CC BY
20столько с точки зрения своей личной судьбы (она дала ему пропитание, уют), сколько с точки зрения всеобщего хаоса и господства мамоны, денег. Пятый раздел — "Письма из Парижа" — своего рода мистификация: Северянин в Париже не был, источником его стихотворений послужили письма одного знакомого из столицы Франции. Шестой раздел — "Трагедия на легком фоне. Роман в канцонах" — представляет собой поэму, предвосхищающую цикл автобиографических поэм и романов в стихах Северянина 1922-1923 — "Падучая стремнина", "Роса оранжевого часа", "Колокола собора чувств". В поэме повествуется о
неожиданном чувстве любви, возникшем между светской барышней Ирэн и женатым генералом-кавалергардом Вакхом на фоне "курортного" Крыма предреволюционной поры. Седьмой раздел — "Зачатие Христа" — хотя и состоит всего из двух стихотворений ("Долой политику!", "Второе пришествие"), но важен для понимания общественно-политической позиции Северянина тех лет. Представление о всеобщем хаосе в мире остается, но в этом всемирном бедламе поэт теперь видит прежде всего господство мамоны, денег. Этот всемирный хаос вызван не только и, может быть, даже не столько революцией, как представляется Северянину в 1918-1919, сколько восторжествовавшими в мире "наживой, жульничеством, ложью", "всеобщей продажностью" ("Поэза отчаянья"), как, впрочем, и господством политики. Теперь в поэзии Северянина появляются и такие мотивы, как обличение "сытого мяса" и безумного фокстротно-тангового мира послевоенной Европы. Продолжается амбивалентно-отрицательное отношение поэта и к "белым", и к "красным". И те, и другие в одинаковой мере ассоциируются в сознании Северянина с ненавистной ему "политикой", с войной, кровопролитием, "злобностью". И те, и другие противостоят идеалу поэта с его наивным и несколько абстрактным гуманизмом. Восьмой раздел — "С немецкого" — включает только одно произведение: перевод с немецкого стихотворения Д. фон Лилиенкрона "Зеленый луг". В сборнике "Фея Ею1е" заметен переход Северянина к новой поэтической системе, завершившийся созданием сборника "Классические розы".
С.Г.Исаков (Эстония)
"Соловей: Поэзы" (Берлин; М.: Накануне, 1923; М., 1990). Сборник отпечатан в типографии Шпамера в Лейпциге тиражом в 10 000
экз. Рукопись была передана в издательство при содействии В.В.Маяковского и А.Б.Кусикова осенью 1922. Сборник посвящен "Борису Верину — Принцу Сирени" (Борис Николаевич Башкиров-Верин — поэт из дореволюционного окружения Северянина, с которым он встречался в Берлине осенью 1922). В книге имеется авторская помета: "Эти импровизации в ямбах выполнены в 1918 г., за исключениями, особо отмеченными, в Петербурге и Тойле" (с. 6). Книга включает 92 стихотворения, из них 23 ранее были опубликованы в сборнике "Puhajбgi. Эстляндские поэзы" (Юрьев, 1919). По времени создания это первый сборник эмигрантской лирики Северянина, вышедший в свет, однако, позже хронологически следующих за ним поэтических сборников эмигрантской поры, включавших стихотворения 1919-1921 ("Вервэна", "Менестрель" "Фея Ею1е"); некото-рые стихотворения были написаны в январе 1918 в Петрограде. Хотя сборник и не имеет деления на разделы и циклы (этим он отличается от почти всех других последующих сборников стихов), тем не менее некоторые стихотворения его сюжетно связаны ("Тайна песни", "Не оттого ль?..", "Чары соловья", "Возрождение" и др.), поскольку представляли собой фрагменты неосуществленной "Поэмы жизни". Литературно-эстетические установки Игоря Северянина, на первый взгляд, остались прежними — теми же, что и в его дореволюционных сборниках. Продолжением мотива "Я — гений Игорь Северянин" могут служить стихотворения "Слава" и "Рескрипт короля". К старым поэтическим декларациям начала 1910-х ведут стихи, посвященные Петру Ларионову ("Высшая мудрость"). В сборнике "Соловей" заметны и первые начинающиеся изменения в поэтической системе Северянина — движение к большей простоте, естественности, сдержанности, к отказу от былых "изысков", сложных неологизмов и искусственных вычурных образов. Модернистским течениям в литературе XX в. Северянин противопоставляет русскую классическую традицию, в первую очередь пушкинскую ("Пушкин", "После Онегина"). Декларируется ориентация на ясный гармонический пушкинский стих. В сборнике почти нет откликов на судьбоносные для России события конца 1917-1918. Поэт намеренно уходит от злободневных насущных общественно-политических и социальных проблем в мир природы, искусства, литературы. Принципиальное значение имеет стихотворение "Вне политики", развивающее мотив неприятия всякой политики, бегства от нее. Многочисленны стихи, посвященные деятелям русского и зарубежного искусства и литературы ("Дюма и Верди", "Амбруаз Тома",
"Валерию Брюсову", "Стихи Ахматовой", "Лира Лохвицкой", "Бальмонт", "Брюсов", "Сологуб", "Гиппиус", "Василию Каменскому", "А.К.Толстой" и др.). Много стихотворений Игоря Северянина посвящено Эстонии, ее природе ("Эст-Тойла", "Два острова", "Речонка", "Март", "У моря" и др.), обитателям ("Madis"), городам ("Нарва", "Юрьев"), перипетиям эстонской жизни поэта ("По этапу" и др.). В этих стихах заметны новые черты сравнительно с дореволюционными: постепенный отказ от старой неоромантической концепции Эстонии как прекрасной Балто-Скандии (Миррэлии), края "чаруйных снов", прекрасной Ингрид и короля Севера Эрика, царства мечты и грёз, далекого от какой-либо реальности. Теперь поэтические картины Эстонии становятся более конкретными, "реальными". Можно говорить о фактографичности и в то же время о биографичности стихов Игоря Северянина об Эстонии. Правда, сохраняется взгляд дачника на жизнь. Не случайно
поэта прежде всего привлекает курортный антураж и вовсе не интересуют социальные проблемы края. При взгляде на современный мир как на "вселенский бедлам", всеобщую дикость и озверение, Эстония начинает представляться Северянину прибежищем от восторжествовавшего в мире зла. Эстония — это край "чистой" природы и "естественных" людей труда, и в то же время это край, где утвердились культура и искусство. Такой синтез "природного" и "естественного" с культурой и есть идеал поэта, и он находит его в Эстонии (стихотворение "Ах, есть ли край").
Немногочисленные отзывы о книге были, главным образом, негативными. А.Бахрах писал в берлинской газете "Дни" (1923. 18 марта): "Времена меняются, земля вертится, гибнут цари и царства... а Игорь Северянин в полном и упрямом противоречии с природой безнадежно остается на своем засиженном месте . Таким образом, и вчера, и сегодня, и завтра — все приносится в его поэзии с полки гастрономической лавки или парфюмерного магазина. Открываешь книгу и просто не верится, что на ней пометка "1923". Все те же надоевшие нюансы, фиоли, фиорды, фиаско, рессоры, вервена-Шопена, снова то же старое, затасканное самовосхваление . Северянин еще во время оно закончил делать свое, ценное. Ныне регресс превратился в падение и бесконечные, как оказалось, бездны безвкусицы и ноющего провинциализма".
С.Г.Исаков (Эстония)
