CC BY
62
УДК 82(091)
А.В.Налобин
СЕМАНТИКА «СЕРДЦА» В ФОРМИРОВАНИИ ЖИТИЙНЫХ СМЫСЛОВ В ЛИТЕРАТУРНОМ АПОКРИФЕ Б.К.ЗАЙЦЕВА «СЕРДЦЕ АВРААМИЯ».
Автор рассматривает и объясняет семантику слова «сердце» и его связь с метафорами в рамках рассказа, являющегося литературно-художественным апокрифом. Цель статьи - объяснить значение слова «сердце» в произведении и рассмотреть метафорические конструкции, в которых оно участвует, чтобы объяснить способы создания внутренней формы (ААПотебня) названия произведения и роль образа-символа «сердце» в создании житийных смыслов литературного апокрифа Б.К.Зайцева «Сердце Авраамия».
Ключевые слова: метафора, метонимия, эпитет, парафразирование, образ, литературно-
художественный апокриф.
Nalobin Alexander Vоleslavovich the semantic of the word "heart" in the reason of being in the literary
APOCRYPHA "THE HEART OF ABRAHAM".
The author of the article explores and examines the meaning of the word "heart" and its connection with the metaphors of the story which is a literary apocrypha. Apocrypha includes those fictional stories that do not belong within a fictional universe's canon, yet still have some authority relating to that fictional universe. The aim of the article is to explore the meaning of the word "heart" in the opus and to examine the metaphorical structures where it,s mentioned. Basing on these studies the author of the article explains the important role of the "heart" in the reason of being in the literary apocrypha "The heart of Abraham" by B.Zaytsev.
Key words: metaphors, epithet, paraphrase, image, literary apocrypha
Рассказ Бориса Константиновича Зайцева «Сердце Авраамия» (1926) относится к его агиографическому циклу, куда помимо него вошли еще два произведения: «Преподобный Сергий Радонежский» и «Алексей Божий человек». «Сердце Авраамия» является ярким примером неканонического христианского сюжета, изложенного художественно [1]. Главным героем повествования является русский православный святой Авраамий Чухломский - ученик Преподобного Сергия Радонежского. Отступая от житийного канона, писатель создает произведение, в котором сохраняется та внутренняя форма, которая позволяет читателю получить урок восхождения к святости, и объяснить самому себе причины нестроений в его жизни.
Художественное описание жизни земного человека и подвигов галичского святого требует «включения» приемов, которые компенсируют отсутствие обязательных для жанра источника компонентов. В название рассказа в отличие от традиционно наличествующих в названии жития или агиобиографии имени святого, автор выносит смыслообразующую деталь, метонимически выстраивающую путь героя. Эта деталь определяется словом сердце. На смыслах, формирующихся вокруг данного слова, строится внутренняя суть истории об обретении Авраамием Бога в душе. Собственно, обхождение автора с этим образом указывает на черты литературного апокрифа в нем. Метафорический смысл обнаруживается в слове «сердце» в начале рассказа, когда Авраамий приходит за советом к старцу, в котором угадываются черты Преподобного Сергия. Для описания пути Авраамия автор опускает имя Сергия, чтобы не «подпирать» изначально этот путь его авторитетом. В беседе с Авраамием старец констатирует:
«-Сила твоя великая, плечи как у медведя, руки в волосе, а сердце косматое.» Ожегов так характеризует в своем словаре слово косматый: «С длинной густой торчащей шерстью, космами» [2]. Похожее определение этого слова мы встречаем и в словаре Даля [3]. Значение слова косматый помогает нам понять метафорический смысл, вкладываемый в него Зайцевым. Косматое сердце - грубое, звериное, недоступное для сострадания. Далее автор прибегает к градации метафор и уточняет, усиливает уже обозначенное эпитетом «косматый» жестокосердие Авраамия: «Тяжкое у тебя сердце, на все завистливое и недовольное». Точное значение слова тяжкое (тяжелое), вкладываемое в него автором, мы находим в словаре Ожегова: «тяжелый предмет» [4]. «Тяжкое сердце» близко по значению к метафорическому словосочетанию «каменное сердце», обозначающего душу человека, лишенную сострадания, завистливую и недовольную. «Пока сердца не смелешь, счастлив не будешь». И снова точное определение глагола смолоть (молоть) мы находим в словаре Ожегова: «молоть камень (дробить)» [5]. Данное значение слова соответствует авторскому замыслу. Старец предлагает Авраамию раздробить камень в его душе, тяжелой ношей лежащий на ней и мешающий познать Бога и проникнуться состраданием к людям.
В этом фрагменте мы встречаем сразу две метафорических эпитета, определяющих
«сердце». Во-первых, эпитет «косматое», свидетельствующие о «звериности» его натуры, грубости и зависимости от плоти. Эпитет «косматое» применительно к сердцу напоминает читателю и о медведе, диком звере, прирученном Преподобным, о языческой символике медведя, которого каждый должен в себе победить. Ясно, что Сергий, представленный в данном рассказе в образе безымянного монаха, своим советом указывает Авраамию пусть истины, то есть начинает приручение главного героя, который в данном случае уподобляется зверю. Святой открывает ему божественное повеление, заключающееся в страдании и сострадании (на протяжении всего рассказа Авраамия мучает чувство вины перед умершей супругой). Во-вторых, глагол «смолоть» уточняет метафорический смысл черствого «сердца»: сердце, как каменное, таково внутреннее сравнение. Хотя глагол «смолоть» характеризует и зерно: его можно смолоть в муку. В связи с этим выразительным переносным значением, ассоциативно «наращивающимся», является идиоматический смысл выражения: «перемелется — мука будет». Так говорят о горе, о скорбях. Поэтому глагол «перемолоть» как никогда подходит к описанию душевной муки героя, пытающегося постигнуть божью премудрость. При этом коннотация слова «сердце» не случайна, так как обнаруживает в главном герое простого человека, а не святого, помыслы которого далеки от устроения земной жизни и направлены только к свету Истины. Так, в метафорическом определении сердца совпадают две линии духовного пути: преодоления скорбей телесных, плоти, с одной стороны, и победы над скорбями душевными: неизбывными муками совести перед умершей супругой. Используя метафоры, Зайцев вносит ассоциативно-поэтические значение в принципе периферийные для повествовательной прозы. Но в отличие от языка символов, слишком воздушного и пространного, язык метафор ярче передает душевное состояние героя. А.Ф.Лосев отмечает: «Символ очень близок к метафоре, но он не есть метафора. И в символе и в метафоре идея вещи и образ вещи пронизывают друг друга, и в этом их безусловное сходство. Но в метафоре нет того загадочного предмета, на который ее идейная образность только указывала бы как на нечто ей постороннее. Этот предмет как бы вполне растворен в самой этой образности и не является чем-то таким, для чего метафора была бы символом. Ведь метафора входит в поэтический образ, а он уж во всяком случае имеет самостоятельное значение. Совсем другое дело - символ». [6] Автор рассказа заранее берет на себя миссию художника, воссоздавая психологический и житейски-бытовой портрет человека и исторической личности, которой открывается Вера, и служит он Богу так, что восходит к святости. «Сердце» проходи через «брань невидимую» добра со злом. Глаголы «смолоть» и «перемолоть», встречающиеся в тексте при характеристике слова «сердце», в данном случае синонимичны глаголу «умягчать», участвует в формировании этих смыслов и пословица «Терпенье и труд все перетрут». Именно в умягчении сердца нуждается Авраамий, и в этом ему помогает своими молитвами душа супруги Марии и Богоматерь.
Зайцев соединяет в иконописном образе Богородицы и черты лица умершей жены Авраамия, и имени ее - Мария - что напоминает герою о женском покровительстве в деле спасения его души от козней врага рода человеческого. Из канонического жития известно, что святому Авраамию в его борьбе с язычеством покровительствовала сама Богородица, благодаря его истинной вере во Христа и желанию распространить Его учение во тьме предрассудков и жестокости средних веков. Этот мотив писатель парафразирует в своем рассказе (по Минералову: «Понятно, что всякий художественно полноценный «пересказ своими словами» являет собой не что иное, как использование одного произведения для создания другого. При этом неизбежно «используются» определенные черты формы - т.е. неизбежно имеет место мимесис») [7]. За это он получает долгожданный подарок - умягчение своего сердца, что является для него видимой победой, так как освобождает его душу от зависти и дьявольской злобы:
«-Я Богородица Умиление Сердец. По некиим молитвам и по собственному твоему томлению, я сжалилась над тобой. Беру у тебя сердце.
Сладость, но и ужас охватили Авраамия. Он еще ниже опустился пред иконою. Ласточка щебетала. Авраамий же чувствовал, как медленно, огненно перетлевает его сердце, точно невидимая мельница размалывает его. И чем меньше оставалось прежнего, тем обильнее текли слезы».
Так происходит духовное возрождение героя. Зайцев использует слово «перетлевает», чтобы с помощью него показать не только внутреннее духовное преображение, но и чувственную метаморфозу, происходящие в душе героя. «Перетлевает» — перегорает, тихим, невидимым внешне огнем, внутренним титаническим трудом. Богородица заступается за него и покровительствует его добрым деяниям: «И куда бы ни являлся он с иконою, таинственно обретенною вблизи озера, всюду шло дуновение милости и чистоты. Во всем диком крае,
населенном тогда язычниками, стал Авраамий провозвестником и проповедником светлейшей истины Христовой». Важно дифференцировать семантику аллегорий, использованных в тексте Библии и в рассказе Зайцева. В Библии образ «необрезанные сердца» (Иез.44;7) обозначает духовную нечистоту людей, о которых говорит Господь; в рассказе — «размалывания» и «перетлевания» сердца означает умягчение человеческой души, способности ее к состраданию. В «Сердце Авраамия» образ сердца перекликается с его главной мыслью, модернизирует текст и привносит метафоричность, свойственную лирическому произведению.
Метафорические смыслы обретения духовного пути в рассказе о святом связаны непосредственно с образом и деяниями Богородицы по врачеванию жестоких сердец (нельзя не сказать здесь о существовании икон с изображением Богородицы - «Семистрельная» и «Умягчение злых сердец», «Умиления», что указывает на прямую отсылку в названии и теме рассказа к данным чудотворным иконописным изображениям). Только ей подвластно «перемолоть» человеческое сердце и воскресить душу из пепла для света и добра. Б.К.Зайцев, с другой стороны, наследник и дитя Серебряного века парафразирует Ф.Ницше, который, говоря о страданиях человеческой души, писал, что «надо, чтобы ты сжег себя в своем собственном пламени: как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва пеплом!» (ссылка)
Несомненно, слово «сердце» синонимично слову «душа». Бестелесная сущность в рассказе приобретает телесную оболочку, благодаря чему автор добавляет в свой рассказ изрядную долю апокрифичности. На всем протяжении рассказа в его повествовательной канве очевидны апокрифические черты, заключающихся в расхождении фабулы с каноническим житием святого Авраамия и присутствию в нем разного рода иных литературно-художественных примет, рассказ становится литературным апокрифом. В отличие от многих художественных апокрифов, созданных в русской литературе на рубеже веков (Х1Х-ХХ вв.), рассказ Б.К. Зайцева по внутреннему строю, по характеру воздействия на читателя апокрифичен.
Завершается легенда об обретении святым Авраамием своего духовного пути следующим образом: «Так по томлению, молитвам и по состраданию умер прежний Авраамий и явился новый. В данном случае речь идет о художественно воссоздаваемом пути героя, приводящего его к святости. Озеро как переправа с одного житейского берега на другой, духовной чистоты и святости, является символом этого пути. Аврамий покидает суетный житейский берег, чтобы достичь брега духовного. «А на озере до наших дней осталась светло-серебристая струя, проведенная таинственной лодкой, где родилось новое сердце Авраамия». Образ, вынесенный в заглавие, и завершает повествование, создавая таким обрамлением образ иконографический.
Литература
1. Татаринов А.В. Литературные апокрифы как религиозно-философская проблема критики. Краснодар, 2006, стр. 5.
2. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. Москва, 1990, стр. 300
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Москва, 1998.
4. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. Москва, 1990, стр. 361
5. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. Москва, 1990, стр. 817
6. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. Москва, 1995, стр. 126.
7. Минералов Ю.И. Сравнительное литературоведение. Москва, 2010, стр. 23.
