CC BY
35
САКРАЛЬНЫЕ НАЧАЛА И СОДЕРЖАНИЕ ПРИНЦИПА СПРАВЕДЛИВОСТИ В ПРАВЕ ДРЕВНИХ ГОСУДАРСТВ Беспалько В.Г. -
12.00.01 Теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве
Theory and history of law and state; History of law and State teachings
DOI: 10.33693/2223-0092-2020-10-2-45-54
Сакральные начала
и содержание принципа справедливости в праве древних государств
В.Г. Беспалько ©
Российская таможенная академия,
г. Люберцы, Московская область, Российская Федерация
E-mail: viktor_bespalko@mail.ru
Аннотация. В статье предпринята попытка проследить особенности становления и юридического закрепления в древневосточном праве одного из важнейших его принципов - принципа справедливости. Для этого сквозь призму древневосточных общественных представлений о справедливости исследованы соответствующие письменные памятники Древнего Египта, Древнего Вавилона, Древнего Израиля. Суждения автора проиллюстрированы ссылками на конкретные нормы древневосточного права, наиболее ярко выразившие идею справедливости как религиозно-нравственного начала законодательств государств Древнего Востока. В статье показано, что в мировоззрении и правовой культуре народов Древнего Востока справедливость имела, прежде всего, исключительное сакральное значение, выступала в роли священной и незыблемой основы мироздания и миропорядка. Это качество справедливости позволило ей в самый ранний период государственного строительства переродиться в правовой принцип как основание стабильности права, с одной стороны, и свидетельство его преемственности более древним нормам религии и морали, с другой стороны, закрепиться в древнем законодательстве и освятить его своей связью с высшим божественным началом.
Ключевые слова: древневосточное право, право Древнего Египта, право Древнего Вавилона, право Древнего Израиля, принципы права, принцип справедливости, история права, религия и право
DOI: 10.33693/2223-0092-2020-10-2-45-54
Sacred beginnings and the content of the principle of justice in the law of ancient States
V.G. Bespalko ©
Russian customs Academy,
Lyubertsy, Moscow region, Russian Federation
E-mail: viktor_bespalko@mail.ru
Abstract. The article attempts to trace the features of the formation and legal consolidation in ancient Eastern law of one of its most important principles - the principle of justice. For this purpose, the corresponding written monuments of Ancient Egypt, Ancient Babylon, and Ancient Israel were studied through the prism of ancient non-Eastern social concepts of justice. The author's judgments are illustrated by references to specific norms of ancient Eastern law, which most clearly expressed the idea of justice as the religious and moral principle of the laws of the ancient Eastern States. The article shows that in the worldview and legal culture of the peoples of the Ancient East, justice had, first of all, an exceptional sacred significance, acting as a sacred and unshakable Foundation of the universe and world order. This quality of justice allowed it to be reborn in the earliest period of state construction into a legal principle as a basis for the stability of law, on the one hand, and evidence of its continuity with the more ancient norms of religion and morality, on the other hand, to be enshrined in ancient legislation and sanctify it by its connection with the highest divine principle.
Keywords: ancient Oriental law, law of Ancient Egypt, law of Ancient Babylon, law of Ancient Israel, the principles of law, the principle of equity, history of law; religion and law
ВВЕДЕНИЕ
Справедливость, будучи одной из самых важных незримых ценностей человечества, наиболее ярко проявляет себя, как это ни парадоксально на первый взгляд, в области распределения материальных благ, а также в тех сферах общественной жизни, что связаны с различными аспектами реализации норм института юридической ответственности и применения иных мер принуждения. И особенную остроту, как показывает практика, вопросы справедливого и несправедливого как правотворчества, так и правоприменения обретают в глазах населения тогда, когда они касаются самого сурового вида юридической ответственности -уголовной. Не случайно именно уголовно-правовой институт наказания формально-юридически наиболее подвержен сегодня прямому влиянию идеи справедливости, которая благодаря уголовно-правовому подходу к определению ее содержания стала мыслиться как адекватность, соразмерность, соответствие наказания характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения, личности виновного (§ 32 УК Австрии, ст. 5 УК Российской Федерации, § 46 УК Федеративной Республики Германия, ст. 132-24 УК Франции и др.).
Справедливость давно вошла в плоть всех правовых систем мира как некая универсальная, всеохваты-
вающая мера оценки легальности строгости законов того или иного государства в глазах народа. Она превратилась в некий общественный идеал и народный критерий восприятия и принятия права, наличия или отсутствия здравого, с точки зрения общественного правосознания, смысла в постоянно меняющихся юридических нормах об основаниях и мерах ответственности за преступления и иные правонарушения.
Не случайно в русском (право и справедливость), английском (right и righteousness), немецком (das Recht и die Gerechtigkeit, die Richtigkeit) и других языках указанные слова являются однокоренными. Тем самым исторический процесс возникновения и становления языков разных народов мира, его результаты в виде соответствующих лексических единиц убедительно свидетельствуют и указывают современному юридическому сообществу на неразделимость этих двух величайших достижений культуры человечества - справедливости, с одной стороны, и права, с другой стороны, при условии, что право именно справедливо, праведно.
Перефразируя известное библейское выражение В начале было слово... (Ин. 1, 1) [7: 1135], можно со всей полнотой уверенности утверждать, что в начале права была справедливость. Она и по сей день остается фундаментальным правовым началом, облачившимся в юридическую форму принципа современного права. В контексте обозначенного непреходящего историко-
Беспалько В.Г.
правового значения справедливости исключительный интерес для современного правоведения, на наш взгляд, как раз и представляет этап зарождения и начального становления права как нового явления общественной культуры. Именно обращение к самым древним юридическим памятникам позволяет проследить как справедливость и опирающаяся на нее система общественных ценностей (включая нравственные и религиозные) на последующие века и тысячелетия предопределили генеральную линию развития права, его исторического прогресса по пути максимального сближения с соответствующими общественными идеалами.
Как известно из курса всеобщей истории права и государства, той питательной и плодотворной пространственно-временной средой, в которой зародились и возникли социально-политические институты права и государства стала Древневосточная цивилизация. Данный исторический факт собственно и обусловливает необходимость начать исследование процесса превращения справедливости из нравственной категории в правовой принцип с обращения к самым ранним из дошедших до нас письменным древневосточным памятникам как источникам правовых и иных социальных норм - древнеегипетской «Книге мертвых» (III — первая половина I тыс. до н. э.) законам древневавилонского царя Хаммурапи (XVIII в. до н. э.), древнееврейскому законодательству пророка Моисея (ХШ—У! вв. до н. э.) и др. Соответственно, особенности закрепления и выражения идей справедливости в древневосточных источниках права и составляют предмет исследования, результаты которого нашли отражение в настоящей статье.
ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ
Цель исследования состоит в:
1) расширении историко- и теоретико-правовых представлений о зарождении, эволюции и значении принципа справедливости как важнейшей правовой категории;
2) доведении соответствующих сведений до широкого круга представителей юридической науки;
3) побуждении научной общественности к сравнительно-правовым исследованиям в обозначенной широкой (и в географическом, и в хронологическом смыслах) предметной области истории права.
МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Для достижения цели исследования с учетом особенностей заявленной тематики наиболее перспективным представляется использование следующего комплекса методов исследования:
1) догматически доктринальный метод, позволяющий выполнить последовательный и логически-рациональный анализ древневосточных юридических и иных текстов, опираясь на достижения современной теории и истории государства и права;
2) метод историко-правового исследования, предполагающий толкование содержания рассматриваемых древневосточных правовых и иных социальных норм в сопоставлении с историческими условиями их зарождения и последующего применения;
3) сравнительно-правовой метод, нацеленный на установление сходств и различий между сопоставляемыми источниками права разных древневосточных государств, их научное объяснение и др.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
Основная часть настоящей статьи поделена на три составляющих, сменяющих друг друга в соответствии с общепринятой хронологией развития древневосточного права:
1) сначала будут рассмотрены особенности проявления и выражения идей справедливости в праве Древнего Египта;
2) затем будет показано своеобразие проявления принципа справедливости в законодательстве Древнего Вавилона;
3) и после этого будут представлены ветхозаветные свидетельства справедливости, характерные для права Древнего Израиля.
1. Проявления принципа справедливости в праве Древнего Египта
Специалисты в области истории государства, права и политико-правовых учений сходятся во мнении, что первым и древнейшим государством мира был Древний Египет. При этом считается, что степень развитости государственности в Древнем Египте, возникшей на рубеже IV и III тысячелетий до н. э., была очень высокой, и, по образному выражению В.А. Томсино-ва, «государство составляло мозг и сердце древнеегипетской цивилизации» [17: VIII], что, в свою очередь, предполагает существование развитой системы права и правовой культуры. Однако имеющиеся знания о праве Древнего Египта остаются скудными и опираются преимущественно на толкования или переложения дошедших до нас древних религиозных текстов, мифологических и других преданий, поучений, редких материалов правоприменения и некоторых других косвенных документальных свидетельств на фоне отсутствия иных достоверных источников, ибо до сих пор исследователями не обнаружено ни одного свода юридических норм, действовавших в Древнем Египте, хотя высказано много предположений об их существовании (см., например: [12: 74; 18: 192-196] и др.).
Тот факт, что история Древнего Египта сохранила для нас отдельные судебные и административные решения, договоры, завещания и тому подобные письменные документы, именуемые сегодня актами применения права, но не сохранила текстов законов или подобных им источников права, на наш взгляд, вероятнее всего объясняется характерной для древневосточной культуры синкретичностью социальных норм, когда собственно правовые нормы еще не были обособлены в привычный носителю западной правовой культуры самостоятельный социально-политический институт, когда право носило характер обычаев, идеологическую основу которых, безусловно, составляла мощная охватывающая и пронизывающая все сферы жизни древнеегипетского общества религия.
В.Г. Графский, В.А. Томсинов и другие специалисты в области истории права особо подчеркивают то обстоятельство, что «в основе египетской разновидности
религии лежит концепция Маат», которая «предполагает право каждого на справедливость» [8: 73, 74], что «официальная религиозно-политическая идеология Древнего Египта исходила из того, что действия государства должны соответствовать маат, а законы, издаваемые верховной властью, выражать своим содержанием сущность маат, то есть божественный дух справедливости и разумности» [17: 379]. Воплощением этого важнейшего для египтян принципа маат - принципа справедливости стал образ одноименной богини Маат, которая заняла достойное место в пантеоне верховных богов Древнего Египта, олицетворяя собой справедливое божественное правосудие в загробном мире. И.М. Лурье обоснованно заметил: «Понятно, что само представление о том, как выглядел этот суд богов в царстве мертвых, могло возникнуть только под влиянием земного суда, но, возникнув, оно в свою очередь было использовано для придания последнему всяческого авторитета» [14: 50]. В развитие данного суждения можно уверенно заявить, что и религиозные представления о справедливости божественного правосудия не могли не отражать соответствующих подходов к отправлению земного правосудия фараоном, его сановниками и жрецами, и формировали своего рода правовую идеологию Древнего Египта. В свете сказанного для понимания значения идей справедливости в правовой жизни египетского общества в обозначенных условиях отсутствия писанных актов древнеегипетского законодательства целесообразно обратиться к имеющим проюридическое и одновременно надпра-вовое значение древним религиозным текстам, наиболее авторитетным источником которых является свод «Книги мертвых». Он был составлен приблизительно с 2325 по 1700 г. до н. э. и включил в себя древнейшие речения из «Текстов пирамид», речения со стенок саркофагов и речения жрецов заупокойного культа, отражающих развитие египетского богословия III - первой половины I тысячелетия до н. э., что позволяет считать «Книгу мертвых», по выражению А.К. Шапошникова, «одной из самых долгоживущих книг магического и божественного содержания в мире» [10: 10].
«Книга мертвых» является убедительным свидетельством исключительного и сакрального, и правового значения справедливости для Древнего Египта. Справедливость объявлена одной из основ мироздания и миропорядка, а обеспечение справедливости - предназначением богов и институтов власти, следование справедливости - жизненным предназначением. Так в Гимнах Осирису «Книги мертвых» этот царь богов [Там же: 51] именуется помимо прочего как Истины утвердитель, установитель Правды [Там же: 53], правитель мира и властелин Бусириса справедливый [Там же: 56], а к речам Осириса часто применяется эпитет чье слово - истина [Там же: 156, 157 и др.]. Практически все исследователи институтов государства и права в Древнем Египте небезосновательно проецируют указанные качества царя богов на политическую и ритуальную фигуру фараона как сына бога, призванного исполнять и утверждать маат в своем царстве. Таким образом «Маат-Справедливость вершится через посредство царя одновременно в мире людей (суд, обеспечение благами) и в мире богов и умерших путем умиротворения и умилостивления» [8: 74].
В «Книге мертвых» справедливость неотделима от истины, правды. Поэтому в описании суда богов над умершим используются такие эпитеты, как судья правый и истинный, праведный Судия, господа правды и истины [10: 82-83, 94]. Они указывают на то, что египтяне рассматривали стремление к установлению истины как единственно верный путь воплощения справедливости в суде. В связи с этим В.А. Томсинов выдвинул предположение, что «древнеегипетский термин "маат" вполне можно выразить исконно русским словом "правда", подразумевающим истину, справедливость и соответствующий им порядок в обществе» [17: 379].
Визуальным символическим образом объективности отправления правосудия и утверждения истины в царстве мертвых, перешедшим в мир живых и ставшим хорошо известным сегодня каждому обывателю, стали Весы Истины, на одну чашу которых помещалась душа подсудимого умершего, а на другую - страусиное перо богини справедливости, законности и мирового порядка Маат. Этот образ указывает еще на одно значение справедливости с точки зрения египетского богословия и правовой идеологии Древнего Египта - мерило равновесия в мире, необходимое условие гармоничного существования и развития общества. Другой популярный ныне символ справедливого правосудия - не взирающий на лица, беспристрастный судья (например, изображение Фемиды с завязанными глазами) тоже пришел в современную правовую культуру из «Книги мертвых», где упоминается незрячий бог, а именно говорится про «бога, лишенного зрения, и чьи брови подобны двум коромыслам Весов в ночь, когда выносятся приговоры загробного суда» [10: 97].
Одним из характерных проявлений древнеегипетских представлений о справедливости правосудия является правило об адекватности наказания тяжести совершенного преступления или иного злодеяния. На существование такого юридического установления указывает ряд фрагментов «Книги мертвых». Например, в одном месте упоминается наказание «детей восстания, когда праведное воздаяние было отмерено им за зло, которое они сотворили», а далее про незрячего бога сказано, что «он воздает злом тому, кто творит зло, и правду с истиной тому, кто следует праведности и истине» [Там же].
Представший пред судом богов умерший («я предстаю перед вашей истиной» [10: 234]) должен был принести присягу: «Я не возвышу своего голоса против истины, нет, я живу в ней (истине)» [Там же: 241], а также «принести праведное свидетельство» [Там же: 273], доказав свою приверженность священной справедливости, следование праведности («ибо я сделал то, что праведно и справедливо» [Там же: 271], «я жил истиной, я питался правдой» [Там же: 272]) и многократно заявить: «Я не говорил лжи умышленно, я не поступал двулично» [Там же: 124], «Я не сказал лжи умышленно и не сделал ничего с хитростью» или «с обманом» [Там же: 200-201], принести клятву о несовершении иных преступлений: «Я не совершал того, что считается отвратительным у богов» [Там же: 156] и отречься от грехов, каждый раз утверждая, что «я справедливый и правдивый», «я есмь справедлив и правдив» или «я есмь правдив и справедлив» [Там же: 200-201] и т.п. Исповедь отрицания грехов-преступлений происходила в Зале двух истин
Беспалько В.Г.
Маат или иначе ЗалеМаат (ДвухИстин) [10: 259, 262]. И «Книга мертвых» содержит перечень видов таких преступлений, включая преступления против истины (лжесвидетельство, мошенничество и т.п.), который дает нам представление о содержании уголовного права Древнего Египта (см.: [Там же: 260—261, 263—270, 272]). В свете сказанного для современного исследователя-правоведа несомненный интерес представляет и обнаруживаемое в «Книге мертвых» своего рода определение преступления как злодеяния, направленного против справедливости, а именно — «деяния, которые противны тому, что есть правильно и истинно» [Там же: 159].
К сказанному остается добавить, что исследователи права Древнего Египта обнаруживают также отдельные проявления принципа справедливости в правоотношениях, относящихся к предмету института права собственности, обязательственного права, семейного и наследственного права и др. (см.: [17: 406—468; 19: 183—193]).
2. Принцип справедливости
в законодательстве Древнего Вавилона
В отличие от права Древнего Египта право Древнего Вавилона предстает перед исследователями древневосточных институтов государства и права не в виде образа, нарисованного на основе мифов, преданий и других косвенных свидетельств, а в виде богатого юридического материала как законодательного, так и правоприменительного характера. Важнейшим и самым ценным источником знаний о праве Древнего Вавилона, а также его государственном и общественном устройстве, безусловно, является Кодекс или Законы древневавилонского царя Хаммурапи, которые считаются древнейшим из памятников права и датируются XVIII в. до н. э. (1750-е гг. до н. э.).
Содержание Законов Хаммурапи дает ясное представление о том, что справедливость была не только правовым принципом или идеей, пронизывающей конкретные положения отдельных институтов и норм уголовного, гражданского или иного древневавилонского законодательства, задавая соответствующий смысл их существованию, но и имела, что характерно для Древнего Востока в целом, значение некого сакрального начала, объединяющего мир богов и людей при посредничестве священной фигуры царя. Не случайно слова «справедливость», «справедливо» чаще всего встречаются в прологе Законов Хаммурапи, посвященных религиозным и правовым началам власти монарха и корреспондирующих с эпилогом Законов, где говорится об ответственности вавилонского правителя перед богами и народом [4: 251—252].
В частности, в своего рода преамбуле Законов Хам-мурапи четко прослеживается политико-правовая идея о предустановленном богами высоком назначении царской власти — «дать сиять справедливости в стране», «уничтожить преступников и злых, чтобы сильный не притеснял слабого», «справедливо руководить людьми и дать стране счастье» [11: 3—4] и т.д. Хаммурапи утверждает, что он волей богов есть «пастырь людей», «давший сиять истине, справедливо руководящий народами», и далее говорит про себя: «Я вложил в уста страны истину и справедливость и ублаготворил плоть
людей» [Там же: 4], имея в виду результаты своего правления вообще и правотворчества в частности. Эти важные политические декларации, подкрепленные множественными богословскими обоснованиями и предшествующие изложению собственно юридических норм Кодекса Хаммурапи, на наш взгляд, имели значение принципов или идеологических основ последующих за ними регулятивных и охранительных норм: когда справедливость объявляется залогом счастья страны, а ее обеспечение - священной обязанностью царя, тогда и законы такого царя становятся, прежде всего, выразителями представлений законодателя о справедливости во всевозможных ее проявлениях в различных областях правового регулирования, а подчиненный ему политический аппарат - механизмом каждодневного упорного утверждения таких представлений на всех уровнях государственного управления.
Как свидетельствует российский историк и востоковед А.А. Немировский, «из сохранившейся переписки Хаммурапи видно, что он в самом деле ощущал ответственность перед населением своей державы и неустанно пекся о справедливом (конечно, в понимании его времени и его собственном понимании) ведении ее дел, воздерживаясь от произвольных действий», что согласуется с общепринятой в Вавилоне первой половины - середины II тысячелетия до н. э. теологической концепцией о том, «что боги пекутся о человеческой справедливости, награждают правого и карают злодея» [Там же: 23], что «боги даруют царю в управление ту или иную область ради наведения там справедливого порядка» [Там же: 26]. При этом достигнутый Хаммурапи военный и политический «общемесопотамский триумф царя, который мог быть дозволен ему только богами», как точно заметил А.А. Немировский, «в глазах самого Хаммурапи и его современников убедительно доказывал правоту победителя и наилучшее понимание им справедливости» [Там же]. Косвенным подтверждением существования такой убежденности Хаммурапи в высшей справедливости собственных Законов является их эпилог, в котором закреплены требования их обязательности и незыблемости для всех последующих царей Вавилона как условий, гарантирующих торжество священных истины и справедливости, с одной стороны, и благоденствие народа, с другой стороны. Призвав в свидетели и судьи богов и угрожая страшными карами, Хаммурапи объявил преступными соответствующие деяния своих преемников на вавилонском троне («будь то царь, будь то властитель» [11: 21]):
• «не будет чтить мои постановления, которые я начертал на своей стеле»;
• «отменит законы, которые я установил»;
• «исказит мои слова»;
• «изменит мои указы» и др. [Там же: 21].
Одни из суровых наказаний, предусмотренных эпилогом Кодекса Хаммурапи для вавилонских правителей, преступивших Законы, схожи по своему характеру с мерами юридической ответственности, хотя они и назначаются и исполняются богами (например, лишение царской власти («пусть он (бог Анум - В.Б.) отвратит от него царский ореол, пусть он сломает его скипетр», «пусть Син... отнимет у него венец и царский престол»), или даже смерть («пусть Эллиль... определит ему... внезапную смерть», «пусть он (бог Шамаш - В.Б.) исключит
его из живых наверху и заставит его дух жаждать воды внизу, в преисподней») [11: 21]), другие имеют исключительно сакральный, неправовой характер (например, лишение разума, бездетность, тяжкая болезнь монарха, его поражение и пленение врагами и т.д. [Там же]). Примечательно, что эти грозящие неправедному вавилонскому царю кары сопровождаются перенесением его ответственности на управляемый народ и дополнены целым рядом страшных социальных бедствий, потрясений и тягот, что в принципе характерно для древневосточной правовой культуры в целом (например, «погибель его города, рассеяние его людей, порабощение его царства», и «опустошение его страны, уничтожение его народа», засуха, голод и нужда, жестокое поражение врагами и др. [11: 21-22]). Перечисленные суровые наказания и бедствия, угрожающие правителю и населению Вавилона в случае преступления Законов Хаммурапи или отступления от них, по мнению историков-востоковедов, «уникальны для законодательных сборников Месопотамии» и своей категоричностью в оценке их исключительной и абсолютной справедливости «доказывают, что Хаммурапи, едва ли не единственным из всех правителей Месопотамии, искренне полагал, что ему удалось найти оптимальный государственный порядок "на все времена", и свидетельствуют о серьезных (однако недолговечных) идеологических сдвигах в его правление, сделавших возможным публичное провозглашение этой уверенности как основы государственной политики» [Там же: 40].
Собственно юридическая составляющая Кодекса Хаммурапи включает в себя 282 статьи (параграфа). И если обратить внимание на их расположение относительно друг друга или, иначе выражаясь, систему законодательства Хаммурапи, то одним из самых примечательных явлений в контексте значения справедливости для права Древнего Вавилона, по нашему мнению, является тот факт, что заглавное место в этой системе заняли юридические нормы, в которых описываются основания и меры суровой ответственности за преступления против справедливого рассмотрения и разрешения дела в суде - ложные обвинения (§ 1, 2), лжесвидетельства (§ 3, 4) и судебный подлог (§ 5) (см.: [Там же: 4]). Данное обстоятельство, с одной стороны, еще раз указывает на важнейшее правовое значение справедливости в Древнем Вавилоне, юридически утвержденное путем закрепления за ней статуса первейшего объекта охраны уголовно-правовыми средствами. С другой стороны, оно позволяет заметить, что и в древнейшие времена, как и в современных условиях, выражение общественных представлений о справедливости в текстах нормативных правовых актов наиболее явственно и чаще всего проявляло себя в плоскости уголовно-правовой материи. Так и в Кодексе Хаммурапи, если сопоставить содержание диспозиций и санкций его норм уголовно-правового характера, нельзя не заметить проходящее красной линией по всему тексту Законов принципиальное положение о справедливой наказуемости преступлений, проявляющейся в действии принципа «равным за равное» или, выражаясь иначе, правила талиона, причем в его упрощенном буквальном понимании:
• «Если человек выколол глаз сыну человека, [то] должны выколоть ему глаз» (§ 196);
• «Если он переломил кость человеку, [то] должны переломить ему кость» (§ 197);
• «Если человек выбил зуб человеку, равному ему, [то] должны ему выбить зуб» (§ 200) и др. [Там же: 16].
При этом следует отметить, что такое понимание справедливости наказания все же носило избирательный характер, что было предопределено своеобразием древних вавилонских представлений о справедливом социальном устройстве общества, весьма далеких от современного принципа равенства перед законом и судом. Процитированные выше нормы Кодекса Хаммурапи, образующую древневавилонскую редакцию талиона, распространялись только на случаи причинения физического вреда свободным человеком свободному человеку. Тогда как причинение аналогичного вреда неполноправному мушкенуму или бесправному рабу наказывалось денежным взысканием (§ 198, 199 и др.) [Там же: 16].
3. Своеобразие принципа справедливости в праве Древнего Израиля
Историко-правовое учение иудаизма связывает возникновение древнееврейской государственности и законодательства с появлением священной Торы (ивр. лта - букв. учение, закон), получившей в христианской традиции название Пятикнижия. Структурно Пятикнижие состоит из пяти книг Ветхого Завета Библии (Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие) и содержательно описывает древнейшие события библейской истории от сотворения мира до зарождения государства и права Древнего Израиля. В четырех из пяти указанных книг иудейского Танаха и христианской Библии излагаются священные законы Древнего Израиля, имеющие, как и другие древневосточные законы, божественное происхождение. Они известны как Моисеево законодательство (по имени богоизбранного проводника божественных установлений в народную среду, духовного и политического лидера Израиля -пророка Моисея) и датируются ХШ-ХП в. до н. э. (примерно 1250-е гг. до н. э.).
Характерной чертой древнееврейского права является отчетливо проявляющаяся (особенно в нормах о преступлениях и наказаниях) его приверженность идее справедливости. Постепенное развитие и утверждение этого правового принципа можно наблюдать, следуя библейской хронологии и переходя от одного этапа ветхозаветной истории общества с его нормативной системой к другому [6: 67-89]. Но если в первой книге Библии - Бытие древние представления о справедливости выражены либо иносказательно (мифы о первородном грехе, всемирном потопе, уничтожении Содома и Гоморры и др.) либо казуистически (жизнеописания отдельных библейских персонажей - Ноя, Авраама, Иакова и др.) [3: 12-39], то в следующей книге - Исход они проявились в привычной для правоведа форме юридических норм.
С историко-правовой точки зрения книга Исход примечательна тем, что в ней представлена величественная картина постановления Богом всемирно известных священных Десяти заповедей и основанного на них Синайского законодательства, предназначенного для руководства жизнью Израиля. Обращение к Синайской редакции Моисеева законодательства
Беспалько В.Г.
показывает, что отразившиеся в нем древнееврейские представления о справедливости были весьма схожи с древневавилонскими, так как имели такой же абсолютный или буквальный характер, на что прямо указывает следующая норма о наказуемости преступного причинения вреда жизни и здоровью: «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. 21, 23—25) [7: 81]. Таким образом, принцип справедливости в праве Древнего Израиля, как и в праве других древневосточных народов, отождествлялся с принципом талиона, в соответствии с которым справедлива лишь та кара, что точно воспроизводит причиненный преступлением вред. По мнению русского библеиста и историка А.П. Лопухина, такое упрощенное представление о справедливости в условиях начального этапа становления права Древнего Израиля стало результатом преемственности более древним нормам обычаев, «уступки укоренившимся взглядам израильского народа, низкому уровню его нравственного развития, одним словом, его "жесто-ковыйности"» [13: 279—280].
Интересные суждения об оценке значения принципа справедливости в Синайской редакции законодательства Древнего Израиля содержатся в трудах советского историка и востоковеда И.Ш. Шифмана, хотя они и расходятся, с одной стороны, с иудейским религиозным монотеистическим мировоззрением, но при этом, с другой стороны, вполне вписываются в картину древневосточной правовой культуры в целом. Так И.Ш. Шифман полагает, что «в основе ветхозаветных законов лежит представление о правде-справедливости», которая в условиях древности мыслилась «мифологическим существом, порождаемым космическим первоэлементом и олицетворяющим вселенский миропорядок и всеобщую гармонию», «она определяет и направляет действия Яхве, но она же должна быть основой и существования власти (прежде всего царской власти) и суда» [21: 130]. В связи с этим «Пятикнижие буквально переполнено увещеваниями вершить правду и справедливость», а «любое нарушение правды, т.е. отступление от мирового порядка, могло иметь, как полагали, далеко идущие катастрофические последствия для всего мироздания», поэтому юридическим последствием отступления от справедливости стала «беспощадная суровость наказаний» [Там же: 130—131].
На фоне сказанного не только о правовом, но и о сакральном значении справедливости для древнееврейской правовой культуры нельзя, тем не менее, не отметить, что в книге Исход имеют место и такие законоустановления, которые видятся сегодня противоречащими идее справедливости вообще и основанному на ней принципу личной ответственности за свои злодеяния в частности: «Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Исх. 20, 5—6) [7: 79]. На основании этой нормы британский библеист А. Томпсон утверждает, что в древнем деликтном еврейском праве отсутствовал такой характерный признак принципа справедливости, как индивидуальная ответственность, ибо «Бог не мог преждевременно предложить идею личной от-
ветственности людям, которые привыкли понимать ее в коллективном смысле», для которых «границы "личности" отдельного человека расширены во времени и пространстве... она вбирает в себя членов семьи человека, его племя, его народ. выходит за пределы срока жизни отдельного человека, потому что продолжает оказывать влияние и после его смерти» [16: 153—155].
Примечательна и другая сторона справедливости, характерной для Синайского законодательства, которое, устанавливая наказания за преступления, не делает каких-либо исключений как в сторону послабления, так и в сторону ужесточения мер ответственности для представителей той или иной социальной группы. Моисеевым правом установлены равные кары за одинаковые преступления для всех и каждого, что не столь характерно для других древневосточных законов. Как заметил А.П. Лопухин, «дотоле существовали в этом отношении только такие законы, в которых притеснитель налагал иго на подчиненных, сильный и богатый угнетал слабого и бедного. Теперь впервые провозглашены были законы общественного равенства» [13: 216—217]. На равенство субъектов ответственности в Моисеевом уголовном законодательстве обратил внимание и русский богослов П. Аксенов — «закон Синайский вместе с тем проводит принцип равенства и одинаковости наказаний. Требование Моисеем неминуемой кары преступнику без различия лиц, позволяет утверждать, что о законах Моисея нельзя совсем сказать обычной формулы: законы — паутина, в которой вязнут мухи и которую прорывают большие шмели. Никаких изъятий в наказуемости виновных у Моисея нет» [1: 34]. Однако при этом очевидно, что Синайское законодательство устанавливает гораздо более строгие наказания за преступления, совершаемые в отношении свободного еврея, нежели невольника, что мыслилось справедливым в условиях древневосточного общественного устройства (Исх. 21, 18—20, 26—27, 32 и др.) [7: 80—81].
Идеи справедливости, равно как и отступления от них, характерные для Синайской редакции Моисеева законодательства, нашли свое отражение и в последующих книгах Ветхого Завета. Например, в книге Левит содержится дополнение к принципу талиона: «Кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать» (Лев. 24, 19—20) [Там же: 129]. А содержание книги Числа позволило А.П. Лопухину сделать вывод, что «Иегова, как Царь и Судия избранного народа, водворял в Своем царстве чрез ряд божественно мудрых законов такую справедливость, какой не знали окружающие народы и которая делала израильское государство образцом даже в этом отношении» [13: 265].
Представляется, что кульминацией развития принципа справедливости в Моисеевом законодательстве стали соответствующие положения его Девтерономи-ческой редакции, записанные в книге Второзаконие. По утверждению некоторых библеистов, справедливость — это даже не столько принцип, сколько цель Второзакония, поэтому «вникая в смысл заповедей, мы всегда должны иметь в виду главное намерение Законодателя — водворение в обществе справедливости, праведности» [22: 906].
Подобно книгам Исход и Левит книга Второзаконие содержит собственную формулу jus talionis: «Душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Втор. 19, 21) [7: 200]. Таким образом, и во Второзаконии справедливость выражается через присущий древневосточному праву принцип талиона. При этом следует отметить зависимость содержания принципа справедливости от конкретно-исторических условий его воплощения в праве древневосточных народов. То, что считалось справедливым в суровых условиях многолетнего странствования Израиля по пустыне, сопряженного с постоянным вооруженным противоборством с языческим окружением, может показаться современным исследователям древнееврейского права чрезмерно жестоким. По мнению российского философа А.А. Гусейнова, собственно «в содержательном плане справедливость, задаваемая принципами Десятисловия, является равным возмездием» [9: 101]. А.А. Гусейнов признает, что «не Моисей его придумал и учредил, он практиковался до него», но подчеркивает, что «его вклад заключается в том, что он опосредует и тем самым ограничивает применение этого принципа государственно-правовым регулированием» [Там же: 104]. В целом же значение талиона как отражения древнееврейских представлений о справедливости наказания состоит не только в том, что через него легализовалась общепонятная идея дозволения равного возмездия преступнику за причиненный им вред, но и в том, что этим правилом одновременно устанавливались пределы наказуемости общественно опасных деяний, определялись верхние границы юридической ответственности, превышение которых означало преступление божественных заповедей (см.: [5: 277-280]).
Христианские комментаторы правовых норм Второзакония понятие справедливости обычно связывают с праведностью и указывают, что вместе они воплощаются «во множестве уникальных установлений (таких, как равенство прав коренного жителя и пришельца, гарантии от обнищания, отсутствие пожизненного или даже долговременного рабства, забота о сиротах и вдовах, возвращение в юбилейный год земельных наделов и т.п.)» [22: 906]. А.А. Гусейнов также подчеркивает, что суть религиозно-правового учения Моисея составляют понятия «Бог, народ, справедливость», которые «образуют единый, нерасчлененный комплекс» - своеобразное ядро правовой идеологии, согласно которой «необходимость следования божественным заветам обосновывается их справедливостью, а сама справедливость усматривается в следовании божественным заветам» [9: 97-98]. При этом «содержанием и критерием справедливости» является единственно «воля самого Яхве, его предписания», а «могущество Яхве, его гнев и беспощадность - гарантия его справедливости, залог того, что он устоит против любых соблазнов, способен судить, не взирая на лица, никого не боясь, что он покарает любое отступление и отступление любого человека от предписанной нормы. Без справедливости кара становится слепой силой. А без кары справедливость деградирует в корысть. Только в соотнесенности друг с другом они становятся тем, что они есть, - справедливость справедливостью, а кара карой» [Там же: 98].
Последние суждения хотя и соответствуют ветхозаветной этике в целом и отражают объективно суро-
вый характер Моисеева законодательства, все-таки несколько отходят от стержневой идеи Второзакония, настойчиво связывающей справедливость не столько с силой, сколько с праведностью Законодателя. Обращаясь к Израилю, Моисей провозгласил важный богословский, нравственный и одновременно юридический тезис, на котором покоится все здание справедливости права Древнего Израиля: «Бог верен, и нет неправды в Нем; Он праведен и истинен» (Втор. 32, 4) [7: 214], а значит - праведны, справедливы и все постановленные Господом законы.
Американский библеист Р. Фридман отметил, что «Бог справедлив» еще и потому, что «Он установил правила, с помощью которых можно обрести прощение», и что Пятикнижию в целом присуща «динамическая взаимосвязь между справедливостью и милосердием Яхве», в результате которой «справедливость и милосердие уравновешивают друг друга, - уравновешивают невиданным образом, не свойственным ни одному из источников. Бог одновременно справедлив и милостив, строг и снисходителен, суров и готов прощать» [20: 280, 342-344]. Однако по мнению А.А. Гусейнова, «милосердие в ветхозаветной этике не обрело самоценного значения, оно существует в связи со справедливостью, выступает как особая ее форма», даже милосердное начало, выраженное в особой правовой защите вдов и сирот, Второзаконием «разрешается в гневе» и «прямо совпадает со справедливостью по формуле: око за око (ваши жены станут такими же вдовами, а сыновья такими же сиротами, которых вы угнетаете)» [9: 105]. А.А. Гусейнов приходит к выводу, что «милосердие в этике Моисея - это справедливость как щадящая, более мягкая (по сравнению с неограниченной местью) форма человеческих взаимоотношений и как щадящая (мягкая) форма самой справедливости» [Там же].
Как и в случае с Синайской редакцией Моисеева законодательства, своеобразие сути принципа справедливости во Второзаконии проявляется через проблематику вины. С одной стороны, в книге Второзаконие утверждается принцип индивидуальной виновной ответственности: «Отцы не должны быть наказываемы смертию за детей, и дети не должны быть наказываемы смертию за отцов; каждый должен быть наказываем смертию за свое преступление» (Втор. 24, 16) [7: 205]. Но, с другой стороны, второзаконческая версия Декалога, на которой базируется Девтерономический кодекс, вобрала в себя следующее правило о невиновной ответственности: «Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвертого рода, ненавидящих меня» (Втор. 5, 9) [Там же: 185], повторяющее соответствующее положение Синайского законодательства.
Современные представления о справедливости юридической ответственности охватывают собой и такой ее аспект, как всеобщее равенство перед законом и судом. Нормы Девтерономического кодекса содержат достаточное количество указаний на равенство различных по социальному статусу субъектов в вопросах соблюдения установленных запретов, отбывания наказания за их нарушение и т.д. (Втор. 29, 10-13, 18; 31, 12 и др.) [Там же: 211, 213]. Согласно воле пророка Моисея равнообязанными субъектами регулируемых Второзаконием правоотношений являются все представители
Беспалько В.Г.
любого из двенадцати колен Израилевых, независимо от пола, возраста и общественного положения, а также представители иных народов (пришельцы), поселившиеся в Израиле. Более того, Моисей «провозгласил равенство перед Богом и обязанность любого царя соблюдать установленное законодательство» [2: 41]. При этом во Второзаконии утверждается идея равенства участников завета не только перед законом, но и перед судом (Втор. 10, 17—18; 24, 17 и др.) [7: 191, 205]. Но в то же время и для Девтерономической редакции Моисеева законодательства характерны отступления от принципа справедливости в контексте проблематики юридического равенства субъектов правоотношений (Втор. 15, 2, 3, 12; 23, 19—20 и др.) [Там же: 195, 196, 204], которые указывают на наличие системы двойных стандартов в правовой оценке противоправности деяний в зависимости от этнической принадлежности или иных признаков, относящихся к статусу совершивших их субъектов.
ВЫВОДЫ
Обобщив результаты представленного историко-и сравнительно-правового анализа рассмотренных выше положений права Древнего Египта, Древнего Вавилона и Древнего Израиля, можно сделать следующие основные выводы:
1) очевидно, что в древневосточной культуре представления о справедливом укладе жизни, справедливом порядке вещей исторически возникли намного раньше права со всеми его принципами и нормами, что изначально эти представления носили характер мировоззренческих идей, религиозных идеалов и нравственных ценностей, воплощались в древних обычаях;
2) в период зарождения и становления институтов государства и права, справедливость, утвердившись в праве в виде юридического принципа, не утратила своего прежнего значения — незыблемого сакрального начала мироздания и миропорядка и обеспечивала идеологическое единство правовых и иных социальных норм;
ЛИТЕРАТУРА
1. Аксенов П. Моисеево уголовное право. СПб.: Тип. П. Сойки-на, 1904. 62 с.
2. Баренбойм П. Первая Конституция Мира. Библейские корни независимости суда: учеб. пособие. М.: Белые Альвы, 1997. 144 с.
3. Беспалько В.Г. Книга Бытия как первоисточник норм уголовного права. М.: РИО Российской таможенной академии, 2008. 57 с.
4. Беспалько В.Г. Политико-правовая мысль Древнего Востока о преступности и наказуемости поведения монарха // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. 2018. Т. 24. № 3. С. 251—257.
5. Беспалько В.Г. Принцип талиона в Моисеевом уголовном законодательстве // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. 2016. № 2. С. 277—280.
6. Беспалько В.Г. Становление принципа справедливости в Моисеевом уголовном праве (в его сравнении с российским уголовным законодательством) // Публичное и частное право. 2014. Вып. II (XXII). С. 67—89.
7. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М.: Российское Библейское общество, 2008. 1338 с.
3) юридически принцип справедливости в законодательстве государств Древнего Востока наиболее ярко проявил себя в нормах деликтного права в виде правила о буквальном соответствии строгости наказания характеру и степени общественной опасности совершенного правонарушения (правила талиона), а также в непоследовательных попытках установить правила об обязательности наказания для всех субъектов правонарушений и т.п.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, историко-правовой анализ древневосточных представлений о справедливости в праве показал, что правовая культура Древнего Египта, законодательство Древнего Вавилона и Древнего Израиля характеризуются наличием многочисленных норм, указывающих на их следование юридическому принципу справедливости, опирающемуся на соразмерность наказания правонарушению и своеобразное подобие равенства перед законом как субъектов юридической ответственности, так и лиц, подлежащих защите от опасных посягательств, но при этом практически все эти нормы подвергались различным изъятиям либо были дополнены исключениями. В отличие от других древневосточных правовых традиций, обожествляющих справедливость как некое самостоятельное сакральное начало мироздания (Древний Египет, Древний Вавилон), в древнееврейской правовой культуре в силу особенностей иудейского монотеизма принцип справедливости в праве виделся как проекция на законодательство одного из свойств его Создателя - Единого и потому Истинного Бога, а именно - свойства божественной всеправедности. Несмотря на важность последнего замечания, тем не менее в целом мы находим обоснованным утверждение российского философа, юриста и религиоведа Ю. В. Тихо-нравова о том, что собственно появлением категории справедливости в законодательстве человечество обязано именно правовой культуре, традициям и верованиям народов Древнего Востока и Средиземноморья, обожествивших ее в самых разных лицах и образах - Кармы, Дао, Немезиды и др. [15: 26-28].
REFERENCES
1. Aksenov P. Criminal law according to Moses. St. Petersburg: Typ. P. Soikina, 1904. 62 p.
2. Barenboim P. First constitution of the world. The biblical roots of court independence: A study guide. Moscow: White Alves, 1997.144 p.
3. Bespalko V.G. "The Book of Genesis" as the primary source of criminal law. Moscow: RIO Russian Customs Academy, 2008. 57 p.
4. Bespalko V.G. Political and legal thought of the Ancient East on the topic of crime and punishability of the monarch's behavior. Bulletin of Kostroma State University. 2018. Vol. 24. No. 3. Pp. 251-257. (In Russ.).
5. Bespalko V.G. The principle of the talion in the criminal law of Moses. Bulletin of the Nekrasov Kostroma State University. 2016. No. 2. Pp. 277-280. (In Russ.).
6. Bespalko V.G. Formation of the principle of justice in the criminal law of Moses (in comparison with the Russian criminal law). Public and Private Law. 2014. Is. II (XXII). Pp. 67-89. (In Russ.).
7. The Bible. Books of "The Holy Scriptures" of "The Old Testament" and "The New Testament". Moscow: Russian Bible Society, 2008. 1338 p.
8. Графский В.Г. История политический и правовых учений: учебник. М.: Норма, ИНФРА-М, 2016. 736 с.
9. Гусейнов А.А. Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней. М.: Вече, 2009. 496 с.
10. Древнеегипетская книга мертвых. Слово устремленного к Свету / сост., пер., предисл. и коммент. А.К. Шапошникова. М.: Эксмо, 2006. 432 с.
11. Законы вавилонского царя Хаммурапи / пер. В.А. Якобсона в частичной обработке А.А. Немировского; коммент. А.А. Немировского. [Электронный ресурс]: Режим доступа: www.hist.msu.ru/ER/Etext/hammurap.htm (дата обращения: 05.02.2020).
12. Исаев М.А. История государства и права зарубежных стран. В 2 т. Т. 1. Введение в историю права. Древний мир: учебник. М.: Юрайт, 2014. 423 с.
13. Лопухин А.П. Библейская история Ветхого Завета. Киев: Общ-во любителей правосл. лит-ры, изд-во им. свт. Льва, папы Римского, 2005. 663 с.
14. Лурье И.М. Очерки древнеегипетского права XVI-X веков до н. э. Памятники и исследования. Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1960. 356 с.
15. Тихонравов Ю.В. Судебное религиоведение. Фундаментальный курс. М.: Бизнес-школа «Интел-Синтез», 1998. 267 с.
16. Томпсон А. Библия без цензуры: Ключ к самым загадочным текстам Ветхого Завета. М.: Эксмо, 2010. 240 с.
17. ТомсиновВ.А. Государство и право Древнего Египта: монография. М.: ИКД «Зерцало-М», 2017. 512 с.
18. Трикоз Е.Н. Древнеегипетский «Кодекс Бокхориса»: миф или реальность // Международно-правовые проблемы в Африке: материалы круглого стола XI ежегодной между-нар. науч.-практ. конф. «Актуальные проблемы современного международного права», посв. памяти профессора И.П. Блищенко / отв. ред. А.Х. Абашидзе, Е.В. Киселева, А.М. Солнцев. М.: Изд-во РУДН, 2014. С. 192-196.
19. Трикоз Е.Н. Формирование древнеегипетского права: у истоков древнейшей правовой традиции // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2005. № 1. С. 183-193.
20. Фридман Р. Как создавалась Библия. М.: Эксмо, 2011. 400 с.
21. Шифман И.Ш. Ветхий Завет и его мир: Ветхий Завет как памятник литературной и общественной мысли Передней Азии. М.: Политиздат, 1987. 239 с.
22. Щедровицкий Д.В. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево. М.: Теревинф, 2003. 1088 с.
8. Grafsky V.G. History of political and legal doctrines: a textbook. Moscow: Norma, INFRA-M, 2016.736 p.
9. Huseynov A.A. Great prophets and thinkers. Moral teachings from Moses to the present day. Moscow: Veche, 2009. 496 p.
10. The ancient Egyptian "Book of the Dead". The word of the aspirant to the light. Compilation, translation, foreword and comments by A.K. Shaposhnikov. Moscow: Eksmo Publishing House, 2006. 432 p.
11. The laws of the Babylonian king Hammurabi. Translation V.A. Yakobson in partial processing by A.A. Nemirovsky; comments by A.A. Nemirovsky. [Electronic resource]: Access mode: www.hist.msu.ru/ER/Etext/hammurap.htm (accessed date -02/05/2020). (In Russ.).
12. Isaev M.A. History of the state and law of foreign countries. In 2 vols. Vol. 1: Introduction to the history of law. The ancient world: a textbook. Moscow: Publishing house "Yurait", 2014. 423 p.
13. Lopukhin A.P. The biblical history of "The Old Testament". Kiev: Society of lovers of law. literature, publishing house of them. St. Leo, Pope of Rome, 2005. 663 p.
14. Lurie I.M. Essays on ancient Egyptian law of the 16th - 10th centuries BC. Monuments and studies. Leningrad: Publishing house of the State Hermitage, 1960. 356 p.
15. Tikhonravov Yu.V. Judicial religious studies. Fundamental course. Moscow: Intel-Synthesis Business School, 1998. 267 p.
16. Thompson A. Uncensored Bible: The key to the most mysterious texts of the "Old Testament". Moscow: Eksmo, 2010. 240 p.
17. Tomsinov V.A. State and law of ancient Egypt: A monograph. Moscow: ICD "Mirror-M", 2017. 512 p.
18. Trikoz E.N. Ancient Egyptian "Bokhoris Code": myth or reality. International legal problems in Africa: Materials of the round table of the XI annual international scientific-practical conference "Actual problems of modern international law", dedicated to the memory of Professor I.P. Blishchenko. Eds.: A.Kh. Abashid-ze, E.V. Kiseleva, A.M. Solntsev. Moscow: Publishing House of RUDN, 2014. Pp. 192-196.
19. Trikoz E.N. The formation of ancient Egyptian law: At the origins of the most ancient legal tradition. News of higher educational institutions. Jurisprudence. 2005. No. 1. Pp. 183-193. (In Russ.).
20. Friedman R. How the Bible was created. Moscow: Eksmo Publishing House, 2011. 400 p.
21. Shifman I.Sh. "The Old Testament" and its world: "The Old Testament" as a monument to the literary and social thought of Asia Minor. Moscow: Politizdat, 1987. 239 p.
22. Shchedrovitsky D.V. Introduction to "The Old Testament". The Pentateuch of Moses. Moscow: Terevinf, 2003. 1088 p.
Статья поступила в редакцию 14.03.2020, принята к публикации 23.04.2020 The article was received on 14.03.2020, accepted for publication 23.04.2020
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРE
Беспалько Виктор Геннадиевич, доктор юридических наук, доцент; профессор кафедры таможенных доходов и тарифного регулирования, профессор кафедры теории и истории государства и права Российской таможенной академии. Люберцы, Московская область, Российская Федерация. E-mail: viktor_bespalko@mail.ru
ABOUT THE AUTHOR
Viktor G. Bespalko, Doctor of Legal Sciences, associate Professor; professor of the Department of Customs Revenue and Tariff Regulation, professor of the Department of Theory and History of State and Law of the Russian Customs Academy. Lyubertsy, Moscow region, Russian Federation. E-mail: viktor_bespalko@mail.ru
