CC BY
32
Я. С. Ганцовская
(Кострома)
Русский литературный язык в его соотношении с другими формами национального языка: Костромской региолект
Древнейшие памятники письменности русского языка строились на основе первого письменного языка славян— старославянского (иначе древнеболгаро-македонского, древнецерковнославянского) языка, который в результате непрерывавшегося употребления и развития на Руси пропитывался русскими, восточнославянскими элементами и в котором удельный вес церковнославянизмов неуклонно снижался. вследствие этого к концу XVII в.—началу Петровской эпохи— создались предпосылки для оформления собственно русского литературного языка на живой национальной основе Ч Эволюционное развитие русского литературного языка продолжалось и далее, и в первой половине Х1Хв., в пушкинскую эпоху, завершилось созданием современного русского литературного языка, в котором гармонично сочетаются книжно-литературная (старославянская) и народно-разговорная (русская) стихии. Это традиционная точка зрения многих выдающихся славистов, как русских, так и зарубежных, на происхождение и дальнейшую судьбу русского литературного языка. Однако в ней имеются определенные противоречия, касающиеся вопросов о роли, удельном весе и месте церковнославянизмов в донациональный и национальный периоды развития русского литературного языка2.
Противоположную точку зрения высказывает А.Кречмер: «период с 988 г. по XVII в. является лишь предысторией русского литературного языка, а сама эта история начинается с XVIII в.» 3. Это языковая «ничейная» полоса, после чего наступает эпоха влияния западноевропейских языков с их сложившимися моделями литера-турныхязыков в письменной и устной форме4.
Таким образом, на протяжении веков русский литературный язык складывался на основе взаимодействия старославянского языка и живых русских разговорных элементов, идущих от русской разговорно-диалектной базы (вначале Ростово-Суздальских, отчасти Новгородских земель, затем расширившейся за счет
включения южнорусских территорий). Академик В. В. Виноградов, говоря о достоинствах русского литературного языка, определил его своеобразие, которое заключается в том, что он «живет и эволюционирует в тесном взаимодействии с живыми народными говорами. Даже в те периоды исторического развития, особенно с XIII по XVI в., когда русский литературный язык опирался на книжно-славянскую речь как на базу высоких стилей,— и тогда его связи с устным „просторечием" были достаточно крепкими». Именно многодиалектный состав национального русского литературного языка и творческое объединение в нем общеславянских и старославянских элементов с народными восточнославянскими «обусловили», по мысли В. В. Виноградова, «поразительное богатство общерусского словаря, необычайное разнообразие экспрессивных красок и стилистических оттенков русской литературной речи», а «взаимодействие всех областных разноречий (тут Виктор Владимирович цитирует А. С. Будиловича. — Н. Г.) в выработке нашего образованного языка составляет важное его преимущество перед другими языками, имеющими более узкую диалектную базу»5.
Из всего круга вопросов, касающихся определения специфики и границ русского литературного языка остановимся на определении места литературного языка в языковой ситуации одного региона, а именно в пределах современной Костромской области. Мы рассмотрим проблемы соотношения литературного и других форм национального языка: территориальных и социальных диалектов, в том числе арго, жаргонов, профессиональной лексики, просторечия и иноязычных влияний.
Данные вопросы были в центре внимания нескольких поколений исследователей и собирателей народной речи костромского края, в основном непрофессионалов, действовавших индивидуально или по заданию какой-либо организации, позднее академических научных учреждений: Общества любителей российской словесности, Второго отделения по языку и словесности Императорской академии наук, Костромской архивной комиссии и др. В записях костромских говоров, известных с начала XIX столетия, содержались слова, выражения, тексты различной протяженности, отражающие генофонд русской речи. Из дореволюционных источников наиболее полное собрание костромской диалектной лексики содержится в знаменитом «Толковом словаре живого великорусского языка» В. Даля, вобравшем в себя также данные «Опыта областного великорусского словаря» 1852 г.: всего 783 слова с пометами кстр., чухл., нерехт., кологр. (из них только пя-
тая часть находится в Опыте). Часть лексики, характерной для говоров Костромской области, в Словаре В. Даля не имеет географической пометы или имеет пометы говоров соседних регионов, а также наречий северного и восточного.
Среди слов с пометой кстр. в Словаре В. Даля есть немалое количество арготической лексики с пометами жгонск. или офенск. Это тайные профессиональные языки ремесленников-шерстобитов — «жгонов» (и сейчас этот язык частично сохранился в Ма-карьевском и Мантуровском районах Костромской области) и продавцов-разносчиков мелкого товара «офеней»-коробейников (язык их, сохранившийся в записях XIX в., уже исчез). Вот примеры «жгонского» языка из Словаря В. Даля (на кафедре русского языка Костромского педуниверситета в составе картотеки будущего Костромского областного словаря имеется собрание «жгон-ской» лексики, в основном совпадающей по составу, форме и значению с далевским): бойка, боек 'род колотушки, которой шерстобит бьет по струне смычка'; еркнуть 'стегнуть, хлестнуть, ударить'; упаки 'сапоги из белой кожи' (в картотеке КОС— 'валенки'); сумарь 'хлеб»; зебрить 'вглядываться, всматриваться' и др. Особенно широко представлена лексика по теме «Человек», есть названия животных, дворовых построек, грибов, термины ремесел и промыслов, прилагательные, глаголы, наречия: хруш-кий 'крупный', наречия олонясь, оновдысь, сиверно, опосля, тре-тення, тамока, туточки, глаголы побывшиться 'умереть', косы-риться 'дуться'; названия грибов, ягод: боровик, коровяк, фетюга 'свинушка', журавиха 'клюква'; разнообразные названия брюквы: бакланка, буиша, бухма, галанка, галаха, ландушка, ланда; названия ватрушек и пирогов: казулька, копытце, кулейка, кулички, кумян-га, шишуга и др.6. Большой интерес к народному костромскому слову проявляли писатели, связанные с костромским краем. Они записывали и коллекционировали народную речь, а затем использовали ее как творческий материал для своих произведений. Так, А. Н. Островский в дневниковых записях, письмах, «Материалах для словаря русских народных говоров»7 запечатлел немало образцов костромской речи. В его рукописных «Материалах» их заключено более ста, причем с лексикографической обработкой. Сам писатель мыслил свою работу как дополнение к Словарю В. Даля. В пьесах Александра Николаевича также встречаются костромские слова и выражения (их «двойники»-оригиналы имеются в его личных записях диалектной речи). Таковы слова подзаборник, гора, жалеть, тысячник и др. В пьесе «Без вины виноватые» Кру-чинина спрашивает: «Что такое подзаборник?» Мужик отвечает:
«Ребенок подкинутый, брошенный к чужому крыльцу». Это толкование буквально совпадает с характеристикой слова в «Материалах» с пометой бранное и синонимом «подкидыш». В «Бесприданнице» слово гора обозначает «берег», в «Невольницах» жалеть употреблено в значении «любить», в «Последней жертве» тысячник имеет то же значение, что и в «Материалах»: «мужик, считающий свой капитал тысячами». Особенно много костромских областных слов в «Снегурочке»: рядина, запон, коты, мокрохвостка, кучиться, поветь, овин, статочное дело, тишком, чу и др.
Н. А. Некрасов, продолжая пушкинские традиции, вписывает народные слова и выражения во многие свои произведения, связанные с костромским краем. Так, в «Коробейниках», начиная с посвящения, почти в каждой строчке встречаем диалектные сло-ва-костромизмы: Как с тобою я похаживал по болотинам вдвоем, Ты меня почасту спрашивал, Что строчишь карандашом?; Выди, выди в рожь высокую! Вот и пала ночь туманная, Ждет удалый молодец. Чу, идет!— Пришла желанная и др.
Во второй половине XIX — начале XX вв. особенно широко велся сбор этнографических и фольклорных материалов, усовершенствовались методы изучения диалектов. В 1895/96 гг. при Отделении русского языка и словесности РАН был создан диалектологический центр, составлены Программы для собирания особенностей народных говоров, а в 1903 г. по инициативе А. А. Шахматова была образована Московская диалектологическая комиссия (МДК). В Трудах МДК помещались исследования и о костромских говорах. Так, в 1917 г. была опубликована статья видного деятеля МДК Н. Н. Соколова «Акающие говоры костромской губернии»8, где было охарактеризовано это уникальное явление и определено его место в диалектном членении русского языка. Автор располагал многочисленными анкетными материалами, трудами костромских краеведов, в частности Ф. Покровского, сам выезжал для обследования чухломских говоров. Загадке акающего костромского острова, охватывающего территорию нескольких уездов (теперь районов Чухломского, Солигаличского, отчасти Галичского и Буйского), было посвящено также исследование активного деятеля Костромского научного общества Н. Н. Виноградова «Причина и время возникновения аканья в Чухломском крае» (Петроград, 1918). При разработке и поныне дискуссионного вопроса, вынесенного в заглавие статьи, точка зрения костромского краеведа занимает не последнее место. Свою лингвистическую деятельность Н. Н. Виноградов, уроженец села Шунги, что в семи километрах от Костромы, сын священника, сельский учитель, че-
ловек многогранных способностей и увлечений, начинал с благословения А. А. Шахматова. В 1904 г. он издал работу «О народном говоре Шунгенской волости Костромского уезда»9, редкий и чрезвычайно ценный пример монографического описания системы говора селений, расположенных на месте бывшего мерянского стана. Многие из описанных краеведом явлений уже исчезли, другие сохранились лишь в наиболее удаленных от Костромы архаических северо-восточных говорах. Вот небольшие цитаты — образцы народной речи из работы Н. Н. Виноградова, дающие представление об особенностях говора Шунги: В городу, брат, не то, што в дереуне, што шаг ступил, то и из кармана; Зиму-то зимьскую всю за станом просидишь, а лиетом — то картофей, то синокос, то жнива, так век жиучи и не побываеш не де, Дуню братья унимали, Дуне вуоли не давали: «Полно, Дунюшка, уймиса. С гороцким ты не водиса; Гороцки — воры такие, Надают славы худые!»— «Худой слаушки достану, Гороцкова любить стану!». Социальным диалектам посвящена его статья «Галивонские алеманы. Условный язык галичан» (Петроград, 1915). Его широко известное среди фольклористов и этнографов исследование «Народная свадьба в Костромском уезде» (Кострома, 1917) представляет большой интерес и со стороны отраженных в ней устно-поэтических и диалектных особенностей языка. В многочисленных трудах других деятелей КНО (В.Смирнова, Китициной, М.Виноградова, Розепина, Казариновых, Антифеева и др.) также содержится немало ценного материала, характеризующего народно-разговорную речь разных регионов костромского края.
Говоры на территории Костромской области, расположенной в основном на землях бывшего Ростово-Суздальского княжества, в целом едины, основные их особенности как части севернорусского наречия оформились уже к Х1У-ХУ вв.: это говоры центрального типа, здесь складывались основные черты литературного языка. Только северо-восточные говоры Костромской области, некогда исторически связанные с новгородскими говорами, имеют черты периферийных говоров: цоканье, [л] европейское, [у] неслоговое на месте [л] на конце слова и перед согласным, мягкое [ц] и др. Как уже упоминалось, выделяются говоры междуречья Костромы и Унжи (акающий остров), которые в основном по особенностям фонетики признаются среднерусскими. Обследование костромских говоров во второй половине XIX — начале XX вв. создает достаточно определенное представление о народных говорах костромского региона, позволяет судить о месте их в диалектном членении русского языка, их ареальных связях, ближних и
дальних, в том числе и с другими языками, о их взаимоотношениях с литературным языком и внелитературными образованиями.
Данные о пользовании языком в различных языковых ситуациях, в разных социальных слоях и группах важны для определения вопросов этногенеза и особенностей функционирования национального языка, а в синхронном плане, пропущенные через призму сознания, они дают представление и о типах этноса и народного самосознания в том или ином регионе.
В широком смысле слова можно говорить о наличии костромского региолекта в Костромской области как части российского северо-восточного региона, относительно малоудаленного от Москвы. Этот региолект включает в себя литературный язык и внелитературные образования: территориальные диалекты, просторечие, жаргоны, профессиональную речь в плане народной терминологии. Костромской региолект может быть противопоставлен, например, соседним с ним региолектам: северному (к северу от Твери, Ярославля, Череповца) и северо-западному (Тверская, Псковская, Новгородская, Ленинградская, Мурманская области) 10. Доминирующую роль в региолекте играют севернорусские диалекты. Костромские территориальные диалекты, несмотря на многочисленные социальные потрясения последних десятилетий, изменение демографического облика села и другие явления, живы, многообразны и в большой степени сохранили свои традиционные черты п. Причем с перемещением масс населения из деревни в город, костромская городская речь (областного и районных центров и др.) стала представлять собой цветистый калейдоскоп разнообразных речевых средств, где территориальные вкрапления разного рода, ассимилированные в большей или меньшей степени, играют главную роль. Устная форма литературной речи уроженцев Костромской области характеризуется заметной диалектной окраской: сохранение оканья, еканье, рубленый слог, своеобразная северная интонация фразы и слова, утрата интервокального йота (делаэт, большая), губно-губное произношение междугласного в (большоо, Петроу-Уоткин) и другие, не только фонетические черты: дожить, красивее, без пять десять, асоко время? сапогоф-то и т.д. Вот некоторые наблюдения над костромским региолектом — извлечения из программ Костромского государственного радио, прозвучавших 29 ноября 1996 г. (оставляем в стороне типично костромские интонации в беседе корреспондента радио и профсоюзного деятеля областного масштаба): мноф (вновь) прошли выборы, жызненно уромня, стабильну дея-телънось, бюджэтно сферы, анэргореасурсы, веарнуть деньги; —
Што претпринято ф последне время7.-, соглаэнне, правоое обеспечение, роботники проой службы. 1 февраля 1996 г. — выступление по радио видного общественного деятеля, бывшего редактора областной газеты, теперь председателя Союза ветеранов: дерзось, са-мотверэнось, Героеф Совецка Союза, сталингратско фронта-, тогда же— из речи (в основном литературно выдержанной) общественного деятеля из г. Коло грива: более глубже понимать, более лучше.
Активное владение литературным языком в Костромской области свойственно большинству населения, но, как видим, с определенными издержками. Сельские жители между собой говорят на местном диалекте, а с «городскими» разговаривают несколько иначе, но билингвами их назвать трудно: чаще всего они пользуются усредненным-культурным диалектом (или региолектом, интердиалектом; полудиалектом по В. М. Жирмунскому). Вряд ли сейчас можно найти в Костромской области «чистый диалект», в то же время настоящим «правильным» языком владеют немногие. Для данной речевой ситуации сегодня вполне применимы слова В.М.Жирмунского о соотношении диалектов и литературной речи в довоенной Германии: «...настоящий „неиспорченный" диалект... на самом деле давно уже представляет научную фикцию»12.
На фоне дихотомии литературный язык— территориальные диалекты остальные составные части костромского региолекта маргинальны. Почти исчезли тайные профессиональные языки: в наше время можно говорить лишь об остатках арго шерстоби-тов-жгонов в немногих районах: относительно хорошо, но в пассивном запасе говоров, сохранилась народная лексика льнопрядения и ткачества (повсюду), рыболовства, уникального ювелирного промысла в Красносельском районе.
В последнее время язык разных возрастных групп все более дифференцируется по степени проницаемости для территориальных и социальных диалектов, иноязычных влияний. В речи молодежи все менее ощутима костромская диалектная окраска, все более активизируется англизированный слэнг. Впрочем, и в официальной городской костромской речи: рекламе, вывесках, торговых ценниках — бросается в глаза обилие иностранных слов и непонятных образований: Центрум, Пале, Элитар, Эридан, Экс-ми-люкс, Экспо и др. Однако, как кажется, у последних, особенно в провинции, нет большого будущего*
Наиболее устойчивыми диалектными чертами, характеризующими костромской региолект как часть определенной историко-культурной зоны13, оказались те вторичные диалектные при-
знаки, которые формируются на стыке севернорусских и среднерусских говоров, так как границы последних неуклонно расширяются в направлении с юга на север. Близки к среднерусским владимирско-поволжским. говорам говоры западных костромских территорий, в особенности Красносельского и Нерехтского районов: они заселены выходцами из ростово-суздальских земель. Не раскрыта еще история заселения междуречья Костромы и Унжи, этногенез его жителей — носителей аканья, но, бесспорно, разгадка этнической истории Солигаличско-Чухломского края связана с особенностями его языкового комплекса. Как сказал А. С. Герд, во многих случаях понятие территориального диалекта как самой мелкой ареальной разновидности языка может быть коррелятом микроэтнического узла14. Таков, например, шунгенский говор вблизи Костромы, оригинальные черты которого во многом субстратного происхождения: Шунга расположена на месте бывшего ме-рянского стана.
Таким образом, комплекс языковых черт на территории Костромской области можно признать относительно единым цельным образованием, в котором доминирующую роль играет литературный язык, но позиции территориальных диалектов еще сильны. Они поддерживают основные общерусские тенденции развития русского языка, усиливают и укрепляют демократическую базу русского литературного языка.
Примечания
1 В. И. Борковский, П. С. Кузнецов. Историческая грамматика русского языка. М., 1965, с. 30.
2 См.: А. А. Шахматов. Очерк современного русского литературного языка. М., 1941; А. И. Соболевский. История русского литературного языка. Л., 1980; С. П. Обнорский. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. М.; Л., 1946; В. В. Виноградов. Основные проблемы изучения, образования и развития древнерусского литературного языка// IVМеждународный съезд славистов: Доклады
^ советской делегации. М., 1958; Б. О. Унбегаун. Русский литературный язык: Проблемы и задачи его изучения// Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971 и др.
3 А. Кречмер. Актуальные вопросы истории русского литературного языка // Вопросы языкознания. 1995, № 6, с. 96.
4 А. В. Исаченко. Какова специфика литературного двуязычия в истории славянских народов? // Вопросы языкознания. 1958, №3; Б.А. Успен-
ский. Языковая ситуация Киевской Руси и ее значение для истории русского литературного языка. М., 1983, с. 15.
5 В. В. Виноградов. Русский язык в современном мире // Будущее науки. М., 1970, с. 366.
6 В.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978, т. 1-4.
7 А. Н. Островский. Материалы для словаря русского народного языка // А. Н. Островский. Поли. собр. соч., т. 13.
8 H.H. Соколова. Акающие говоры Костромской губернии: Труды МДК // Русский филологический вестник. Пг., 1917, т. 77.
9 Н. Н. Виноградов. О народном говоре Шунгенской волости Костромского уезда. СПб., 1904, ч. I. Фонетика.
10 О культурно-исторических зонах, типах региолектов см.: А. С. Гердт. Введение в этнолингвистику. СПб., 1995, с. 13.
11 Н. С. Ганцовская. Особенности говоров Костромской области. Кострома, 1992.
12 В. М. Жирмунский. Немецкая диалектология. М., 1956, с. 574.
'3 А. С. Гердт. Введение в этнолингвистику...
14 Там же.
