CC BY
37
роднит его последнее творение не только с творчеством Достоевского, но и с лучшими образцами мирового искусства XX в.
Своеобразие художественной системы Шмелёва, имеющей не только традиционные, но и новаторские черты, Л. Спиридонова усматривает, в частности, в постоянном усложнении и модификации повествовательных структур, в движении от простых описаний к сложным формам нарратива. Если в раннем творчестве писателя преобладает внешняя описательность, свойственная «физиологическому очерку», то в более поздние годы он воспринимает мир, философски осмысливая его и стремясь увидеть скрытое за обыденным. Природа становится не фоном действия, а частицей великого «оркестра жизни», руководимого Создателем. В произведениях Шмелёва органически сочетаются элементы сказа, поэтики русского фольклора, древнерусской религиозной словесности с приемами классической литературы романтизма, реализма, модернизма. Именно этот сложный синтез, заключает исследовательница, и создает новый тип поэтической эмоциональности, присущий только Шмелёву.
Т.Г. Петрова
2016.04.023. МЕЕРЗОН Я. ПОЭТИКА СОСЕДСТВА В ЭМИГРАНТСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ СЕРГЕЯ ДОВЛАТОВА. MEERZON Y. The poetics of neighbourhood in Sergei Dovlatov's émigré writings // Toronto Slavic quarterly. - Toronto, 2015. - N 54. -P. 60-85.
Ключевые слова: С.Д. Довлатов; литература русской эмиграции; русский Нью-Йорк.
Яна Меерзон (университет Оттавы) замечает, что «театрализация» и создание мифа об Америке в русской литературе восходит к 1920-м годам, когда советские писатели впервые увидели Нью-Йорк с его футуристическими мостами и небоскребами. Профинансированные советским правительством их сочинения должны были способствовать выработке идеологической и национальной идентичности у отечественного читателя1. В 1970-1980-е годы вос-
1 См.: Эткинд А. Толкование путешествий: Россия и Америка в травелогах и интертекстах. - М., 2001.
приятие Америки в русской эмигрантской литературе радикально изменилось, как изменилась и ее предполагаемая читательская аудитория. В творчестве писателей-эмигрантов - В. Аксенова, С. Довлатова, И. Бродского - Нью-Йорк и Америка в целом изображаются как мечта юности, однако при этом сохраняется и чувство привязанности к своей далекой родине. У каждого из этих писателей была своя Америка. Аксенов, например, ощущал себя скорее туристом, Довлатов претендовал быть голосом диаспоры, для Бродского как поэта-философа временные и языковые параметры имели гораздо большее значение, чем географические.
Обращаясь к эмигрантскому периоду творчества Довлатова, исследовательница указывает, что писатель изображает русский Нью-Йорк (а точнее район Форест Хиллс, в котором он жил, и его русских обитателей), с одной стороны, как просто городское пространство, а с другой - как особую среду, проникнутую воспоминаниями о доме и покинутой родине, надеждами на возможность взаимопонимания, на непредсказуемые судьбоносные встречи. У Довлатова соседство как географическая категория и как литературная метафора определяется неотъемлемым чувством локализованной жизни, предопределенной внешними обстоятельствами, которые ни протагонист, ни люди из его близкого окружения не могут изменить. Члены диаспоры тесно связаны между собой языком, воспоминаниями, обычаями, системой ценностей и некоторой оппозицией своему новому окружению. Жизнь русских эмигрантов в Форест Хиллс, которые, с одной стороны, хотят выглядеть успешными в глазах соседей, скрывая свое реальное - часто весьма плачевное - материальное положение, а с другой - всегда готовы протянуть руку помощи оказавшемуся в беде, обретает у Довлатова характер символа: это воображаемое общество, в котором царит дух интимной сопричастности людей друг другу. Этот дух добрососедства воссоздан, в частности, в повести «Иностранка», где закрытое сообщество русских жителей Нью-Йорка представлено как пространство личной безопасности, жить в котором означает подчиниться существующим в этом сообществе правилам и ожиданиям. Те, кто нарушают законы эмигрантского братства, приспосабливаясь к американской жизни, становятся вдвойне изгнанниками, оторвавшимися и от своей культуры, и от культуры диаспоры.
Проблема выбора и взаимоотношения в среде русских эмигрантов -в центре созданных в Америке произведений писателя.
Проза Довлатова пронизана напряжением между настоящим и отчасти идеализированным прошлым. Этот феномен осмыслен, например, в одной из его последних повестей «Филиал. Записки ведущего», где главный герой - журналист-эмигрант неожиданно встречает в Лос-Анджелесе свою первую, ленинградскую любовь и понимает, что небоскребы вокруг него - это миф, а то, что реально окружает его - это прошлое, которое и есть сам человек.
Прошлое в американском творчестве Довлатова постоянно обретает черты настоящего. В Америке, если эмигрант принимает свое настоящее как более реальное, чем прошлое, если находит способ решить проблему с ностальгией, он может найти любовь и счастье, как это пытается сделать полуавтобиографический герой Довлатова. В книге «Ремесло» писатель задается вопросом, в чем заключается главный секрет Америки, и делает предположение, что он - «в умении каждого быть одним из многих» и «сохранять при этом то, что дорого ему одному». Довлатов до конца жизни так и не решил для себя этот вопрос: он не стал интегрироваться в американскую литературную среду, он не стремился в совершенстве овладеть английским, как и жить в ожидании момента, когда его книги вернутся в постсоветскую Россию. Он сам был себе читателем. В том же «Ремесле» он замечал, что на Западе писатель перестает чувствовать свою аудиторию и начинает писать для себя, «для хорошо знакомого и очень близкого человека. Для этого монстра, с отвращением наблюдающего, как вы причесываетесь у зеркала». Представитель поколения оттепели, он представлял себе Америку как страну, гарантирующую каждому право быть самим собой. И он нашел в условиях американской демократии свою нишу, приняв принцип автономного существования как фундаментальный закон демократического общества и пропагандируя его в своем эмигрантском творчестве.
Писатель называл три города - Ленинград, Таллин и Нью-Йорк - как вехи на своем жизненном пути. Но если Ленинград для него - культурная и духовная столица, а Таллин - город, заставлявший сосредоточиться на жизни духа и экзистенциальных проблемах, то Нью-Йорк, этот город-хамелеон, стал его городом безусловно и окончательно.
Проза Довлатова при его жизни практически не публиковалась в СССР; она выходила на Западе и в «самиздате». Его первая книга, готовившаяся к изданию в Таллине, была уничтожена по приказу КГБ. Писатель покинул СССР в 1978 г. и с 1979 г. обосновался в Нью-Йорке, где стал выпускать русскоязычную газету «Новый американец» (1981-1982), работать на «Радио Свобода». Переводы его рассказов публиковались в американской прессе, и к концу жизни он стал признанным голосом третьей волны русской эмиграции. Его высоко ценили как в русской диаспоре, так и англоязычные читатели. Широкую известность на Родине его произведения получили в середине 1990-х годов, уже посмертно.
Творчество Довлатова автобиографично. Его главный герой -альтер-эго писателя, выступающий и как повествователь, и как персонаж - участник описываемых событий. Это присутствие Дов-латова, даже в большей степени, чем его способность включать в свои произведения слегка измененные, но легко узнаваемые, благодаря почти документальной детализации, образы своих друзей, делает его «литературный ландшафт» всегда легко узнаваемым. Интимный тон повествования проявляется в изображении действительности под определенным углом зрения: автор умеет находить юмористический аспект в самых неожиданных ситуациях и при этом глубоко сопереживает своим героям. Довлатовский юмор питается человеческими страхами, и эта связь смешного и неотвратимого нередко окрашивает изображаемое им в сюрреалистические тона.
Воссоздавая картину и атмосферу непритязательной жизни русской диаспоры в Нью-Йорке, проникнутую отчасти ностальгическим и самоироничным тоном, Довлатов призывал своих читателей, и прежде всего - американских русских, воспринимать своих соседей по эмиграции с юмором и сочувствием, относиться к ним как к близким друзьям и родственникам и, самое главное - принимать условия своей жизни со смирением и мудростью, как делал это и он сам. Исследовательница солидаризируется с мнением И. Бродского, что Довлатов «не устраивает из происходящего с ним драмы... Он замечателен в первую очередь именно отказом от трагической традиции русской литературы, равно как и от ее утешительного пафоса. Тональность его прозы - насмешливо-сдержанная, при всей отчаянности существования, им описанно-
го»1. В американском творчестве Довлатова, заключает Я. Меерзон, слышен голос поэта-эмигранта - того, кто решил жить в Америке, как будто и не было к тому никакого принуждения. Рисуя свой изгнаннический или воображаемый Нью-Йорк - уголок России в Фо-рест Хиллс, он смешивал элементы документального повествования с придающими его прозе некоторую отстраненность юмором и гиперболой, чтобы одомашнить, сделать ближе для русскоязычного эмигрантского сообщества этот роскошный и равнодушный город.
Т.Г. Юрченко
Зарубежная литература
2016.04.024. ТЕЙЛОР Д.Дж. ПРОИЗВОДСТВО ПРОЗЫ: ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ В АНГЛИИ С 1918 г.
TAYLOR D.J. The prose factory: Literary life in England since 1918. -L.: Chatto and Windus, 2016. - 528 p.
Ключевые слова: литературная культура как система; литературный вкус; литературная пародия; литературный критик.
Дэвид Тейлор (р. 1961) - британский критик, романист, автор монографии «После войны: Роман в Англии с 1945 г.» (1993), биографий У.М. Теккерея (1999), Дж. Оруэлла (2003), более десяти романов, использует в названии своей книги выражение «фабрика прозы» Фрэнсис Партридж (1900-2004), участницы литературной группы «Блумсбери», известной прежде всего как автор дневников. В начале своей книги он задает вопрос: «Что такое литературная культура? Что такое "вкус"?» На первый вопрос, как он считает, ответ найти нетрудно: это вся система «производства прозы» (поэзию, драматургию он не учитывает) - писатели, работающие для литературных журналов, газет, издатели, редакторы, литературные агенты, модные рецензенты, литературные профессора - признанные авторитеты в массмедиа, организаторы литературных фестивалей, жюри литературных премий, члены разных литературных обществ и кружков и т.д. Деятельность всей этой пишущей, редактирующей, издающей, читающей «братии» порождает несо-
1 Бродский И. О Сереже Довлатове // О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания. - Нью-Йорк; Тверь, 2001. - С. 68.
