CC BY
24
другой — пережитые им "ужасы яви" наложили печать глубокого утомления на новый сборник Игоря Северянина "Вервэна", и вошедшие в него поэзы мы по справедливости можем назвать песнями усталости. ...Чувство усталости от жизни сказывается не только в содержании, но и в самой структуре, даже во внешней форме большинства новейших стихотворений Игоря Северянина. В них вообще теперь редки прежние настроения, которыми было живо сердце поэта" (1920. 19 мая). Однако и С.В.Штейн, подобно другим рецензентам, отрицательно отнесся к политической лирике Северянина. Его вывод: "Несмотря на большое количество тленного в сборнике "Вервэна", все же в нем по временам слышатся подлинные "шорохи интуиции", которые заставляют нас сказать в заключение: "Жив великий Пан".". Эстонский драматург и критик Хуго Раудсепп также находил, что в прежние годы Северянин был оригинальнее, свежее, остроумнее, стал же скучным и манерным. "В памяти не осталось ни одного живого образа, сконцентрированного настроения. Только кривлянье ума по привычному шаблону" (ТаШппа teataja. 1920. 5 а^.). Более мягкой была рецензия молодого эстонского критика Ниголя Андрезена ^аЬа Маа. 1920. 27 ок!). Отвергая политическую лирику Северянина, он находил художественные достоинства в его пейзажной и любовной лирике, в его дизэлях и газэллах. Н.Андрезен положительно оценил и стихи Северянина, посвященные Эстонии, отмечая сердечное отношение автора ко своей "второй родине".
С.Г.Исаков (Эстония)
"Менестрель: Новейшие поэзы" Том XII (Берлин: Изд-во Москва, 1921; М., 1989). Сборник вышел в свет в июне 1921 тиражом в 3 000 экземпляров (отпечатан в типографии Е.А.Гутнова в Берлине). Обложка работы художницы К.Богуславской. Сборник должен был составить 12-й том "Поэз" Игоря Северянина. На экземпляре книги, ныне хранящемся в Эстонском литературном музее в Тарту, имеется сделанная автором запись: "Этот том исполнен Eesti. ТоПа. 1919 г.". Действительно, книга включает стихи, написанные в Тойле в 1919. Сборник был готов в 1920, и вначале предполагалось его опубликовать в Тарту в издательстве К.Сарапа "Одамеэс". Сборник включает 70 стихотворений. Открывает его "Увертюра к т. XII" с центральным романтическим образом "менестреля двадцатого столетья" — поэта, которому "подвластно всё" и весь смысл существования которого — "песня" (т.е. поэзия, творчество).
Сам сборник структурно делится на шесть разделов: "Быть собой", "Снежинки Польши" (в первопубликации ошибочно — "Снежники Польши"), "Терцины-колибри", "Сирень средь лютиков" (самый большой раздел; стихотворения, посвященные любви-страсти), "Змей укусы", "С эстонского" (переводы из эстонской поэзии). Большинство разделов не представляет собой тематического или жанрового единства. Исключение — третий раздел "Терцины-колибри", который фактически является циклом стихов. Завершает книгу "Финал" — стихотворение "Лэ VI", суммирующее воззрения поэта, нашедшие выражения в сборнике, и рисующее его жизненный идеал тех лет.
"Менестрель" — продолжение сборника "Вервэна", включавшего стихи 1918 и января 1919. Уже встречавшиеся мотивы и темы получают в "Менестреле" дальнейшее развитие. Как и в сборнике "Вервэна", поэта не оставляет ощущение гибели мира, всеобщего хаоса, "бедлама", восторжествовавших на планете. Он видит вокруг себя лишь всеобщее одичание, озверение людей, грубость, "тяготение к хамству", преклонение перед грубой физической силой. В современном мире никто не понимает истинной поэзии, людям нет дела до искусства, да в этом мире нет и настоящей любви ("Поэза нови прозаической"). Царит ненависть. Поэт осуждает всякое убийство человека человеком во имя чего бы оно ни совершалось ("Письмо"). Причем объектом осуждения поэта оказываются не только большевики, но и белая эмиграция ("Г-н Цап-Царап", "Поэза для беженцев"). Погрязшему во грехах, дурному и не до конца понятному миру поэт, как и раньше, противопоставляет природу и любовь-страсть. Такова основная тема цикла "Терцины-колибри", где М.Слоним находил "чудесные стихотворения — мягкая нежная лирика любви" (Воля России. 1921. 23 июня). Эротика для поэта — проявление "естест-венного" человеческого начала, как раз противостоящего тому моральному и физическому разврату, Содоме и Гоморре, которые восторжествовали в современном мире. Эти стихотворения вызывали возмущение советских критиков, обвинявших поэта в порнографии, хотя никакой порнографии в стихах Северянина, даже в наиболее "эротическом" стихотворении "Ванг и Абианна", нет. Дальнейшее развитие в сборнике получает и новый взгляд автора на Эстонию. Он наиболее полно выражен в открывающем первый раздел стихотворении "Поэза об Эстонии", "оазисе в житейской тщете" (с. 1112). В VI разделе сборника "Менестрель" помещены первые переводы
Северянина из эстонской поэзии — стихи эстонских поэтов первой половины XX в. Марии Ундер и Густава Суйтса.
"Менестрель" свидетельствовал об отходе автора от эгофуту-ристской линии. Северянин выступает с критикой футуристов: в "Поэзе дополнения" он обвиняет их в том, что они привели страну к торжеству анархии, что они чинят "пакостный разврат" (с. 37-38). В "Поэзе о старых размерах" Северянин демонстративно воспевает старые размеры, традиции Державина, Некрасова, Никитина, А.К.Толстого — они "прекраснее, чем новые", они "верные", "испытанно-надежные", "милые", "любимые", "друзья примерные" (с. 14). Однако рецидивы эгофутуризма и перепевы прежних мотивов все же дают о себе знать. Вновь звучит и мотив "Я — гений Игорь Северянин" ("Поэза "ego" моего"), и любовь к "изыскам", к "лимонному с лиловым" ("Рондель XVI"), устремленность в мир прекрасных грёз, отдающих, однако "парфюмерией и будуаром" ("Рондо XXI"), и "гастрономические" стихи ("Поэза для лакомок"), сти-
хотворение "Икра и водка", над которым зло издевался В.В.Маяковский (Полн. собр. соч. М., 1959. Т. 12. С. 463).
Сборник "Менестрель" — первая из книг эмигрантского периода, получившая известность на Западе. До этого в Эстонии было издано три сборника его поэзии, но они не достигли распространения в основных центрах русской эмиграции. Отсюда и особый резонанс за рубежом, вызванный "Менестрелем", больший, чем на любой другой сборник послереволюционной поры. Однако почти все отзывы были негативными, резко критическими. В этом сошлись и зарубежные, и советские рецензенты. Большинство рецензентов находило, что Северянин стал писать хуже, подчеркивалась "скудость духа" поэта, сильный налет пошлости на его "поэзах"; наибольшей критике подвергалась его политическая и "гастрономическая" лирика. "Все эти поэзы Северянина по своим художественным достоинствам могли бы смело соперничать с "поэзами" Кап.Лебядкина", — иронизировал Р.Гуль (Сполохи. 1921. № 1. С. 41). А.Бахрах сравнивал их с творениями Козьмы Пруткова и резюмировал: "Да: очень плохо" (Дни. 1922. 26 нояб.). Е.Кричевский писал: "Неизбывная пошлость от начала до конца" (Новый мир. Берлин, 1921. 21 авг.). В выдержанной в академическом стиле рецензии К.Мочульского, где сделана попытка определить причины успеха дореволюционного Северянина и круг его читателей, отмечалось: "В других старинных размерах есть ловкость жонглера, известное
техническое умение; но полное отсутствие чувства стиля и культуры слова делают эти произведения образцами ложного жанра. В творчестве Игоря Северянина в искаженном и извращенном лике изживается культура русского символизма ... И теперь в эпоху "катастрофических мироощущений" эта скудость духа русского поэта ощущается особенно болезненно" (РМ. 1921. № 8-9. С. 328).
Эмигрантским критикам вторили российские, особенно подчеркивавшие "порнографическую откровенность" сборника, которая, будто бы, "превышает все доселе достигнутые поэзией пределы". "Такова вся книга, — писал Д.Выгодский, — вычесть пошлость, порнографию, беспардонную болтовню — и останется пустота" (Россия. М., 1922. № 4. С. 31). "Те же штучки, те же выкрутасы, но какой безграничной пошлостью веет теперь от этих "поэз", "диссо", "рифмодиссимо", "фиольевых порывов" и "февральских златодней", от всех этих безвкусных попыток сочетать Бальмонта с дядей Михеем", — замечал А.Горнфельд (Литературные записки. Пг., 1922. № 3. С. 16). Северянин, считал М.Слоним, "органически не способен воспевать что-либо и кого-либо, кроме самого себя и собственных переживаний"(Воля России. 1921. 23 июня). Отвергая политическую лирику поэта, М.Слоним писал: "Там, где он совершенно забывает о современности, перестает пыжиться и кривляться, не ставит глубокомысленных проблем о праве на убийство, не хвалится . не рассматривает через поэтический лорнет "контрастные события", там он, действительно, проявляет себя подлинным поэтом. Искусственность, модная маска и элегантно изысканная поза не окончательно убили поэтическую непосредственность И.Северянина, и подчас его талант блеснет свежо и молодо, точно черты прекрасного лица из-под толстого слоя белил и румян" (там же). М.Слоним выделял в сборнике цикл "Терцины-колибри", ряд стихов из раздела "Сирень средь лютиков" и "иронически-насмешливые картинки действительности" типа "Поэзы о знатной даме", "Поэзы для беженцев", "Г-н Цап-Царап". "И для Игоря Северянина, и для русской поэзии было бы гораздо лучше, если бы "менестрель", позабыв о "повсесердном" утверждении, отказавшись от поэтического жонглерства и политической безвкусицы, начал работать над развитием и углублением своего недюжинного лирического дарования", — резюмировал М.Слоним. В общественно-политической борьбе тех лет Северянин не был ни с "красными", ни с "белыми", критиковал и тех, и других. Такая позиция в эпоху классовых
столкновений, в эпоху, когда "тот, кто сегодня поет не с нами — тот против нас", делало позицию поэта неприемлемой для обоих лагерей.
С.Г.Исаков (Эстония)
"Фея Ею1е: Поэзы 1920-1921 гг." (Берлин: О.Кирхнер и Ко, 1922). Бю1е — по-эстонски "нет", "не имеется". Сборник, который должен был составить 14-й том "Поэз" Игоря Северянина, был готов уже в 1921 и вышел тиражом в 2 500 экз. Обложка работы художника Г.М.Крупенского. На обороте титульного листа авторская помета: "Все поэзы этого тома, за исключением особо датированных, исполнены в Etsti, ТоПа". К книге приложена библиография изданий поэз Северянина, а также не отличающаяся точностью библиография первопубликаций стихотворных текстов, включенных в сборник. Подзаголовок не вполне верен: два стихотворения в сборнике датированы 1919.
В "Фее Ею1е" семь разделов, включающих 54 произведения. В первом, самом большом по объему (23 стихотворения) "Зеленый монастырь" преобладают стихи, посвященные женщинам, в том числе образцы любовной лирики, обращенной к будущей супруге поэта Фелиссе Круут, на фоне природы Тойлы и ее окрестностей. Много образцов и пейзажной лирики, воспевающей неяркую природу северной Эстонии — прибрежье Финского залива, речки, озера, леса. Воспевание природы и любви есть своего рода бегство поэта от "политической уморы", в которой бьется мир (стихотворение "Вечеровая"). Второй раздел "Что значит — время?" включает стихотворения, часто в форме сонета, посвященные поэтам и деятелям искусств, в чем-то близким автору, в том числе и его друзьям. Третий раздел — "Подарки по средствам" посвящен Фелиссе Круут (за исключением последнего стихотворения — "Развенчание", отра-жающего разрыв с прежней гражданской женой Северянина Марией Домбровской-Волнянской). Четвертый раздел "Земле — земное", помимо двух стихотворений, навеянных смертью матери, включает стихи об Эстонии. Самим названием раздела подчеркивается обращение поэта к повседневным делам, к реальности. Стихотворение "Хвала полям" — одно из самых вдохновенных творений Северянина, посвященных Эстонии. В стихах 1920-1921 новая концепция Эстонии как мирной страны простых "естественных" и вместе с тем "культурных" людей в значительной мере лишается прежнего мещанско-обывательского оттенка, который был свойственен ей в стихах 1918-1919. Теперь поэт смотрит на Эстонию не
