CC BY
67ОБРАЗОВАНИЕ
Школа молодого автора в 2002 году*
Виктор Дятлов, Сергей Панарин
В обзоре рассказывается о новом опыте внефакультетского образования. Целью его было обучение начинающих исследователей — студентов старших курсов, аспирантов, молодых ученых и преподавателей в возрасте до 30 лет — искусству написания научного текста. Обучение проводилось на двух парах пятидневных тренингов, организованных отдельно для жителей европейской и сибирской частей России. Методология Школы молодого автора предполагает принцип обучающегося участия, сокращение до минимума пассивных форм обучения и увеличение до максимума — форм активных и интерактивных, совместное выполнение заданий в микрогруппах, выработку осмысленного критического отношения к собственному тексту через редактирование чужого. Полный цикл занятий в школе прошли 38 человек; свою учебу они завершили подготовкой альманаха научных статей, в которые преобразовались тексты, привезенные ими на первый тренинг. Часть выпускников настолько увлеклась идеей школы, что решила адаптировать и применить ее методику на самостоятельно ими организованной специализированной школе для студентов, которая и состоялась в Томске в апреле 2003 года.
Предлагаемый текст нельзя считать аналитическим обзором. Написать такой обзор мы сейчас просто не могли: впечатления от школы еще слишком свежи, чтобы сделаться предметом анализа. Это скорее «заметки» — жанр, не имеющий, к счастью, точного определения. Употребление кавычек позволяет сделать его совсем уж свободным. Тем не менее читатель, который не пропустит эти страницы, найдет и факты, и формулировки, хотя и вперемешку с личными воспоминаниями авторов и даже лирическими отступлениями.
* Школа молодого автора финансировалась из гранта № 1025—0337, предоставленного Образовательно-исследовательскому и издательскому центру «Вестник Евразии» Фондом Форда.
Виктор Иннокентьевич Дятлов, профессор кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского государственного университета, Иркутск.
Сергей Алексеевич Панарин, заведующий отделом Института востоковедения Российской академии наук, главный редактор журнала «Вестник Евразии», Москва.
О причинах создания Школы
Причин было две: одна общезначимая, другая — узкогрупповая. Но обе побуждали к созданию Школы молодого автора (далее — ШМА или просто Школа).
Первая причина. В СССР преподавательская деятельность была почти целиком сосредоточена в высших учебных заведениях, исследовательская — преимущественно в академических институтах. Правда, в ряде вузов сложились научные школы, пользовавшиеся заслуженным авторитетом. В системе Академии наук действовал институт аспирантуры, а отдельные ученые читали курсы в университетах и вели там семинары. Однако в целом разрыв между высшей школой и научно-исследовательскими центрами был значительным. После 1991 года он как будто сокращается. Этому способствуют отечественные и зарубежные фонды, которые проводят политику интеграции высшей школы и научных центров. Но наряду с положительными сдвигами появляются новые (или обостряются старые) проблемы и в сфере образования, и в исследовательской деятельности.
В частности, обострилась застарелая болезнь отечественной высшей школы — выпуск молодых специалистов, не умеющих писать научные тексты. Раньше этот недостаток хотя бы отчасти преодолевался при работе научных руководителей с аспирантами и соискателями; сейчас обучающие возможности аспирантуры объективно сузились. И это в то время, когда нынешняя включенность российского научного сообщества в мировое повысила планку требований к структуре, стилистике и техническому оформлению текстов. Эту проблему и должна была решать ШМА, идею которой нам подсказала Галина Витковская, за что мы ей чрезвычайно благодарны.
Вторая причина. В «Вестнике Евразии» давно уже чувствовали: надо что-то делать с авторами, если мы рассчитываем сохранить уровень нашего издания, но не хотим переписывать половину приходящих в журнал статей. В академических журналах есть штат редакторов на зарплате, сложившиеся за десятилетия правила работы с авторами: неспешное согласование поправок, внесение предложений по улучшению текста во время личных встреч редактора с автором и т. п. В «Вестнике», где до самого последнего времени скромное вознаграждение за свой труд получал только журнальный редактор и где до половины материалов присылается провинциаль-
ными авторами, не всегда имеющими доступ к современным средствам связи, ничего этого нет и быть не может.
Напрашивался вывод: авторов надо учить писать. Но — не всяких. Учить давно пишущих — дело почти безнадежное: авторское самолюбие прочно закрепилось у них вместе с навыком писать, не задумываясь о форме. Другое дело — студенты старших курсов, аспиранты, молодые преподаватели и научные работники: у них тоже есть самолюбие, но в то же время остались привычка учиться, пластичность и восприимчивость молодости. Значит, нужно обучать молодых авторов. Но открытие постоянно действующих курсов потребовало бы опять-таки штата обучающих и помещения, то есть приличных денег. Поэтому была выбрана форма школы, работающей в режиме краткосрочных, но очень интенсивных тренингов. Ее непосредственным организатором стал Образовательно-исследовательский и издательский центр (ОИИЦ) «Вестник Евразии».
О методике
Основные ее компоненты были «импортированы» Сергеем Па-нариным из курортного итальянского городка Червии, что на Адриатическом побережье, в получасе езды от Равенны, знаменитой своими мозаиками и могилой Данте.
В Червии в конце марта 2001 года проходил обучающий семинар по дипломатии предупреждения конфликтов (preventive diplomacy), организованный НАТО, властями провинции Эмилио-Романья и городской коммуной. Обучались в основном люди военные и энтузиасты из неправительственных организаций; наука была представлена почему-то исключительно гражданами РФ. Шел дождь, курортный сезон еще не начался, Червия казалась вымершей, пляжи были отгорожены высокими глухими заборами. К тому же все пять дней в течение долгих часов приходилось общаться на английском, что крайне утомительно, в особенности для тех, кто учил этот язык самостоятельно и бессистемно и не имел сколько-нибудь продолжительной разговорной практики. Вознаграждением за страдания были два великолепных солнечных дня: один был проведен в полном упоении во Флоренции до миротворческих занятий, другой — после них в Равенне в неменьшем восторге от ее тихих улочек и поразительного сияния мозаик Сан-Витале.
Тогда казалось, что впечатлениями от этих двух городов и исчерпывается положительная сторона миротворческих бдений. Но правильно говорят: никогда не знаешь, что тебе пригодится в жизни, поэтому не упускай любое новое знание, любой новый опыт. И точно: они пригодились менее чем через год. Когда было решено учредить ШМА, почти сразу же всплыли воспоминания о семинаре в Червии. На нем все было организовано таким образом, что не пропадало даром ни минуты и даже с ущербным английским приходило ощущение включенности в общее дело. Конечно, в ШМА предмет занятий намечался другой, что требовало значительной адаптации методики, применявшейся в Италии. Но неизменными должны были остаться принципы обучающего участия и коллективной работы, отвечающие им методические приемы:
1) меньше лекций, больше занятий без преподавателей;
2) ежедневные задания для этих занятий, в том числе игровые;
3) выполнение заданий в микрогруппах;
4) сдача группами отчетов о согласованных вариантах выполнения;
5) публичный разбор отчетов с правом группы защитить свою точку зрения.
Забегая вперед, скажем, что в ШМА эти приемы оправдали себя больше, чем в Червии. Суть же адаптации «импортной» методики заключалась в том, чтобы определить: а) оптимальные условия ее проведения (время, место, продолжительность, фазирование), б) организационные формы работы, в) доминанту учебного процесса и г) конечную цель.
Что бы там ни говорилось об увлекательности научного труда, писать тексты — занятие мучительное. Недаром каждый раз, когда к нему приступаешь, самое трудное — это именно «приступить». И это занятие преимущественно индивидуальное, примеров удачного соавторства не так уж много, о коллективных монографиях вообще умолчим. Тут же предполагалось учить индивидуальному делу посредством совместной работы, что должно было поместить будущих участников школы в ситуацию внутреннего противоречия. Не было никаких гарантий от того, что занятия в микрогруппах не станут поводом для личностного самоутверждения и острых столкновений творческих амбиций. Необходимо было время для того, чтобы люди элементарно привыкли друг к другу. Поэтому первоначальный замысел осуществить в течение года два набора в школу, с пятидневной продолжительностью обучения каждого набора, был оставлен. «Лучше меньше, да лучше»: пусть общий срок обучения победителей
одного отборочного конкурса увеличится вдвое, до 10 дней, — разобьем этот срок на два тренинга, весенний и осенний, а в перерыве между ними «ученики» будут делать летнее домашнее задание.
Как только было решено о времени, сразу возник вопрос о пространстве — о наилучшем месте и предельных расстояниях. И личный, и чужой опыт дружно свидетельствовали в пользу удаления от городских соблазнов. Вместе с тем под влиянием то ли червианских впечатлений, то ли из-за смутного (и оказавшегося верным) ощущения, что начинать надо в таком окружении, которым естественно создавалась бы дисциплинирующая атмосфера приподнятости, даже торжественности происходящего, не хотелось проводить самый первый тренинг в стандартном пансионате. Было и чисто практическое соображение: не в каждом пансионате найдется достаточное количество компьютеров, тащить же с собой арендованные хлопотно и рискованно. Нужен был небольшой культурный город с интернет-кафе, а в этом городе — место проживания, одновременно и обеспечивающее некоторую изоляцию от внешнего мира, и лишенное заурядности. Таким городом оказалось Царское Село, то бишь Пушкин, местом — Учебный центр подготовки руководителей, занимающий «Дачу Кочубея», — хорошо сохранившийся дворец последнего церемониймейстера императорского двора и личного друга Николая II.
Однако свозить под Петербург слушателей со всей страны было бы довольно накладно — на второй тренинг бюджета могло и не хватить. И замена Пушкина, скажем, Звенигородом ничего не решала. Преодолеть дороговизну российских расстояний можно было, разбив потенциальных участников ШМА «по частям света». Решено было вместо двух тренингов на 45—50 человек устроить две пары тренингов с числом участников в каждой паре в 22—24 человека и проводить одну пару в европейской части России, другую — в азиатской. Москвич Панарин естественным образом становился координатором первой пары, иркутянин Виктор Дятлов, подключившейся к реализации проекта ШМА, — второй. Впрочем, поскольку для обоих школа была таким же новым опытом, как и для слушателей, «сибирский» координатор собирался присутствовать на тренинге у «европейского» и наоборот. Так оно и было на самом деле.
В Иркутске императорские церемониймейстеры дворцов после себя не оставили. Пришлось удовлетвориться пансионатом, переделанным из ведомственного пионерлагеря. Называется он «кэмпинг-отель “Ёлочка”», расположен в 20 км от города, на берегу залива,
образовавшегося после перекрытия Ангары Иркутской плотиной. Новые хозяева лагеря основательно его перестроили, сделали проживание в нем комфортным. А если добавить сосны да ели, свежий воздух, тишину, сауну и запретительные цены на алкогольные напитки в местном буфете, то получается, что условия для сосредоточения на работе и для сплочения за ней слушателей здесь были, может быть, и лучше, чем в Пушкине.
Что касается пресловутой доминанты, то ею должна была стать редакторская работа. «Через редактирование чужого текста — к улучшению своего!» — так можно было бы сформулировать девиз школы. В первый день тренинга, с утра, его участники должны были прослушать часовую лекцию о структуре научного текста, во второй — сделанный приглашенным специалистом разбор структурных, логических и стилистических ошибок в тезисах (естественно, без имени авторов), выбранных из потока не прошедших конкурс заявок. И в первый же день группы должны были обменяться авторскими текстами — по одному от группы — для их коллективного редактирования в группах. Всем группам предстояло также выполнять общие дневные задания, в которых решение конкретной задачи предполагало аналитическую и типологизирующую работу с текстом. Группам выдавались подготовленные неопубликованные анонимные тексты. Одно задание заключалось в том, чтобы разбить текст на главки, другое — в написании к следующему тексту вступления и заключения, третье — в составлении резюме; еще по одному заданию надо было расставить в тексте сноски, по другому — выделить и классифицировать стилистические ошибки.
Конечная цель была двоякой. Во-первых, она заключалась в том, чтобы все слушатели, пройдя по ступенькам заданий возрастающей сложности, в полной мере прочувствовали и усвоили приемы организации и стилистического редактирования научного текста, благодаря которым он без ущерба для содержания делается более понятным. При этом знание, полученное от преподавателей, должно было быть только «наводящим», только подталкивать к самостоятельному открытию нужных приемов в ходе коллективных обсуждений в микрогруппах и индивидуальной работы. Во-вторых, используя полученный опыт, слушатели должны были качественно отредактировать собственные авторские тексты. Была и стратегическая сверхзадача: ШМА должна была выйти за узкофункциональные рамки — способствовать появлению некоего неформального сообщества или сети своих выпускников.
Отбор
Отбор участников осуществлялся стандартным способом — с помощью конкурса заявок. Условия конкурса были изложены в информационном письме, разосланном по десяткам российских вузов и нескольким академическим институтам и напечатанном в 4-м номере журнала «Вестник Евразии» за 2001 год. Соискатели из числа студентов старших курсов, аспирантов любого года обучения, преподавателей и научных работников в возрасте не свыше 30 лет должны были представить резюме, рекомендацию кафедры/отдела или научного руководителя и тезисы авторского текста в 2—3 страницы Для победителей обязательным условием участия в школе было наличие полного авторского текста объемом в 10—12 страниц. Тезисы позволили отобрать людей с хорошими авторскими возможностями. Ибо при ограниченных средствах и малом времени учить мы могли только тех, у кого есть способности к грамотному написанию научного текста и кто серьезно относится к делу.
Дисциплинарный диапазон тезисов определялся в информационном письме следующим образом: «история, культурология, политология, социология, социальная антропология, регионоведение, геополитика, а также смежные перечисленным дисциплины, отрасли и направления гуманитарного знания». Кроме того, рассматриваемая в тезисах проблема должна была «четко локализоваться в пространстве Евразии, понимаемом как пространство бывшего СССР».
Количество победителей было заранее определено: 24 человека для «европейской» школы, 22 — для «азиатской». Претендентов оказалось значительно больше: шесть человек на место в первом случае, свыше трех — во втором. После получения заявок вычислялся удельный вес студентов, аспирантов, молодых преподавателей и ученых, по нему устанавливались пропорциональные квоты для каждой категории. Заявки рассматривались по категориям. В «европейскую» школу из-за низкого качества многих заявок молодых преподавателей и ученых и частого несоблюдения ими условия о локализации рассматриваемой проблемы прошли лишь два молодых преподавателя, остаток их квоты был поделен между студентами.
Конкурс был так велик, что при прочих равных условиях критерием окончательного отбора стали предметная оригинальность и дисциплинарная «пограничность» тезисов. Опять-таки при прочих равных условиях предпочтение отдавалось провинции, а в провин-
ции — соискателям из научно-образовательных учреждений, не обладающих репутацией «сильных» центров. Сделано это было для того, чтобы помочь «слабым».
Всего было отобрано 46 человек из 26 городов: по одному из Петрозаводска, Новгорода, Сыктывкара, Костромы, Ярославля, Иванова, Липецка, Казани, Волгограда, Элисты, Майкопа, Краснодара, Ижевска, Кирова, Челябинска, Кургана, Омска, Новосибирска, Благовещенска, по два из Абакана и Барнаула, по три из Санкт-Петербурга и Улан-Удэ, четыре из Томска, пять из Москвы и восемь из Иркутска.
Хорошо видно, что по представительству городов состав участников «европейской» школы получился более разнообразным и одновременно более ровным, чем участников «азиатской». Объясняется это не какими-то пристрастиями при отборе во вторую школу, а крайне неравномерным поступлением заявок из городов Сибири. Виной тому — малая, по сравнению с Европейской Россией, плотность вузов и академических учреждений. Горизонтальные связи между ними слабы, преобладают профессиональные и человеческие связи по вертикали с Москвой и Петербургом. Говорить о каком-то общем гуманитарном пространстве не приходится иногда даже применительно к одному городу. Поэтому, кстати, уже сам конкурс способствовал налаживанию новых и оживлению старых связей между гуманитариями Сибири.
В анкете, розданной на первой паре тренингов, был вопрос: откуда слушатели узнали о школе. Ответы 42-х человек, заполнивших анкеты, распределились так:
1) от научного руководителя или преподавателя — 18 ответов;
2) от друзей/коллег — 13;
3) из вывешенного информационного письма — 9;
4) в учебной части или деканате — 1;
5) в Интернете — 1.
Получается, что подавляющее большинство (свыше 75% ответивших) узнали о школе из не просто неформальных, но еще и избирательных по своей природе источников распространения информации. Это чувствовалось уже по заявкам: когда из какого-то вуза поступали несколько рекомендаций за одной подписью, сразу возникало подозрение, что рекомендующий, получив наше письмо, сказал о конкурсе только «своим» аспирантам и студентам. А те под влиянием альтруизма, свойственного молодости, оповестили еще друзей и знакомых. Впрочем, как выяснилось в одном случае, попа-
дались и такие мудрые молодые люди, которые уже в студенческие лета хорошо понимают, сколь выгодно монопольное владение информацией... Неизбирательные же источники сработали плохо, хотя к распространению информации именно через них мы приложили немало усилий. Наверное, некоторые из них были намеренно перекрыты руководителями, слишком рьяно пекущимися о своих воспитанниках (есть у нас и такая информация от «обойденных» студентов). Но все-таки главная причина, видимо, в том, что формальные каналы словно специально постарались оправдать второе значение прилагаемого к ним эпитета: в ряде деканатов и учебных частей просто не стали утруждать себя распространением нашего информационного письма. В лучшем случае повесили где-нибудь в уголочке переполненной доски объявлений, которую многие студенты и аспиранты забывают читать, в худшем — не сделали и этого.
Характерно, что наибольшую активность в оповещении о конкурсе, подборе участников и оказании им реальной помощи проявили в тех вузах, где и без того эффективно функционирует система стажировок, школ или, на худой конец, активна учебная часть, и где благодаря этому нет острого дефицита внефакультетского образования. А вот там, где молодежь испытывает огромную потребность в поездках, общении, повышении своего профессионального уровня, но нет собственных материальных или иных возможностей для этого, на наше приглашение откликнулись слабо или вовсе не откликнулись. Так, в Сибири, например, не было ни одной заявки из Читы и Тувы. Хотя именно туда мы «стучались» очень настойчиво, оттуда стремились привлечь участников, даже готовы были предоставить им некоторые преимущества при отборе.
Один конкурс дает, конечно, мало материала для обобщений, но все-таки создается впечатление, что есть вузы (например, Костромской госпедуниверситет и Томский госуниверситет) и академические учреждения (ИМБиТ — Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН), где на деле заботятся о подготовке молодых специалистов. Об этом свидетельствуют как количество поступивших оттуда заявок, так и их относительно высокое качество. Ну а во многих образовательных и научных учреждениях, видимо, сложилась иная система приоритетов... Еще один тревожный сигнал — ничтожное количество заявок из негосударственных вузов, которые в подавляющем большинстве дают диплом о гуманитарном образовании.
Среди победителей было 32 женщины и 14 мужчин. Полный учебный цикл завершили 38 человек. Победительница из Кургана уже
весной не участвовала из-за болезни, осенью «выпали» еще семь человек (один по семейным обстоятельствам, остальные из-за совпадения сроков проведения второй пары тренингов со сдачей экзаменов в аспирантуру и служебными командировками). В первом «европейском» тренинге участвовали 23 человека, в первом «сибирском» — 22. Не можем отказать себе в удовольствии перечислить их всех поименно.
1. Абдулова Ирина, аспирантка 1-го года обучения, факультет регионоведения Иркутского госуниверситета, авторский текст «Соотечественники за рубежом: кто они?».
2. Борисова Екатерина, аспирантка 3-го года, Институт востоковедения РАН, текст «Место Центральной Азии в новой картине мира».
3. Бирюков Алексей, аспирант 2-го года, лаборатория исторического краеведения Барнаульского госпедуниверситета, «Сельское домостроительство в юго-западной части Алтайского края в 20-70-х годах XX века».
4. Бохонная Марина, студентка IV курса филологического факультета Томского госуниверситета, «Жанровая специфика реализации единиц с семантическим компонентом “одежда” в языке фольклора Сибири».
5. Буданова Ирина, аспирантка 1-го года, кафедра новой и новейшей истории Ивановского госуниверситета, текст «“Северное измерение”: возможности сотрудничества ЕС и России».
6. Варнавский Павел, аспирант 3-го года, ИМБиТ СО РАН, «Парадигма “бурят-монголы” в национальном возрождении бурят».
7. Галашова Наталья, аспирантка 2-го года, кафедра истории России Томского госуниверситета, «Еврейская община в Томске в конце XIX — начале XX века».
8. Голенок Марина, аспирантка 2-го года, кафедра культурологии Вятского госпедуниверситета, «Интертекстуальность дизайна как культурологическая проблема (феномен евразийской традиции в русском авангарде)».
9. Дамешек Ирина, доцент кафедры отечественной истории Иркутского госпедуниверситета, «Имперская модель управления окраинами».
10. Деканова Марьяна, студентка IV курса исторического факультета Самарского госуниверситета, «Образ “чужого”: комментарии к постановке проблемы».
11. Дидковская Наталья, старший преподаватель кафедры культурологии Ярославского госпедуниверситета, «Современный провинциальный театр: мифологизированная реальность».
12. Дундич Алексей, студент IV курса исторического факультета Барнаульского госпедуниверситета, «Узбекистано-американские отношения в ходе антитеррористической операции в Афганистане».
13. Зверева Наталья, аспирантка 1-го года, кафедра истории России Волгоградского госуниверситета, «Консервативные и либеральные установки в общественно-политических взглядах графа С. С. Уварова».
14. Иванова Олимпиада, аспирантка 1-го года, кафедра теории преподавания иностранных языков МГУ, «Явление “политкорректности” в российской действительности».
15. Ищенко Мария, аспирантка 3-го года, Институт социальноэкономических проблем народонаселения РАН, «Влияние социальных льгот на бедность в России».
16. Косыгина Лариса, старший преподаватель кафедры менеджмента в социальной сфере Новосибирской госакадемии экономики и управления, «Теоретическое осмысление управления интеграцией вынужденных мигрантов в принимающее общество».
17. Ковальская Мария, студентка V курса исторического факультета Иркутского госуниверситета, «Образ китайского торговца глазами школьников».
18. Куклина Вера, аспирантка 2-го года, Институт географии СО РАН (Иркутск), «Понятие “родная земля” в социально-экономической географии и групповая идентичность локальных общин».
19. Лазарева Светлана, студентка V курса исторического факультета Иркутского госуниверситета, «Армяне в Иркутске: кто они?».
20. Макарова Ксения, студентка IV курса социологического отделения Санкт-Петербургского госуниверситета культуры и искусств, «Брак по расчету: новая стратегия или возврат к патриархат-ной традиции?».
21. Малетин Евгений, студент V курса естественно-географического факультета Карельского госпедуниверситета, «Беллигератив-ные ландшафты Карелии и Карельского перешейка».
22. Матвеева Марина, аспирантка 1-го года, кафедра отечественной истории Новгородского госуниверситета, «Земство и становление народного образования в Новгородской губернии во второй половине XIX века».
23. Мелконян Каринэ, студентка V курса Института искусств Адыгейского госуниверситета, «Майкопские церковные колокола: возрождение культурных традиций».
24. Митин Иван, студент III курса географического факультета МГУ, «Город Олонец: опыт комплексной географической характеристики».
25. Никитин Юрий (Липецк), аспирант 3-го года, кафедра социологии и политологии Воронежского госуниверситета, «Политическая мифология современной России».
26. Новиков Павел, аспирант 3-го года, кафедра истории и политологии Иркутского технического университета, «Вооруженная борьба в Иркутской губернии и Забайкальской области (декабрь 1917 — август 1921)».
27. Пальшина Наталья, студентка III курса исторического факультета Сыктывкарского госуниверситета, «Русский “посольский обычай” и дипломатический этикет XVI—XVII вв.».
28. Пранцузова Маргарита, студентка IV курса Гуманитарного института Калмыцкого госуниверситета, «Национальное в речевом поведении билингва».
29. Родионов Владимир, студент IV курса исторического факультета Бурятского госуниверситета, «Республика Бурятия в геополитических реалиях России».
30. Романов Андрей, преподаватель кафедры истории дореволюционной России Челябинского госуниверситета, «Либеральные деятели народного образования и проблемы организации земской школы (конец XIX — начало XX в.)».
31. Рыжова Наталья, старший преподаватель кафедры экономики и организации бизнеса Амурского госуниверситета, «Неустойчивость предприятия как макроэкономическое явление».
32. Савельева Светлана, студентка IV курса социологического отделения Санкт-Петербургского госуниверситета культуры и искусств, «Биографический метод в изучении нового поколения».
33. Сахарных Денис, аспирант 1-го года, Институт социальных коммуникаций Удмуртского госуниверситета, «Латинизация удмуртской письменности».
34. Сенченко Николай, аспирант 1-го года, Институт педагогики и психологии Костромского госпедуниверситета, «Влияние рок-культуры на сознание учащихся: социолого-психологические аспекты».
35. Сересова Ульяна, студентка V курса факультета социальной работы Казанского медуниверситета, «Проблемы российской социальной политики в аспекте федеративных отношений».
36. Устюгова Татьяна, студентка IV-го курса факультета управления Краснодарского госуниверситета, «Проблема этнической
толерантности в молодежной среде (на примере Краснодарского края)» *.
37. Ушакова (Базанова) Ольга, преподаватель кафедры дореволюционной отечественной истории Омского госуниверситета, «Материальное обеспечение приходского духовенства Западной Сибири в 1907-1914 гг.».
38. Фирсов Евгений, студент V курса исторического факультета Санкт-Петербургского госуниверситета, «Новистика и теория ассимиляции».
39. Форрат Наталья, студентка V курса философского факультета Томского госуниверситета, «Установки на толерантность в студенческой среде».
40. Халудоров Тимур, стажер кафедры политологии философского факультета МГУ, «Панмонголизм — этнополитический фактор в Центральной Азии».
41. Харунов Рамиль, аспирант 2-го года, кафедра истории отечества Хакасского госуниверситета, «Выдвижение как один из путей государственной политики формирования тувинской интеллигенции».
42. Харунова Марианна, аспирантка 2-го года, кафедра истории отечества Хакасского госуниверситета, «Развитие Тувы в составе СССР с точки зрения социокультурной трансформации».
43. Цыреннимаева Евгения, студентка V курса исторического факультета Иркутского госуниверситета, «Реформы во внутренней политике Монголии в начале 1990-х годов».
44. Шагланова Ольга, аспирантка 2-го года, ИМБиТ СО РАН, «Представления о душе в бурятской шаманской традиции».
45. Шиманская Наталья, ассистент кафедры социологии, психологии и права Томского политехнического университета, «Правовая культура в системе трудовых отношений в условиях транзитивного общества».
Таким образом, из 45 человек, участвовавших в первой паре тренингов, студентов было 19 человек, или 42%, аспирантов (включая одного стажера) — тоже 19, или 42%, преподавателей — 7 человек,
* Татьяна Устюгова должна была приехать на «европейский» тренинг, но не попала в Пушкин по вине работников справочной службы Ленинградского вокзала: они «забыли» отдать оставленный для нее билет на поезд Петербург — Москва. Поэтому мы предложили ей поучаствовать в «сибирском» тренинге. Согласилась она без большого энтузиазма; однако, пробыв в «Ёлочке» неделю, даже стала благодарить тех, из-за кого оказалась не под Петербургом, а под Иркутском, за то, что они так распорядились ее судьбой...
или 16%. По дисциплинарной принадлежности авторских текстов они распределялись следующим образом: 13 человек (29%) — история, 9 человек (20%) — социология, 6 (13%) — политические науки, 5 (11%) — этнография, 4 (9%) — география и регионоведение, 3 (7%) — культурология и искусствоведение, 3 (7%) — филология, 2 (4%) — экономика. Хотя немалая часть текстов не укладывается строго в рамки одной дисциплины, преобладание истории и социологии очевидно. А если участников распределить формально, по кафедрам, то доля историков будет еще больше.
Однако это говорит не столько об их большей активности на конкурсе, сколько о традиционно высоком удельном весе исторических кафедр в структуре вузовского обучения. Вместе с тем обращает на себя внимание полное отсутствие интереса к школе у юристов, которых ныне не готовит только ленивый, и почти полное — у психологов, экономистов, специалистов по управлению, менеджменту, сервису и рекламе. Сейчас это наиболее престижные и массовые специальности, они пользуются большим платежеспособным спросом. Причем уж никак нельзя утверждать, что в соответствующих вузах нет проблем с профессиональным уровнем преподавательских и исследовательских кадров, налажена собственная эффективная подготовка молодых специалистов.
Тренинги
Как и было запланировано, на первой паре тренингов их участники прослушали лекцию Панарина по структуре научного текста, лекцию Дятлова о жанровых особенностях кандидатской диссертации и автореферата. В Пушкине преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге Лысаков, в «Ёлочке» — редактор Восточно-Сибирского издательства Иоффе сделали разбор типичных логических и стилистических ошибок. В первый день состоялось открытие школы, на третий день были проведены «круглые столы» по статьям, посвященным проблемам научного текста и его аутентичного понимания представителями разных научных школ, на пятый — обсуждения результатов и задач на будущее. В каждой школе их руководители еще до начала тренингов разделили победителей отборочного конкурса на мини-группы по 5-6 человек; руководствовались мы прежде всего текстами, отчасти интуицией, которая, в общем, не подвела. Все группы намеренно были сделаны смешанными
по полу, возрасту, уровню авторских текстов, специализации авторов. В группах были выбраны постоянные старосты, а ежедневно менялись так называемые раппортеры, которые готовили краткие отчеты по заданиям, коллективно выполнявшимся группами. Эти отчеты руководители проверяли поздно вечером, нещадно кляня самих себя за сложность заданий; разбор их проводился утром, до начала занятий.
И на «Даче Кочубея», и в «Ёлочке» послеобеденное время целиком отводилось на самостоятельную, групповую и индивидуальную, работу по заданиям, по коллективному редактированию и само-редактированию. Тут «европейцы» или, как они сами себя стали называть, «кочубейчики», и «сибиряки», или «ёлочки», оказались в неравном положении. Для первых в Пушкине был арендован компьютерный клуб «Мышь» на двадцать компьютеров; для вторых на 21-м км от Иркутска арендовать было нечего, а привозных компьютеров удалось тогда достать только четыре штуки (осенью их число удвоилось). В результате «кочубейчики» успевали даже поиграть в разные завлекательные игры, тогда как «ёлочки» были вынуждены составить практически круглосуточный график посменной работы за компьютерами. Получилось нечто вроде караульной службы, ребята не высыпались, осунулись, и к концу тренинга мягкосердечный Дятлов призывал их умерить трудовой пыл и подумать о собственном здоровье...
Возрастные, статусные, профессиональные различия не стали препятствием для плодотворной совместной работы. Это принципиально важно, ведь сама концепция Школы предусматривала преобладание активных самостоятельных форм работы, по преимуществу в группах. Отсутствие общего языка, неумение или нежелание работать вместе означали бы неудачу проекта. Но ни в Пушкине, ни под Иркутском этого не произошло. Более того, приходилось только удивляться, насколько быстро сложилась доброжелательная атмосфера сотрудничества, взаимопомощи и напряженного коллективного труда. Скорость усвоения приемов редактирования оказалась просто поразительной; выявились участники с хорошо выраженными редакторскими способностями, охотно помогавшие товарищам в саморедактировании. Тексты, предназначавшиеся для коллективного редактирования, некоторыми группами были отшлифованы так, что результату мог бы позавидовать любой редактор с многолетним стажем.
Между тем интенсивная совместная работа людей, прежде незнакомых друг с другом, с разным темпераментом и уровнем подготов-
ки и при этом, как правило, с высокой самооценкой, предполагала возможность возникновения напряженных межличностных взаимоотношений, самоутверждения за счет других, попыток установить иерархию статусов и навязать лидерство. Нельзя сказать, что ничего подобного не было; но преобладающими были все-таки терпимость и доброжелательный тон отношений, так что периодически возникавшие неудовольствия кем-то или чем-то не перерастали в конфликты. Неслучайно в большинстве анкет, заполненных к концу первой пары тренингов, выражались надежды на дальнейшее общение — вплоть до создания постоянной сети участников школы, организации ее филиалов в разных городах.
В тех же анкетах слушатели в целом высоко оценили уровень организации учебного процесса, предложенных им лекций и практических занятий. Несколько неожиданным для нас стала неоднократно повторявшееся пожелание об увеличении количества лекций до двух в день. Это противоречило самой концепции Школы, в которой традиционные пассивные формы работы были сведены к минимуму совершенно сознательно. С другой стороны, прозвучали предложения о проведении деловых игр, было выдвинуто даже несколько конкретных идей по этому поводу. К сожалению, реализовать их в 2002 году не удалось.
Зато не пропала втуне другая идея, высказанная на закрытии первого «европейского» тренинга, о создании на основе авторских текстов альманаха статей. Смутные мысли на этот счет бродили в наших головах, когда мы читали тезисы победителей конкурса; но они сразу исчезли, как только представилось, какие усилия потребуются для того, чтобы довести интересные, но в большинстве своем «сырые» тексты до стадии публикации. Куда проще было «снять сливки» в виде самых лучших текстов для публикации в «Вестнике Евразии» и на том успокоиться. Благо улов оказался неплох: пять статей «кочубей-чиков» и две — «ёлочек» в 3-м номере журнала за 2002 год и еще две статьи «ёлочек» в двух последующих номерах, итого девять, то есть пятая часть нашей конкурсной «выборки». Да плюс еще две статьи, написанные участницами «европейского» конкурса, одна из которых попала в число победителей, но не приехала в Пушкин из-за болезни, а другая числилась у нас в резерве. Куда уж больше!
Однако внимательное знакомство с плодами коллективного редактирования заставило по-иному взглянуть на дальнейшую судьбу авторских текстов. Почему бы не предоставить слушателям возможность самим сделать из них книгу? «Ведь они этого достойны», они
справятся, это видно из того, как они справились с заданиями! И на заключительном заседании в Пушкине была составлена редколлегия из пяти человек (Н. Дидковская, О. Иванова, И. Митин, Ю. Никитин, У. Сересова) позже пополненная тремя «сибирскими» Наташами (Рыжовой, Форрат, Шиманской), и утвержден главный редактор — Юрий Никитин. Редколлегия бралась произвести беспристрастный отбор текстов для альманаха, затем намеревалась, с помощью электронной почты, поработать летом с авторами так, чтобы на вторую, осеннюю, пару тренингов те приехали бы с уже готовыми (или почти готовыми) статьями. А руководители школы поклялись достать средства на издание. С тем и расстались на лето, очень довольные друг другом. Хотя и не без грусти — очень уж привязались друг к другу...
Наряду с работой над сборником перекинуть мостик между двумя сессиями Школы позволило летнее домашнее задание. Оно заключалось в литературном и научном редактировании не изданной на русском языке статьи Сергея Панарина и написании ее альтернативного заключительного раздела. Статья была разослана без указания авторства, хотя попытки его установления приветствовались. Как впоследствии признался автор, им руководили три соображения. Во-первых, под впечатлением стремительного прогресса слушателей в деле редактирования, возникло вполне шкурное желание поживиться за чужой счет, хоть раз побыть таким автором, на произведение которого наводит глянец целый коллектив, а сам он от трудов избавлен. Во-вторых, хотелось узнать, насколько слушатели уверены в себе после первого тренинга, не перерастает ли эта уверенность в самоуверенное отношение к чужой мысли и чужому стилю. В-третьих, поскольку шансы на раскрытие инкогнито были велики, слушатели намеренно ставились в сложную ситуацию, когда личное отношение к автору почти неизбежно накладывает отпечаток на отношение к тексту, и было интересно посмотреть, как они выйдут из положения. Еще, конечно, было ужасно интересно, догадаются ли, кто писал или нет, и кого назовут недогадавшиеся.
Хотя задание было факультативным, почти все участники Школы его выполнили, причем подошли к делу чрезвычайно ответственно. Панарин мог теперь выбирать сразу из нескольких вариантов классного редактирования, с одной стороны, не затрагивающего его самолюбия, с другой — несомненно улучшившего исходный текст. Угадали, кто автор, видимо, большинство, но многие деликатно не стали в этом признаваться. Было несколько замечательных предположений типа «авантюрист» и «молодая девушка» и даже прозвучали две
фамилии. Одна из них — довольно известная в кругу политологов, вторая пока еще нет, но обе не имеют ничего общего с фамилией автора. Забавно, что личное отношение, причем суровое, наиболее ярко выразилось в последнем случае. В то же время некоторые из тех, кто правильно установил авторство, тоже были весьма строги в своей правке и сопутствовавших ей вопросах и комментариях. Вообще четко обрисовались две редакторские «школы»: большинство составили те, кто правил текст, следуя логике и стилю автора, меньшинство — те, кому ни логика, ни стиль не понравились, и они либо старались все переделать, либо, наоборот, свели вмешательство к минимуму именно потому, что текст их не устраивал в целом. В любом случае результаты правки позволили провести осенью дополнительное занятие, посвященное философии редактирования.
Второй «европейский» тренинг состоялся под Костромой, на берегу Волги, в пансионате «Козловы Горы», второй «сибирский» — опять в «Ёлочке». На осенних занятиях распорядок работы был тот же, что и на весенних, хотя, конечно, содержание лекций и занятий было другим. Был предусмотрен «круглый стол» на тему «Идеология и научный текст». Проведенный в виде коллективного анализа научной статьи и рецензии, он стимулировал как исследовательский интерес к проблеме, так и профессиональную саморефлексию. Слушатели обеих школ высоко оценили возможность обсуждения проблемы и форму проведения занятия. Заданий было меньше, так как хотелось высвободить время редакторам и авторам для того, чтобы они могли окончательно доработать все отобранные в альманах тексты.
Как оказалось, то была не совсем верная линия. Костромской тренинг вызвал ощущение неудовлетворенности и у руководителей, и у части слушателей. Конечно, сказались привходящие обстоятельства: холод в не отапливавшихся первые дни комнатах, рацион в столовой, напомнивший об общепите «позднего застоя», да и вся атмосфера «Козловых Гор», удивительным образом сохранившая дух базы отдыха третьеразрядного по значимости обкома. Контраст с «Дачей Кочубея» был резким. Но главное все-таки было не в этом. Стало ясно, что второй тренинг не должен быть плавным продолжением первого. В этом случае рабочий процесс становится рутинным, у слушателей пропадают азарт, соревновательность, стремление выжать максимум из пяти рабочих дней. Нужны были новые методические приемы, которые задали бы второй сессии такой же высокий темп, как и первой: деловая игра; коллективное практическое занятие, основанное на предварительной домашней работе; или, наобо-
рот, быстрое, «на месте», написание рецензии, скажем, на статьи из «Вестника Евразии». Но внести эти изменения, что называется, на ходу, вряд ли было возможно. И если в «Ёлочке» мобилизующее ускорение ритма все-таки было достигнуто, то сделать это удалось главным образом за счет увеличения практических занятий.
Вместе с тем нельзя считать, что редактирование собственных и обсуждение чужих статей, работа с редколлегией, выработка концепции и структуры альманаха были выбраны неверно в качестве основной формы учебы на второй сессии Школы. Процесс составления и редактирования альманаха был не менее важным (а, возможно, и более важным) результатом, чем факт его выхода. Работа над ним изменила в чем-то «тусовочную» атмосферу взаимоотношений первой сессии, внесла в сложившиеся дружеские связи необходимый деловой, даже конфликтный элемент. Ведь включение любого авторского текста в альманах не было автоматическим, следовательно, неизбежно появлялся элемент конкуренции, гласной или негласной оценки статей по их качеству. На невысокие оценки реакция у авторов естественно была болезненной; в то же время ощущение неравенства в большинстве случаев послужило стимулом к более интенсивной работе «над собой». Непростыми были и взаимоотношения авторов статей с членами редколлегии. Но все это тоже стало школой — школой взаимоотношений в научном сообществе.
Результаты
Эффективность работы Школы оказалась высокой — заметно выше ожидавшейся. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить исходные варианты авторских текстов с конечными. За два тренинга у подавляющего большинства слушателей сформировалось осознанное отношение к научному тексту. Некоторых это подтолкнуло к переосмыслению представлений о собственной научной проблеме. Лучшие тексты, переработанные авторами в статьи, опубликованы, как уже отмечалось, в журнале «Вестник Евразии». Альманах «Евразийское пространство глазами молодых, или Новое поколение о... » (30 статей, 21 п. л.), полностью сделанный самими слушателями (даже обложка изготовлена по дизайну Марины Голенок), вышел из печати. По результатам обучения первого выпуска можно утверждать, что основная цель Школы была достигнута.
Трудно столь же категорически оценить, насколько решена стратегическая сверхзадача создания активно действующей и развивающейся на собственной основе профессиональной сети из участников школы. Уже после первой пары тренингов некоторые слушатели настойчиво просили, можно даже сказать, требовали, найти формы и способы продолжения школы с их участием. Но для формирования сети важна собственная инициатива тех, кто хочет в нее войти, причем на всех уровнях — от концептуализации представления о целях, задачах, идеологии каких-то своих проектов до разработки организационных и финансовых схем их проведения. Довольно серьезные шаги в этом направлении предприняты, причем участники «азиатской» школы продвинулись, пожалуй, дальше, чем их «европейские» коллеги. Став горячими сторонниками идеи и пропагандистами методики школы, «ёлочки» подготовили и провели в Томске в конце апреля 2003 года тренинг для студентов западносибирских вузов; причем они адаптировали к особенностям аудитории методику «большой» школы, провели семинар о толерантности и политкорректности, устроили ролевую игру. Но этим сетевая активность не исчерпывается. Около половины участников ШМА продолжили общение на Форуме сайта ОИИЦ «Вестник Евразии» с целью подготовки коллективных исследовательских проектов.
Казалось бы, действующая молодежная научная сеть, ориентированная на трансляцию полученного опыта и продуцирующая собственные проекты, уже возникла. Но вот насколько она устойчива, насколько способна к самоподдерживающемуся развитию, покажет время. Очень многое зависит от первого самостоятельного предприятия — Томской школы. По первому впечатлению она прошла успешно; значит, высоки шансы, что сеть окрепнет и развернется... Впрочем, подождем, пока устроители Томской школы напишут о своем опыте, журнал опубликует их впечатления и размышления в одном из ближайших номеров.
