CC BY
40
после смерти статуями и объектами поклонения. Эти сложные отношения между живым и мертвым отразились в мифологических образах и в искусстве. Каждый большой поэт обращается к этому универсальному наследию. В случае Пастернака, заключает Вяч. Иванов, особенно интересно это сочетание мифопоэтических архетипов с авангардными поэтическими приемами.
Т.Г. Юрченко
2019.02.027. Т.Н. КРАСАВЧЕНКО. БЫЛИ ЛИ ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ И СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ «ГИБРИДНЫМИ РУССКО-АМЕРИКАНСКИМИ ПИСАТЕЛЯМИ»? Рецензия на кн.: Бутени-на Е.М. «Чужое слово проступает...»: Рецепция русской классики в прозе США второй половины ХХ - начала XXI века. - М.: Флинта, 2018. - 266 с.
Ключевые слова: американская литература постмодернизма; «русский канон» в американской литературе; русская классика XIX в. ; В. Набоков; В. Аксенов; С. Довлатов; А. Синявский.
Тема воздействия русской классической литературы XIX в. на литературу западного модернизма уже давно является объектом исследования в литературоведении, зарубежном и отечественном (хотя и она еще недостаточно изучена). Тема же рецепции русской классики в американской литературе второй половины ХХ - начала ХХ1 в., т.е. в период пост- и даже постпостмодернизма, - это редкость. Книга доцента Дальневосточного федерального университета Евгении Михайловны Бутениной «"Чужое слово проступает.". Рецепция русской классики в прозе США второй половины ХХ -начала XXI века» свидетельствует о том, что хотя прошло уже более ста лет с тех пор, как русская литература произвела неизгладимое впечатление на Запад, этот сюжет отнюдь не исчерпал себя и «русское слово» присутствует в творчестве многих современных американских писателей разного калибра.
Е.М. Бутенина расширяет традиционное представление о «русском каноне» у американских литераторов. До сих пор при изучении феномена культурного трансфера в американской литературе речь шла в основном о русской классике XIX в. - Тургеневе, Достоевском, Толстом, Чехове, реже - Пушкине. Е.М. Бутенина убеждает в том, что этот круг расширяется, в него входят
B. Набоков, В. Аксенов, С. Довлатов, А. Синявский, художественную литературу дополняют эссеистика и литературоведение.
Книга построена логически четко. Во введении представлен теоретический фундамент, основанный на трудах о концепте классики (Ш. Сент-Бёв, Т.С. Элиот, Дж. Кутзее и др.), об идущем от Гердера и Гёте понятии «мировой литературы», о литературном взаимодействии (А.Н. Веселовский, М.М. Бахтин и др.), о кросс-культурном дискурсе (Ф. Ортис, В. Изер, А. Ассман, Д. Клиффорд,
C. Беркович и др.) и «кросс-культурной интертекстуальности» (Д. Фоккема), о рецептивной эстетике (Х.Р. Яусс) и теории культурного трансфера (М. Эспань, В. Земсков и др.), о литературном каноне (Г. Блум, Ч. Ньюмэн и др.), о феномене постмодернизма (Ф. Джеймисон, Л. Хатчен, Ж.-Ф. Лиотар и др.) и его разных этапах. В исследовании использованы междисциплинарные теоретические понятия - «медиация» (Л. Выготский, К. Леви-Строс), «гибридизация», а также термин «реакцентуация» как определение результата культурного трансфера.
В книге три главы. Е.М. Бутенина движется в своем исследовании «по восходящей». Поскольку она считает, что специфика вхождения русской классики в мейнстрим американской культуры в период постмодернизма во многом определялась процессом ее «медиации» в университетской педагогической среде и в русско-американской литературе, она начинает с анализа, скажем, «немагистральной», «локальной» ветви американской литературы - университетской прозы. Первая глава «Медиация русской классики в университетско-филологической прозе США» содержит анализ воздействия литературоведческих работ Владимира Набокова, Абрама Терца (А.Д. Синявского) и Виктора Шкловского на прозу (романы и эссе) современных американских писателей - преподавателей литературы - Джейн Смайли (лауреата самой престижной американской - Пулитцеровской премии, 1992), Франсин Проуз, Джона Краули, Элиф Батуман. Тут три подглавки «Набоков и "наследники": модусы взаимодействия», «Пушкинский текст Абрама Терца и транскультурный поэтический миф Джона Краули» и «Остраняющий метод Виктора Шкловского в университетско-филологической "дилогии" Элиф Батуман». Исследовательница, видимо, по аналогии с английской литературой, где уже довольно давно существует понятие «университетская проза», представлен-
ная, прежде всего, Дэвидом Лоджем и Малькольмом Брэдбери, вводит понятие «университетская американская проза». Во второй главе «Гибридизация героя и пространства в русско-американской прозе» - в центре исследования иммигрантская (или эмигрантская) проза. Здесь три подглавки: «Игровой интертекст Сергея Довлатова и Василия Аксёнова в оригинале и переводе», «"Маленький лишний человек" в русско-американской прозе» и «Петербургский нью-йоркский текст русско-американской прозы». Здесь особенно интересен анализ творчества русских писателей-эмигрантов четвертой волны - Гари Штейнгарта, Полины Саймонс, Лары Вапняр, Ирины Рейн, Ани Улинич и др.
И наконец, в третьей, казалось бы, наиболее традиционной по тематике и тем не менее наиболее впечатляющей главе - «Реак-центуация русского литературного канона в прозе США» Е.М. Бутенина исследует присутствие «эха» русской классики в литературе, в основном, американского мейнстрима. Здесь речь идет о Пушкине и этнокультурной доминанте в восприятии его американцами; об интерпретации «Евгения Онегина» в поэтическом романе США; о Гоголе и метаморфической доминанте его рецепции в США - в творчестве Филипа Рота, Тома К. Бойла, Гари Штейнгарта, об обретении новой идентичности под знаком Гоголя в иммигрантском романе; о Достоевском и исповедальной доминанте его американской рецепции (в частности, в творчестве Сэлинджера, Донны Тартт, Филипа Рота, Джона Ирвинга), о Толстом и гендерной доминанте, а также о его воздействии на «постпостмодернистский моральный реализм» США, о восприятии «Анны Карениной» как русско-американской женской «книги жизни» и, наконец, об эмпатической доминанте рецепции Чехова, а также о чеховском социально-этическом наследии в медицинской гумани-таристике.
В основе книги - представление Е.М. Бутениной о существовании единого мирового литературного пространства, а в его контексте единого англофонного мира - Великобритании и США, поэтому она постоянно ссылается на английскую литературу, английские переводы русской литературы, британские литературоведческие работы, порой даже не указывая на их происхождение. С одной стороны, это возможно - вроде бы один язык, произрастание американской культурной ветви от британского древа; вообще
в США и Британии существует много сторонников англофонного мира, а не Континента, как называют в Британии континентальную Европу, но всякий, кто бывал в этих странах, а тем более изучал их литературу, понимает, что Великобритания и США - две разные страны с принципиально разными культурами: по сути это две разные цивилизации, и тут не спасает даже общность языка, тем более что американский язык отличается от английского.
Некоторая зыбкость свойственна определению прозы Аксенова и Довлатова как «гибридной русско-американской литературы»; по словам Е.М. Бутениной, эти авторы «вплетали» русскую классику в свои тексты, но на самом деле русская классика была их органикой, «вплетали» в свое творчество они американскую традицию. Тут крайне важно и то, что жившие в США Довлатов (19781990) и Аксенов (1980-1991) писали на русском; Аксенов, что отмечено в книге, лишь однажды написал по-английски не имевший успеха роман «Желток яйца» (1989), а язык все-таки - это главное, он определяет структуру мышления. Многие знаменитые русские писатели - И. Тургенев, Д. Мережковский, З. Гиппиус, И. Бунин, Б.К. Зайцев, Г. Газданов и т.д. - долго жили во Франции, но писали по-русски и по всем параметрам были русскими писателями, несмотря на взаимодействие с французской литературной средой. Феномен сильного воздействия Диккенса на Достоевского, английской литературы (Теккерея, Джордж Элиот) - на Толстого не означает, что они «гибридные» русско-английские писатели; культурный трансфер предполагает качественный «сдвиг» при усвоении феноменов чужой традиции, преображение ее, а не гибридизацию. Воздействие на Аксенова и Довлатова американской прозы - Хемингуэя и др. не делает их «гибридными» русско-американскими писателями. Их увлечение американской литературой - Хемингуэем, Фолкнером, Фицджеральдом, Дос Пассосом, Стейнбеком, Сэлинджером, битниками было во многом вызвано особенностью советской жизни, ее закрытостью, запретностью, цензурированностью, порождавшей у молодых писателей «тоску по мировой культуре»; советский «хемингуизм» - особое явление в советской социокультурной жизни. Ныне Довлатов и Аксенов сами уже - русская классика. Более убедительно понятие «гибридизации» применено в книге к творчеству писателей четвертой волны русской эмиграции, учитывая то, что практически все они писали на американском анг-
лийском и в большей или меньшей степени вписались в американский социокультурный контекст.
2019.02.028. К.А. ЖУЛЬКОВА. КУКЛЫ И КУКЛОВОД В РОМАНЕ ДИНЫ РУБИНОЙ «СИНДРОМ ПЕТРУШКИ». (Обзор).
Ключевые слова: Д. Рубина; «Синдром Петрушки»; роман-метафора; кукла; «кукольник-творец»; двойничество.
«Синдром Петрушки» (2010) - финальное произведение трилогии «Люди воздуха», в которую также вошли «Почерк Леонардо» и «Белая голубка Кордовы», Дины Рубиной. В каждом романе трилогии художественное осмысление сущности дара, судьбы творца, его отношения к объекту творчества, к Богу как источнику дара происходит по принципу метафорической интерпретации.
Романы, составляющие трилогию, по словам самой писательницы, являются «развернутыми метафорами». Основываясь на этом определении, Ш.А. Мазанаев и А.М. Бабаева (Махачкала) рассматривают «Синдром Петрушки» как «роман-метафору».
В отличие от употребления и функционирования метафор в прозе (или поэзии), в жанре - метафора «применена... ко всему целому, слита со всем его емким и богатым содержанием»1. Данное обозначение специфики романа играет, по мнению исследователей, ключевую роль в процессе реализации творческого замысла Руби-ной. Писательскую попытку заглянуть за грань мастерства гениев, проникнуть в «двоящуюся реальность» авторы статьи соотносят с метафорическими моделями: «жизнь - театр», «театр - жизнь», «люди - куклы», «куклы-люди», «кукольник-творец», «творец-кукловод».
Главный герой романа Петр - кукольник, создавший особый мир со своими обитателями. Не случайно в романе дан целый «каталог» кукол: Фаюмочка, Скелетик, Биндюжник, Пипа Австралийская, Томариора и другие. Их портреты - детальное описание внешности - даются с указанием на «характер». Например, кукла Скелетик: «пугливым был, но очень кокетливым, даже жеманным»; Фаюмочка: «. подмигнул близко поставленными глазами, улыб-
1 Днепров В. Как спастись от потопа? // Лит. обозрение. - М., 1977. - № 10. -
С. 158.
