CC BY
253
ИСТОРИЯ РОССИИ
И. А. Гагин
РЯЗАНСКАЯ ЗЕМЛЯ И ВОЛЖСКАЯ БУЛГАРИЯ В Х-Х1 вв.
Волжская Булгария, занимавшая относительно небольшую территорию в регионе Среднего Поволжья, и земли, исконно считавшиеся Рязанскими, отделены друг от друга огромными расстояниями. Между ними раскинулись бескрайние леса, степи, болота и сотни больших и малых рек. Здесь проживали бесчисленные народы, относящиеся к финно-угорской языковой семье. Они занимались земледелием, рыболовством, бортничеством, сбывали продукцию своего труда заезжим купцам, которые довольно рано втянули их в систему международной торговли, совершавшейся посредством Великого Волжского торгового пути. Вот этот-то торговый путь и связал между собой далекие друг от друга Волжскую Булгарию — молодое государство, ставшее гегемоном на срединной магистрали пути, соединяющего страны Европы с мусульманским Востоком, и Рязанские земли. Через них протекает река Ока со своими многочисленными притоками, которая являлась одним из ответвлений торговой магистрали.
Историография взаимодействия Рязанской земли и Волжской Булгарии очень незначительна, что обусловлено рядом веских причин, среди которых на первом месте находится скудость письменных источников. Исследователи дореволюционного периода, опиравшиеся на данные русских летописей, обращали внимание исключительно на конфронтационный характер отношений между восточными русскими княжествами и государством волго-камских булгар. Рязань в них упоминается только в контексте политики владимиро-суздальских князей, совершавших карательные походы на территорию Волжской Булгарии. В частности, практически все летописи отметили участие в походах Мстислава Андреевича, сына Андрея Боголюбского (1172 г.), и Всеволода Юрьевича Большое Гнездо (1184 г.) воинских подразделений, возглавляемых рязанскими князьями1.
В чем же причина немногочисленности рязанских источников, которые могли бы открыть завесу над особенностями рязано-булгарских взаимоотношений. Казалось бы, раз их связывал древний торговый путь, контакты должны были быть более активными, что совершенно не отражают летописи. В то же время это косвенно подтверждают многочисленные находки кладов куфических монет, которые могли попасть на территорию рязанского Поочья только посредством Волжского торгового пути, а также материалы, добытые с помощью археологических исследований.
Все немногочисленные летописные сведения о Рязани можно разделить на три группы. К первой относятся сведения, которые были записаны не в Рязани; ко второй — те, которые могли быть записаны как в самой Рязани, так и вне ее; к третьей группе — те, которые по своему характеру, по своей определенности ясно указывают
© И. А. Гагин, 2009
на местное происхождение. Большая часть первых содержится во владимирских летописях. Писавшие их летописцы тенденциозны, они не щадят красок для описания злонравия рязанских князей, буйного высокомерия рязанцев. Можно не сомневаться в том, что эти сведения были записаны владимирским летописцем и не имеют никакого отношения к рязанским первоисточникам2. В то же время вопрос о том, существовало ли когда-либо рязанское летописание, решается положительно. Основанием для подобного утверждения служат местные рязанские записи, попавшие в общерусские своды и, очевидно, заимствованные из утраченных рязанских летописей. Исследователи убеждены, что если большая часть рязанских рукописей погибла при Батыевом погроме, то какие-то все же дошли до московского сводчика 1409 г., а так же до составителей Никоновской и Воскресенской летописей3.
В летописных материалах самостоятельная восточная политика рязанских князей выделяется только в контексте непрекращающейся борьбы с половцами, что отмечено в «Похвале рязанским князьям»: «...А с погаными половцами часто бились за святые церкви и православную веру. А отчину свою от врагов безленостно оберегали»4. Одновременно летописи, не говоря напрямую о мирных рязано-половецких отношениях, повествуют о том, что отдельные рязанские князья выезжали к половцам и подолгу проживали у них, что неоднократно приглашали половецких союзников для решения своих военных задач5. Поэтому можно констатировать, что проблема взаимоотношений Рязани и ее восточных соседей — проблема сложная, которая решаться должна исходя из комплексного изучения имеющихся источников: письменных, археологических, нумизматических, фольклорных. Откровенно удивляет молчание летописей о связях Рязанской земли с Волжской Булгарией, которая со второй половины X в., став правопреемницей Хазарского каганата, начинает контролировать Волго-Окский торговый путь6.
Очень любопытные сведения о рязано-булгарских отношениях, отсутствующие в известных летописях, можно найти на страницах «Истории Российской» В. Н. Татищева. Допустим, что какой-то недошедший до нашего времени «манускрипт», как называл летописи историк, содержавший местные рязанские сведения, побывал в его руках, и изложенные в нем материалы стали достоянием «Истории Российской»: например, подробный рассказ о столкновении рязанцев и булгар у Кадома, упоминание о булгар-ском набеге на Муромскую и Рязанскую земли, подробное освещение событий 1088 г., когда булгары на неопределенное время захватили Муром. Наконец, сюда же относится и освещение торгового договора 1006 г., который мог иметь непосредственное отношение и к Рязани. Как предположил А. Л. Монгайт, такой летописью, попавшей в руки В. Н. Татищева, могла быть «какая-то „муромская летопись“, которую брал у В. Н. Татищева Петр I, отправляясь в Персию. Впрочем, „Муромской“ эта летопись могла называться лишь по местонахождению, а не по месту составления»7.
Помимо русских письменных источников определенное значение для рассмотрения поставленного вопроса имеют известия арабских путешественников и географов. Довольно много сведений о мордве, буртасах, волжских булгарах, хазарах мы находим у Ибн-Русте и ал-Мас’уди. Сделанные ими записи косвенно подтверждают, что торговый путь из стран Востока в Западную Европу проходил по Волге и Оке8. В пользу этого свидетельствуют многочисленные находки восточных (куфических) монет, сделанные в разное время на территории Рязанской области. На основании этих находок В. Л. Янин и А. Л. Монгайт пришли к выводу, что Ока, являясь частью Великого Волжского торгового пути, имела существенное значение в становлении связей между странами Европы и Халифата9.
Находки куфических монет известны на всем протяжении Оки в пределах занятой вятичами территории, от верховьев реки до Старой Рязани. Важным для нас является то, что в составе рязанских кладов встречаются волжско-булгарские подражания дирхемам, что говорит о пути попадания куфического серебра на Русь через Булгар по Оке. В Рязанском музее хранится и собственно булгарская монета X в. с именем булгарского эмира Мумина ибн ал-Хасана. Она была найдена в 1952 г. в составе клада дирхемов в окрестностях находящегося ныне в черте Рязани села Борки10.
Данных, которые констатировали бы факт посещения арабскими купцами Рязани, мы не имеем. Есть предположение, что «сами арабские купцы дальше Булгара — в „ страну мрака“ — предпочитали не ездить, а вот булгарские купцы хорошо знали путь вверх по Волге и по Оке.»11. По крайней мере мы достоверно знаем, что один арабский путешественник, следуя из Булгара в Киев, проплывал по Оке и оставил свои впечатления о проделанном путешествии. Это был Абу Хамид ал-Гарнати, побывавший в русских землях в 1150-1153 гг. В книге, написанной спустя десяток с лишним лет после возвращения из путешествия, он рассказывает о Булгаре, где прожил несколько месяцев, о «Славянской реке», под которой, как считает А. Л. Монгайт, есть все основания понимать Оку12, об обычаях славян. Очень любопытным представляется рассказ о народности, живущей у большой реки среди деревьев и бреющий бороды. «.Я оставался у них с караваном длительное время, страна их безопасна. Харадж они платят булгарам [курсив мой. — И. Г.]»13. Практически нет сомнений, что под этим загадочным народом подразумевается какое-то мордовское племя, проживающее на берегу реки Оки, по которой проплывал с караваном ал-Гарнати. Факт выплаты хараджа, т. е. налога, говорит о вассальной зависимости этого племени от Волго-Камской Булгарии. Из летописей мы знаем, что в начале XIII в. часть мордовских племен во главе с Пурешем выступала как союзница русских князей, а другая часть во главе с Пургасом — булгарских. Ротни-ческие, (т. е. союзнические) отношения между частью мордовских племен и булгарами вполне закономерны, т. к. последние еще в X в. (если не раньше) включили регион Вол-го-Окского междуречья в зону своего политического и экономического влияния, под которое попадает не только мордва14.
Е. И. Горюнова, опираясь на данные археологии, приходит к выводу о существовании в городе Муроме в X в. торговой болгарской фактории. Она пишет: «Важнейшим косвенным условием, стимулирующим быстрое развитие ремесла и промыслов муромской деревни, было торговое движение по Оке, основными агентами которого являлись булгарские купцы. Муром был, очевидно, одним из основных пунктов этой торговли, о чем свидетельствуют находки богатейших кладов арабских монет УШ-К вв. как в самом городе, так и в ближайшей его округе. Они говорят о постоянных наездах, а возможно, и о длительном пребывании здесь булгарских купцов. Очевидно, Муромский край представлял для них большой интерес»15. В то же время исследователь считает Муром лишь транзитным пунктом на пути из Булгара в Рязань, что, в свою очередь, позволяет говорить о возможности существования там аналогичного поселения.
В 1888 г. краеведом и археологом А. В. Селивановым на Старорязанском городище при раскопках фундамента Спасского собора была найдена небольшая бронзовая статуэтка. Из отчета, составленного по результатам работ, мы узнаем, что у внешнего края западной стены храма, ниже стен, на уровне рвов фундамента, была обнаружена насыпь из чистой глины. «В центральной части насыпи в двух аршинах глубины, которая снималась тонкими слоями, обнаружился вертикально стоящий, небольшой обрубок сгнившего
дерева, от верхнего конца которого отпала бронзовая женская фигура в виде бюста. Под слоем глины, пространство которого суживалось книзу, оказался слой плотно примятой черной земли, глубиною на один аршин. На поверхности этой земли, покрытой остатками от еды (рыбья чешуя, свиные зубы, косточки разных животных и пр.), найдены осколки горшка, витое каменное колечко и бронзовый крестик»16. Из отчета археолога было очень сложно понять, как выглядело сооружение, где находился этот артефакт. Ясно лишь то, что фигурка являлась идолом, а сооружение находилось в слое, лежащем ниже основания храма, возведенного на рубеже XII—XIII вв. Найденная А. В. Селивановым статуэтка сейчас хранится в фондах Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника. А. Л. Монгайт описывает ее следующим образом: «Это бронзовая литая полая фигурка, составляющая лишь половину четырехликого идола. Очевидно, к задней ее стороне приставлялась такая же фигурка. На боковых частях идола разрез находится на середине носов. Эти большие треугольные носы четко выделяются: боковые из них имеют сильно подчеркнутую горбинку. Глаза и груди отмечены небольшими циркульными кружками. Левый глаз имеет в центре сквозную дырочку. Губы проведены в виде трех полосок, три пробитых насквозь дырочки как бы показывают оскал зубов. На груди идола изображена человеческая маска»17. Исследователь предположил, что статуэтка использовалась в качестве идола в славянском языческом святилище, однако он предупреждал, что этот случай мог быть результатом чудско-русских религиозных связей18.
В. В. Жолобов, исходя из того, что в наше время в научный оборот введено большое количество данных о существовании подобных старорязанскому идолов, предложил взглянуть на проблему шире, воспользовавшись результатами работы специалистов в области не только славянской и финно-угорской, но и кочевниковедческой археологии19.
Все эти статуэтки имели одно объединяющее их свойство — нарочитое уродство разных частей тела. В конце XIX — начале XX вв. археологи А. Ф. Лихачев и А. А. Спи-цын, вычленив из огромного археологического материала бронзовые антропоморфные фигурки с изуродованными частями тела, назвали их «уродцами»20. Изучение их позволило сделать вывод о том, что бронзовые статуэтки связаны между собой как техникой исполнения, так и своим ритуальным назначением. Возможно, они близки и по времени изготовления, и по принадлежности к одному и тому же этнокультурному кругу. В Рязанской области была найдена еще одна статуэтка подобного типа. Кроме этого известны находки в Узбекистане, Казахстане, Крыму, на Алтае, на юге Украины, в верховьях Северного Донца, но самая внушительная подборка «уродцев» обнаружена археологами в районе Среднего Поволжья и Прикамья21. Нет сомнения, что все эти находки локализуются с расселением и перемещением раннетюркских племен. Исходя из этого большинство современных исследователей, занимающихся данным вопросом, придерживаются тюркской интерпретации означенных памятников. С большой долей вероятности можно утверждать, что они были связаны с культом тотемной генеалогии тюркских племен и являются отголосками легенд происхождения тюрков.
Как было отмечено, все статуэтки объединены одной общей чертой: они имеют следы увечий. Причем среди «изувеченных уродцев» встречаются как уродцы-мужчины, так и уродцы-женщины. Сегодня трудно полностью раскрыть семантику всех этих изображений. Однако общую для них черту следует связать с древней тюркской легендой, согласно которой предки правящего рода тюрков, жившие на краю большого болота, были истреблены воинами соседнего племени. В живых остался лишь изуродованный мальчик с отрубленными ногами, которого спасла от смерти волчица. Но и мальчик был
в конце концов убит, а волчица бежала в горы Восточного Тянь-Шаня. Там, в пещере, она родила десятерых сыновей, отцом которых был спасенный ею мальчик. Один из сыновей носит имя Ашина, и его имя становится именем его рода. Впоследствии число родов увеличивается до нескольких сот. Один из наследников Ашина вывел потомков волчицы из гор Гаочана (т. е. горы Восточного Тянь-Шаня) и поселил их на Алтае. Здесь, вобрав в свой состав местных жителей, племя принимает наименование тюрк, которое согласно легенде связано с местным названием Алтайских гор22. В другой легенде говорится, что то же произошло не с мальчиком, а с дочерью хуннского шаньюя, родившей от волка сына — прародителя телеских племен23.
Все вышеизложенное рождает естественный вопрос: какое отношение имеет раннетюркский тотем к Среднему Поочью. Находка второй статуэтки показывает, что, скорее всего, попали они туда не случайно. Большая концентрация находок «уродцев» в регионе Среднего Поволжья с высокой долей вероятности свидетельствует в пользу того, что основными носителями этих памятников были болгары, начавшие освоение средневолжского региона после гибели государственного образования, известного в науке как Приазовская Болгария.
Перемещение булгарских племен на Среднюю Волгу не было единовременным. Прослеживаются как минимум три волны переселенцев, причем вживание в новую среду не всегда было мирным. Движение разбитых хазарами булгар на север захватывало широкую полосу левого и правого берегов Волги, поэтому мордовцы были вытеснены в западные и северо-западные леса. Как пишет Н. Ф. Мокшин, «в прибрежной полосе правого берега раскопано не мало поселений, в которых мордовский слой резко отделяется от лежащего выше булгарского слоя, что свидетельствует о вытеснении автохтонов»24. В то же время не все финно-угорское население, особенно население левобережья Волги, вытесняется пришельцами. Определенная часть его осталась на месте и ассимилировалась с пришлыми племенами, войдя в состав Булгарского государства25.
Примерно в середине VIII столетия в Волго-Камье с юга проникают тюркоязычные племена булгаро-барсил, а в середине IX в. на Среднюю Волгу из предкавказких, приазовских и донских степей переселяется новая волна булгар, что, как полагает А. С. Плетнева, можно связать «с принятием иудейства и возникновением из-за этого смуты в Хазарском каганате»26. Далеко не все народы, подвластные Хазарскому каганату, приняли тот факт, что правящая часть общества начала исповедовать иудаизм. Из Каганата начинается отток недовольных политикой хазарской элиты. Последний отток булгар в Среднее Поволжье произошел во второй половине X в. В исследовании об этногенезе болгар В. В. Седов отметил, что «в 60 гг. X в. процесс заканчивается переселением на Среднюю Волгу новых групп болгар из ареала салтово-маяцкой культуры»27. Скорее всего, он был связан с походом Святослава Игоревича на Хазарский каганат в 965 г. и его практическим разгромом. Начало активной исламизации булгар в первой половине X в. совершенно не означает, что ислам с легкостью принимали все без исключения булгарские племена. Ибн Фадлан, явившийся свидетелем данного события и описавший его, констатировал, что новоиспеченному булгарскому эмиру Джафару ибн Абдаллаху приходилось применять силу28. Часть племен или какое-то одно племя, проживающее на Правобережье Волги, сохраняют язычество. По мнению В. В. Жолобова, старорязанское «святилище принадлежало, по-видимому, населению, бежавшему на западную границу (ближайшую к Северо-Восточной Руси) от насильственной исламизации, начавшейся в центральных областях государства. Однако даже в этих окраинных районах приверженцы языческой
веры не могли чувствовать себя абсолютно спокойно и, очевидно, наиболее стойкие из них уходили еще дальше, в частности на Среднюю Оку»29.
Булгары интересовались Русью как рынком сбыта и своих товаров, и товаров, привозимых с Востока. В свою очередь, Русь была заинтересована в Булгарии в не меньшей степени, о чем говорит существование в булгарской столице русской колонии. Доказательством служат находки в «Великом городе» (по русским летописям) крестов из камня, иконок, каменных образков, различных бытовых предметов. Русские иконки и крестики не могли быть куплены булгарами, т. к. являлись предметами христианского религиозного культа и, само собой, принадлежали исключительно христианам, т. е. постоянно
30
проживающим здесь русским .
Вопросы торговли, защита купеческих караванов, юридические права купцов — все это должно было оговариваться в каких-то соглашениях, обоюдно выгодных и неукоснительно выполняемых. Нет сомнения, что такие договоры существовали — это диктует сама логика межгосударственных отношений. Но русские летописи не останавливают на них своего внимания. Только один раз упоминается, что Юрий Всеволодович заключил с булгарскими послами договор и «управишяся по прежнему миру, яко же было при отци его Всеволоде и при деде его Георгии Володимеричи, и посла с ними мужи свои водити в роту князеи их и земли их по их закону»31. Т. е. такие договоры между Волжской Булгарией и, в данном случае, Владимиро-Суздальской Русью, уже ранее существовали. Следовательно, они должны были заключаться и на раннем этапе, еще до обособления рязанских и владимиро-суздальских земель от Киевской Руси. В 985 г., после похода Владимира Святославича, князя киевского, на Волжскую Булгарию был подписан мирный договор, условия которого летописи не передают. В 1006 г. договор между Киевской Русью и Волжской Булгарией был перезаключен на новых условиях. «Прислали болгары (волжские) послов с дары многими, дабы Владимир позволил им в городах по Волге и Оке торговать без опасения, на что им Владимир охотно соизволил. И дал им во все грады печати, дабы они везде и во всем вольно торговали, и русские купцы с печатями от наместников в Болгары с торгом ездили без опасения: а болгарам все их товары продавать во градах купцом и от них купить, что потребно, а по селам не ездить тиуном, вирникам, огневщине и смерди не продавать и от них не купить»32.
Договор дошел до нас в изложении В. Н. Татищева и относится к т. н. «татищевским известиям», под которыми подразумеваются данные, отсутствующие во всех известных летописных сборниках. Уже двести с лишним лет ученый мир делится на защитников известий В. Н. Татищева, доказывающих, что историк взял эти данные из не доживших до наших дней по тем или иным причинам летописей, и скептиков, свидетельствующих, что «татищевские известия» — выдумка в той или иной степени. Не вдаваясь в полемику и считая, что труд историка — это дорога чести и достоинства, хочется убежденно встать на позиции защитников В. Н. Татищева, который на заре существования российской исторической науки проявил мужество исследователя, показал невероятное трудолюбие и, несмотря ни на какие препятствия в лице недоброжелателей, довел дело до конца. Нельзя подходить к его труду с позиций современного логического позитивизма, так же как нельзя сравнивать тактику ведения Полтавского сражения, в котором, кстати, В. Н. Татищев принимал участие, с тактикой ведения современной войны. Если В. Н. Татищев какие-то детали договора додумывал, интуитивно осознавая их правомочность, то это совершенно не значит, что он не имел в руках источника, который послужил основой для констатации его свидетельств как факта. Договор 1006 г. имел непосредственное отношение к Рязани,
т. к. в нем четко указывается: «Прислали болгары (волжские) послов с дары многими, дабы Владимир позволил им в городах по Волге и Оке [курсив мой. — И. Г.] торговать без опасения.». И причину, похоже, уловил И. В. Дубов, который писал: «По Волге, Оке, Десне, Днепру проходила водная дорога, связывающая Булгар с Киевом. И на этом пути какое-то особое значение имела Рязанская земля, играющая роль как бы перевалочного района с Волжского пути на Донской и Днепровский»33. Рязанская земля как бы разрезала Волго-Окский регион на сферы влияния, поделенные между Волжской Булгарией и Киевской Русью. Не отсюда ли название города и земли?
Из всего выше изложенного можно сделать вывод том, что контакты между государством булгар, со второй половины X в. владевшим срединной магистралью великого Волжского пути, и Рязанскими землями, занимающими большую часть бассейна Оки, не просто существовали, но имели важное значение в системе международных отношений Восточной Европы.
1 См.: ПСРЛ. М., 1997. Т. I. С. 364, 383; ПСРЛ. М., 2001. Т. VII. С. 88; ПСРЛ. М., 2000. Т. IX. С. 247; ПСРЛ.
М., 2000. Т. X. С. 9.
2 См.: ПСРЛ. М., 2000. Т. XVI. С. 119.
3 См.: Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. М., 1965. С. 55.
4 Памятники литературы Древней Руси. XIII в. М., 1981. С. 203.
5 См.: ПСРЛ. М., 2001. Т. VII. С. 38, 133; Гагин И. А. Рязань и половцы // Материалы и исследования по рязанскому краеведению. Рязань, 2004. Т. 5. С. 30.
6 См.: Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961; Членов А. М. Из истории ранних русско-булгарских политических связей // Из истории ранних булгар. Казань. 1981; Гагин И. А. Социально-политические связи вятичей и волжских булгар в X-XI вв. // Материалы и исследования по рязанскому краеведению. Рязань, 2002. Т. 3.
7 Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. С. 15.
8 Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII в. до конца X в.). СПб., 1870. С. 133.
9 См.: Монгайт А. Л. Старая Рязань // Материалы и исследования по археологии СССР М., 1955. Т. 49. С. 90; Янин В. Л. Нумизматика и проблемы товарно-денежного обращения в Древней Руси // Вопросы истории. 1955. № 8. С. 105.
10 Кропоткин В. В. Торговые связи Волжской Булгарии по нумизматическим данным // Славяне и их соседи. М., 1970. С. 147.
11 Жолобов В. В. Бронзовый идол из Старой Рязани — уникальный памятник этнической истории Среднего Поочья // Первые Яхонтовские чтения: материалы научно-практической конференции. Рязань, 2001. С. 138.
12 См.: Монгайт А. Л. Абу Хамид ал Гарнати и его путешествие в русские земли 1150-1153 гг. // История СССР. 1959. № 1. С. 175.
13 Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу в 1131-1153 гг. / публ. А. Л. Мон-гайта, О. Г Большакова. М., 1971. С. 37.
14 См.: Гагин И. А. Волжская Булгария: очерки истории средневековой дипломатии (X — первая треть XIII вв.). Рязань, 2004. С. 191-193.
15 Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья // Материалы и исследования по археологии СССР М., 1961. № 94. С. 181.
16 Селиванов А. В. Дневник раскопок в Старой Рязани // Труды Рязанской ученой архивной комиссии: в 30 т. Рязань, 1888. Т. 3. С. 162.
17 Монгайт А. Л. Старая Рязань // Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1955. Т. 49. С. 192.
18 Монгайт А. Л. Старая Рязань // Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1955. Т. 49. С. 192.
19 Жолобов В. В. Бронзовый идол из Старой Рязани — уникальный памятник этнической истории Среднего
Поочья // Первые Яхонтовские чтения: материалы научно-практической конференции. Рязань, 2001. С. 135.
20 Лихачев А. Ф. Бытовые памятники Волжской Болгарии. СПб., 1876. С. 18; Спицын А. А. Уродливые медные статуэтки // Известия Археологической комиссии: в 65 вып. СПб., 1909. Вып. 29. С. 143.
21 Халиков А. Х. Маклашевская всадница // Советская археология. 1971. № 1. С. 109.
22 Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи древней Евразии. СПб., 2005. С. 75-76.
23 Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена: в 3 ч. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 220.
24 Мокшин Н. Ф. Из мордово-тюркских связей // Отечественная этнография. 1994. № 4. С. 76.
25 Смирнов А. П. Этногенез мордовского народа по данным археологии в I-XV вв. // Этногенез мордовского народа. Саранск. 1965. С. 24.
26 Плетнева С. А. Ранние булгары на Волге // Степи Евразии в раннем средневековье. М., 1981. С. 77.
27 Седов В. В. К этногенезу волжских болгар // Российская археология. 2001. № 2. С. 5.
28 Ковалевский А. П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о путешествии на Волгу в 921-922 гг. Харьков, 1956. С. 139.
29 Жолобов В. В. Бронзовый идол из Старой Рязани — уникальный памятник этнической истории Среднего Поочья // Первые Яхонтовские чтения: материалы научно-практической конференции. Рязань, 2001. С. 140.
30 Полубояринова М. Д. Русь и Волжская Булгария в Х-XV вв. М., 1989. С. 47.
31 ПСРЛ. М., 2004. Т. XXV. С. 117.
32 Татищев В. Н. История Российская // Татищев В. Н. Собр. соч.: в 8 т. М.; Л., 1995. Т. 2-3. С. 69.
33 Дубов И. В. Великий Волжский путь. Л., 1989. С. 141.
