особенно эта роль усилилась в середине XIXв., когда была построена главная железнодорожная магистраль Вена — Триест: добрая половина этой, так называемой южной железной дороги, проходила по землям, где жили словенцы, — от Марибора до Триеста.
Хотя первые памятники со словенской лексикой датируются концом первого тысячелетия (так называемые Брижинские или Фрейзингские отрывки, названные по месту их нахождения —- баварскому религиозному центру Фрейзинг), словенцы должны быть благодарны ревностным протестантским проповедникам, которые подготовили первые словенские книги. Основоположник словенской письменности, один из великих протестантов Примож Трубар, первую книгу был вынужден печатать в изгнании — в Германии (1550).
Католической контрреформации пришлось взять на вооружение метод, широко использовавшийся протестантами: сначала она сожгла их книги, а потом должна была сама подготовить новые церковные тексты на языке местного населения. Таким образом, деятели контрреформации, находившиеся на всех ступенях церковной иерархии, позаботились о том, чтобы традиция словенской письменности не была прервана. Это было важно для формирования единого языкового сознания народа, а также для укоренения понятия «словенства» (уже Трубар упоминал обращение «Дорогие словенцы»).
Просвещение в период правления Марии Терезии и Иосифа II в конце XVIII в. познакомило словенцев с поэтическими и драматургическими достижениями мировой литературы.
Когда в 1806—1813 гг. большая часть словенских земель была оккупирована наполеоновскими войсками, для словенцев
настали новые времена. Этот период был кратким, но очень плодотворным: Любляна стала центром Иллирийских провинций, словенская интеллигенция входила в состав администрации, словенское слово добилось уважения.
Этот эпизод с Наполеоном раскрыл словенцам глаза: они поняли, что великонемецкий двор проводит кадровую политику германизации стратегически важных территорий между Альпами и Адриатическим морем. Мрачная эпоха Меттернихов-ского абсолютизма фактически свела на нет все то, что дало ростки в период просвещения и наполеоновской оккупации. Вена неусыпно следила за тем, чтобы не допускать словенцев к сфере управления, лишить их национальных школ; во всех областях, где жили словенцы, насаждался строгий пронемецкий порядок.
Носителями идей национального возрождения являлись, главным образом, священники, учителя, изредка— адвокаты или государственные чиновники, которых Вена посылала на службу как можно дальше от родных мест (так, великий уче-ный-филолог Матия Чоп получил место библиотекаря во Львове в Галиции).
Конечно, немецкое давление испытывали и другие славяне, проживавшие в империи. Это прежде всего хорваты и часть сербов в Воеводине. Деятели словенской интеллигенции поддерживали дружественные отношения с хорватскими, а также с чешскими и польскими коллегами.
Среди хорватов в период существования Священного союза окрепло иллирийское движение. Появилась даже идея создания единого для всех южных славян языка, названного «языком иллиров» по имени древнего племени, обитавшего некогда в этих областях. Если хорватские и сербские языковеды и литераторы могли исходить из того, что сходство их языков делает возможным создание на их базе единой грамматики и правописания, то для более отдаленного от них— словенского — ориентация на «язык иллиров» могла стать настоящим насилием. Наиболее понятны хорватские говоры были в Шти-рии, не случайно великий словенский штириец Станко Враз поддерживал иллиризм, а впоследствии стал выдающимся хорватским поэтом. Его соотечественник, поэт Франце Прешерн, происходил из другой словенской области— Верхней Крайны, и язык, унаследованный им от предков и имевший в основе верхнекраинский и центральный (люблянский) диалекты, на-
столько отличался от языка Враза и оказался самодостаточным, что не было нужды его «иллиризовать». Прешерн окончательно пресек лингвистические колебания своих соотечественников и оставил землякам в наследство настоящую сокровищницу поэтической лексики. Умело сочетая интимную и патриотическую тему, он создал вершинные лиро-эпические произведения своего времени. Провинциальный адвокат Прешерн на собственной шкуре так остро ощутил всю разрушающую силу германизации и удушения национальных свобод, что на заре «весны народов» подарил словенцам и всем европейцам гимн свободы и братства народов— стихотворение «Здравица», ставшее впоследствии гимном независимой Словении (Прешерн много раз переводился на русский язык).
Революция 1848 г. вновь пробудила надежды словенцев на то, что с падением Меттерниховского режима станет возможно реализовать внутри монархии проект «Объединенной Словении». Почему «Объединенной»?
Смертельная опасность, угрожавшая словенцам, заключалась в том, что иностранные захватчики разделили их исконные територии на шесть административных единиц, а именно:
1. Крайна с центром в Любляне была центральной и единственной австрийской областью (великим воеводством), исключительно словенской по составу населения, и благодаря этому объединяла словенцев.
2. Штирия с центром в Градце имела в своей южной части, в основном между Дравой и Савой, значительные словенские поселения (города Марибор, Птуй, Целье).
3. Каринтия с центром в Целовце оказалась уже ощутимо онемеченной, хотя в средние века коренным населением там было словенское; словенцы остались лишь вокруг столицы и южнее Дравы.
4. Приморье с центром в Триесте в свою очередь поделилось еще на три части: Горицу, Триест и Истру. Первоначально земли были словенскими, но с течением времени им начал угрожать итальянский ирредентизм («освобождение» бывших венецианских владений), а рост прдмышленности на побережье усилил немецкий интерес.
5. Венецианской Словенией называется самая северная альпийская часть бывшей великой Венецианской республики, которая после победы Италии над Австрией в 1866 г. вошла в состав Италии. (В этих местах пионеры русского сравнительного
языкознания Срезневский, Бодуэн деКуртене и др. исследовали славянские языковые древности.)
6. Прекмурье (область по берегам реки Муры) исторически было связано с венгерскими феодальными владениями и после распада империи оказалось на венгерской территории.
Призыв к борьбе за Объединенную Словению на протяжении десятилетий оставался главным лозунгом всех словенцев. По своей политической направленности словенское национальное движение было скорее консервативно, нежели прогрессивно ориентировано. Почему? Просто потому, что так называемые «младо-словенцы», представители либерального крыла национального движения, понимали, что не стоит искать поддержки австрийско-немецкого либерализма, ибо именно он выступал как та политическая сила, которая отстаивала немецкие привилегии в империи, исторически имевшей ненемецкое (славяне, венгры) большинство. Двойственность заключенного между Веной и Пештом компромисса о разделении империи на две половины оставила славян с пустыми руками. И если почти все прочие славянские народы, находившиеся под Габсбургами, имели какую-либо историческую опору в прошлом (например, государственность) или в настоящем (собственную аристократию), то словенцы оказались лишены того и другого. Сторонники вел икон емецкой идеологии воспринимали нас как «^езсЫсМБЬБез Уоек» — народ без собственной истории. Не было признано наше право единого народа отстаивать свои коренные интересы (программа «Объединенной Словении») при венском дворе и в парламенте (рейхстаге).
Деятели словенского национального возрождения все свои силы направили на просвещение народа. Вторая половина XIX в. принесла словенцам целое собрание сочинений: появились словенские романы, новеллы, поэмы, пьесы и национальные театры... одним словом, словенцы так основательно «экипировались» в культурном отношении, что пронемецкие власть предержащие не могли больше игнорировать их как народ без истории и самобытной культуры.
Россия, великое славянское государство, хотя и была географически далека, однако во многом, близка словенскому сердцу. Словенская интеллигенция учила русский язык, отдельные ее представители бывали в России. У словенских писателей настоящим кумиром был Иван Тургенев.
Укреплению общеславянского сознания способствовали и победы русских в войне с Турцией.
В конце XIX в. среди словенцев поднялась новая волна русофильства. Популярным стало выражение: «Raie Rusi kot Prusi» («Лучше русские, чем пруссаки»).
Конечно же, сильная Россия никак не могла повлиять на внутриавстрийскую проблему славянских народов. Это понимали все реалистически настроенные словенские патриоты, чувствовавшие ответственность за судьбу своего народа.
Когда в 1878 г. Австро-Венгрия получила еще и территории Боснии и Герцеговины, процент славянского населения монархии возрос. Многие образованные патриоты были тогда посланы на службу в Боснию.
В то время, как в лагере консерваторов преобладала точка зрения, что словенцы легко смогут решить свой национальный вопрос (т. е. осуществить программу «Объединенной Словении»), только находясь в составе действующей монархии, прогрессисты все более лелеяли идею объединения южных славян как под покровительством Австро-Венгрии, так и двух тогдашних южнославянских государств: Сербии и Черногории.
Лидер общественной и культурной жизни словенцев начала века писатель Иван Цанкар раскрыл своим землякам глаза: немотря на то, что им нечего больше ждать от Австро-Венгрии, они должны понимать, что по своим традициям и образу мышления они все равно ближе «тирольскому крестьянину», чем сербскому. Уже тогда Цанкар предчувствовал, что для политической общности разных народов мало одного желания и принадлежности к южнославянской группе языков, необходимы также схожесть мышления, близость традиций и духовное родство.
Все эти доводы оставались теоретическими до тех пор, пока под монархией не заколебалась почва; причиной этого стала Первая мировая война.
У словенских парней, которые призывались в австро-венгерскую армию, не было истинных стимулов сражаться, они все более осознавали, что должны воевать на стороне чужого им государства, и дело доходило до бунтов. Один из таких мятежей описал в своем романе «Юденбург» 1 словенский прозаик Прежихов Воранц.
Представители разных политических движений словенцев, хорватов и сербов Австро-Венгрии в конце войны поторопились
1 «Юденбург» — четвертая, заключительная часть романа Прежи-хова Воранца «Довердоб», 1940.
договориться о том, как урегулировать жизнь после нее. Гибель монархии была уже не за горами.
Благодаря депутату венского парламента словенцу Янезу Креку тридцать три представителя всех трех южнославянских народов в мае 1917 г. объединились в Югославский депутатский клуб, председателем которого был избран доктор Антон Корошец. За этим последовало судьбоносное для словенцев заявление парламенту (Майская декларация), в котором депутаты требовали создания единого государства словенцев, хорватов и сербов. Конечно, в Вене речь могла идти лишь о государственном образовании, входящем в состав монархии. Декларация повсюду встретила активную поддержку общественности.
Параллельно в Лондоне работал так называемый Югославский комитет, готовивший европейскую общественность к тому, что южнославянские народы объединятся в самостоятельное государство.
Это были два различных взгляда на будущее южных славян. Третий, совсем другой взгляд был у главы сербского королевского правительства Николы Пашича: он видел перед собой возможность осуществления древнего проекта — государственности Великой Сербии, вероятно, поэтому объединение с православными сербами бывшей империи он представлял только как присоединение их к Королевству Сербия. Когда сербская армия была вынуждена отступить перед австрийцами, Пашич пригласил Югославский комитет на о. Корфу, и там в июле 1917 г. было заключено соглашение об объединении южнославянских народов Австро-Венгрии с Королевствами Сербия и Черногория во главе с династией Карагеоргиевичей.
Как это обычно происходит в переломные моменты истории, содружество южнославянских народов не получилось таким, каким его замышляли словенцы и хорваты, а в большей степе-н и воплотило в себе идеи Пашича.
После распада Австро-Венгрии начала выдвигать свои имперские притязания Италия, и ее армия вступила на восточное побережье Адриатического моря, чтобы получить как можно больше тех территорий, которые в 1915 г. были обещаны ей членами Антанты в награду за присоединение к этому империалистическому блоку.
Словенцы стали настоящей разменной монетой, с помощью которой расплачивались друг с другом сильные мира сего. Когда итальянская армия с запада вступила в словенское При-
морье (и на хорватское побережье Адриатического моря), словенские и хорватские посредники в Белграде, конечно же, не могли долго медлить, их принуждали соглашаться на все, что диктовала им монархия Карагеоргиевичей. В ответ они ожидали, что объединенные войска южных славян (главным образом сербов) смогут успешнее сопротивляться итальянской оккупации Приморья. Но Пашича и Карагеоргиевичей не слишком волновали опасения братьев-словенцев, они практически ничего не сделали для обороны словенских этнических территорий. Более того, чуть позже (в 1920 г.) белградский режим договором в городе Рапалло подтвердил границы, предложенные Италией. Почти треть словенских земель была утеряна. Столетняя мечта об Объединенной Словении растаяла вдали.
Тем не менее, из всего вышеизложенного нельзя заключить, что словенцев в новом государстве — первоначально оно называлось Королевство СХС (сербов, хорватов и словенцев) — ожидало лишь разочарование. Напротив, словенцы несмотря ни на что впервые в истории получили свою словенскую администрацию, систему школьного образования — вообще, все органы общественной жизни.
Словенским политикам в белградском правительстве были предложены достаточно высокие посты. В периоды, когда обострялся спор между хорватами и сербами вокруг вопроса об автономии Хорватии, политикам Словении вообще навязывали неприятную роль самых лояльных столпов становящегося все более недемократичным режима.
Обострение социальных и межнациональных отношений привело к тому, что в 1929 г. король Александр ввел диктаторское правление, тем самым еще больше углубив раскол между Белградом и хорватами.
Наступление фашизма в Италии принесло подлинный геноцид в отношении словенцев Приморья. Режим Муссолини провозгласил запрет на использование словенского языка в общественной жизни, уничтожение культурных учреждений в Триесте и его окрестностях; словенские патриоты, которые выступили против фашистского геноцида, были осуждены на смерть... Множество приморских словенцев бежало в Словению-Югославию. Осознавая свое бессилие, все вместе с ужасом наблюдали, что никого в мире не волнует несправедливость, постигшая словенский народ.
Когда в марте 1938 г. Гитлер присоединил Австрию к Третьему рейху, именно словенцы оказались первыми на очереди
в качестве жертв нового германского империализма. Немецкая пятая колонна кропотливо подготавливала почву для гитлеровских захватчиков, которые в апреле 1941 г. вторглись на территорию Словении-Югославии.
Если посмотреть в целом на всю предшествующую словенскую историю, необходимо сказать, что именно последние два столетия словенцы постоянно ощущали опасность за свое существование, а совместная оккупация, территории Словении нацистской Германией и фашистской Италией подписала словенцам поистине смертельный приговор.
После капитуляции Югославии все национально-патриоти-ческие и демократические политические силы объединились, создав Освободительный фронт словенского народа, и призвали население к вооруженной борьбе против оккупантов. Коммунистическая партия проявила себя как наиболее последовательная антифашистская сила. Постепенно она взяла на себя руководство народно-освободительным движением. Коммунистическая партия Словении (КПС), являясь составной частью Коммунистической партии Югославии (КПЮ), выступила за совместную с другими югославянскими народами борьбу по созданию новой, демократической, федеративной Югославии. На всей словенской территории ширилась партизанская освободительная борьба, получившая наиболее мощную поддержку именно в Приморье, которое к тому времени вполне ощутило на себе тяготы фашистской оккупации.
Поскольку словенские партизанские формирования были автохтонными, а югославская королевская армия — преимущественно сербской и в ней не признавались другие языки, то партизанские объединения можно рассматривать как первую в истории словенскую армию.
Уже на начальном этапе народно-освободительного движения коммунисты придавали ему социально-революционный характер. Оккупационные власти умело использовали это, с тем чтобы углубить раскол среди словенцев и восстановить их против большевистской идеологии.
После капитуляции Италии в сентябре 1943 г. вся словенская территория оказалась под властью нацистской Германии, и именно тогда начался невиданный террор и во внутренних областях Словении. Борьба немногочисленного словенского народа за свое существование, несомненно, вызвала симпатию у всех больших и малых народов, также ставших жертвами гит-
леровского насилия. Поскольку в основном это были славяне, естественно, что между ними укреплялись чувства славянской солидарности. Героическая борьба советского народа против фашизма и идеологическая пропаганда, которую проводили коммунисты, способствовали возрождению славянофильства среди словенцев.
Какой путь выбрать в послевоенный период: самостоятельность Словении или новое объединение с Югославией?
Для словенцев этот вопрос оставался в той или иной степени теоретическим, поскольку всем трезвомыслящим людям в то время было ясно, что обретение хотя бы относительно объединенной Словении возможно лишь при условии, если за ее спиной будет стоять мощная армия всей Югославии.
Тито как верховный главнокомандующий всех партизанских объединений на территории бывшей Югославии немало внимания уделял тем задачам, которые имели решающее значение для словенского народа. Партизаны Словении при поддержке отрядов из других районов Югославии к концу войны держали под своим контролем Южную Каринтию, т. е. ту часть всего этого края, где автохтонно проживает словенское меньшинство.
Югославская армия Тито в мае 1945 г. освободила Триест и его окрестности от фашизма и в течение некоторого времени сохраняла этот ключевой город в своих руках.
Однако словенцы вскоре вновь ощутили на себе воздействие глобальных стратегических интересов великих держав. Хотя в конце войны еще преобладало согласие между сталинским Советским Союзом и англо-американскими союзниками, Москва не была готова рисковать отношениями с Западом ради решения судьбы немногочисленного славянского народа.
Под давлением западных союзников югославская армия была вынуждена вывести войска из Триеста; спорная пограничная территория получила статус подконтрольной силам союзников свободной зоны Триеста (СТО). В 1954 г. Тито после серьезного кризиса договорился с западными союзниками и с Италией лишь о том, чтобы зона В — восточное побережье от Триеста до северной Истрии — отошла к Югославии, сам же приморский город Триест с окрестностями — к Италии.
В связи с тем, что Триест всегда развивался прежде всего на базе венского и международного капитала как важное для всей Австро-Венгрии окно в мир, словенцев систематически оттес-
няли с ключевых позиций. Итальянская ирредента столь же систематически переселяла сюда своих граждан. Таким образом, уже в XIX в. Триест стал явно многонациональным городом, а в его окрестностях проживало чисто славянское население.
После создания новой Югославии, в состав которой вошла Словения, вне ее границ оказалось немалое число словенцев. По официальным оценкам, сразу после "бойны в районе Триеста и в Горице (в настоящее время — в Италии) проживало около ста тысяч словенцев. С другой стороны, граница между Югославией и Австрией сохранилась неизменной, и в Австрии оставалось несколько десятков тысяч словенцев. И наконец, что вообще мало известно, в Венгрии по-прежнему проживало около десяти тысяч словенцев.
Послевоенная Словения, в свою очередь, получила по несколько тысяч новых жителей итальянской и венгерской национальности.
Какими бы болезненными ни оказались итоги Второй мировой войны и для словенцев, однако бесспорно, что именно тогда, впервые в своей истории, словенский народ ощутил себя объединенным в одном государстве.
В политическом отношении тоталитарная власть коммунистической партии стала причиной того, что в первое послевоенное десятилетие границы с Италией и Австрией создавали сложности для нормального общения между словенцами в Словении и представителями словенских меньшинств в обоих соседних государствах. Когда Белград именно под давлением Словении в 1960 годы открыл государственные границы, выявилась общность культурной жизни между словенцами на исторической родине и за ее пределами.
Несмотря на то, что однопартийная система, обеспечивающая господство КПЮ, сделала почти все конституционные права отдельных республик как носительниц суверенности чисто формальными, Словения, тем не менее, — впервые в своей истории — получила все внешние атрибуты государственности: республика имела свой герб, государственный трехцветный флаг (следует отметить, что в середине XIX в. «младословенцы» избрали образцом для себя российский трехцветный флаг!), а также гимн.
В период существования федерации во всех ведущих государственных институтах власти словенцы имели своих представителей.
После освобождения Словения вынуждена была передать Белграду всю власть над армией и еще долго подвергать сербо-хорватизации своих юношей, которые во время прохождения военной службы должны были говорить только по-сербски.
Наряду с этим союзная администрация в первые 20 лет после освобождения использовала в качестве официального сербско-хорватский язык. Только в результате внесения поправок к Конституции в 1963 г. формально разрешалось использовать в официальных названиях и документах также другие языки народов СФРЮ, однако сопротивление Белграда (высшей бюрократии, чьи посты находились преимущественно в сербских руках) затрудняло любые попытки обеспечить хотя бы символическую значимость языкам других народов.
Несомненно, особое значение имеет и сфера хозяйственного развития. Словения (наряду с Хорватией) была наиболее развитой, по сравнению с другими, республикой и по разным показателям должна была также вносить наибольший вклад в бюджет и в общий фонд для развития отсталых областей Югославии (Косово, Македонии, отчасти Черногории и Боснии и Герцеговины). Весьма успешным оказался выход Словении на международный рынок. Но валютные поступления она вынуждена была отправлять в центральное валютное казначейство в Белград. В Словении нарастало недовольство такой бесконтрольной централизацией.
Открытые границы прежде всего позволили словенцам жить в тесном контакте с Западной Европой. Постепенно они стали сравнивать себя с Австрией и Италией. По мере роста самосознания, словенские лидеры выдвигали цели достижения такого же уровня жизни и форм хозяйствования, как у соседей на севере и западе.
Важное значение имели реформы экономической системы Югославии. Среди их разработчиков и проводников в жизнь было немало словенских политиков, которых Тито пригласил в Белград (Борис Кидрич, Борис Крайгер), однако им пришлось столкнуться с открытым противостоянием той части хозяйственной структуры, которая существовала за счет военных или других государственных заказов. Между тем, в то время, когда словенские экономисты уже в конце 1960-х годов тяготели к рыночным механизмам хозяйствования, специалисты южных регионов продолжали придерживаться преимущественно административных методов управления. Раскол в понимании дальнейшего пути развития особенно углубился во второй половине
1970-х годов, когда долги СФРЮ иностранным государствам достигли опасного предела. Дело в том, что словенские политики и экономисты сознавали, что большая часть бремени этих долгов упадет на Словению, при этом они не смогут получить дополнительной части из валютных кредитов для своих нужд.
Одной из наиболее консервативных сил, которая уже давно накаляла отношения между югославскими народами, была Югославская народная армия (ЮНА). Ощущая личное покровительство Тито, генералы почувствовали свое всемогущество и в большинстве случаев не соблюдали конституционных норм. С одной стороны, армия никогда не имела достаточных бюджетных средств, а с другой — она взяла на себя роль наднационального югославского арбитра и ассимилятора. В действительности же шел процесс сербизации.
Когда Тито в начале 70-х годов почувствовал, что напряженность в межнациональных отношениях может привести к вооруженному конфликту, если позволить разгореться спорам между представителями национально-республиканских элит, он еще более жестко сделал ставку на сильную армию. После смерти Тито в 1980 г. армия под девизом «После Тито — Тито» провозгласила сохранение прежней политики.
Консервативные и тяготеющие к унитаризму силы в Сербии поняли это как призыв к преодолению «ошибок», которые были вызваны принятием Конституции 1974 г., утвердившей новый статус двум автономиям (Воеводине и Косово) в качестве непосредственных субъектов югославской федерации, а затем в соответствии с рекомендациями весьма агрессивного Меморандума Сербской академии наук и после известного переворота в республиканском руководстве провозгласили программу «обновления Великой Сербии». Фактически в этой республике уже в 1988 г. случилось нечто подобное тому, что могло бы произойти в результате победы гекачепистов в Москве; в Белграде ГКЧП действительно победил. Лозунг этой политики был следующим: всеми возможными средствами (т. е. также с помощью сильной армии) гарантировать существование Югославии, а в ней — доминирование Сербии.
Вскоре после смерти Тито начались выступления албанцев в Косово, и сербское политическое руководство вынудило все югославские республики и соответственно все федеральные органы участвовать в репрессивных действиях против бунтарей, которых просто провозгласило сепаратистами.
Демократические круги в Словении оказались первыми из тех, кто открыто выступил против подобной репрессивной политики сербского руководства, и потребовали демократизации отношений между народами и народностями СФРЮ.
Из Белграда в республики продолжали поступать новые указания, требующие централизации власти. И не только в хозяйственно-финансовой сфере, но даже в сфере образования (когда хотели утвердить единый учебник истории и т. п.).
Все глубже, по сравнению с периодом после' смерти Тито, Югославия погружалась во внутренний кризис (гиперинфляция, уменьшение производства товаров народного потребления, частичное ограничение заграничных поездок), все более усиливался в Словении отпор административным и централистским методам распределения средств и выплаты иностранного долга.
Именно Словения первой в мире социализма легализовала политический орган республиканской оппозиции («Новый журнал» — «Nova revija»). Из Любляны поступали предложения о ряде мер в целях демократизации отношений между республиками и народами СФРЮ. Поскольку новое политическое руководство Сербии (в лице С. Милошевича), благодаря аннулированию автономий, получило большинство в союзном президиуме СФРЮ и таким образом блокировало любые реформаторские попытки, среди словенцев ширилось требование введения ассимметричной федерации. Именно когда сербское руководство аннулировало гарантированный статус автономий, оно впервые нарушило положения Конституции СФРЮ 1974 г. Тем самым Белград дал понять, что стремится превратить все государство в «Сербославию».
Словения же предлагала, чтобы в Югославии уважались исторические и другие традиции и обеспечивалась бы возможность для народов устанавливать более широкие связи с европейскими соседями.
Особым психологическим и политическим фактором, также разлагающе воздействовавшим на внутреннее положение в Югославии, было ускорение процессов интеграции в Европе. Словенцы поддерживали непосредственные контакты с Италией, членом Европейского Союза, имели также множество связей с Германией.
Чем больше консервативные силы в Белграде тормозили хозяйственные реформы и процессы политической демократизации, тем яснее словенцы осознавали опасность того, что для
них Европа окажется закрытой. И все более открыто словенские демократические' круги выступали с требованием самоидентификации Словении для интегрирования в Европу. «В Брюссель — но не через Белград!» или «Европа сейчас!» были словенскими лозунгами конца 80-х годов. Консервативные круги в Сербии рассматривали подобные настроения как неблагодарность по отношению к общему центру и обвиняли словенцев в сепаратизме. Сербские публицисты твердили, что словенцы «использовали» свой национальный суверенитет, с тем чтобы при объединении в федерацию перенести в нее свой государственный суверенитет.
Между тем, пала Берлинская стена. В Восточной Европе по очереди рушились закостенелые коммунистические режимы, а на авансцену выходили до тех пор противостоящие им демократические силы. Словенская политическая оппозиция также создавала свои партии.
Однако следует отметить, что национальную оппозицию белградскому централизму и политическому тоталитаризму сначала возглавляла только одна словенская партия с тогдашним ее руководителем Миланом Кучаном (за его дальновидную политику словенцы и по сей день выражают ему доверие как президенту государства). Делегация Союза коммунистов Словении (СКС) в январе 1990 г. покинула XIV конгресс Союза коммунистов Югославии (СКЮ) в Белграде, когда стало известно, что сербская часть югославской партии блокировала проведение дискуссии о демократических преобразованиях как в партии, так и в федерации. Тем самым СКС под руководством М. Куча-на разорвал связи с СКЮ и встал на путь социал-демократии.
Чем реалыГее становилась угроза распада СФРЮ, тем большее давление оказывали на «сепаратистов» ведущие политики как с Запада, так и с Востока.
Западные политики предупреждали, используя в качестве аргумента прецедент с распадом СССР, который мог вызвать термоядерное столкновение между бывшими союзными республиками. Словенцев обвиняли чуть ли не'в том, что они станут виновниками новой мировой войны.
Весной 1990 г. в Словении прошли первые многопартийные выборы; за ней последовала Хорватия. На волне антикоммунизма к власти действительно пришли новые политические силы, хотя многие ведущие деятели прежнего руководства сохранили свои позиции, поскольку в переломный момент поняли и выступили в
защиту интересов словенского народа. Именно этим людям Словения должна быть благодарна за то, что смогла осуществить мягкий, лишенный особого драматизма переворот.
На референдуме в декабре 1990 г. словенцы проголосовали за самостоятельный путь, хотя еще оставляли открытыми двери для соглашений с остальными республиками о преобразовании СФРЮ в союз на основе конфедерации. Сербское руководство продолжало отклонять любые разговоры о таких переменах, утверждая, что все сербы должны жить и далее в одном государстве.
Когда уже не оставалось никакой возможности рассчитывать на согласие Белграда, словенский парламент принял решение о провозглашении независимости Республики Словении (25 июня 1991 г.), при этом за всеми жителями Словении несловенской национальности, которые в то время постоянно проживали здесь, признавался статус полноправных граждан. Таким образом, Словении почти удалось избежать серьезных проблем с «второсортными» жителями или негражданами.
Правительство и руководство армии в Белграде сразу же приняли решение о вооруженном вмешательстве в Словению, объясняя это тем, что стремятся восстановить конституционный порядок на границах СФРЮ (Словения имела внешние границы СФРЮ с Италией, Австрией и частично с Венгрией).
Поскольку среди словенцев, т. е. граждан Республики Словении (РС) господствовало практически полное единство в приверженности пути самостоятельного развития, быстро начало шириться общенародное вооруженное сопротивление против ЮНА. Подавляющее большинство словенских офицеров из ЮНА перешло на сторону словенской армии. Точно так же свою солидарность с новой демократической властью выразили почти все словенцы, которые работали в союзных органах в Белграде, а также в консульско-дипломатических службах СФРЮ за рубежом.
Республика Словения является международно признанным государством, членом ряда международных организаций и имеет дипломатические отношения со всеми европейскими и большинством других государств — хотя все еще не решен в международно-правовом порядке вопрос наследства бывшей СФРЮ.
Сербское руководство продолжает отстаивать тезис о том, что якобы Сербия единственная имела государственность до
образования Югославии и поэтому по сути другие народы включались в состав Сербии, а не объединялись как носители собственной суверенности. Исторические же факты свидетельствуют прежде всего о другом: никогда бы на Балканах не появилась Югославия, если бы словенцы и хорваты не решились на добровольное объединение с сербами. Только в результате этого объединения вообще возник геополитический термин Югославия. Без словенцев и хорватов фактически не было бы и также в будущем не могло быть никакого государства под названием Югославия.
Это доказывает, что спор о едином правовом наследстве Белграда (Сербии и Черногории) в отношении бывшей СФРЮ, может обернуться своей обратной стороной. К сожалению, реальность такова, что Белград сохраняет за собой все имущество бывшего общего государства (перед распадом оно располагало около 6 млрд. долларов США в виде совокупных валютных резервов; консульско-дипломатические представительства в разных странах мира существовали на средства союзного бюджета; точно так же словенцы в значительной мере своими деньгами оплачивали оружие для ЮНА, которое обернулось против них во время нападения...).
Словения, действительно, понесла огромные потери как вследствие самого распада общего югославского рынка, так и в результате вооруженного нападения на нее, однако ей удалось избежать балканской войны, которая разгорелась позже. В ходе мирного развития РС преодолела трудности и в настоящее время стоит в ряду развитых среднеевропейских государств, которые готовы к полной интеграции с демократической Европой.
Из-за кровавой бойни, в которую вовлеклись бывшие славянские братья бывшей общей югославской державы, в словенском национальном самосознании окреп среднеевропейский и уменьшился славянский компонент. Во всяком случае, словенцев больше не волнует мысль о каком-либо политическом объединении с бывшими южнославянскими партнерами. «Нет, спасибо, если мы будем снова объединяться, то как равноправные члены объединенной Европы», — приблизительно так звучит словенский ответ на некоторые амбициозные предложения об обновлении югославского союза.
Перевели
Н. Н. Старикова, Т. И. Чепелевская
