CC BY
104соприкосновения того или иного продукта с индустрией туризма и сформировать такой рекламный текст, в котором будет проявляться концепт «путешествие».
Список литературы
1. Гончарова Л.М. Концепт «путешествие» и его межкультурная представленность в рекламной коммуникации сферы туризма. // Современная коммуникативистика, 2012. № 2. С. 58-64.
2. Журнал «Аэрофлот», 2016. Декабрь.
3. Журнал S7, 2017. Июль.
4. Журнал «Уютное небо», 2017. Январь.
СИБИРСКИЙ ТЕКСТ В РОМАНЕ ДИНЫ РУБИНОЙ «СИНДРОМ
ПЕТРУШКИ» Иванова А.Н.
Иванова Александра Николаевна — магистрант, филологический факультет, Северо-Восточный федеральный университет, г. Якутск
Аннотация: в статье анализируется образ острова Сахалин в романе Дины Рубиной «Синдром Петрушки». Рассматривается реализация основных тем сибирского текста. Исследованы художественные приемы, использованные автором.
Ключевые слова: сибирский текст, мифологема, роман, Дина Рубина, Сахалин.
УДК 82.091
В современном литературоведении одним из актуальных направлений является изучение локальных текстов. Началось это направление с исследования городского (Петербургского) текста, а в настоящее время активно изучаются региональные сверхтексты, отличающиеся от культурно-семиотического пространства города. Эти отличия определяются географическими, историческими, этнографическими, культурными и иными особенностями региона [5, с. 6].
Пространство Сибири, уникальные особенности которого - периферийность, удаленность от центра, крайне суровый климат, социальные сложности, малолюдность, ссылка, каторга, - обросло мифами и породило «сибирский текст» [3, с. 3].
Ядро мифопоэтического пространства Севера описал еще М.В. Ломоносов: "Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном".
Оно дополняется иными смыслами: «край земли», «край света», место гибели, страданий, ссылки, каторги, мучений и гибели. И характеризуется дилеммой «жизнь - смерть». Общим в сибирском тексте является мотив смерти. В жизни на Севере видится смерть (вспомним «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского).
Образ далекого острова на Крайнем Севере занимает важное место в романе Дины Рубиной «Синдром Петрушки». На Сахалине родился главный герой Петр Уксусов. Там происходит процесс становления личности, ведь семья и дом являются первым жизненным пространством, который осваивает ребенок.
В романе основная тема - двойничества. Д. Рубина умело использует основную мифологему сибирского текста, «лиминального» перехода, во время которого субъект получает черты двойственности, поскольку не находится ни здесь, ни там. Лиминальной фазой переходного обряда инициации является символическая смерть посвящаемого, посещение страны мертвых В.И. Тюпа охарактеризовал комплекс сибирских мифологем как трансформацию архетипов инициационной обрядности [11, с. 27]. Сибирь - зачастую это каторга, ссылка, реальная либо символическая смерть, которая становится условием духовного возрождения героя.
Актуализация топоса страны мертвых происходит за счет складывающего ее комплекса образов и мотивов ада, острова, воды, дороги, зимы, ночи, ветра, антидома: «Я нигде не видал столько снега. Он набрасывается и пожирает все на своем пути: скамейки, столбы, подворотни, заборы и крыши, переметает дома и идущие на север составы. Он валит, валит огромными, сбитыми, слепленными воедино кулаками - никаких не снежинок, тут не место привычной зимней идиллии; это похоже на паническое бегство потустороннего войска, на разрушение, на распад самого мира. Он разваливается на куски, этот мир - его небо, его вещественная суть; распадается омертвевшая, оледеневшая гнилая плоть и, подхваченная ураганом, уносится прочь в хаос Вселенной...».
Среди других составляющих мифологем Сибири в тексте «Синдрома Петрушки» Дины Рубиной можно выделить следующие: отчужденность, одиночество, неволя, бездна, пучина, изгнанничество, изоляция, антидом.
Для поэтики гиблого места пейзажно-климатические характеристики выполняли важную роль: их использование в тексте автором не сводится к простому описанию места - они функционально нагружены: через такие повторяющиеся негативные климатические доминанты, как холод, снег, метель, пурга, ветер, передается идея страдания, заточения, изоляции. «В метельной сахалинской неволе». «Я заперт, Борька. Я в плену у метели... Вторые сутки на острове дикая свистопляска обезумевшей снежной стихии».
Лингвистические средства, использованные Д.И. Рубиной в сахалинском тексте, - это лексемы, номинирующие север, а также метафоры и сравнения, их характеризующие.
Используется прием олицетворения снега и других северных природных явлений посредством глагольных предикатов: набрасывается, пожирает, валит, раздирает.
При этом характерно, что Петр Уксусов в редкие радостные минуты вспоминает свою малую родину и с другой стороны: «На дальних холмах разлилось кисельное опаловое озеро, в беспокойном движении которого то обнажался каскад черепичных крыш, то, бликуя окнами, выныривала кукольно-белая группка домов на хвойном темени горы, то разверзалась меж двух туманных склонов извилисто-синяя рана глубокой долины, торопливо затягиваясь таким же длинным жемчужным облаком. Как обычно, это напомнило ему сахалинские сопки, в окружении которых притулился на берегу Татарского пролива его родной городок Томари, Томариора по-японски».
В данном моменте также проявляется мотив двойственности - главный герой родился в городе, имеющем два - японское и русское - названия.
Именно отсюда началось когда-то завладение Сахалина Российской империей. Здесь, в главном пункте острова Томари - Анива 22 сентября 1853 года по повелению императора Николая I был поставлен Российский военный пост и назначен правитель острова, находящийся в политическом отношении под начальством генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева [7, с.1].
В истории Сахалина и города Томариору много драматических моментов двойственности: с 1905 года - почти полвека японской оккупации, потом период двоевластия и советский период.
В Сахалинском эпизоде романа Д. Рубиной сильны Чеховские традиции. В целом, творчество А.П. Чехова значимо для Д.И. Рубиной: «И я доставала томик, а там были письма Чехова. На этих письмах я выросла как личность, даже не как писатель. Сначала были веселые письма - к Лике Мизиновой, к брату Александру, к Левитану, которого он называл Левиафаном, разные забавные случаи вспоминал. Это все было смешно читать. Но потом вдруг я прочитала письмо Лаврову, письмо-отповедь перед отъездом на Сахалин. Это было письмо человека, который вполне мог и не вернуться. Он так и писал: «Я пишу вам, потому что не знаю - вернусь ли я» [2, с. 2].
Острова Сахалин и Сибирь в целом для А.П. Чехова - очищающее сакральное пространство, «страна мертвых», что определяется и личным опытом писателя и сложившейся литературной традицией. В Сибирь, на Сахалин, на самый край земли - и при этом человек движется к своему центру, к себе самому. Мотив богооставленности - богоугодности ярко прослеживается в творчестве писателя, который считал, что Сахалин должен быть местом поклонения.
В своем романе Д.И. Рубина продолжает традиции А.П. Чехова: холод, снег, ветер, ночь являются показателями необжитости, маргинальности пространства Сахалина в особенности и одиночества, отчужденности, оставленности и бездомности жителей.
Во время написания романа «Синдрома Петрушки» Д.И. Рубина ездила во Львов, в Прагу, изучала энциклопедии и другие материалы, посвященные кукольным театрам. На Сахалине писателю не удалось побывать, поэтому информацию она собирала из различных источников. Среди прочего, автор состояла в длительной переписке с жителем острова [1, с. 2].
Узнаваемыми являются улицы, здания, сооружения, памятники. «.бумажный комбинат, построенный еще японцами, был ядром, вокруг которого роился городок. Томари - тысяч восемь населения, две школы, больница, пирс, горнолыжная трасса и небольшой лиственничный парк с искусственным озером».
Используются топонимы: названия населенных пунктов (Южно-Сахалинск, Томари, Томариора, сахалинские сопки, Татарский пролив и др.).
Пространственные образы составляют дуальные пары. Ландшафтные особенности более всего представлены морем и сушей.
Климатические характеристики выражаются через понятия: снег, ветер, буря, пурга: «А приходилось тебе видеть грозу в метель? Косое лезвие молнии, что раздирает пелену мятущегося снегопада?... Вначале кажется, что это просто короткое замыкание, тем более что в такие часы отключается электричество».
Для северного пейзажа характерны: зима, ночь, холод, лес, безграничность, пустота, скука, печаль, болезнь, сон. В основном описывается зима, снег, и короткое, но яркое лето.
В тексте исследуемого романа встречается одно упоминание о сахалинском лете, о ярком цветении: «В памяти мальчика остались оранжевые в травяном ковре вдоль берега всполохи «саранок» - местных приморских лилий.».
Характеристики света представлены словами: тусклые; темные; всполохи; кинжальный блеск; тлеет; тьма. К примеру: «Я и сейчас сижу с зажженной свечой, в призрачной от снега за окном темной кухне, что скользит в толще слепой метели, как подводная лодка - в какой-нибудь Марракотовой бездне; на столе - книга, и голубые молнии вспыхивают на ее невозмутимых страницах».
Цвета - тусклые, темные, белесый, перламутровый, голубой, багровый.
В описании архитектуры в романе Д. Рубиной характерны противопоставления: «японский Томариору - советский Томари». Советская застройка Сахалина ограничена, однообразна - типовые панельные дома, «малогабаритка в одной из пятиэтажек». При этом с японских времен на острове осталось много красивых, гармоничных северной природе сооружений, типа «старинного, возведенного еще японцами моста. Хмурые и мордатые, широкогрудые гранитные львы сторожили подножия четырех его колонн». Автор прямо подчеркивает эту разницу: «И само здание Дома творчества тоже было японским, столь непохожим на коробки советских построек: деревянное, со сводчатым потолком и арочными окнами второго этажа».
Выявлен мотив оппозиции реальности духовным устремлениям героя. «На территории комбината, между прочим, были и бассейн, и комнаты отдыха, и даже бильярд». Среди учреждений культуры -Дом детского творчества, где работает не реализовавшийся талантливый художник, грустная и несчастная Катя, мать героя. Можно сказать, что Д. Рубина продолжает традицию А.П. Чехова, создавшего трагический образ сахалинской подневольной женщины, ссыльной, каторжанки.
Мир мальчика, склонного к аутизму, сжимается еще и рамками провинциального мирка. Эта ограниченность приводит к тому, что герой переходит некую границу и углубляется в кукольное Зазеркалье. Ребенок вынужден выстраивать собственное, индивидуальное внутреннее пространство, которое оказывается полностью захваченным кукольным театром.
В романе представлен традиционный для сибирского текста мотив изгнанничества и наказания. Семья Уксусовых оказалась на Севере по вине отца: «.так же нелепо, как из благодатного Львова попал на Сахалин, - через драку». Также он там теряет руку: «А дальше по извечным полозьям беды покатилось: сложная операция в Хабаровске, высокая ампутация, комиссование, и - финита, как сам он любил повторять, Кончита... ».
«Мифологема пути» также присутствует в произведении. Образ дороги многослоен и весьма символичен. Перемещения героя, еще мальчика, навстречу своей кукольной жизни происходят с элементом нереальности, на старом поезде, по железной дороге, оставшимся от японцев.
Она дополнена традиционной для сибирского текста мифологемой изоляции, антидома. Д.И. Рубина развивает также тему разделения, потерянного дома, которым является «благословенный Львов»: «Закрыт аэропорт, Сахалин отрезан от материка и замер, погребенный под мегатоннами снега. Вчера вечером заметало так, что освещенные окна дома напротив тлели слабыми светляками.». «До середины девяностых годов посадочная полоса Южно-Сахалинского аэропорта не была приспособлена для приема больших реактивных самолетов. До Хабаровска летали два Ил-18, оттуда - с дозаправкой в Новосибирске или Красноярске - добирались до Москвы. А там - лети куда хочешь. Хоть и во Львов. Возвращение после летних отпусков в конце августа было мучительным: в случае непогоды пассажиры застревали в Хабаровске на несколько суток; ночевали в аэропорту, вповалку на чемоданах и узлах. ».
Одним из инструментов воплощения автором смысла произведения является использование в художественном тексте принципов текстов, принадлежащих другим видам искусства. Это и литературно-музыкальная, и литературно-живописная интермедиальность. В Сахалинском эпизоде используются образы, мотивы живописи и музыки: "Конец света я всегда представлял себе в грозном обличье здешней вьюги. Суровый сахалинский Босх дирижировал моими детскими снами, в которых я мучительно пытался преодолеть этот вой, этот вихрь, смертельную воронку белой всасывающей пасти».
Среди персонажей сахалинского эпизода романа можно выделить главных: отец, мать, сахалинский учитель-кукольник, Казимир Матвеевич. С образом Казимира Матвеевича, кукольника, «чей нюх натаскан на тусклый чарующий запах инобытия», следопыта «в пожизненной экспедиции, в вечных поисках прорехи в нездешний мир» [9: 113], связан мотив инициации. Он выступает в роли проводника в другую, загадочную, реальность - кукольный мир, соединяющий божественное и дьявольское. Двойственный образ куклы связывает разные планы авторского повествования в романе «Синдром Петрушки». Игрушка, мир детства - и неживой двойник, изображающий человека. Кукла является образом заколдованной души человека, его двойником.
70
Ю.В. Несынова, отмечая интермедиальную аллюзию на имя и отчество Казимира Малевича, создателя знаменитого «Черного квадрата», и литературную аллюзию на «Лесного царя» В.А. Жуковского, указывает: «Таким «черным квадратом» становится в романе мир кукол, сопоставимый благодаря аллюзии на известную балладу Жуковского с царством мертвых, в который унес Петра «Лесной Царь» (так мать перед смертью называет Казимира Матвеевича, жалея, что позволила ему увлечь Петра кукольным театром)» [6, с. 3].
Второстепенных персонажей Д. Рубина создает, продолжая чеховские традиции: «Еще запомнился осужденный за убийство Серега: мужичок лет сорока, с детским неподвижным лицом, пригвожденным ножевым ранением в шею к кряжистому, очень мужскому и грозному телу, который учил отца, как быстро засаливать огромную кету, а вечером у костра рассказывал, как после отсидки шел зимой до рыбного стана километров тридцать по безлюдному берегу моря - без денег, без крошки съестного, с одним ножом за голенищем валенка».
Каторжане, писал А.П. Чехов, тоскуют по родине: « Прежде всего ссыльного гонит из Сахалина его страстная любовь к родине. Послушать каторжных, то какое счастье, какая радость жить у себя на родине! О Сахалине, о здешней земле, людях, деревьях, о климате говорят с презрительным смехом, отвращением и досадой, а в России всё прекрасно и упоительно. Пошли, боже, нужду, болезни, слепоту, немоту и срам от людей, но только приведи помереть дома» [11, с. 344]. Сахалинские персонажи, влияющие на становление Петра Уксусова - львовяне. Они тоже страдают ностальгией и передали эту болезнь мальчику[4, с. 14].
Земля в «северном тексте» обычно дуальна. Родной северный край вдохновил Петра на создание прекрасной куклы: «Так он назвал одну из лучших своих тростевых кукол - Томариора: нежное бледное лицо, плавный жест, слишком длинные по отношению к маске, тонкие пальцы и фантастическая подвижность узких черных глаз - за счет игры света при скупых поворотах головы. Розовый дым лепестков облетающей сакуры; изящество и завершенность пластической мысли.».
В то же время, герой мечтал о другой, не виданной им, иллюзорной пра-родине: «Город Львов в Петином воображении - от маминых рассказов, а главное, от милых рисунков пером в ее зашорканном блокнотике - всегда возникал в густой узорчатой гриве не сахалинских, а других, пышнокронных деревьев, в кружении куполов, колоколен, балкончиков с коваными решетками, каменных львов с пожилыми пропитыми лицами, что сидят на задних лапах, передними обхватив щиты гербов. Там тренькающие трамваи плавно огибали статуи на цветочных клумбах. там с круглой высокой колонны слетал к бронзовому Мицкевичу пернатый вестник небес. ».
И, оказавшись во Львове, «... Мальчик был очарован, покорён, счастлив: наконец-то он оказался там, где и должно жить людям. Таким и должен быть настоящий кукольный город». Д. Рубина изображает контраст пространства Сахалина свободное, природное: «. из которых открывалась широкая дуга бухты, корабли у пирса и облака, что без конца стремились стечь за ширму горизонта». Во Львовском тексте пространство, усложняется, наполняется красотой, теплом: «.лики и фигуры — эти куклы — были тут везде: на фасадах домов, над брамами и окнами, в основании круглых, как
бокал, узорных балкончиков, в нишах, на портиках......Театр вырвался на улицу и правил бал».
Традиционные паттерны львовского текста - деревья; город - дом; Сад; уют; кофе; карнавал; праздник; красивые женщины.
Таким образом, в романе Дины Рубиной «Синдром Петрушки», мастерски развита тема двойничества, Помимо традиционной дилеммы сибирского текста «жизнь - смерть» присутствуют и другие мотивы. Представлен ряд оппозиций: человек - кукла; родина - изгнание; свобода - изоляция и др., а также продолжены традиции «Сахалинских мотивов» А.П. Чехова.
Список литературы
1 Альперина С. Писатель Дина Рубина о парадоксах жизни и творчества // Российская газета. [Электронный ресурс]. № 5344 (265). Режим доступа: https://rg.rU/2010/11/24/гиЬта-ро1п.Мт1/ (дата обращения: 10.04.2018).
2 Велехов Л. Дина Рубина: «Эмиграция это очень тяжело. Это твои кишки на асфальте». [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.svoboda.org/a727444730.htm1/ (дата обращения: 19.04.2018).
3 Галимова Е.Ш. Северный текст в системе локальных (городских и региональных) сверхтекстов русской литературы. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://narfu.ru/ifmk/cen_1ab/ntext/fi1es/ga1imova.pdf/ (дата обращения: 08.04.2018).
4 Зиятдинова Д.Д. Художественная репрезентация национального мифа в творчестве Д. Рубиной 1990-2010-х гг.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Казань, 2015. С. 14-13.
5 Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. НГПУ, 2003. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.kniga.websib.ru/ text.htm/ (дата обращения: 19.04.2018).
6 Несынова Ю.В. Мотив кукольности в романе Д. Рубиной «Синдром Петрушки») // [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://cyberleninka.ru/artide/nmotiv-kukolnosti-v-romane-d-rubinoy-sindrom-petrushki/ (дата обращения: 11.04.2018).
7 Пономарев С.А. Остров Сахалин как Российская административная единица в 19-20 веках // [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://blogs.citysakh.ru/users/ponomarev?postid=25/ (дата обращения: 12.04.2018).
8 Проваторова О.Н. «Сахалинские мотивы в рассказе А.А. Чехова «Убийство» // https:// [Электронный ресурс]. Режим доступа: cyberlenmka.ru/article/n/sahalinskie-motivy-v-rasskaze-a-p-chehova-ubiystvo/ (дата обращения: 15.04.2018).
9 РубинаД.И. Синдром Петрушки. М.: ЭКСМО, 2010. 432 с.
10 Тюпа В.И. Мифологема Сибири: к вопросу о «сибирском тексте» русской литературы // Сибирский филологический журнал, 2002. № 1. 120 с.
11 ЧеховА.П. Полное собрание сочинений и писем. В 30 томах. Т. 14-15. М.: Наука, 1974-1983. 497 с.
FAMILY LANGUAGE POLICIES AND CHILDREN'S BILINGUALISM AND
MULTILINGUALISM Abduvohidov A.A.
Abduvohidov Abbosbek Abduvohidovich - Student, FACULTY FOREIGN LANGUAGES, ANDIJAN STATE UNIVERSITY NAMED AFTER Z.M. BABUR, ANDIJAN, REPUBLIC OF UZBEKISTAN
Abstract: this article mentions that bilingualism and multilingualism originate from the family. It also
discusses parents' views and world outlook as their children's interest in language learning.
Keywords: multilingualism, bilingualism, language, implicit strategies, explicit strategies, children, parents.
Research on bilingualism and multilingualism in families has provided a wealth of information on parents' perspectives, using interviews and questionnaires to investigate parents' language planning decisions and their conceptions of how to promote children's bilingual development [1], [2] thus connecting parental decision-making with wider societal and political policies and ideologies. Lately, several studies have highlighted parents' views on bilingualism from emotional and cognitive perspectives and the impact of these perspectives on parents' decision-making [3]. Relatively little work, however, has been devoted to looking at the ways in which parents' and children's goals and beliefs regarding language are realized as concrete efforts to shape language use and learning outcomes [4]. Studies focusing on how bilingualism and multilingual families' language strategies shape young (1- to 3-year-old) children's bilingual development have highlighted the importance of social interactional context [5] and the quantity and quality of exposure to the heritage language [6]. For instance, in the one-parent, one-language approach, the extent to which parents attempt to promote their own language through their conversational style, that is to say, explicit or implicit interactional constraining strategies aimed at the child's use of another language, is significant in creating a so-called monolingual versus bilingual interactional context for parent-child conversations. "Implicit strategies," such as parents' repetitions and recasts of the child's utterance into parental language, are considered ambiguous, and they do not constrain the child's language choice (i.e., children do not interpret that their language choice is deemed inappropriate) . "Explicit strategies" used with young children involve requests for translation and clarification, and parents' "feigned lack of comprehension". It is by following explicit strategies, which unambiguously index the inappropriateness of the child's language choice, that children are more likely to use the parental language . However, studies have reported that parents may need to engage in 'insisting' in order to achieve the child's compliance with the requested language choice. Moreover, by constraining the child's language choice, parents can hinder the flow of conversation.
Ethnographically informed studies show that parents may have difficulties in following through with their intentions to use the heritage language with their children on a daily basis [7]. While parents aim to apply particular language practices, they also have to juggle the complex task of both providing input in heritage languages and managing everyday tasks. The tensions that characterize bilingual parenting also involve a conflict between the parents' wishes to raise their children bilingually and their wishes to "form emotional attachments" and to accommodate their children's choices . Children's age is also an important factor in family bilingualism/language policies, though the relations between language management and children's age, that is to say, children's shifting communicative needs over time, are rarely conceptualized. Studies on
