МЕЖОТРАСЛЕВОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИСТИНЫ КАК ПРИНЦИПА УГОЛОВНОГО, УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО И ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В КОНТЕКСТЕ ХРИСТИАНСКОЙ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ Текст научной статьи по специальности «Право»

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

В. Г. Беспалько

МЕЖОТРАСЛЕВОЕ ЗНАЧЕНИЕ ИСТИНЫ КАК ПРИНЦИПА УГОЛОВНОГО, УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО И ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В КОНТЕКСТЕ ХРИСТИАНСКОЙ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ

В статье сквозь призму базовых положений современного уголовного, уголовно-процессуального и оперативно-розыскного законодательства анализируются древние библейские представления о сакральном, нравственном и юридическом значении истины как гарантии раскрытия, объективного расследования и правильной квалификации преступлений. Показано их значение для правовых систем, сформировавшихся под влиянием религиозно-этических идей христианства, и определена роль в формировании правосознания граждан в современных условиях. Проводятся исторические параллели с принципами и отдельными нормами российского уголовного материального и уголовно-процессуального права, а также оперативно-розыскного законодательства.

Ключевые слова: принцип объективной истины; принципы уголовного права; принципы уголовного процесса; преступления против правосудия; ветхозаветное уголовное право; Библия и право; религия и право.

Борьба с преступностью, включая правоохранительную деятельность таможенных органов по выявлению, раскрытию, расследованию и квалификации преступлений, регулируется сложным комплексом норм уголовного материального и процессуального, а также оперативно-розыскного и иного законодательства. Характерное для них системное единство детерминировано общностью предмета правового регулирования, но она же предопределяет объективное существование надотраслевых или межотраслевых целей и задач, а также принципов. Последние, будучи базовыми правовыми идеями, на которых построено все законодательство о противодействии преступности, должны в идеале образовывать целостную и непротиворечивую систему. Так, нормы-принципы, зафиксированные в ст. 3-7 Уголовного кодекса РФ (УК РФ), представляют собой отправные юридические идеи, пронизывающие все содержание уголовного законодательства, на базе которых сформировались современные представления о законных основаниях и справедливых мерах уголовной ответственности. В свою очередь, принципы уголовного судопроизводства (ст. 6-19 Уголовно-процессуального кодекса РФ (УПК РФ) являются фундаментальными правовыми идеями, предопределившими существующий порядок возбуждения, предварительного расследования и судебного рассмотрения уголовного дела. Соответственно в ст. 3 Федерального закона от 12.08.1995 № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (ФЗ «Об ОРД»)

76 -

ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ ТАМОЖЕННОЙ АКАДЕМИИ • № 4 • 2014

нашли отражение принципы осуществления уполномоченными субъектами оперативно-розыскной деятельности.

Представляется, что с точки зрения объективно существующих межотраслевых связей принципы уголовно-процессуального права должны представлять собой результат качественного развития принципов уголовного материального права, обеспечивать практическую реализацию последних в правоприменительной деятельности органов дознания, предварительного следствия и суда с помощью соответствующих процессуальных форм и гарантий. Однако в результате многократных изменений вектора уголовной политики российского государства системные связи между принципами материального и процессуального уголовного права были искусственно разорваны, что отчетливо проявилось после введения в действие с 1 июля 2002 г. УПК РФ, когда всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела утратило значение принципа отечественного уголовного судопроизводства, а объективная истина перестала de-jure считаться целью уголовно-процессуального доказывания.

Парадокс современного состояния законодательного закрепления идеологических основ борьбы с преступностью заключается в следующем. Если принципы уголовного законодательства по-прежнему ориентируют правоприменителей на приверженность идее объективной истины («лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина» (ч. 1 ст. 5 УК РФ), «наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного» (ч. 1 ст. 6 УК РФ), «основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления» (ст. 8 УК РФ)), то верховенство принципа состязательности сторон (ст. 15 УПК РФ) в современном российском уголовном процессе привело к появлению таких квазиформ предварительного расследования и судебного рассмотрения уголовного дела, которые не только не способствуют, но в ряде случаев делают невозможным установление истины по уголовному делу (дознание в сокращенной форме (ст. 226.1-226.9 УПК РФ), особый порядок судебного разбирательства (ст. 314-317.9 УПК РФ), производство в суде с участием присяжных заседателей (ст. 324-353 УПК РФ)). При этом оперативно-розыскное законодательство, отличительными принципами которого являются нехарактерные для уголовного судопроизводства конспирация и сочетание гласных и негласных методов и средств, ориентировано, как и уголовное материальное право, на установление истины в ходе выявления и раскрытия преступлений и ставит перед собой цель «обеспечения полноты и всесторонности рассмотрения дела» (ст. 5 ФЗ «Об ОРД»).

В развитие собственных принципов УК РФ дополняет их более конкретными нормами, призванными через уголовно-правовые запреты соответствующего содержания, сопровождаемые суровыми санкциями, обеспечить объективность результатов проведения оперативно-розыскных мероприятий, итогов предварительного расследования уголовного дела и его рассмотрения в суде. В частности, признаются преступлениями различные виды деяний, препятствующих установлению истины по делу (например, принуждение к даче показаний (ст. 302

УК РФ), фальсификация доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности (ст. 303 УК РФ), заведомо ложный донос (ст. 306 УК РФ), заведомо ложные показания (ст. 307 УК РФ) и др.), несмотря на утраченное в результате реформы отечественного уголовного судопроизводства юридическое значение объективной истины. Запрет на фальсификацию результатов оперативно-розыскной деятельности содержится также в ст. 5 ФЗ «Об ОРД». А в ст. 75 УПК РФ говорится о недопустимости доказательств, полученных с нарушением закона. И хотя данная норма не увязывается напрямую с фальсификацией доказательств, она все-таки охватывает ее, несмотря на очевидный сегодня приоритет процессуальной формы доказательства над его содержанием и соответствием последнего объективной истине.

Между тем вопреки наблюдаемому непоследовательному и противоречивому отношению российских законодателей к истине и ее значению для законотворчества в области уголовной политики и для правоприменительной деятельности, осуществляемой субъектами оперативно-розыскной деятельности, дознавателями, следователями и судами, с уверенностью можно утверждать, что с аксиологической точки зрения стремление к правде и справедливости - это естественное и вечное желание человека, характерная черта общественного правосознания. Подтверждения этого вывода обнаруживаются во многих древних юридических и религиозных памятниках общемирового культурного наследия, включая Библию. При этом самая древняя часть Библии - первые пять канонических книг Ветхого Завета, именуемые в христианской традиции Моисеевым Пятикнижием (в еврейской традиции - Торой), по сей день имеют священное значение для многих миллионов людей в нашей стране и во всем мире и продолжают определять их мировоззрение и правосознание. Проведенное нами социологическое исследование показало, что 79% граждан придерживаются религиозных убеждений, и большинство из них (61% опрошенных, 77% верующих) - православные христиане [1, с. 41]. При этом 62% опрошенных стараются по возможности соблюдать религиозные нормы, 83% знают все или некоторые ветхозаветные заповеди пророка Моисея, 75% следуют или стараются следовать этим заповедям в повседневной жизни. Данные обстоятельства, безусловно, необходимо учитывать в современной законотворческой и правоприменительной деятельности, не нарушая при этом принципиальных положений ст. 14 и 28 Конституции РФ о светском характере государственной власти и свободе совести и вероисповедания. Поэтому в демократическом правовом государстве недопустимо игнорирование религиозно-нравственных представлений общества о значении истины в жизни современного человека вообще и при раскрытии и расследовании преступлений, в частности, в угоду модным юридическим доктринам, слепо заимствованным у чуждых правовых систем, равно как и по прагматическим соображениям процессуальной экономии.

Библейская религиозно-правовая традиция исходит из прямой сакральной связи истины непосредственно с Богом - Творцом мира и устроенного в нем порядка, Создателем человека и законов жизни, ибо правда есть там, где есть Бог («Господь Бог есть истина» (Иер. 10, 10); «Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь» (Иоан. 14, 6); «Бог верен, и нет неправды в Нем; Он праведен и истинен» (Втор. 32, 4)). При этом в монотеизме Ветхого Завета идея справедливости правосудия выводится из праведности Бога как Законодателя древних норм

и Небесного Судьи, а не из Его могущества, как в древних языческих культах, поскольку «не в силе Бог, а в правде». Не случайно Моисеево уголовное законодательство относится к истине как к правоохраняемой святыне) и даже одна из священных Десяти заповедей, постановленных Богом на горе Синай, образующих своего рода конституцию всего ветхозаветного законодательства и являющихся протоконституцией правовых систем всех христианских государств, гласит: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» (Исх. 20, 16; Втор. 5, 20). Не только сугубо юридическая, но и общечеловеческая значимость включения запрета творить ложь, в том числе в суде, во всемирно известный Декалог рельефней проявляется и лучше воспринимается и осознается, если обратиться к его правовым оценкам, которые были даны авторитетными российскими учеными-правоведами и в которых утверждается вечное и непреходящее значение каждой из Десяти заповедей для нашей цивилизации. В частности, Декалогу в отечественной юридической науке придается значение «своеобразного метаправа по отношению к современному праву, что и делает необходимым сверять наше право с ветхозаветным», а также провозглашается, что он по сей день «выступает методологической и, что немаловажно, легитимной основой правовой и уголовной политики» [2, с. 47, 142].

В священных текстах Моисеева Пятикнижия запрет на лжесвидетельство как преступление против правды Божией встречается не только в виде процитированной выше заповеди, но и в привычной для современного юриста форме уголовно-правовой нормы, с четко различаемыми диспозицией и санкцией: «Если выступит против кого свидетель несправедливый, обвиняя его в преступлении, то пусть предстанут оба сии человека, у которых тяжба, пред Господа, пред священников и пред судей, которые будут в те дни. Судьи должны хорошо исследовать, и, если свидетель тот свидетель ложный, ложно донес на брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему; и так истреби зло из среды себя. И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя. Да не пощадит его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Втор. 19, 16-21).

Процитированная норма содержит подробное описание преступления лжесвидетеля, а также развернутые указания на его наказуемость соответственно характеру совершенного им оговора невиновного лица и согласно ветхозаветным представлениям о справедливости возмездия за преступление, выраженным в виде древнего принципа талиона (от лат. lex talionis). В данном законоустановле-нии, как нам кажется, содержатся прообразы таких преступлений, характерных для современных уголовно-правовых систем, как заведомо ложный донос (ст. 306 УК РФ) и заведомо ложные показания свидетеля, потерпевшего, эксперта или специалиста (ст. 307 УК РФ).

Современного читателя Библии может удивить суровость наказания, предусмотренного за лжесвидетельство, существенно отличающегося от санкций действующих уголовно-правовых норм о схожих преступлениях. Поэтому комментаторы данного фрагмента книги Второзаконие, особенно богословы, все чаще прибегают к иносказательным способам толкования принципа талиона, используя всевозможные аллегории и отказываясь признавать прямой смысл сказанного о полагающихся за рассматриваемое преступление телесных наказаниях или даже смерти. Так, например, о. Георгий (Чистяков), анализируя рассматриваемую

санкцию нормы о лжесвидетельстве сквозь призму новозаветного принципа непротивления злому, полагает, что «Ветхий Завет не призывает отвечать злом за зло, платить той же монетой», что «Моисей в Ветхом Завете призывает ... «истребить зло из среды себя», отказаться от зла, уйти от зла», «что Моисей только призывает обидчика, чтобы он попытался встать на место обиженного» [3, с. 399-400]. Однако очевидно, что такое необычное и прохристианское по сути своей прочтение принципа талиона возможно только в среде последователей новозаветной этики и основанной на ней христианской правовой культуры, сформировавшихся намного позже Моисеева уголовного права. Поэтому предложенное русским священником толкование процитированной нормы о ложных показаниях представляется вырванным из контекста исторических условий зарождения еврейской государственности и формирования правовой системы Древнего Израиля, о которых повествует книга Второзаконие, равно как и из контекста соответствующего фрагмента Священного Писания.

Оригинальное и более широкое по смыслу толкование ветхозаветной нормы о лжесвидетельстве мы находим у российского экзегета Д. В. Щедровиц-кого, который отметил неточность Синодального перевода заповеди Декалога о ложном свидетеле и указал, что оригинальный еврейский текст этой заповеди оперирует термином «свидетель суетный» (также «пустой», «тщетный», «обманчивый»). На основании таких лексических уточнений указанный автор сделал вывод, что тонкие различия между понятиями «ложный» и «суетный» значительно расширяют смысл данной заповеди: человек не должен выступать не только лживым, но и «тщетным» свидетелем [4, с. 921], т. е., выражаясь юридическим языком, не помогающим органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, предварительное расследование и правосудие, в установлении истины по делу.

Примечательно, что для еще большего усиления эффективности уголовно-правовой нормы о лжесвидетельстве Тора дополняет ее:

1) множеством нравственных увещеваний соответствующего содержания:

- «не лгите и не обманывайте друг друга» (Лев. 19, 11);

- «не ходи переносчиком в народе твоем» (Лев. 19, 16), т. е. клеветником и доносчиком, о которых в наше время говорится в ст. 128.1 и 306 УК РФ;

- «обличи ближнего твоего, и не понесешь за него греха» (Лев. 19, 17) -прообраз состава недонесения о преступлении (ст. 190 УК РСФСР);

- «не делайте неправды на суде;... по правде суди ближнего твоего» (Лев. 19, 15) - древний прототип состава вынесения заведомо неправосудного приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305 УК РФ);

- «удаляйся от неправды и не умерщвляй невинного и правого; ибо Я не оправдаю беззаконника» (Исх. 23, 7) - прообраз составов фальсификации доказательств и результатов оперативно-розыскной деятельности (ст. 303 УК РФ) и привлечения заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 299 УК РФ);

2) серьезными процессуальными гарантиями установления истины по делу, предупреждающими возможные негативные последствия лжесвидетельства:

- «по словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля. Рука свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтоб убить его, потом рука всего народа; и так истреби зло из среды себя» (Втор. 17, 6-7);

- «недостаточно одного свидетеля против кого-либо в какой-нибудь вине и в каком-нибудь преступлении и в каком-нибудь грехе, которым он согрешит: при словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей, состоится дело» (Втор. 19, 15).

При этом многие общественно опасные деяния, которые в силу их скрытого, тайного характера могли бы оказаться вне поля зрения общественных институтов судебной власти (т. е. нераскрытые преступления), вообще отнесены Мосеевым законодательством к юрисдикции суда Божия, и дела о них разрешались по непосредственному откровению Господа, что гарантировало установление и торжество истины в последней инстанции - у всеведающего и всеправедного Судьи.

Таким образом, лжесвидетельство и подобные ему деяния и в древние времена препятствовали установлению истины и, соответственно, справедливому рассмотрению какого-либо дела или спора судьей, и потому признавались опасными преступлениями. Однако торжество правды в ветхозаветный период библейской истории имело, как было отмечено выше, и глубокий сакральный смысл как проявление всеправедности Божией, ибо «совершенны дела Его, и все пути его праведны» (Втор. 32, 4). В этой связи известный советский востоковед И. Ш. Шифман так объяснил значение справедливости для общественного правосознания того времени (а значит, и необходимость ее уголовно-правовой охраны): «Любое нарушение правды, то есть отступление от мирового порядка, могло иметь, как полагали, далеко идущие катастрофические последствия для всего мироздания. В более узком плане оно угрожает стабильности общества и самому его существованию. Этим обусловлена беспощадная суровость наказаний: как правило, это смерть, то есть удаление из мира живых в потусторонний мир» [5, с. 130-131].

В подтверждение сказанного оригинальное и интересное обоснование необходимости установления самого сурового наказания за лжесвидетельство и связанную с ним клевету обнаруживается у англиканского богослова и экзегета Ф. В. Фаррара. По его мнению, девятая заповедь Декалога запрещает не только собственно лжесвидетельство, но и клевету, злословие, оскорбление, которые он относит «к наихудшим свойствам человеческой природы» и которые «приравнивают человека, по словам Священного Писания, к змию и дьяволу» [6, с. 235-236], «ибо он лжец и отец лжи» (Иоан. 8, 44). Автор даже сравнил клевету и оскорбление с убийством: «В древние времена люди убивали пророков и проливали кровь невинных, в наше же время они поражают злословием» [6, с. 237]. Через данное сравнение он подчеркнуто указал на их страшную греховность, чрезвычайную общественную опасность и преступность: «Клеветник и убийца - одно и то же. Оружие клеветника покажется, пожалуй, менее зверским, чем палка убийцы, но само убийство тем ужаснее, чем утонченнее оно и коварнее» [6, с. 238]. Полагаем, что современные российские законодатели и правоприменители недопонимают действительной опасности ложного доноса, лжесвидетельства, клеветы и оскорбления и потому так вольготно и бездумно то ввели уголовную ответственность за клевету и оскорбление при принятии УК РФ в 1996 г., то отменили ее в 2011 г., то частично восстановили в 2013 г.

Возвращаясь к рассуждениям И. Ш. Шифмана о значении справедливости, правды, истины в Моисеевом законодательстве, следует отметить, что некоторые его утверждения расходятся с иудейским и христианским мировоззрением и, как нам кажется, более близки религиозным учениям других народов Древнего Востока, а не Израиля. Но и не учитывать влияния соседних народов друг на друга

тоже нельзя, ибо, как известно из Священного Писания, пророк Моисей благодаря воспитанию в семье фараона «научен был ... всей мудрости Египетской, и был силен в словах и делах» (Деян. 7, 22). В частности, И. Ш. Шифман, хотя и отмечал, что «в основе ветхозаветных законов лежит представление о правде-справедливости», тем не менее, трактовал ее, опираясь на языческое обожествление правды, характерное, например, для политеизма Древнего Египта и многих других народов, но чуждое монотеизму Ветхого Завета. Так, например, древнеегипетская богиня, персонифицирующая истину, справедливость, вселенскую гармонию, божественное установление и этическую норму, именовалась Маат (или иначе Ам-маат). Известны и другие сакральные имена обожествляемой в язычестве Древнего Востока и Древнего Средиземноморья справедливости - Немезида, Карма, Дао и др. У древних восточных славян была своя богиня, олицетворявшая вселенскую справедливость, - Правь. Упомянутый советский ученый полагал, что поскольку правда в ту эпоху мыслилась «мифологическим существом, порождаемым космическим первоэлементом и олицетворяющим вселенский миропорядок и всеобщую гармонию», постольку «она определяет и направляет действия Яхве, но она же должна быть основой и существования власти (прежде всего, царской власти) и суда», потому «Пятикнижие буквально переполнено увещеваниями вершить правду и справедливость» [5, с. 130].

С точки зрения христианского богословия истина в виде абсолютного всеведения и высшей всеправедности - это качество Бога, а не некая самостоятельная сакральная сила, управляющая людьми, миром или тем более Богом. Немецкий библеист Б. Зальцманн убежден, что это качество, а именно стремление к истине, правде, справедливости, побуждает Бога к расследованию и раскрытию преступлений, ибо «всякое преступление - это мятеж против Того, Кто даровал людям жизнь и дал им правила справедливой, мирной жизни», ибо «каждое злодеяние отражает самое первое из них - оскорбление, нанесенное Богу, которое стоило нам райского блаженства» [7, с. 10], т. е. грехопадение. Поэтому в Моисеевом Пятикнижии содержатся категорические требования о наказании преступников только после тщательного розыска и объективного расследования:

- «Если услышишь о каком-либо из городов твоих, ... что появились в нем нечестивые люди из среды тебя ...; то разыщи, исследуй и хорошо расспроси; и если это точная правда, что случилась мерзость сия среди тебя, порази жителей того города острием меча..» (Втор. 13, 12-15);

- «Если найдется среди тебя в каком-либо из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, мужчина или женщина, кто сделает зло пред очами Господа, Бога твоего, преступив завет Его.; и тебе возвещено будет, и ты услышишь: то ты хорошо разыщи, и, если это точная правда, если сделана мерзость сия в Израиле, то выведи мужчину того, или женщину ту, которые сделали зло сие, к воротам твоим и побей их камнями до смерти» (Втор. 17, 2-5).

Помимо этого объективность расследования преступлений в Моисеевом Пятикнижии обеспечивается запретом дискриминации:

- «Не суди превратно пришельца, сироту» (Втор. 24, 17);

- «Проклят, кто превратно судит пришельца, сироту и вдову!» (Втор. 27, 19).

Данные преступления влекли за собой самые суровые меры возмездия

и традиционно для системы наказаний Моисеева уголовного права [8, с. 145150] наказывались смертной казнью, назначаемой и исполняемой в данном случае

непосредственно Богом: «...если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламенится гнев мой, и убью вас мечем, и будут жены ваши вдовами, и дети ваши сиротами» (Исх. 22, 23-24). В данных положениях ветхозаветного уголовного права нами усматриваются прообразы двух современных составов преступлений - это дискриминация (ст. 136 УК РФ) и вынесение заведомо неправосудного судебного решения (ст. 305 УК РФ).

Кроме того, Тора категорически запрещает взяточничество в суде: «Во всех жилищах твоих, которые Господь, Бог твой, даст тебе, поставь себе судей и надзирателей по коленам твоим, чтоб они судили народ судом праведным. Не извращай закона, не смотри на лица и не бери даров; ибо дары ослепляют глаза мудрых и превращают дело правых. Правды, правды ищи, дабы ты был жив и овладел землею, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Втор. 16, 18-20). При этом в качестве образца для подражания судьям служит опять же образ Всевышнего Судьи: «Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный, Который не смотрит на лица и не берет даров, Который дает суд сироте и вдове, и любит пришельца» (Втор. 10, 17-18). Установленный пророком Моисеем запрет на принятие даров судьями интересен сегодня не только как ветхозаветный прообраз состава преступления получения взятки (ст. 290 УК РФ) и как одно из древнейших свидетельств борьбы с коррупцией [9, с. 72-83]. В контексте проблемы истины и ее места в уголовной политике государства примечательно, на наш взгляд, прежде всего, содержащееся в процитированной норме Второзакония о взяточничестве в суде нехарактерное для современных уголовно-правовых норм ее нравственное обоснование - «Правды, правды ищи, дабы ты был жив». Правда объявляется главной целью судопроизводства, а стремление к ней - его подлинным смыслом, «ибо мерзок пред Господом, Богом твоим, всякий делающий неправду» (Втор. 25, 16). В свете сказанного даже мздоимство в суде предстает в Моисеевом уголовном праве не только и не столько как преступление против прав и законных интересов участников процесса, рассчитывающих на беспристрастный и непредвзятый суд, сколько как преступление против священной правды Божией, которую не могут видеть глаза судьи, ослепленные стяжательством даров.

Обращаясь к законодательству нового времени, следует отметить, что даже уголовно-процессуальный закон советской России, политическая и правовая системы которой часто обвиняются современниками в воинствующем атеизме, безбожии и отрыве от исторических корней и общечеловеческих нравственных ценностей, тем не менее, исходил из признания всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела одним из центральных принципов предварительного расследования и рассмотрения судом уголовного дела (ст. 20 УПК РСФСР), получившим в юридической науке название принципа объективной истины. Раскрывая содержание данного принципа, выдающийся советский процессуалист М.С. Строгович писал, что достижение по уголовным делам объективной истины означает, что «суд своим приговором признает виновным того, кто в действительности совершил преступление, и вменяет ему в вину именно то преступление, которое этим лицом совершено» [10, с. 309]. Только установление объективной картины преступления в процессе его выявления, раскрытия и расследования позволяет сформировать фактическое (т. е. соответствующее реальности и не искаженное субъективными представлениями отдельных субъектов

оперативно-розыскной или уголовно-процессуальной деятельности) основание уголовно-правовой квалификации подлежащего юридической оценке общественно опасного деяния, предопределяя тем самым правильность его уголовно-правовой оценки, а значит - законность и справедливость назначаемого по ее результатам наказания. При этом советские ученые-процессуалисты полагали, что «проблема истины в уголовном процессе является не только одной из наиболее важных, но и наиболее сложных» [11, с. 20], поэтому она всегда была в центре их внимания.

В условиях же нынешней правовой реальности остается только удивляться тому, почему, начиная с древних ветхозаветных времен, законодатели в течение тысячелетий понимали и признавали такое значение истины, а разработчики действующего УПК РФ отказались от нее как нравственного идеала правосудия и принципа современного российского уголовного судопроизводства [12, с. 45-49]. По нашему глубокому убеждению, если право окончательно утратит истину, то оно лишится и всякого смысла, перестанет служить цели утверждения справедливости в обществе и даже не сможет обозначаться далее термином, од-нокоренным с великим словом «правда». Существующие лексические закономерности, связавшие одним корнем «право», «правду», «правильность» и «справедливость», также являются доказательствами неотделимости истины от права, бытующими в плоскости общественного правосознания на уровне вековой народной мудрости, истоки которой также восходят к событиям древней истории - зарождению российской государственности и становлению отечественного права, древнейший памятник которого - сборник правовых норм Древней Руси - получил название «Русская Правда», которым предшествовал еще более древний период поклонения одному из языческих восточнославянских культов - богине Правь, с именем которой отождествлялась вселенская справедливость. Таким образом, «идея правды (права, правильности, правды) является центральным архетипом российской правовой ментальности» [13, с. 32]. Так было и в древние языческие времена, и в течение столетий господства христианской идеологии, и даже в советский период отечественного права. Игнорирование данной установки общественного правосознания - путь, ведущий к усилению разрыва между законодательством и регулируемой им социальной реальностью, отчуждению населения от противоречащих его религиозно-нравственной и правовой ментальности юридических норм и институтов, укреплению позиций правового нигилизма.

Использованные источники

1. Беспалько В. Г. Уголовно-правовая охрана религиозных отношений // Журнал российского права. 2014. № 7. С. 41-50.

2. Христианское учение о преступлении и наказании / науч. ред. К. В. Харабет, А. А. Толка-ченко. М.: Норма, 2009.

3. Чистяков Г. П. Пятикнижие: дорога к свободе. М.: ООО «Центр книги Рудомино», 2011.

4. Щедровицкий Д. В. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево. М.: Теревинф, 2003.

5. Шифман И. Ш. Ветхий Завет и его мир (Ветхий Завет как памятник литературной и общественной мысли Передней Азии). М.: Политиздат, 1987.

6. Фаррар Ф. В. Голос с Синая. Вечное основание нравственного закона. Киев: Пролог, 2007.

7. Криминальные истории в Библии: пер. с нем.; сост. Б. Зальцманн. М.: Российское Библейское Общество, 2005.

С. Н. Гармонников

8. Беспалько В. Г. Система и виды наказаний в Девтерономической редакции Моисеева уголовного права (по материалам книги Второзаконие Ветхого Завета) // Вестник Владимирского юридического института. 2014. № 1 (30). С. 145-150.

9. Беспалько В. Г. Библейские религиозно-нравственные истоки противодействия коррупции в Пятикнижии Моисея // Публичное и частное право. 2013. Вып. III (XIX). С. 72-83.

10. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. Основные положения науки советского уголовного процесса. М.: Наука, 1968.

11. Михеенко М. М. Теоретические проблемы доказывания в советском уголовном процессе: дис. ... д-ра юрид. наук. Киев, 1984.

12. Беспалько В. Г. Ветхозаветная концепция истины как гарантии объективного расследования преступлений и современная уголовная политика // Конституция Российской Федерации как гарант прав и свобод человека и гражданина при расследовании преступлений: материалы Международной научно-практической конференции (Москва, 14 ноября 2013 года): в 3 ч. Ч. 1 (теоретические предпосылки). М.: Институт повышения квалификации Следственного комитета Российской Федерации, 2013. С. 45-49.

13. Георгиевский Э. В. Общая уголовно-правовая характеристика ранних религиозных верований: учебное пособие. М.: Компания Спутник+, 2007.

С. Н. Гармонников

О СОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОНТРОЛЯ ПРИ ПЕРЕМЕЩЕНИИ ТОВАРОВ И ТРАНСПОРТНЫХ СРЕДСТВ В РАМКАХ ВЗАИМНОЙ ТОРГОВЛИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

В статье рассматривается проблематика совершенствования государственного контроля за соблюдением установленных законодательством РФ запретов ввоза и вывоза, порядка таможенного декларирования товаров, изъятых из режима функционирования единой таможенной территории, и правил статистического учета перемещения товаров во взаимной торговле государств - членов Таможенного союза.

Ключевые слова: Таможенный союз; взаимная торговля; запреты; товары изъятия; таможенное декларирование; статистический учет.

Введенный Указом Президента РФ от 06.08.2014 № 560 запрет ввоза на территорию России сроком на один год отдельных видов сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия, страной происхождения которых являются Соединенные Штаты Америки, Канада, Австралия и Королевство Норвегия (санкционные товары) [1; 2], вновь поставил вопрос о механизме обеспечения национальных экономических интересов РФ при осуществлении внешней торговли товарами с третьими странами в условиях функционирования единой таможенной территории Таможенного союза.

Схожая проблематика ранее исследовалась автором на примере десятилетнего опыта функционирования Союзного государства Республики Беларусь и Российской Федерации [3] и позволила сделать вывод о том, что недостижение