CC BY
22II. История
И. В. Чуркина (ИСл РАН)
Русско-словенские отношения в 60-е годы XIX в.
Начало 60-х годов XIX в. - время реформ и в России, и в Австрии. И в обоих случаях они были вызваны поражением этих стран в войне: в 1856 г. Россия потерпела поражение в Крымской войне, а в 1859 г. Австрию победили Франция и Сардиния.
Победа над Австрией открыла путь к объединению Италии, и в результате Австрия потеряла почти все свои итальянские владения. Устои абсолютизма в монархии были серьезно поколеблены. В октябре 1860 - феврале 1861 гг. венское правительство вынуждено было ввести некоторые конституционные нормы: избираемые населением представительные органы (парламент, земельные собрания), некоторую автономию земель, определенную свободу слова и собраний. По всей империи стали учреждаться общества, газеты, журналы.
В этом отношении не отставали и словенские земли. В январе 1861 г. в Триесте была открыта Славянская читальня, которой пользовались все славяне, проживавшие в городе, в том числе и словенцы. Ее первым секретарем стал будущий лидер словенских радикалов Фран Левстик. В том же году появились читальни в Мариборе, Любляне, Целье. С каждым годом число их увеличивалось, они создавались не только в городах, но и в селах. К 1869 г. в словенских землях имелось 57 читален. Самая крупная из них -Люблянская - насчитывала до 300 членов. Читальни устраивали лекции, представления артистов-любителей, выступления хоров, многие читальни имели свои библиотеки с книгами, журналами, газетами на словенском и других славянских языках. В 1863 г. в Любляне была основана спортивная организация Южный Сокол (Лйш 8око1), объединявшая молодежь. Ее члены часто совершали походы в села, где выступали перед крестьянами, стремясь распространить словенские национальные идеи среди сельского населения. В 1864 г. словенские патриоты создали Словенскую Матицу (БЬуепзка Маиса), целью которой была публикация книг на словенском языке1. Такие матицы уже существовали у многих других славянских на-
родов. Словенская Матица и стала центром национальной деятельности словенцев.
Поражение в Крымской войне показало полную несостоятельность союза трех императоров, созданного на Венском конгрессе после победы над Наполеоном. Надежда российского правительства на возможность помощи со стороны европейских держав была сильно поколеблена. Утверждение профессора Московского университета Михаила Петровича Погодина, что единственными союзниками России в Европе могут быть только славяне, «родные нам по крови, по языку, по сердцу, по истории, по вере»2, многим представителям российской общественности стало казаться вполне обоснованным. Ориентация на Германию (Пруссию) и Австрию не выдержала испытания. Один из лидеров славянофилов A.C. Хомяков говорил, что надо бросить Германию и соединиться с Францией, «обратить все наши симпатии на славянские народы, не вмешиваться в полицейские дела других государств»3. Здесь Хомяков прямо намекал на то, что России не следовало спасать Австрию от венгерской революции.
Новые обстоятельства подталкивали кружок московских славянофилов к созданию официально утвержденного общества, в намерения которого входила помощь зарубежным славянам. Главным организатором его стал видный славянофил Иван Сергеевич Аксаков. Его активно поддержали A.C. Хомяков, М.П. Погодин. Московским славянофилам помогали болгары, проживавшие в России, в частности Найден Геров, получивший образование в России и затем находившийся на русской дипломатической службе, и A.B. Рачинский, член Одесского болгарского настоятельства. Хлопоты увенчались успехом: уже зимой 1857-1858 гг. был создан Московский славянский благотворительный комитет, а 26 января он был утвержден императором по представлению министра иностранных дел A.M. Горчакова. В числе учредителей Московского славянского комитета имелись не только славянофилы, но и представители интеллигенции, далекие от славянофильских идей: историк С.М. Соловьев, журналист М.Н. Катков, филолог Ф.И. Буслаев, профессора Московского университета Ф.И. Иноземцев, А.И. Корсаков, М.Я. Киттары и др.4
Комитет с самого начала задумывался как организация, занимающаяся благотворительностью по отношению ко всем славянам христианского вероисповедания. На это указывает факт путешествия, предпринятого И.С. Аксаковым по южнославянским землям Австрии весной - летом 1860 г., во время которого он завязал контакты со многими словенскими и хорватскими деятелями. Уже в Вене он познакомился с В. Клуном, который в 1850-е годы был корреспондентом славянофильского журнала «Русская беседа» и опубликовал в ней две статьи: «Словенцы» и «История словенской литературы от XVI в. до настоящего времени». Обе статьи, хотя редакция не со всеми их положениями согласилась, вызвали высокую оценку с ее стороны5. Клун дал Аксакову рекомендательное письмо в Марибор к штирийскому словенцу историку и писателю Даворину Терстеняку. Тот
в свою очередь организовал ему встречу со своими соратниками в Марибо-ре - священниками Божидаром Раичем и Орославом Цафом и учителем Янезом Майцигером.
Мариборские деятели произвели на Аксакова самое благоприятное впечатление. «В этом маленьком городке, - записал он в своем дневнике, -люди дышат свободнее и смелее, чем в больших городах. Мое посещение оживило их. Я много, много говорил им. Сколько веры и терпения нужно славянину! Сколько страданий при виде утраты своей народности и постепенного онемечивания, при сознании своего бессилия. Почтенна деятельность этих людей, упорно верующих в будущность славянства». Другое впечатление произвели на Аксакова каринтийские деятели. Янежич показался ему скромным, но полезным деятелем, Эйншпиллер - жарким, слепым католиком, австрийцем по политическим убеждениям. Крайна Аксакову понравилась. «В Крайне, - отметил он в дневнике, - народонаселение сплошное словенское, без примеси. Язык и обычаи еще крепко славянские ... Впечатление, производимое Крайною, очень отрадное». Аксакова особенно поразила близость краинского наречия к русскому языку. Лидер краинских патриотов Я. Блейвейс тоже понравился Аксакову, который его характеризовал таким образом: «основательный, упорный славянин, очень хорошо и широко понимающий». Во время своих встреч со словенскими национальными деятелями Аксаков активно их агитировал за создание Словенской Матицы6. Впоследствии это отметил Б. Раич в небольшой заметке, помещенной в газете «Словенец»7.
В 1860-е годы, кроме И.С. Аксакова, словенские земли посетили несколько русских славистов. В октябре - ноябре 1862 г. там побывали М.П. Петровский и Е.Ф. Фортунатов. М.П. Петровский, казанский славист, ученик В.И. Григоровича, основное внимание уделил Люблянской библиотеке. Как отмечали в своей заметке о нем «Новице» («Kmetijske in rokodel-ske novice»), Петровский считал, что эта библиотека по обилию славянских книг и рукописей - вторая после Пражской в Австрии8.
Приблизительно в то же время в словенские земли приезжал Евгений Федорович Фортунатов, кандидат Санкт-Петербургского университета, командированный за границу для приготовления к профессорскому званию по кафедре славянских наречий. О нем также сообщили «Новице»9. Найденное нами письмо Фортунатова неизвестному словенскому корреспонденту от 23/11 марта 1863 г. показывает, что он прожил в словенских землях довольно долго. Так, в марте он объездил Нижнюю Крайну (Долень-ско) и Белую Крайну. Только в Рибнице он провел 15 дней, но кроме нее посетил Кочевье, Стари Трг, Винницу, Черномль. Там Фортунатов изучал местные говоры. В словенских землях он познакомился с К. Рудежом, Я. Блейвейсом, Л. Светецем, Л. Томаном. Но особенно теплые отношения у него сложились, судя по письму, с Ф. Левстиком10.
Где-то между 15 июня 1862 г. и 15 декабря 1863 г. (время пребывания в Австрийской империи) в словенских землях побывал экстраординарный
профессор кафедры истории литературы славянских наречий Киевского университета В. Яроцкий. В своем отчете он кратко охарактеризовал словенское национальное движение как более слабое, чем чешское. Причину его относительной слабости он видел в административной раздробленности словенских земель. Яроцкий отметил и большое влияние на него духовенства. Самым замечательным словенским национальным деятелем он считал Блейвейса, но наряду с ним упоминал Л. Томана, Д. Терстеняка, И. Марна, А. Лесара, А. Янежича, П. Козлера, А. Эйншпиллера. С сожалением Яроцкий писал о закрытии словенской политической газеты «Напрей», указывая, что главными ее деятелями были Ф. Левстик и М. Виль-хар".
В 1867 г. по словенским землям проезжал видный славист А.Ф. Гиль-фердинг, который посетил Терстеняка и беседовал с ним о венетах. Но наибольшее внимание из указанных ученых словенцам уделил Владимир Иванович Ламанский. Впервые он приехал в Любляну в декабре 1862 г., но библиотека в то время была закрыта для посещения, и он сразу же покинул город. Во второй раз Ламанский побывал в словенских землях летом 1868 г. и оставался там довольно продолжительное время. Целью Ламан-ского была не только работа в библиотеке, но и желание узнать, «в какой степени пробудилась, развилась народность словинская». Ламанский, чтобы отличить словенцев от словаков, прилагательные от имен которых писались одинаково, называл словенцев словинцами. Некоторые русские ученые конца XIX - начала XX вв. последовали его примеру.
Кроме Любляны он побывал в Мариборе, Целье. В Любляне с 19 по 28 июня Ламанский работал в библиотеке, а кроме того он хотел «лично повидаться со старыми знакомыми в Любляне и сойтись с молодыми деятелями, недавно начавшими свою благодарную работу на родной ниве славянской». Как и предыдущие русские ученые, Ламанский отметил тяжелое положение словенцев из-за административной раздробленности их земель. Из словенских национальных деятелей Ламанский в своей статье о путешествии по славянским землям упомянул только Левстика, как самого выдающегося среди молодых деятелей. Письмо М. Мурника Ламанскому от 27 июля 1868 г. показывает, что помимо Левстика он общался в Любляне еще с двумя видными младословенцами - М. Мурником и П. Грасели'2. И позднее, в 1870 г., Ф. Целестин писал из Петербурга, что Ламанский неоднократно спрашивал его о Левстике13.
Как можно видеть, русские ученые, побывавшие в 1860-е годы в словенских землях, не только занимались научными изысканиями, но и интересовались словенским национальным движением. Они понимали и сочувствовали стремлению словенцев объединить словенские земли в единое административное целое, наибольшую симпатию у них вызывал один из самых радикальных словенских политиков Ф. Левстик. И это не случайно, ибо Левстик сам проявлял большой интерес к России. Словенский ученый Д. Кермавнер обоснованно считает, что уже с середины 1860-х годов
он был убежден, что общеславянским литературным языком может быть только русский язык.14
Большую роль в организации поездок русских ученых по славянским землям Австрии сыграл священник русской посольской церкви в Вене М.Ф. Раевский. Именно его прежде всего посетил И.С. Аксаков, начав свое путешествие с Вены. Михаил Федорович Раевский, приехавший в Вену в 1843 г., с самого начала своего пребывания в ней выполнял функции посредника между национальными деятелями славянских народов и русскими учеными. В его доме встречались славянские просветители и русские путешественники, чаще всего слависты, он пересылал через русскую дипломатическую почту австрийские книги в Россию и наоборот, нередко давал русским, приезжавшим в Вену, рекомендательные письма к своим знакомым из числа славянских национальных деятелей. В 1855 г. Раевский заочно познакомился с русским ученым, дипломатом и славянофилом Александром Федоровичем Гильфердингом, активно помогал ему: давал сведения о славянских архивах и библиотеках, рекомендовал его своим славянским приятелям. Приезд в 1860 г. в Вену братьев Аксаковых, сначала Ивана Сергеевича, а затем Константина Сергеевича, укрепил контакты Раевского со славянофилами. По свидетельству автора краткой биографии Раевского, Московским славянским благотворительным комитетом на него была возложена «обязанность быть посредником между Комитетом и учеными славянскими обществами в Австрии: в пересылке книг и корреспонденции, в раздаче русских книг Матицам, читальницам и частным лицам из славян, раздаче пособий церковными вещами, богослужебными книгами и деньгами бедным церквам и училищам, в материальной помощи отдельным славянским деятелям, обществам, газетам»15.
В 1864 г. Раевский разработал план распространения русского влияния на славян Австрии. Главным способом этого он считал развитие «литературных сношений». Для их улучшения Раевский полагал необходимым: 1) заключить новую почтово-литературную конвенцию с Австрией, которая облегчила бы славянам возможность получать русские книги, журналы, газеты по почте; 2) организовать в Австрии торговлю русскими книгами; 3) посылать в Австрию книги частным образом в качестве пожертвований. Помимо укрепления литературных связей Раевский предлагал издавать в Австрии газеты «в русском направлении» на русском и немецком языках, которые будут «действовать на славян и направлять умы и сердца их по возможности в пользу России». На немецком языке газету, по его мнению, следовало издавать в Вене или Праге, ориентируясь на чехов и словенцев, а в Пеште - на русском, ориентируясь на русинов и словаков. Наконец, важное средство воздействия на славян Раевский видел в материальной поддержке русскими национальных учреждений славян: школ, матиц, газет и пр., а также в помощи отдельным лицам - бедным студентам и нуждающимся национальным деятелям. Только в Чехии и Хорватии национальные школы получают некоторую поддержку от государства, подчеркивал
Раевский, в других местах они лишены этого. Славяне на свои нищенские средства стараются создавать свои школы и матицы, но это им трудно делать, так как у них «аристократии нет, богатых людей нет, одни поселяне. Вот тут подать руку помощи русскому брату несчастным труженикам славянства»16.
Как можно видеть, Раевский видел задачу Московского славянского благотворительного комитета в развертывании культурно-благотворительной деятельности среди славян Австрии. Никаких политических целей в его записке не предусматривалось.
В числе прочих славянских обществ в Австрии, которые курировал Раевский, были и словенские.
В 1862 г. русское правительство широко отметило 1000-летие России (дата определялась преданием о призыве новгородцами Рюрика и его братьев на княжеский престол в Новгороде). Празднование должно было подчеркнуть незыблемость Российского государства, незыблемость самодержавия в нем. Это являлось особенно важным, поскольку всего несколько лет тому назад, в 1856 г., Россия потерпела столь унизительное поражение в Крымской войне, которого она не испытывала со времен Прутского похода Петра I в 1711 г.
Раевский предложил наградить к празднику наиболее выдающихся славянских деятелей. «Какое прекрасное дело Вы затеяли, многоуважаемый Михаил Федорович, советуя показать западным славянам внимание и сочувствие России по поводу ее тысячелетия раздачею русских орденов ее деятелям! - писал Гильфердинг Раевскому 24 августа 1862 г. - Могу себе представить, какое благоприятное впечатление это произведет»17. Составить список славянских ученых министр народного просвещения A.B. Головнин поручил Раевскому, что он и выполнил. Всего было награждено 30 славянских национальных деятелей, из них - 27 подданных Австрии. К награде были представлены и двое словенцев - Ф. Миклошич и Я. Блейвейс.
В первоначальном списке Раевский назвал только Миклошича. В уже упомянутом письме Раевскому Гильфердинг замечал по этому поводу: «Миклошича, конечно, нельзя исключить из списка, потому что он после смерти Шафарика сделался чуть ли не первым ученым авторитетом между славянами. Но Вы знаете, что он в полном смысле австриец и вовсе отстраняется от народной деятельности своей родины. Поэтому он и не принадлежит собственно народности словенцев, и словенцев необходимо почтить наградой не в его лице, а в лице докт. Блейвейса, издателя «Новиц» (в Любляне), того человека, который более всех других содействовал пробуждению славянского духа в Крайне и Штирии. Недавно бывший его юбилей выказал огромное его значение между соотечественниками»18. Сохранилось письмо Блейвейса, в котором он перечислял свои заслуги перед словенцами. «Мы должны признать, - указывалось в нем, - что профессор Блейвейс принадлежит к величайшим благодетелям словенцев и имеет такие заслуги, за которые ни одна награда не будет слишком высокой»19.
В результате российские награды получили два словенца: Ф. Микло-шич и Я. Блейвейс. Миклошичу дали орден Анны 2-ой степени с императорской короной (такой же орден был присужден В. Караджичу и А.И. До-брянскому), а Блейвейсу - орден св. Владимира 4-й степени. 6 ноября 1862 г. Блейвейс направил благодарственное письмо Александру II и министру народного просвещения. «Я почитаю себя в высшей степени осчастливленным тем, что моя незначительная деятельность на поле словенской литературы, - писал он, - была удостоена такого высокого признания»20.
Жест русского правительства был принят многими словенцами с воодушевлением. «С каким необычным удивлением, - писал член горицкой читальни, затем видный словенский политик Андрей Винклер Блейвейсу 19 октября 1862 г., - восприняла пораженная Европа известие, что среди шума и суматохи новгородских торжеств русский царь не забыл также австрийско-славянских литературных деятелей, показав миру, насколько выше надо ценить перо, чем сталь, и крепость ума, чем силу руки ... Удовлетворение, радость, которыми наполняет словенцев эта полная значения награда, огромны»21. Спустя пять лет горячий русофил и богатый купец Г. Блаж в письме к Раевскому признавался, что награждение Блейвейса русским орденом наполнило его несказанной радостью, внушило ему уверенность, что «Россия включает нас в круг своих интересов, что мы, таким образом, можем не опасаться быть поглощенными Италией или кем-либо другим».22
Постоянные связи со словенцами Московского славянского комитета наладились только с появлением Словенской Матицы, учрежденной в 1864 г. Уже в 1865 г. Раевский послал ей в дар 200 книг, изданных Российской Академией наук (С.-Петербург)23. 30 ноября 1865 г. председатель Словенской Матицы Ловро Томан отправил ему благодарственное письмо24. Всего подобных писем Матицы русскому священнику сохранилось 15 за период 1865-1873 гг. Благодаря Раевскому Словенская Матица установила книгообмен со многими российскими научными и общественными учреждениями. Так, с 1866 г. она обменивалась книгами с Антропологическим обществом (Москва) и Российской Академией наук (С.-Петербург), с 1869 г. помимо них еще - с Обществом издания народных памятников (Вильно), Румянцевским музеем (Москва), библиотекой Славянского комитета (Москва), Русским географическим обществом (С.-Петербург). К 1885 г. Матица вела книгообмен с 13 русскими научными учреждениями.
Руководство Словенской Матицы высоко оценило деятельность Раевского по налаживанию контактов с российской научной общественностью и особенно за организацию пересылки ей книг. 18 ноября 1866 г. Л. Томан послал письмо Раевскому, в котором сообщал, что 15 ноября на заседании комитета Матицы он был избран ее почетным членом. «Основанием, -продолжал Томан, - которым он подкрепил это предложение, было Ваше великодушие ... и Ваше благое старание, благодаря которому Вы благосклонно достали нашей библиотеке столько превосходнейших и очень до-
рогих книг, что она теперь насчитывает больше русских, чем всех других славянских книг. Пусть это избрание станет для Вас доказательством того, как высоко мы чтим и признаем Ваши бесценные заслуги перед нашим благим, но до сих пор еще бедным обществом». В ответном письме от 29 ноября 1866 г. Раевский отвечал: «Все, что я сделал для Матицы Словенской, я сделал как всякий другой славянин должен был сделать. И все, что могу и впредь сделать для своих словенских братьев, сделаю с большим удовольствием, только прикажите»25. Следует подчеркнуть, что до конца существования Габсбургской империи Раевский оставался единственным почетным членом Словенской Матицы, не имевшим австрийского гражданства.
Но не только Словенской Матице помогал Раевский. Так, он оказал услугу словенскому юристу, предпринимателю, картографу Петру Козле-ру. Во время революции 1848 г. Козлер принадлежал к либеральному крылу словенского национального движения и являлся сторонником программы Объединенная Словения. В 1853 г. он издал карту под названием «Карта словенских земель и областей». В этой карте австрийские власти увидели намек на политическую программу революции. Продажа карты была запрещена, а Козлер был обвинен в нарушении общественного порядка. Второе издание карты было осуществлено в 1861 г. после отмены запрещения. 20 экземпляров этого второго издания получил Раевский, по-видимому, от самого Козлера, который нередко заходил к нему. 24 сентября 1865 г. Раевский обратился с письмом к В.И. Ламанскому, послав ему одновременно эти карты. «Вы знаете, - писал он, - что 1-е издание этой карты было запрещено австрийским правительством, это второе издание. Карты эти Вы можете раздать по библиотекам или сами, или через министра нар/одного/ просвещения. Достойно и праведно избрать Козлера членом Географического русского общества, и Вы, надеюсь, постараетесь это сделать»26.
Рекомендация Раевского была принята Русским географическим обществом, и уже в начале 1866 г. Козлер был избран его членом. «Знает ли Козлер, - писал Раевский Словенской Матице 20 марта 1866 г., - что он стал членом Русского географического общества? Диплом ему еще не был готов, когда я выехал из Петрограда»27. Позднее Русское географическое общество регулярно посылало свои издания Козлеру28. Несомненно, избрание Козлера членом Русского географического общества означало не только признание его научных заслуг, но и признание его политических заслуг как борца за права словенцев.
В 1864 г. только что созданное при Московском университете Общество любителей естествознания заявило о своем желании провести в Москве Этнографическую выставку народов России. Эта инициатива была поддержана русским правительством, почетным президентом ее стал великий князь Владимир Александрович. В конце 1865 г. по представлению профессора Московского университета и секретаря Московского славян-
ского благотворительного комитета Нила Александровича Попова на заседании комитета по организации выставки было решено устроить на выставке специальный Отдел, посвященный славянским народам. Ответственным за переговоры со славянами и приобретение у них национальных костюмов и предметов быта сделали М.Ф. Раевского. Спустя некоторое время комитет по организации Этнографической выставки решил пригласить на нее наиболее выдающихся славянских деятелей. Организовать их поездку в Москву было также поручено Раевскому. И начиная с конца 1865 г. и вплоть до окончания выставки в конце мая 1867 г. он активно занимался порученным ему делом.
В 1866 г. Раевский издал в Вене брошюру «Die Russische etnographi-sche Ausstellung in Moskau» (Российская этнографическая выставка в Москве), организовал публикацию в ряде славянских газет обращение комитета выставки и инструкции по сбору этнографических материалов29. По просьбе Раевского хорват Абель Лукшич, редактор венской газеты «Slawischen Blätter», в мае 1866 г. объехал ряд городов со значительным славянским населением, а именно Пешт, Нови Сад, Вуковар, Загреб, Любляну, где вел переговоры с наиболее авторитетными славянскими деятелями о посылке в Москву этнографических предметов своих народов. Кроме того, Лукшич опубликовал в своей газете сообщение о выставке30.
В среде каждого славянского народа Раевский выбрал наиболее авторитетного национального деятеля, с которым и вел переговоры о покупке национальных костюмов. У словенцев Раевский обратился по поводу приобретения национальных костюмов к Л. Томану и Я. Блейвейсу. Наиболее ответственно отнесся к его просьбе Блейвейс, с которым Раевский переписывался с 1865 г. Он поговорил с Томаном относительно национальных костюмов словенцев, написал письмо Р. Разлагу с просьбой достать для выставки костюмы штирийцев и к М. Маяру с той же просьбой по поводу костюмов каринтийских словенцев. Томан ответил вежливым отказом, ссылаясь на устав Словенской Матицы, который ей не позволяет участвовать в заграничных выставках.31 Разлаг ничего не ответил. Зато Маяр прислал на выставку 6 национальных костюмов словенцев, представлявших участников свадьбы: жениха, невесту, дружку жениха, подружку невесты, двух сватов, а также предметы приданого невесты. В 1866 г. Раевский радостно сообщал Попову: «Словенцы нам присылают краинскую (карин-тийскую. - И. Ч.) свадьбу из шести лиц со всем прибором только без коня и телеги»32.
На основании дара Маяра в Славянском отделе Московской этнографической выставки была создана самая интересная сцена, как писала вся российская пресса. Газета «Русский», издававшаяся М.П. Погодиным, подробно описала ее. «Словенская группа, - писал корреспондент - изображает свадебную сцену, обставленную различными подробностями, относящимися к обряду ... В отдаленном загородке виднеются различные лица свадебного поезда, знаменосец, дружка с эмблемами супружества
в руках, жених в круглой шляпе с цветами и красном кафтане, невеста в сияющем яркими цветами наряде; вдали виднеется свадебная кровать, расписанная с боков голубой краской с цветами; около нее на небольшом искусственном деревце виднеется ряд символических изображений соединения полов: два яблока, две фигуры, мужская и женская, и горсть орехов. Сундук с приданым стоит на тележке, наполненной принадлежностями домашнего хозяйства; середину его занимает самопрялка»33. Столь же высокую оценку получила сцена каринтийской свадьбы у издания М.Н. Каткова «Современная летопись»34. Автор «Путеводителя по Московской этнографической выставке», считая сцену каринтийской свадьбы самою замечательною в отношении костюмов, все же отмечал: «ни в костюмах, ни в свадебных обычаях ... мы не находим ничего с нами родственного»35. В числе лучших композиций на выставке каринтийскую свадьбу отметил и император Александр И36.
Помимо дара Маяра на выставку были отправлены одежда словенца из Крайны и собрание рисунков словенских национальных костюмов, купленные братьями Блейвейсами, Л. Томаном и Э. Костой. За свои дары словенцы получили от устроителей выставки награды: М. Маяр - награду второй степени (награды первой степени получили только дарители княжеского достоинства и Раевский), Блейвейс - серебряную медаль.
Русские славянофилы пригласили на Этнографическую выставку несколько десятков славян, в том числе 10 словенцев, а именно: Л. Томана, Я. Блейвейса, А. Эйншпиллера, А. Янежича, Д. Терстеняка, Р. Разлага, Э. Косту, М. Маяра, А. Винклера и представителя Матицы. Блейвейс и Ко-ста сразу отказались поехать в Москву. Судя по письмам Блейвейса Раевскому, написанным 18 и 25 апреля 1867 г., Л. Томан и Л. Светец сначала собирались на выставку. Но уже 29 апреля 1867 г. Блейвейс указывал, что в Москву намерены отправиться четыре словенца: М. Маяр, И. Вильхар, Л. Томан и А. Худец. Последний вместо Светеца, который будет занят в венском парламенте. Блейвейс характеризовал Худеца очень положительно: «славянин душою и телом, который старательно изучает русский язык». 3 мая 1867 г. Блейвейс сообщал Раевскому, что и Томан не сможет поехать в Москву, а вместо него просил отправить туда Грасели, которого он представлял как «славянина душой и телом», доктора права и владельца дома в Любляне, «большого знатока всеславянской литературы, первостепенного патриота», пребывание которого в Москве окажет честь словенцам. Столь блестящая характеристика была вполне обоснованна: Грасселли являлся главой и одним из создателей Драматического общества в Любляне, а позднее был избран жупаном (бургомистром) Любляны. Но, в конце концов, от поездки отказался и Грасели. Из приглашенных славянофилами словенских деятелей в Москву отправился один М. Маяр. Остальные отказались от поездки, ссылаясь на болезни и занятость. На самом деле всем приглашенным власти указали на нежелательность посещения ими Москвы. Отказ ехать на Этнографическую выставку словенских лидеров был
встречен частью словенской общественности неодобрительно. В частности, газета «Словенски господар» осуждала за это Блейвейса37.
Маяр оказался единственным из приглашенных, кто рискнул нарушить это негласное запрещение, за что и понес по возвращении на родину наказание от епископа. Он должен был написать объяснение, в котором, в частности, указывал, что у него «было намерение осмотреть выставку наподобие тех лиц, которые посещают выставки в Париже или Лондоне». «Половину Европы и третью часть Азии нужно бы посетить, чтобы посмотреть все то, что можно было узреть там, собранное в одном месте». И далее Маяр подчеркнул, что он согласился поехать в Москву, поскольку его пригласили и благодаря материальным облегчениям: проезд до Петербурга и Москвы и обратно и жилье там были бесплатными. Объяснение своей поездки чисто научными целями помогло Маяру отделаться сравнительно легко: он заплатил штраф в 25 голдинеров38.
Кроме Маяра на выставку поехали еще два словенца: купец Иван Вильхар, которого Блейвейс характеризовал как «известного патриота» и который обещал написать для газеты Блейвейса «Кметийске ин рокодел-ске новице» корреспонденции о выставке, и молодой юрист Александр Худец. Среди словенцев, приехавших на выставку, Маяр, несомненно, являлся фаворитом. За великолепный дар Этнографической выставке его восхваляла славянофильская пресса. Сборник, выпущенный вскоре после отъезда славянских гостей из России, «Всероссийская этнографическая выставка и Славянский съезд в Москве в мае 1867 г.» поместил биографии наиболее видных славянских деятелей. Одной из самых обширных была биография Маяра, большая по объему, чем биография чешского лидера Ф. Палацкого. Ее написал H.A. Попов. «Это один из деятельнейших между южными славянами проповедников славянской взаимности и братства», -подчеркивал Попов. Он особенно отмечал деятельность Маяра во время революции 1848 г. и, прежде всего, создание им программы Объединенная Словения, а также написание им трудов, призванных содействовать формированию общеславянского литературного языка. «Его неутомимое стремление, деятельность и заслуги на пользу единения и сближения различных племен славянских посредством общих форм и орфографии будут с благодарностью припоминать будущие поколения не только его соотечественников, но и прочих славян», - заключал Попов39.
Маяр участвовал во всех главных мероприятиях, проведенных устроителями выставки и славянофилами, но о его выступлениях на них не сохранилось сведений.
Наибольшее впечатление на него, по-видимому, произвела встреча самых видных славянских деятелей 26 мая у Погодина. Она происходила в узком кругу, ее решения не могли быть распространены прессой, поэтому разговор шел откровенный. На встрече присутствовали: от чехов - Па-лацкий, Ригер, Ламбл; от сербов - Суботич, Я. Шафарик (племянник знаменитого ученого П.Й. Шафарика), Петрониевич; от хорватов - Гай. Был
там и Маяр. На совещании обсуждали вопросы о написании сравнительной грамматики и словаря всех славянских наречий, об основании всеславянского журнала. В своем дневнике Погодин отмечал, что журнал должен был отражать всю научную и литературную деятельность всех славянских племен. Статьи предполагалось публиковать на всех славянских языках с краткими резюме. «В таком журнале, - замечал Погодин, - обозначалось бы осязательным, так сказать, образом близкое родство всех племен, и племена начали бы сближаться и знакомиться между собой удобнее»40.
Именно этот проект попытался воплотить в жизнь Маяр в своем журнале «Славян» (Slavjan), который выходил в 1873-1875 гг. в Целовеце (нем. Клагенфурт) в значительной степени на средства Московского славянского благотворительного комитета.
Вильхар и Худец такого воодушевления у русского общества как Маяр не вызвали. Однако они ознакомили словенскую общественность с выставкой. Один из корреспондентов газеты Блейвейса «NZ» дал краткое описание выставки, довольно беглое и сухое. В заключении он подчеркнул: «Выставка не могла быть сделана лучше, и поэтому она весьма поучительна»41. Другой автор, поместивший в «Новицах» три статьи о выставке, писал более живо и занимательно. В первой из них он дал краткое описание поездки славян по России, отметив, что «путешествующие в Москву славяне были повсюду приняты с большими почестями и сердечным гостеприимством»42. Следующие его две статьи тоже освещали поездку славян. Во второй рассказывалось о посещении славянами польских городов. Особо отмечались теплые встречи в Ченстохове и Варшаве. В Варшаве славянские гости находились4 полтора суток. Они осмотрели там православную и католическую церкви, русскую и польскую гимназии. Корреспондента приятно удивил тот факт, что преподавание в польской гимназии велось на польском языке. «При таком положении вещей, - замечал он, -всякий умеренный человек может только удивляться, почему поляки недовольны своим правительством, если у них польский язык в школах и учреждениях, и даже на железной дороге билеты отпечатаны на польском языке». По мнению словенского автора, поляки имели уже все, за что словенцы боролись в конституционной Австрии43.
И действительно, накануне Первой мировой войны, т.е. через 50 лет после описываемых событий, из 17 гимназий, находившихся в словенских землях, только 2 были с обучением на словенском языке (государственная в Горице и епископская - недалеко от Любляны) и 6 гимназий немецко-словенских. Остальные гимназии являлись чисто немецкими44.
В третьей корреспонденции автор рассказал о встречах в Гродно, Острове, Пскове и Вильно, поразивших его и остальных славянских гостей своею теплотою. Но особенно их восхитило пребывание в Петербурге, где их приняли министр просвещения Д.А. Толстой и министр иностранных дел A.M. Горчаков, великий князь Константин Николаевич и другие высокопоставленные особы. Самое большое впечатление на всех славянских гостей
произвела аудиенция, данная славянам Александром II в Царском Селе. Словенский корреспондент, описав ее, особенно подчеркнул слова царя: «Радуюсь видеть своих родных братьев здесь в братской славянской стране. Надеюсь, что вы будете довольны своим пребыванием здесь и особенно в Москве»45.
На этом оборвалась публикация в газете «Кметийске ин рокодельске новице» статей данного словенского корреспондента. По-видимому, осторожный Блейвейс, не без указания властей, решил не печатать больше столь русофильские корреспонденции. Тем более, что немецкая и венгерская печать развернула активную кампанию против тех, кто осмелился поехать в Москву, обвинив их чуть ли не в государственной измене. Кто же был второй корреспондент газеты Блейвейса? С полным основанием можно сказать - Александр Худец. В отличие от купца И. Вильхара он обладал определенным литературным талантом, что дало ему возможность стать впоследствии одним из переводчиков русской литературы на словенский язык.
Московская этнографическая выставка 1867 г. вызвала воодушевление у словенских национальных деятелей. Торжественные встречи славян с русскими государственными и общественными деятелями были восприняты с подъемом словенскими патриотами, особенно молодежью. Объяснение таким настроениям давала заметка из чешской газеты «Народни листы», перепечатанная в газете «Словенски народ» (81оуепз1а пагоё), и с которой очевидно была полностью согласна редакция последней. В ней говорилось: «Как у нашего народа, так и у других австрийских славян путешествие в Россию оставило глубокий след. Оно как пробудило мощное сознание общих интересов, так и оживило в груди всех славянских племен тлеющее чувство братства, зародило в мыслях славян стремление к взаимному сближению и взаимной помощи»46. Даже спустя много лет видный словенский либерал И. Вошняк, бывший в конце 1860-х годов молодым человеком, с удовольствием вспоминал о событиях тех лет. «Большую сенсацию, - писал он, - по всей Европе вызвал торжественный и воодушевленный прием славянских гостей на русской земле, особенно торжественная аудиенция, на которой Александр II принял в Царском Селе славянских гостей ... Обращаясь ко всем, он сказал следующие для того времени действительно многозначительные слова: "Сердечно приветствую Вас. Очень рад, что вижу своих родных братьев здесь на родной славянской земле"»47.
После Этнографической выставки среди словенцев усилились русофильские настроения. У них появилась надежда, что русские правительственные круги так или иначе будут содействовать их борьбе за национальные права. Надежда эта не имела реальных оснований, но она вселяла бодрость и известную смелость в души словенских политиков. В 1868— 1869 гг. на страницах органа младословенцев «Словенски народ» активно обсуждался вопрос об общеславянском литературном языке. М. Плетерш-ник, будущий составитель знаменитого «Словенско-немецкого языка», опуб-
ликовал в нем статью, в которой утверждал, что из-за своей малочисленности словенцы никогда не смогут достичь того уровня культурного развития, который соответствует требованиям современности. Плетершник считал, что все славяне должны объединиться и принять общеславянский литературный язык, а именно язык того племени, «которое по числу или образованности самое мощное и имеет наиболее развитую литературу»48. Все эти требования - многочисленность, самая развитая литература - более всего соответствовали русскому языку, который Плетершник поостерегся назвать прямо. В июле-августе 1869 г. в «Словенском народе» появились две статьи, написанные словенским купцом Грегором Блажем. Он прямо писал, что русский язык - самый распространенный и самый чистый из славянских языков и «среди славян одни только русские имеют достаточно оригинальных книг, полностью отвечающих требованиям современности». Блаж не призывал отказываться от родного языка, но указывал: «Наш совет таков - пусть каждый образованный славянин кроме своего наречия знает также русское»49.
Молодежь была увлечена этими настроениями: организовывались кружки по изучению русского языка, в моду входило все русское. Эти настроения в среде словенской молодежи отмечал русский консул в Риеке JI.B. Березин в донесении директору Азиатского департамента МИД России П.Н. Стремоухову от 2/14 июня 1867 г. Рассказывая о банкете, состоявшемся в Любляне, на котором присутствовало помимо словенцев много хорватов, он указывал: «Тост за здоровье нашего императора был принят громким ура, потом музыка исполнила наш гимн, который по общему желанию был многократно повторен»50. Такое же воодушевление Россией описывал и будущий либеральный литератор Ф. Левец своему другу Я. Керснику, будущему словенскому писателю. Рассказывая о прощальном ужине молодых люблянцев, уезжавших на учебу в Вену, произошедшем осенью 1867 г., Левец отмечал, что все они много шумели и «пили здравицу за Россию, за русского царя»51.
В сентябре 1868 г. в Любляне проходил съезд словенских учителей, на котором присутствовало до 300 человек. Один из них, Иосип Вовк, так рассказывал о нем H.A. Попову: «Между прочими резолюциями мы приняли решение, чтобы с этих пор и далее в учительских семинариях на словенской территории русский и хорватский языки стали бы обязательными предметами»52.
В июне 1869 г. в Вене было установлено общество словенских студентов «Словения». На собрании 30 июля 1869 г. члены его приняли программу для Второго съезда учащихся, который предполагалось провести в Любляне. Решено было объявить общество литературным и либеральным, принять в качестве языка высшей словенской литературы русский язык, поставить вопрос о создании словенского университета. Второй съезд учащихся состоялся 4 сентября 1869 г. в Любляне. По вопросу о славянском литературном языке выступил Ф. Левец. Подчеркнув, что принятие хорватского языка в качестве литературного языка словенцев ничего не даст
словенцам, он заявил: «Мы выражаем свое твердое убеждение в необходимости принятия в качестве языка для высшей литературы русского языка». Предложение Левеца было принято единогласно53.
Все эти настроения имели не только культурную, но и политическую подоплеку. Блаж в частном письме к М.Ф. Раевскому от 29 сентября 1867 г. подчеркивал, что он стремится, чтобы Россия не забывала словенцев, и его радуют всякие доказательства того, что словенцы входят в сферу русских интересов54. Лидер левого крыла младословенцев Ф. Левстик в 1868 г., призывая словенцев изучать русский язык, недвусмысленно замечал: «Мы ожидаем лучших времен, оглядываясь на наших родных братьев»55. В личной переписке он был откровеннее. «Брат, - писал он 13 июля 1867 г. своему другу Драготину Рудежу, - кроме панславизма, у нас ничего нельзя отнять, ибо все остальное пустая солома»56. В конце 1860-х годов у словенских либералов (младословенцев) был популярен лозунг: «Лучше стать русским, чем пруссаком». Об этом писал корреспондент «Словенского народа» весной 1869 г: «Если бы несчастье (т.е. гибель Австрии. - И. Ч.) причинил Австрии тот народ, который до сих пор она считает первым своим любимцем (т.е. пруссаки. -И.Ч.)... каждый словенец скорее станет по национальности русским, нежели пруссаком. Мы - славяне и хотим остаться ими»57.
Словенские ученые, изучавшие идеологию словенских национальных деятелей в конце 60-х гг. XIX в., пришли к выводу о появлении в русофильстве словенцев политических тенденций. Так, И. Приятель указывал, что именно в это время среди словенской молодежи распространяется политический панславизм (т.е. идея создания общеславянского государства во главе с Россией)58. Это же отмечает и Ф. Цвиттер, также подчеркивая усиление русофильских настроений политического плана у младословенцев59. Уже через несколько лет это политическое русофильство осталось у немногих национальных деятелей. Однако культурные связи между словенцами и русскими продолжали развиваться. С появлением в начале 1860-х годов в словенских землях и в России общественных организаций начался новый этап развития культурных российско-словенских отношений. По-прежнему продолжались контакты между отдельными словенцами и русскими, но на первый план вышли связи между обществами. Главную роль в их осуществлении стали играть со словенской стороны Словенская Матица, а с русской - Московский славянский благотворительный комитет.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Gestrin F., Melik V. Slovenska zgodovina. Ljubljana, 1966. S. 142, 143.
2 РГАЛИ. Ф. 373. On.l. Ед.хр. 6. Л. 6-об.
3 Цитировано по: Никитин С.А. Славянские комитеты в России в 1858-1876 годах. М., 1960. С. 29.
4 Никитин С.А. Указ. соч. С. 34, 40, 44.
5 Чуркина И.В. Виико Клуи - словенский корреспондент «Русской беседы» // Славяноведение. 2008. № 4.
6 Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. Т. 3. Приложение. М., 1892. С. 108-117.
7 Slovenec. 1865. №3. S.10, 11.
8 Novice (Kmetijske in rokodelske novice). 5.11.1862. »Novice. 12.11.1862.
10 Русско-словенские отношения в документах (XII в. - 1914 г.) М., 2010. С. 459^(60.
11 Отчет исправляющего должность экстраординарного профессора кафедры истории литературы славянских наречий Яроцкого по случаю командировки в славянские земли с ученою целью с 15 июня 1862 по 15 декабря 1863 года// Университетские известия. Киев, 1864. № 2. С. 78-99.
12 Русско-словенские отношения в документах... С. 326.
13 Там же. С. 522, 524.
14 Kermavner D. Opombe // Prijatelj 1. Slovenska kulturnopoliticna in slovstvena zgodovina. Zv. 3. Ljubljana, 1958. S. 509-511.
15 Русь. 1.06.1884. Краткий очерк службы и заслуг протоиерея М.Ф. Раевского.
16 ОР РНБ. Ф. 627. Бумаги М.Ф. Раевского. 1864. Л.Л. 7-18.
17 Зарубежные славяне и Россия. М., 1975. С. 132.
18 Там же. С. 134.
" Архив внешней политики Россиской империи (далее - АВПРИ). Ф. 360. Д. 175. Л. 18 с об.
20 РГИА. Ф. 733. Оп. 193. Д. 24. Л. 17.
21 Tominsek J. Dr. Janez Bleiweis, vitez Tersteniski // Bleiweisov zbornik. Ljubljana, 1909. S. XIX.
22 Зарубежные славяне и Россия. С. 39.
23 Lah Е. Matica slovenska // Letopis Matice slovenske. 1885. S. 408.
24 Зарубежные славяне и Россия. С. 432.
25 Зарубежные славяне и Россия. С. 433.
26 ОР РНБ. Ф. 608. Письма Раевского к В.И. Ламанскому.
27 Arhiv Republike Slovenije. Arhiv Matice slovenske. 1866. St. 48.
28 ОР РНБ. Ф. 608. Письма Русского географического общества Раевскому.
29 Никитин С.А. Славянские комитеты в России. С. 168.
30 Зарубежные славяне и Россия. С. 273.
31 Там же. С. 44.
32 Чуркина И.В. Словенское национально-освободительное движение в XIX в. и Россия. М., 1978. С. 169.
33 Русский. 1867. № 19/20. 29 мая. С. 318.
34 Современная летопись. 1867. № 19. 28 мая. С. 3, 4.
35 Путеводитель по Московской этнографической выставке. М., 1867. С. 24.
36 Всероссийская этнографическая выставка и славянский съезд в мае 1867 г. М., 1867. С. 50.
37 Loncar D. Dr. Janez Bleiweis in njegova doba // Bleiweisov zbornik. Ljubljana, 1909. S. 217.
38 Curkina I. V. Matija Majar-Ziljski. Ljubljana, 1974. S. 133-134.
39 Всероссийская этнографическая выставка ... С. 49.
40 Русский... С. 21,22.
41 Novice. 1867. № 22 (29.05). S. 177; № 23 (5.06). S. 185, 186.
42 Novice.№ 22 (29.05.1867). S. 182. "Novice. №23 (5.06.1867). S. 186, 187.
44 Gestrin F., Melik V. Sloveska zgodovina. S. 262.
45 Novice. 1867. 24. 12.06. S. 193, 194.
46 Slovenski narod. 20.12.1870.
41 Vosnjak J.Spomini. Ljubljana, 1982. S. 215.
48 Slovenski narod. 4.06.1868.
49 Slovenski narod. 15.07; 31.08.1869.
50 АВПРИ. Гл. арх. У-Kl. On. 181. Д. 1025. Л. 91 об.
51 Prijatelj I. Slovenska kulturnopolitiina in slovstvena zgodovina. Zv. 4. Ljubljana, 1961. S. 20-22.
52 ОР РГБ. Ф. 239. К.6. Д. 38.
" Prijateij I. Slovenska kulturnopoliticna in slovstvena zgodovina (1848-1895). Zv. 4. S. 87-88.
54 Зарубежные славяне и Россия. С. 39.
55 LevstikF. Zbrano delo. Zv. 9. S. 222.
56 Levstikova pisma. Ljubljana. 1931. S. 248.
57 Slovenski narod. 17.04.1869.
58 Prijateij I. Slovenska kulturnopoliticna in slovstvena zgodovina. Zv. 3. Ljubljana, 1958. S. 147.
59 Zwitter F. Narodnost in politika pri slovencih // Zgodovinski casopis. 1947. № 1. S. 48, 49.
