С. П. Боброва, В. Г. Таранова
С. А. НИКИТИН И ИСТОРИЧЕСКАЯ СЛАВИСТИКА В ВОРОНЕЖСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
С теплотой и благодарностью вспоминая своих учителей - Илью Николаевича Бороздина (1883-1959) и Анатолия Евсеевича Москаленко (1909-1984), воронежские слависты называют и имя Сергея Александровича Никитина (1901-1979), оставившего глубокий след в их жизни и научной биографии. Что влекло крупнейшего советского слависта в Воронеж, в котором он побывал 7 раз в течение 50-60-х годов, чем вызвана его постоянная заинтересованность в деятельности воронежских славистов (в одном из писем доценту ВГУ Н. П. Мананчиковой Сергей Александрович признавался: «Я всегда интересовался воронежскими делами»), каков вклад ученого в становление исторической славистики в ВГУ - вот те вопросы, которые мы собираемся решить в предлагаемом сообщении. Оно -часть обширной проблемы о роли научной интеллигенции центра в развитии науки на периферии, о становлении научных школ и направлений в нашей науке, о преемственности научных поколений.
Воронеж имеет давние славяноведческие традиции. С 1860 по 1918 гг. здесь издавались «Филологические записки», среди авторов которых значились В. В. Макушев, В. И. Ламанский, Я. К. Грот, М. Н. Попруженко, Л. Каравелов; в период становления ВГУ в 1918-1920 гг. в его стенах трудились такие известные слависты как А. Н. Ясинский и Г. А. Ильинский; славянской проблематике уделял внимание первый ректор университета В. Э. Регель. Но создание историко-славистического направления в ВГУ датируется первым послевоенным десятилетием, когда ощутимо проявился общественный и научный интерес к проблематике истории славянских народов, и связан он, прежде всего, с именем профессора И. Н. Бороздина.
И. Н. Бороздин - видный русский, советский ученый-археолог, антиковед, медиевист, историограф - заинтересовался славянской
проблематикой еще в дореволюционный период. Он поддерживал контакты с В. И. Пичетой, Н. С. Державиным, Ю. В. Готье, Н. П. Грацианским, а со второй половины 40-х годов выступил с рядом научных и публицистических работ, посвященных историографии советского славяноведения, русско-славянским политическим, общественным и культурным связям. С 1949 г. Илья Николаевич, обладавший к тому времени большим организаторским опытом, возглавил кафедру всеобщей истории ВГУ1. Его целенаправленная деятельность по созданию нового славистического научного направления в Воронеже (параллельно формировалось и историографическое направление; зачастую они дополняли друг друга) складывалась из тщательной и продуманной системы подготовки молодых кадров исследователей, сплочения ученых-славистов, работавших в разных учебных заведениях города, создания воронежского печатного славистического органа, связей с центрами славистики, организации славяноведческих конференций. И почти на всех направлениях этой деятельности - педагогической, научной, организационной - неоценимую помощь воронежскому профессору оказывал С. А. Никитин. Время и обстоятельства знакомства двух историков сейчас точно установить не представляется возможным. Молодой ученый и уже известный профессор - их разделяло почти 20 лет возраста, но оба москвичи, выходцы из кругов русской интеллигенции, кончали 3-ю (Бороздин) и 4-ю (Никитин) московские гимназии, затем - Московский университет. В одно и то же время были связаны с РАНИОН: И. Н. Бороздин в качестве действительного члена Института археологии; С. А. Никитин - научного сотрудника (аспиранта) Института истории. Круг учителей С. А. Никитина (Ю. В. Готье, М. К. Любав-ский, А. Д. Удальцов, А. К. Дживелегов, В. П. Волгин) во многом совпадал с кругом научного и личного общения И. Н. Бороздина, известного в 20-е годы не только в научных, но и литературных кругах Москвы. Совпадал у ученых, помимо славистической проблематики, и интерес к истории России XIX в., ее внешней политике и культуре. Все это дает основание предположить, что они могли знать друг о друге и ранее 1949 г. Приезд И. Н. Бороздина в Воронеж создавал благоприятные условия для личного общения: теперь за этим стояли не только близкие научные интересы, но и необходимость тесных практических связей.
Вспомним, что к этому времени московский славистический центр, представленный Институтом славяноведения АН СССР и кафедрой истории южных и западных славян МГУ, уже сложился. И в их организации С. А. Никитин принимал самое непосредственное участие. Но из опыта становления славяноведения в России XIX в. было известно: развитие славистики пошло успешно именно благодаря возникновению сразу четырех университетских центров славянской науки; следовательно, и теперь настоятельной необходимостью было создание славистических центров на периферии. Одним из первых поняв это, С. А. Никитин, заинтересованный как всякий большой ученый в развитии своей отрасли науки, с удовлетворением встретил и всемерно поддерживал инициативу воронежского профессора. Тем более, что бывший узник ГУЛАГа И. Н. Бороздин не имел права жить и работать в Москве, а бывал в ней только наездами.
Видимо, тогда же, в конце 40-х годов, устанавливаются и контакты С. А. Никитина с учеником Н. П. Грацианского медиевистом А. Е. Москаленко, работавшим на кафедре всеобщей истории ВГУ и готовившим кандидатскую диссертацию, посвященную социально-экономическому и политическому строю Сплита в ХШ-Х1У вв. Благодаря усилиям И. Н. Бороздина и А. Е. Москаленко славянская проблематика становится одной из ведущих в деятельности воронежской университетской кафедры; кроме общего курса по истории славян, читаются спецкурсы, проводятся спецсеминары; славянские исторические сюжеты активно разрабатываются на заседаниях научного студенческого кружка. Исходя в своей работе с учениками из двух важнейших принципов: научной значимости решаемых вопросов и учета индивидуальных возможностей и творческой устремленности каждого, И. Н. Бороздин направлял своих питомцев, изъявивших желание заниматься историей южных славян, в Москву на консультацию к С. А. Никитину.
Маститый ученый встречал воронежцев неизменно доброжелательно, не только помогал в выборе диссертационных тем, но и всегда охотно консультировал их. Сергей Александрович 4 раза побывал в Воронеже в качестве официального оппонента: на защите кандидатских диссертаций выпускником Харьковского пединститута П. Т. Рущенко, воронежскими аспирантами - Н. Т. Сапроновой, С. П. Бобровой, Н. П. Мананчиковой. И каждое его выступление не только открывало «зеленый свет» дальнейшим научным и педагоги-
ческим занятиям молодых исследователей, но и содержало в себе некую сверхзадачу - решение какого-то принципиального вопроса.
Тема диссертации Н. Т. Сапроновой «Захарий Стоянов как историк и политический деятель», избранная по совету С. А. Никитина, дала возможность доказать необходимость обращения к изучению либерально-буржуазной (а не только революционно-демократической) историографии болгарского национально-освободительного движения. Оппонент одобрил выводы Н. Т. Сапроновой относительно приоритета 3. Стоянова в освещении ряда фактов Апрельского восстания 1876 г. в Болгарии, а также определение автором диссертации как сильных (причины восстания), так и слабых (характер восстания, роль интеллигенции) сторон «Записок о болгарских восстаниях».
Исследование в диссертации С. П. Бобровой одного из сюжетов социально-экономической истории средневековой Сербии подтвердило правильность выбора, сделанного не без участия Сергея Александровича: необходимо было несколько ослабить удар, нанесенный по научной югославистике известным разрывом советско-югославских отношений. На решение близких по тематике задач он еще ранее нацелил своих учеников А. Х. Соколовского и А. З. Нюр-каеву, ибо совершенно справедливо считал монополизм препятствием для подлинных научных результатов. Совместными усилиями учеников московского и воронежского профессоров удалось выяснить важнейшие закономерности процесса развития феодальных отношений в средневековой Сербии, установить его наиболее типичные черты. Позднее ученики С. А. Никитина Е. П. Наумов и В. П. Грачев определили особенности социальных отношений и политического строя Сербии в средние века.
В своем отзыве на диссертацию Н. П. Мананчиковой «Очерки социально-политической истории Дубровника ХШ-Х1У вв.» С. А. Никитин поставил важный в теоретическом и практическом плане вопрос о возможности исследовательской работы периферийных ученых, лишенных доступа к зарубежным архивам. Здесь, считал оппонент, возможны два пути: изучить какой-либо конкретный вопрос, но без архивов это приведет к созданию компилятивной работы; второй путь - анализ круга проблем, «для которых имеются доступные источники», но сам он «недостаточно исследован предшественниками». С. А. Никитин отметил значимость темы диссертации,
которая «поможет решить многие вопросы для понимания истории Дубровника и изучаемого, и последующего времени», и дал положительную оценку итогов проделанной соискательницей работы.
Для каждого из молодых славистов анализ его первого труда и напутствие Сергея Александровича оказались важнейшим научным импульсом: Н. Т. Сапронова в настоящее время доктор наук, профессор, исследователь общественной борьбы болгарской интеллигенции и русско-болгарских общественных и культурных связей2; С. П. Боброва обратилась к проблемам южнославянской историографии и истории советского славяноведения3; для Н. П. Мананчико-вой далматинская проблематика стала делом всей ее жизни4. Еще в давние годы Сергей Александрович развеял сомнения молодого ученого относительно целесообразности работы нескольких исследователей, занятых одной проблемой: «Сколько людей иногда одновременно занимались единичными памятниками: Русской правдой, Псковской судной грамотой, и все находили свою трактовку вопроса, - писал он Н. П. Мананчиковой 7 апреля 1968 г. - А в Дубровнике, как мне кажется, всем места хватит».
Помощь в становлении нового поколения воронежских славистов была одной из форм участия С. А. Никитина в развитии исто-рико-славистического направления в ВГУ. Другая - участие в научных форумах, организация которых стала традицией в деятельности воронежской кафедры всеобщей истории. Они проводились как по чисто славистической, так и по более широкой историографической проблематике с непременным привлечением ученых из Москвы, Ленинграда, а также периферийных центров науки. Особое значение имела славянская конференция 1957 г., созванная в рамках подготовки к Международному съезду славистов в Москве. Еще в конце 1955 г. академик М. П. Алексеев, вошедший в состав подготовительного комитета съезда, предложил И. Н. Бороздину продумать план подготовки к нему: «Хотя это будет съезд филологов, - писал он 4 декабря 1955 г. - но и участие историков-славистов в нем очень желательно ... в особенности важно было бы в самое ближайшее время (выделено автором письма. - С.Б., В.Т.) ... представить небольшую докладную записку на тему: что могут подготовить слависты Вашего университета к будущему съезду (книги, сборники, доклады, различные мероприятия ... )».
Значительный интерес участников конференции 1957 г. в Воронеже вызвал доклад С. А. Никитина, посвященный определению задач советской славистики при изучении средневековой и новой истории Югославии (советско-югославские разногласия к тому времени были ликвидированы, однако научные лакуны остались). Как подлинный радетель отечественной науки, Сергей Александрович поделился итогом размышлений: могут ли советские историки «плодотворно работать и создавать что-то свое, внести свой вклад в развитие науки?»5. Положительно отвечая на этот вопрос и намечая основные направления будущих исследований, результативность которых обеспечена наличием уникальных архивных доку ментов (источниковедческие и историографические сюжеты, вопросы русско-сербских отношений и другие, позднее претворенные в жизнь его учениками и последователями), историк призвал опереться на достижения предшественников - русских буржуазных ученых, причем нельзя не отметить никитинскую оценку вклада буржуазной науки, лишенную политической конъюнктуры.
Таким же глубоким подходом к буржуазной науке отмечался и доклад С. А. Никитина на воронежской межвузовской историографической конференции 1960 г. «Караджич и Ранке». Этот доклад выгодно отличался от значительной части выступлений с традиционным для того времени гиперкритическим уклоном. Он был посвящен обширной проблеме, занимавшей ученого, - историографии славян. «Сложная и неустановившаяся область - историография -требует серьезной разработки», - писал он одному из авторов данного сообщения. В Караджиче ученый видел не просто информатора и рассказчика, но и прямого соавтора Ранке в его работе над историей сербских восстаний, проводника демократических тенденций в совместном труде6.
Выступление С. А. Никитина на III межвузовской конференции историков-славистов в Воронеже в 1966 г. о судьбах болгарского города в период освобождения от османского ига положило начало большой исследовательской работе по анализу статистических материалов Русского гражданского управления в Болгарии. Автор уделил внимание национальному составу болгарского города, указал на большое значение сельскохозяйственных занятий в населенных пунктах, именуемых городами, дал их четкую классификацию7.
Как видим, выступления Сергея Александровича в Воронеже никогда не были формальными речами «столичной знаменитости» в
«глухой провинции», они всегда отражали главные направления творчества ученого, открывали каждый раз в нем новую страницу.
Завершая характеристику связей С. А. Никитина с воронежцами, нельзя не выделить такие их черты, как научная взаимность и глубокие личные симпатии. На страницах «Кратких сообщений» Института славяноведения Сергей Александрович знакомил с результатами работы воронежской конференции 1957 г. славистическую общественность страны8; статьей С. А. Никитина открывался «Славянский сборник» (выпуск исторический), изданный в Воронеже к Московскому международному съезду славистов 1958 г.; воронежские ученые в «Вопросах истории» выступили с развернутой рецензией на 1-е издание «Истории южных и западных славян», в подготовке которой велика была роль С. А. Никитина9. Когда в 1959 г. в Министерстве высшего образования возник план ликвидации общего курса по истории славян, Сергей Александрович, сам предпринимавший активные действия в защиту курса, обратился за поддержкой к И. П. Бороздину: «Без университетской базы развитие науки невозможно, - писал известный славист своему коллеге 29 апреля 1959 г. -Если Воронежский университет со своей стороны высказался бы против решения об исключении курса истории южных и западных славян, это могло бы быть полезно».
В памяти остались теплые дружеские отношения, которые связывали С. А. Никитина с И. П. Бороздиным, П. А. Бороздиной, А. Е. Москаленко. Ученики, нередко бывшие свидетелями бесед двух профессоров, не могли не почувствовать глубокой душевности их отношений. Продолжением этих связей были и контакты с П. А. Бороздиной. «Большое спасибо за ласковый прием и заботу, делающие приезды в Воронеж такими приятными», - писал Сергей Александрович П. А. Бороздиной после конференции 1960 г. Она вспоминает о С. А. Никитине как совершенно русском человеке, хранителе русских культурных традиций. Свидетельством особо доверительных отношений С. А. Никитина и А. Е. Москаленко была передача ученым части своего архива Анатолию Евсеевичу, ставшему публикатором его воспоминаний о гимназических годах10.
Не прерывались контакты С. А. Никитина и с другими воронежскими славистами. Письма Сергея Александровича шли в адрес Н. П. Мананчиковой, Н. Т. Сапроновой, С. П. Бобровой. В них он рассказывал о своей работе над сборниками документов, которые готовились под его редакцией, встречах с иностранными учеными, инте-
ресовался научными планами своих молодых коллег, внимательно следил за выходом в свет каждого выпуска воронежского славистического издания «Вопросы истории славян». «Вы пишете о его (сборника. - С.Б., В.Т.) недостатках, - отвечал он на письмо С. П. Бобровой, - но каковы бы они ни были, хорошо, что издание теплится. Может быть, настанут лучшие времена, когда издавать станет легче» (20 декабря 1977 г.). Последние поздравительные открытки С. А. Никитина пришли в Воронеж в ноябре 1979 г., накануне смерти ученого ... Но семена общения не погибли. У воронежских славистов установились прочные связи с учениками С. А. Никитина: безвременно ушедшим из жизни Е. П. Наумовым, Л. В. Гориной, В. П. Грачевым, А. З. Нюркаевой и др.
Итак, участие С. А. Никитина в становлении историко-слависти-ческого направления в ВГУ трудно переоценить. Начавшись с общения двух профессоров-единомышленников, это участие вылилось в постоянные контакты с молодым (увы, теперь уже старшим) поколением воронежских славистов, заботу и внимание с его стороны ко всем начинаниям воронежской славистики, переросло в контакты воронежцев с учениками С. А. Никитина. Одновременно исследование общения с воронежскими славистами позволяет воссоздать те черты, которые характеризуют общие подходы выдающегося ученого к принципиальным основам развития науки:
1. Стремление включить советское славяноведение в процесс развития общемировой науки, поиск для этого оптимальных путей.
2. Неприятие любых форм монополизма в науке.
3. Стремление руководствоваться прежде всего не политическими, а научными критериями.
4. Требование непременной прочной связи науки и широкого университетского образования, из чего вытекали постоянный интерес и помощь в становлении и развитии славистики за пределами столицы.
Для последнего он считал необходимым: а) непременное включение периферийных ученых в разработку кардинальных для славистики проблем; б) определение наиболее результативных вариантов исследовательской работы на периферии; в) создание условий для творческого общения ученых центра и периферии.
В конечном счете, для С. А. Никитина не было науки центра и периферии, была единая Наука, которой он отдавал талант - Ученого, силы - Учителя, способности - Организатора.
Примечания
1 Москаленко А. Е. Памяти И. Н. Бороздина // Вопросы истории славян. Вып. I. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1963. С. 195-202; Боброва С. П. И. Н. Бороздин как историк-славист // Советское славяноведение. 1986. № 1. С. 84-92.
2 Сапронова Н. Т. Великая Октябрьская социалистическая революция и учительское движение в Болгарии. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1981; она же. Роль прогрессивных учителей Болгарии в распространении социалистических идей в 80-90-е годы XIX в. // История и культура Болгарии. М., 1981. С. 207-214.
3 Боброва С. П. Сергей Александрович Никитин (Из истории советского славяноведения) // Вопросы истории славян. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1972. С. 97-112; она же. М.С. Дринов и некоторые вопросы новой истории Болгарии. // Вопросы отечественной и всеобщей истории в трудах русских историков XIX - начала XX века. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1983. С. 94-106.
4Мананчикова Н. П. К вопросу о ранней мануфактуре в Дубровнике XV века // Советское славяноведение. 1980. С. 51-65; она же. Торговля и купеческий капитал в Дубровнике XIV века // Вопросы истории славян. Воронеж, 1989. С. 112-134.
5 Никитин С. А. Задачи советских историков в области изучения истории Югославии // Славянский сборник. Выпуск исторический. № 1. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1958. С. 9.
6 Никитин С. А. Караджич и Ранке // Проблемы историографии: тезисы и авторефераты докладов и сообщений на межвузовской конференции. Воронеж: Издательство Воронежского университета. С. 11-16.
7 Никитин С. А. Очерки по истории южных славян и русско-балканских связей в 50-70-е годы XIX в. М., 1970. С. 7-66.
8 Никитин С. А. Сессия в Воронежском университете // Краткие сообщения. Институт славяноведения АН СССР. 1958. № 24. С. 108-109.
9 Бороздин И. Н., Гапонов П.М., Москаленко А. Е. «История южных и западных славян» // Вопросы истории. 1960. № 1. С. 177-185.
10 Никитин С. А. Воспоминания о гимназических годах (публикация А. Е. Москаленко) // Из истории университетского славяноведения в СССР. М.: Издательство МГУ, 1983. С. 120-142.