СЕМАНТИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ СТРУКТУРНЫХ МОДЕЛЕЙ МОРФОЛОГИЧЕСКОГО УРОВНЯ ЯЗЫКА Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 81

doi: 10.52470/2619046Х_2023_2_58

СЕМАНТИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ СТРУКТУРНЫХ МОДЕЛЕЙ МОРФОЛОГИЧЕСКОГО УРОВНЯ ЯЗЫКА

В.И. Миколайчик, В.В. Белоконь

Аннотация. В статье на основе анализа средств выражения временных и видовых значений в языках разной типологии определяются основные семантические типы грамматических форм и иерархия компонентов их грамматического значения. Авторы приходят к выводу, что морфологические модели в семантическом отношении представляют собой различающиеся в широком диапазоне морфологические структуры - от образований семантически предельно аморфных, максимально зависимых от контекста, до моделей со строго определенной семантикой. В качестве предельно аморфной морфологической модели приводится индоевропейский презенс, используемый в пяти разных временных значениях, полностью подчиняющийся неграмматическим темпорально релевантным средствам контекста. Морфологическими моделями со строго идентифицированной семантикой выступают две глагольные формы западноиранских языков претерит и имперфект, видовой аспект которых включает иерархически четко устроенный набор видовых схем, что обеспечивает этим формам активную роль в формировании внутренних свойств глагольных действий. Система глагола западноиранских языков располагает грамматическими моделями факультативного плана с узкой семантикой, детерминирующей их ограниченную употребительность. Среди регулярных морфологических моделей имеются временные формы с достаточно определенной семантикой и диапазоном функционирования, к числу которых относятся перфект и плюсквамперфект.

Ключевые слова: семантическое поле, семантический потенциал, инвариантное значение, оппозиция форм Претерита и Имперфекта, устойчивый признак, неустойчивый признак, окказиональное значение

SEMANTIC TYPOLOGY OF STRUCTURAL MODELS OF THE LANGUAGE MORPHOLOGICAL LEVEL

V.I. Mikolaichik, V.V. Belokon

Abstract. Based on the analysis of the means of expressing temporal and specific meanings in languages of different typologies, the article defines the main semantic types of grammatical forms and the hierarchy of components of their grammatical meaning. The authors come to the conclusion that morphological models semantically represent morphological structures that differ in a wide range - from formations that are semantically extremely amorphous, maximally dependent on the context, to models with strictly defined semantics. As an extremely amorphous morphological model, the Indo-European presentation is given, used in five different time values, completely obeying the ungrammatical temporally relevant means of context. Morphological models with strictly identified semantics are two verb forms of the Western Iranian languages i.e. Preterit and Imperfect, the specific aspect of which includes a hierarchically well-organized set of aspectual schemes, which provides these forms with an active role in the formation of internal properties of verbal actions. The verb system of Western Iranian languages has grammatical models of an optional plan with narrow semantics determining their limited use. Among the regular morphological models there are temporary forms with sufficiently defined semantics and range of functioning, which include Perfect and Plusquamperfect.

Keywords: semantic field, semantic potential, invariant meaning, opposition of Preterit and Imperfect forms, stable sign, unstable sign, occasional meaning

Традиционно семантический потенциал грамматических форм рассматривался в контексте изучения механизма взаимодействия грамматических форм с неграмматическими

средствами семантического поля. Этот механизм был в числе важнейших объектов изучения практически с самого начала научных исследований внутренней структуры языка. В отечественном языкознании этот механизм нашел свое осмысление в теории общих и частных значений грамматических форм. Начало ее концептуального оформления относится к периоду конца XIX - начала XX в. и связано в первую очередь с такими именами, как Н.П. Некрасов, Ф.Ф. Фортунатов, А.М. Пешковский и др. Суть теории в целом сводилась к тому, что под влиянием контекстуального окружения семантика грамматической формы преобразуется, модифицируется и предстает в виде набора комбинаторных значений. Форма выступает как главное средство выражения соответствующего категориального значения, неграмматические средства способствуют реализации семантического потенциала формы.

Доминирование подобного морфологоцентричного подхода не только продолжилось, а, пожалуй, даже усилилось с проникновением в теоретическую грамматику вышедших из Пражской фонологической школы научных понятий и терминов. Многие сформировавшиеся в рамках этой знаменитой школы понятия, в первую очередь стараниями Романа Якобсона, были распространены на область грамматики. Речь идет о таких основополагающих понятиях и терминах, как «вариант», «инвариант», «оппозиция» (бинарная, привативная, эквиполент-ная). Притягательная сила этих понятий состояла в том, что лингвистика, в недрах которой обрели популярность идеи структурализма, испытывала потребность в критериях объективного характера, способствующих преодолению некоторого субъективизма, свойственного классической филологии. Это естественное стремление лингвистов к использованию в своих исследованиях терминов и понятий, свойственных научному аппарату точных наук, явилось решающим фактором популярности терминов «вариант», «инвариант», «оппозиция» в среде исследователей грамматического уровня языка.

Таким образом, популярность среди грамматистов новых понятий, таких как «вариант» и «инвариант», «оппозиция», совершенно очевидно относящиеся к числу объективных терминов научного аппарата вообще, не была случайной. Эти понятия в отечественной грамматической теории легли на достаточно основательно подготовленную почву. Новые понятия достаточно органично вписались в систему взглядов на роль и место грамматической формы в речевых процессах взаимодействия с языковыми средствами других уровней, которые созрели в недрах самой грамматики и к тому времени уже стали достаточно популярными среди исследователей.

Однако, между сложившимися в отечественной грамматической школе в рамках теории общих и частных значений грамматических форм представлениями о природе взаимоотношений между грамматическими и неграмматическими средствами семантического поля, и теми, что вытекали из новой теории вариативности, при более детальном рассмотрении обнаруживается достаточно принципиальное различие. Новые термины «вариант», «инвариант», не просто стали использоваться для обозначения старых понятий «частное значение», «общее значение». Они привнесли на первый взгляд вроде бы не очень заметное, но принципиальное уточнение в содержание самих понятий. Теория общих и частных значений грамматических форм, объясняя сущность механизма взаимодействия грамматических и неграмматических средств, включая лексические, не содержала четко выраженного противопоставления разноуровневых языковых средств. Эта теория, в принципе, скорее выглядела как одно из возможных описаний механизма взаимодействия вербальных средств разных уровней, не отрицая прямо возможных других видов отношений.

Что же касается теории вариативности и бинарных оппозиций, то в этой стройной теории, рассматриваемой ее сторонниками в качестве универсальной описательной модели структуры и функций всех языковых подсистем, самым существенным явилось то, что все контекстуальные варианты формы рассматривались как варианты ее инвариантного значения,

в реализации которых неграмматическим средствам уже просто не могла быть отведена другая роль, кроме вспомогательной роли актуализаторов, в крайнем случае модификаторов, семантики формы. Другим формам взаимодействия грамматических и неграмматических средств одного поля в этой теории просто не находилось места. Ведь новые термины «инвариант» и «вариант» в морфологии могли применяться лишь по отношению к грамматической форме. Неграмматические средства, включая лексические, в эту новую концепцию могли вписаться лишь в качестве инструментов актуализации семантического потенциала формы в виде ее семантических вариантов.

В результате, в традиционной грамматике достаточно прочно укоренился подход, согласно которому все значения, при выражении которых употребляется форма, по крайней мере, в своих основных функциях, рассматриваются в качестве компонентов ее семантики.

Один из логичных выводов, обусловленных этим ставшим традиционным представлением о семантике грамматической формы, имеющим принципиальное значение, состоит в том, что чем больше функций у формы, перечень значений, при выражении которых она фигурирует, тем богаче ее семантика.

С этой точки зрения представляется интересным обратиться к плану выражения грамматической категории глагольного времени. Среди временных форм самой полифункциональной является форма презенса, употребляющаяся в пяти разных временных значениях: настоящее конкретное, расширенное настоящее, постоянное, будущее и так называемое прошедшее историческое. Из теории вариативности вытекает, что у этой формы пять временных значений, актуализуемых в определенных контекстуальных условиях. Однако вполне уместным представляется вопрос, какое из средств играет решающую роль в формировании временных признаков глагольного действия - грамматическая модель, так легко вписывающаяся в разнообразные ситуации во всех временных планах (настоящее, будущее, постоянное, прошедшее), или неграмматические средства, в частности лексические (например, наречия «завтра», «вчера», «сейчас», «всегда»), обладающие конкретной семантикой, не подчиняющейся контексту, включая грамматические модели, например, ту же форму презенса? При наличии подобных лексических темпорально релевантных средств временные признаки глагольного действия всегда совпадают с их семантикой, в то время как морфологическое средство в лице презенса на лексическое средство не влияет. Если презенс так легко вписывается в различные контексты, встречается в пяти абсолютно разных временных значениях, то не будет ли правильнее рассматривать презенс скорее как семантически аморфное образование, лишенное собственной семантики, представляющее собой сосуд, который может быть наполнен любым содержанием. Такому представлению, однако, противоречит вариант употребления презенса в ситуации, когда в предложении отсутствуют другие темпорально релевантные средства и временные признаки действия определяются лишь морфологической моделью. В таких случаях у презенса проявляется собственная временная идентифицированность. Хотя и в этих контекстуальных условиях на временные признаки глагольного действия не менее решительным образом влияет лексическая семантика глагола. Если глагол обозначает действие, доступное конкретному физическому восприятию, то в презенсе действие выглядит как «настоящее конкретного момента»: «Мальчик читает книгу». Если же глагол обозначает обобщенное действие, не укладывающееся в рамки момента наблюдения, то временные признаки, опять же под влиянием семантики глагола и контекста, другие - расширенное настоящее: «Я работаю над докладом», «Пишу статью». Общий контекст может серьезно воздействовать как на форму, так и на глагольную семантику. «Колесо обозрения вращается все медленнее», «Земля вращается вокруг Солнца». В общем, у презенса мы можем в качестве собственного временного значения отметить значения «настоящее конкретное» и «расширенное настоящее». Однако оба значения зависят также от лексической семантики глагола.

С учетом же всех диагностических контекстов видим, что собственные временные признаки презенса имеют весьма неустойчивый характер, легко нейтрализуются контекстом.

В целом же как временная форма, как член морфологической составляющий глагольной системы презенс занимает в ней важное место ввиду своей исключительной употребительности. Но как средство темпоральной характеристики глагольных действий в конкретных речевых ситуациях ввиду своей предельной семантической аморфности, детерминирующей его абсолютную подверженность влиянию неграмматических темпорально релевантных средств, презенс абсолютно бессилен, ничтожен. Есть достаточно оснований отнести данную морфологическую модель к тем, что в определенной степени соответствуют общепринятому понятию «форма», которая есть оболочка, способная наполняться различным содержанием. Хотя такое признание в целом не подвергает сомнению сложившийся в грамматической традиции подход к морфологическим моделям, согласно которому грамматическая форма представляется как формальное и содержательное единство. Уместно вспомнить в этой связи известное высказывание А.А. Потебни, что грамматическая форма есть в первую очередь содержание, а не звук.

Пример с презенсом настойчиво наводит на мысль, что этой форме приписываются значения, реальным выразителем которых выступают другие темпорально релевантные средства контекста, в частности лексические. На подобную тенденцию в традиционной грамматике прямо указывает видный современный русист И.Г. Милославский: «Приписывание морфологической категории тех номинативных элементов значения, которые выражены другими языковыми средствами, не способствует прогрессу в представлениях об устройстве русского языка» [8, с. 212].

Есть еще один не менее важный момент, который непросто комментировать в рамках традиционной грамматики. Мы нередко встречаем, когда в перечне признаков морфологической модели оказываются прямо противоположные признаки. Подобное характерно для описания семантики и функций широко употребительных полифункциональных грамматических форм. Для примера возьмем типичное определение значения глагольной формы претерита. Обратимся к характеристике признаков претерита в капитальном труде по грамматике современного персидского языка крупнейшего современного отечественного ираниста Ю.А. Рубинчика. из которого мы приводим первые два пункта. Претерит выражает: однократное действие, совершенное в прошлом; при наличии обстоятельственных слов, указывающих на длительность во времени, повторяемость, может выражать длительное действие [12]. Подобная трактовка семантики формы претерита характерна вообще для научных работ по глаголу в разных языках. В такой дефиниции мы в составе компонентов семантики формы видим прямо противоположные признаки - долготу и краткость, однократность и многократность. Поскольку согласно теории инварианта назначение неграмматических показателей, в том числе и лексических, состоит в актуализации семантического потенциала формы, то, следовательно, оба признака - и длительность, и краткость входят в число компонентов семантики формы. На данном этапе мы лишь видим, что краткость присуща форме в нейтральном контексте, в то время как длительность нуждается в актуализаторе. Но поскольку признаки противоположные, то актуализация одного означает нейтрализацию другого. В этом пока мы не видим ничего необычного. Сложнее выглядит ответ на логичный вопрос об инвариантном значении, то есть значении, объединяющем или каким-то другим образом связующем прямо противоположные признаки. А то, что оба признака каким-то образом связаны с семантикой формы, сомнения не вызывает. Иначе бы форма в одном из двух контекстов была бы немыслима. Необходимо разобраться в сущности связи формы с обоими признаками. Можно предположить, что у формы есть и другой признак или признаки, совместимые или нейтральные по отношению к двум названным. Ставить подобный вопрос, на наш взгляд, вполне уместно.

Но на данном этапе анализа формы, которым в традиционной грамматике завершается процесс анализа семантики грамматической формы, на этот вопрос ответа нет.

Если компонентами семантики грамматической формы считаются все признаки, при выражении которых она употребляется, то вполне логично конечной целью исследования формы является идентификация этих признаков. Это в основном и наблюдается в научных работах по грамматике разного уровня. При этом дифференцируются контекстуальные условия и средства, способствующие выражению разных признаков. Среди этих контекстуальных средств находятся и лексические показатели, относящиеся к семантическому полю данной грамматической категории - наречия времени, например, если речь идет о грамматической категории времени, или наречия образа действия, если речь идет о грамматической категории вида. Идентификация выражаемых с участием грамматической формы значений является итогом ее анализа. Но, как мы видим на примере претерита, на этом этапе у нас остались без ответа важные вопросы. Логичен вывод, что этот этап анализа, которым (в полном соответствии, кстати, с теорией инварианта) обычно заканчивается описание семантики и функций формы, нельзя считать конечным. Очевидно, исследование следует продолжить.

Методика последующего этапа исследования формы в общем большой загадки не составляет. Необходимо проанализировать исчерпывающий перечень типовых контекстов, представляющих сочетания формы со всеми типами лексических средств однородного с формой семантического поля. Результатом детального анализа этой совокупности диагностических контекстов должно стать разграничение вклада формы и неграмматических средств в формировании общего значения и, на этой основе, идентификация собственной семантики грамматической формы.

Таким образом, теория инварианта, которая в своем нынешнем виде практически решающим итогом анализа грамматической формы определяет установление перечня значений, при выражении которых употребляется форма и не предполагает точного разграничения вклада языковых средств разных уровней в формирование общего значения, нас не вполне удовлетворяет.

С точки зрения отношений между разноуровневыми средствами семантического поля грамматические категории кардинально отличаются. Мы не случайно здесь обращались к примерам из таких двух разных глагольных категорий, как время и вид. Время как признак, является внешним по отношению к обозначаемому глаголом-сказуемым предложения действию, не связано практически с его внутренними свойствами. Этим обусловлена в общем-то довольно простая и прозрачная в своем механизме система выразительных средств, используемых для выражения временных признаков глагольного действия. В русском языке, например, есть регулярно используемые широко употребительные формы, количество которых совпадает с тремя временными планами - прошедшее, настоящее, будущее. Формы прошедшего времени две, поскольку существуют отдельно для аспектуально дифференцированных уже на лексическом уровне глаголов совершенного и несовершенного вида.

Функционально-семантическая категория темпоральности включает богатый набор лексических средств, уточняющих временные признаки глагольных действий ввиду полифункциональности и семантической аморфности грамматических форм времени, о чем мы говорили применительно к форме презенса.

В некоторых других языках грамматическая система глагола помимо форм с чисто временным значением имеются формы видо-временные, являющиеся одновременно компонентами плана содержания и плана выражения, двух функционально-семантических категорий - темпоральности и аспектуальности. В этих языках картина совершенно другая, более сложная. Связано это с тем, что категория вида, особенно примыкающая к ней обширная сфера способов глагольного действия, характеризуется наличием внушительного перечня

значений - конкретных и абстрактных. Для дифференциации языку требуется такой же внушительный арсенал выразительных средств. В русском языке эти средства выражения видовых и временных значений достаточно определенно разделены: категория времени располагает грамматическими моделями морфологического уровня с вполне четкой временной семантикой. В то же время в этом языке аспектуально релевантные средства полностью сосредоточены на лексическом, а в еще большей степени - словообразовательном уровнях. Русский язык располагает богатейшим набором деривативных аффиксов, используемых для выражения значений в семантической сфере аспектуальности и способов глагольного действия. А вот в западноиранских языках (персидский, дари, таджикский, курдский) деривативная аффиксации в этой области отсутствует полностью. Значения, относящиеся к сфере вида и способов глагольного действия, выражаются средствами других уровней языка - собственно лексическом, исключая словообразование, а также морфологическом и синтаксическом. Некоторые морфологические модели активнейшим образом используемых в качестве аспектуально релевантных языковых средств. Эти модели одновременно включают в качестве компонентов своей семантики - грамматических признаков - помимо временных видовых также и видовые семы. Ввиду отсутствия четкого перечня базовых семантических элементов грамматической категории вида при анализе видо-временных глагольных форм не проводится достаточно четкая дифференциация видовых и временных значений. Поскольку научное описание форм происходит с использованием классификационной схемы, разработанной на русском материале, где индикативные глагольные формы четко определяются как временные, то по аналогии семантика западноиранских видо-временных формы не разграничиваются и все их признаки рассматриваются в рамках категории времени. Что мы и наблюдаем в приведенном нами выше определении формы претерита, в котором наряду с временным признаком «прошедшее» фигурируют чисто видовые «длительность», «краткость»», «однократность», «многократность».

Система выражения видовых значений в западноиранских языках характеризуется четко функционирующим достаточно сложным взаимодействием разноуровневых языковых средств, а видовой аспект грамматического значения видо-временных форм отличает строгая иерархическая организация компонентов семантики.

В персидском и дари языках две грамматические формы - имперфект и претерит при употреблении в основной сфере своего функционирования, то есть в рамках так называемого связного плана повествования, при полной нивелировке контекстом их временных различий образуют видовую оппозицию, представляющую собой эффективное средство дифференциации глагольных действий по основным видовым признакам в активном взаимодействии с неграмматическими аспектуально релевантными средствами. Такая их эффективность обеспечивается двумя факторами - особым фактором самой оппозиции, где нет прямого противопоставления членов по какому-то одному или нескольким показателям. Вторым фактором, прямо связанным с первым, является иерархия признаков видовой семантики претерита и имперфекта.

Собственные признаки этих форм делятся на два типа: устойчивые признаки, присутствующие во всех случаях употребления в основной сфере функционирования, неустойчивые признаки, выражаемые в условиях отсутствия средств с другой семантикой. Эти два типа признаков называются узуальными. У имперфекта устойчивыми признаками являются процессность и обусловленный им признак длительности. К неустойчивым признакам имперфекта относится непредельность. У претерита устойчивым признаком является предельность. К неустойчивым относиться краткость и однократность. Непосредственное отношение к форме имеют признаки, выражаемые при взаимодействии с другими - неграмматическими - аспектуальнорелевантными средствами. Их принято называть окказиональными. Приме-

ром окказионального значения может быть признак многократности у имперфекта, который образуется при употреблении в этой форме глаголов моментального способа действия. Это результат столкновения признака моментальности, присущего глаголу, и несовместимых с ним устойчивых признаков процессности и длительности формы имперфекта.

Анализируя семантику анализируемых двух грамматических форм, мы отмечаем наряду с собственными компонентами их семантики системно важный факт отношения к другим признакам данного семантического поля или функционально-семантической категории. Здесь мы отмечаем следующие типы: признаки, выражаемые при нейтрализации неустойчивых признаков, признаки, к которым форма нейтральна, признаки, противоположные устойчивым, которые никогда не выражаются при ее употреблении. Всего, таким образом, мы имеем шесть вариантов отношений морфологической модели данного типа с элементами плана содержания функционально-семантической категории.

Таким образом, в лице презенса мы имеем форму с предельно аморфной семантикой, максимально подчиненной неграмматическим средствам данного семантического поля.

Претерит и имперфект представляют тип морфологической модели, обладающей богатой строго иерархически устроенной внутренней семантикой, обеспечивающий активное взаимодействие с неграмматическими элементами семантического поля и участие в выражении большого спектра разнообразных по внутренним свойствам глагольных действий.

Имеются грамматические формы со строго определенным единственным значением. Среди регулярных глагольных форм к ним можно отнести временную форму перфекта, основной и практически единственной функцией которой является выражение прошедшего действия, темпорально привязанного к моменту речи. В дари и персидском языках к формам подобного типа относится форма будущего времени, используемая исключительно в этом значении. К этому типу относятся некоторые факультативные формы, однозначность и конкретность семантики которых, сближающая их с лексическими единицами собственно и детерминирует их факультативный характер.

Собственно, названные типы представляют собой три основных типа морфологических моделей. Хотя можно выделить и промежуточный тип, представляющий собой форму с достаточно определенной семантикой, зависимую от контекста в строго определенных пределах. К ним относится классический плюсквамперфект, который в зависимости от синтаксической конструкции используется при выражении: действие, предшествующее конкретному моменту в прошлом; действие, которое отделено от момента речи значительным промежутком времени. К данному типу морфологических моделей можно отнести также претерит с имперфектом как временные формы, подчиняющиеся контексту в строго определенных пределах.

Таким образом, морфологические модели в семантическом отношении представляют собой различающиеся в широком диапазоне морфологические структуры - от образований семантически предельно аморфных, максимально зависимых от контекста, до моделей со строго определенной конкретной семантикой. Наибольший интерес для научного описания представляют модели промежуточного типа со сложной мозаикой компонентов семантики.

Библиографический список

1. Авилова Н.С. Вид глагола и семантика глагольного слова. М. 1976.

2. Арутюнова Н.Д. О минимальной единице грамматической системы // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М., 1969.

3. Бондарко А.В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб., 1998.

4. ВсеволодоваМ.В. Поля, категории и концепты в грамматической системе языка // Вопросы языкознания. 2009. № 3.

5. Идеографические аспекты русской грамматики / под ред. В.А. Белошапковой и И.Г. Милослав-ского. М., 1988.

6. Киселева Л.Н. Язык дари Афганистана. М., 1985.

7. Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии. Л., 1984.

8. Милославский И.Г. Морфологические категории современного русского языка. М., 1981.

9. Общее языкознание. Внутренняя структура языка. М., 1972.

10. Островский Б.Я. Вопросы грамматической семантики глагола языка дари. М., 2004.

11. Расторгуева В.С., Керимова А.А. Система таджикского глагола. М., 1964.

12. РубинчикЮ.А. Грамматика современного персидского литературного языка. М., 2001.

13. Современный русский язык / под ред. В.А. Белошапковой. М., 1989.

14. Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. Л., 1990.

15. ЭдельманД.И. Категория времени и вида // Опыт историко-типологического исследования иранских языков. М., 1975. Т. II: Эволюция грамматических категорий.

В.В. Миколайчик

доктор филологических наук, профессор профессор кафедры средневосточных языков

Военный университет имени князя Александра Невского Министерства обороны Российской Федерации, г. Москва E-mail: mikolai4ik@yandex.ru

В.В. Белоконь

кандидат филологических наук

заместитель начальника кафедры средневосточных языков Военный университет имени князя Александра Невского Министерства обороны Российской Федерации, г. Москва E-mail: vbelokon@yandex.ru