CC BY
21
РУССКИЕ ЭСКУЛАПЫ
Летом 1879 года долговязый и худой юноша в Таганроге собирал свои нехитрые пожитки, готовясь отправиться в дальний путь. Уже три года он жил один - его семья находилась в Москве, куда бежала вместе с отцом, спасаясь от долгов. Юноша, закончив гимназию, чётко знал, куда поступать - несмотря на то, что его привлекала литература, и в запасе у него имелась уже сочинённая пьеса, Антон Чехов твёрдо был намерен стать врачом и подал документы на медицинский факультет Московского университета.
Сын незадачливого торговца, чьё детство прошло под вечные разговоры о лишней копейке, мечтал о такой профессии, которая бы дала достаток и положение в обществе. Работа врачом казалась ему именно таковым занятием. Как дополнительный бонус Чехов рассчитывал узнать получше с помощью медицины людей — и посещая различные дома, и изучая их тела и психологию.
Попав в столицу, будущий писатель услышал невероятные рассказы про лучшего московского врача Григория Антоновича Захарьина, который был знаменит среди докторов так же, как среди адвокатов — Фёдор Плевако. Но только Захарьин смог добиться заработать больших денег, чем прославленный юрист.
В одном из писем Чехов давал совет Алексею Суворину, богатейшему издателю: «Насчёт головной боли. Не пожелаете ли вы посоветоваться в Москве с Захарьиным? Он возьмет с вас сто рублей, но принесёт вам пользы minimum на тысячу.
МАКСИМ АРТЕМЬЕВ
историк, журналист
Советы его драгоценны. Если головы не вылечит, то побочно даст столько хороших советов и указаний, что вы проживёте лишних 20-30 лет. Да и познакомиться с ним интересно. Тип». И добавлял: «Захарьина я уподобляю Толстому — по таланту».
Захарьин действительно был колоритным типажом. Заходя в купеческие дома Замоскворечья, он тростью разбивал окна, которые никогда не открывались, распарывал кишащие паразитами перины и колотил на кухне посуду, в которой плесневели объедки позавчерашнего ужина, которые «жаль выбросить, коли деньги-то плачены». Так он приучал толстобрюхих купчин к основам гигиены и санитарии.
Те безропотно платили ему бешеные деньги за визиты и сносили все его причуды. Захарьин считался самым дорогим частнопрактикующим врачом Москвы. За посещение больного он брал по 500 рублей.
Когда купцы Хлудовы попробовали пожаловаться на его алчность, он ответил: «Если неугоден, пускай идут в бесплатные лечебницы. Адвокаты Плевако и Спасович за трёхминутную речь в суде дерут десятки тысяч рублей, и никто не ставит им это в вину. А меня клянут на всех перекрёстках! Хотя жрецы нашей адвокатуры спасают от каторги заведомых подлецов и мошенников, а я спасаю людей от смерти. Не пойму, где же тут логика?»
с/
Ш
И.РЕПИН. ХИРУРГ E ПАВЛОВ В ОПЕРАЦИОННОЙ.
О размерах его состояния дают представления следующие цифры. Он купил усадьбу на Софийке за 650 тыс. руб., обустроив в ней общежитие для студентов-медиков, известное как «Захарьинка». 500 тысяч рублей Захарьин направил на содержание церковно-приходских школ. Он из своего кармана профинансировал строительство нескольких больниц и амбулаторий, построил водопровод и даже оплатил деятельность санитарного отряда в Сербии. Не случайно Чехов писал о нем: «Хорошо быть учёным миллионером! Чертовски хорошо!»
Впрочем, Чехов видел в Захарьине не только привлекательные черты. Некоторые литературоведы считают, что в рассказе «Ионыч» он вывел его в роли провинциального врача Старцева: «У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе ещё третий, повыгоднее, и когда ему в Обществе взаимного кредита говорят про какой-нибудь дом, назначенный к торгам, то он без церемонии идёт в этот дом
и, проходя через все комнаты, не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит: — Это кабинет? Это спальня? А тут что? И при этом тяжело дышит и вытирает со лба пот. У него много хлопот, но всё же он не бросает земского места; жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там».
Действительно, земские врачи жили куда скромнее столичных знаменитостей, и для них подработка частным приёмом составляла существенную часть доходов.
ГРИГОРИЙ АНТОНОВИЧ ЗАХАРЬИН, РУССКИЙ ВРАЧ-ТЕРАПЕВТ, ОСНОВАТЕЛЬ МОСКОВСКОЙ КЛИНИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ, ПОЧЁТНЫЙ ЧЛЕН ИМПЕРАТОРСКОЙ САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК.
В 1909 году, например, земский врач на Дону получал в среднем 1200 рублей в год. В зависимости от земства жалованье колебалось от 1000 до 1500 рублей. Помимо него, докторам предоставлялось жилье. Они жили лучше педагогов, так, «московское земство платило народным учителем по 300 руб., прибавляя за каждые три года службы по 50 руб., так что учитель со стажем 12 лет получал 500 руб». Рабочие же получали от 232 (Санкт-Петербург) до 167 (Москва) рублей.
Для сравнения: городской частнопрактикующий врач мог зарабатывать до 10 000 рублей в год (на современные деньги — около пяти-семи миллионов рублей), и при этом иметь собственный экипаж для визитов к больным. Не случайно один из чеховских персонажей говорил про своего отца — профессора медицины: «Брось ты, говорю ему, свою дурацкую физиологию, займись ты практикой! Практика даст тебе двадцать тысяч в год! Так нет, не соглашается, старая скотина! Для него, видишь ли, жалованья одного достаточно...» В среднем визит к врачу обходился в пять рублей. Чтобы зарабатывать такую сумму, требовалось принимать или посещать примерно шесть пациентов в день. Нагрузка немалая, с учётом медлительности транспорта того времени. Что касается тогдашних цен, то хорошее зимнее пальто стоило 50-60 руб., мужской костюм — 40-45 руб., пара ботинок — 7 руб., сапоги яловые — 10 руб. Чёрный хлеб — 2 копейки, белый — 4 копейки, фунт сала — 22 копейки, яйцо — копейку.
Однако надо иметь в виду, что подавляющее число врачей в городах жило гораздо беднее. Доктор В.Анреп писал: «Врачи многих городских больниц получают 45-50 руб. в месяц. 16% всех служащих врачей получают жалованья меньше 600 руб. в год и 62% — не более 1200 рублей». На частную практику у них практически не имелось свободного времени: «у 77% всех врачей заработок по частной практике не превышает тысячи рублей». Труд женщин-врачей оплачивался гораздо ниже, чем труд мужчин. По подсчётам доктора Гребенщикова, средний размер жалованья служащих врачей-мужчин составляет 1161 руб., тогда как врачей-женщин — 833 руб.
В это же время Суворин платил Чехову, тогда ещё начинающему писателю, за рассказ в своей газете «Новое время» 87 рублей. За первый сборник своих юморесок, вышедший одновременно с получением им диплома медика, Чехов получил 500 рублей. Неудивительно, что Антон Павлович в итоге предпочёл литературу медицине, хотя и называл последнюю своей законной женой, а первую — любовницей. Он был неодинок: Сергей Елпатьевский, Сергей Голоушев, например, тоже активно подрабатывали писательством.
Наиболее известным после Чехова был Викентий Вересаев, который поступил на медицинский факультет, уже имея за плечами историко-филологический. Он думал, что медицина даст ему широкие возможности для самореализации и обеспеченной жизни, но реальность оказалась столь удручающей, что он написал книгу «Записки врача», сделавшую его знаменитой и принесшей ему такой доход, который бы он не получил и за несколько лет работы доктором. В книге Вересаев отмечал негативные черты положения медиков: «немало врачей, убедившись в трудности и необеспеченности своей профессии, поступают в чиновники или берутся за какое-либо другое дело; по-видимому, число их всё растёт. За последние годы были опубликованы несколько случаев самоубийств врачей вследствие полнейшей голодовки; известны примеры, где врачи поступали на места фель-
УРОКИ ИСТОРИИ
ВИКЕНТИИ ВИКЕНТЬЕВИЧ ВЕРЕСАЕВ, РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ, ПЕРЕВОДЧИК, ЛИТЕРАТУРОВЕД.
дшеров с фельдшерским же жалованьем... Рынок врачебного труда у нас давно переполнен, предложение значительно превышает спрос. Это ведёт к конкуренции между врачами, в которой худшие из них не брезгуют никакими средствами, чтоб отбить пациента у соперника». И Вересаев соглашался с тезисом Анрепа: «Околоточные надзиратели, дворники и швейцары Петербурга обеспечиваются лучше служащих врачей».
В России не хватало врачей, но общество и казна не были готовы соответствующим образом вознаграждать их труд. На 128 миллионов населения в конце XIX века имелось только 20 тысяч медиков. Через несколько лет на 10000 человек населения в России приходилось 1,6 врача, 1,7 фельдшера, 1,7 акушера и повивальной бабки. В сельской местности 1 врач приходился на 26 тыс. человек. Простой народ часто обходился пусканием крови в банях и цирюльнях, и лечился травами.
Качество услуг было низким, даже такие светила медицины, как профессор Владимир Бехтерев (бравший те же пять рублей за консультацию), работали поточным методом, принимая в день, после лекций и практических занятий, по нескольку десятков пациентов. Вересаев описывает следующую сцену:
«Наконец вошли в кабинет. Приземистый, сутулый человек, со втянутою в плечи головою, с длинными лохматыми волосами, падающими на лицо. Глаза смотрят недобро и с нетерпением.
— Что болит?
Жена стала рассказывать о своей болезни. Он прервал, провел рукою по ее спине, нажимая пальцем на позвоночный столб, и спрашивал: «Больно?» Потом, не расстегивая шёлковой кофточки, приложил стетоскоп к груди жены, бегло выслушал и сел писать рецепт.
— Будете принимать три раза в день по столовой ложке и берите каждый день тёплые ванны. Когда кончите лекарство, придите снова, только не забудьте взять с собою рецепт.
Я взглянул на рецепт: Infus. Valerianae, Natrii bromati...
— Господин профессор! Жена всех этих валерианок и бромистых натров приняла уже чуть не пуды!
Профессор раздражённо ответил:
— Медицина для вас новых средств выдумать не может.
Я вручил ему пятирублевый золотой и пошёл с женою вон.
Он вдогонку ещё раз напомнил, чтобы в следующий раз мы не забыли взять с собою рецепт.
Жена, выйдя на крыльцо, горько разрыдалась. Я был поражён: вот так исследование! Профессор ни о чем жену не спросил, не спросил даже, замужем ли она, есть ли дети, какими раньше страдала болезнями. Даже фамилии не спросил и не записал. Стало понятно, почему он так настойчиво напоминал, чтобы в следующий раз принести рецепт, — иначе бы он не знал, что прописал и что прописать».
Что уж говорить о качестве услуг в сельской местности, где земские врачи порой не имели самых необходимых лекарств и препаратов. Их ужасающие будни хорошо описал Михаил Булгаков (сам медик по профессии) в «Записках юного врача».
В начале XX века в России стремительно рос интерес к собственному здоровью — люди начали активно заниматься спортом, открывались санатории, распространялись последние достижения медицины — газеты кишели объявлениями о продаже противозачаточных средств. Спрос на медицинские услуги удовлетворяли не только знахарки, о которых пишет Булгаков, но и дантисты, для работы которыми не требовалось диплома, а достаточно было пройти три года ученичества и сдать экзамен. «Фальшивые зубы», как это тогда называлось, широко входили в моду. Как пишут историки медицины, в 1900 г. в Петербурге практиковало 693 зубных врача, в т.ч. и 16 женщин. В 1898 г. только на Невском проспекте устроили себе кабинеты 59 дантистов. Услуги личного зубного врача за 1910 год обошлись царю Николаю II в 1327 руб. 25 копеек.
