CC BY
82Российско-американские
отношения в первой четверти XXI века
От избирательного сотрудничества к ограниченной конфронтации?
Эдуард Соловьёв
В сентябре 2015 г. в Нью-Йорке на мероприятиях, связанных с проведением Генассамблеи ООН, произошла первая за два года личная встреча президентов России В. В. Путина и США Б. Обамы. Поскольку в силу ряда политических причин до последнего момента было неясно, удастся ли в принципе осуществить этот мини-саммит двух лидеров, сам факт его проведения на фоне глубокого кризиса во взаимоотношениях сторон дал ряду отечественных авторов повод для разговоров о том, что в отношениях России и США может начаться новый этап и стороны демонстрируют готовность к поиску компромиссов. Подобные выводы, однако, представляются не просто преждевременными, но и в целом чересчур оптимистичными. Похолодание в отношениях США и России по-прежнему выглядит глубоким, продолжительным и во многих отношениях беспрецедентным со времён биполярного противостояния. И тому есть несколько причин.
Если попытаться окинуть мысленным взором пройденный современной Россией путь эволюции её
внешней политики, то легко обнаруживается определённая закономерность, или, точнее, цикличность, в её
СОЛОВЬЁВ Эдуард Геннадьевич - кандидат политических наук, заведующий сектором Института мировой экономики и международных отношений им. Е. М. Примакова РАН. E-mail: solovyev@imemo.ru
Ключевые слова: Россия, США, российско-американские отношения, украинский кризис, сирийский кризис.
отношениях с Соединёнными Штатами. Два совершенно разных в личностном и поведенческом плане президента (Б. Ельцин и В. Путин) [1], совершенно разные внутри- и внешнеполитические контексты их функционирования, а основные тренды в эволюции отношений России с США весьма схожи.
На первом этапе первого срока президентства и Ельцин и Путин предпринимали серьёзные усилия для максимального сближения сторон, формирования некоего «привилегированного партнёрства», а то и союзничества наших стран. Однако фаза «стремительного сближения» быстро сходила на нет. Россия рассматривалась Вашингтоном как побеждённая страна, а не партнёр по переговорам и не участник сделки.
После этого и ввиду очевидного несовпадения национальных интересов сторон, в частности на постсоветском пространстве, наступал период «двухплоскостной» внешней политики России. На декларативном уровне Москва имитировала политику глобального оппонента, своего рода «неугрожающего противовеса» Соединённым Штатам, а в реальности она продолжала действовать в качестве американского партнёра, пусть и более самостоятельного, чем, скажем, Великобритания. Подобного рода характеристики официальной российской политики позволили даже заговорить о возникновении феномена «русского голлизма». Постепенно, однако, многовекторность политиче-
ских ориентаций (всевозможные треугольники и иные политические конфигурации вроде Москва - Дели -Пекин), жёсткая риторика и игра в политическую самостоятельность эволюционировали из фигуры речи и одного из элементов (причём отнюдь не основного) политического дискурса в реальную трансформацию политического курса. А заканчивалось всё и вовсе достаточно скандальными, воинственными или весьма жёсткими заявлениями (символические образы - Б. Ельцин в окружении генералов у карты Косова в период косовского кризиса 1999 г. или В. Путин на конференции в Мюнхене в 2007 г.) и глубокой неудовлетворённостью отечественного политического класса «беспринципным» и «наглым» поведением американского истеблишмента.
Каждый из американских президентов также, в принципе, руководствовался благими намерениями. Б. Клинтон поддерживал хрупкую ещё российскую демократию и лично первого российского президента Б. Ельцина; Дж. Буш-мл. живо откликнулся на предложение В. Путина о совместной антитеррористической международной повестке и неоднократно подчёркивал, что холодная война осталась в прошлом; Б. Обама инициировал так называемую перезагрузку. Но во всех трёх случаях вторые президентские сроки заканчивались на фоне серьёзных осложнений в отношениях с Российской Федерацией [2].
1 Богатуров А. Д. Пять синдромов Ельцина и пять образов Путина (Ретроспектива личностной дипломатии в России) // Pro et Contra. 2001. № 1-2.
2 Stent A. The Limits of Partnership. US - Russian Relations in the Twenty-first Century. Princeton, Oxford, 2015.
Первые попытки построения партнёрских отношений с Россией были предприняты Б. Клинтоном и, с американской точки зрения, принесли определённые плоды, но вызвали существенные разочарования в Москве. Проблема в том, что у сторон были разные ожидания от развивающегося сотрудничества и они по-разному представляли саму модель российско-американских взаимоотношений. Российская элита отчасти по внутриполитическим соображениям категорически отрицала сам факт поражения в холодной войне, пытаясь представить события конца 80-х - начала 90-х годов XX в. как пример игры с ненулевой суммой (win-win game), а крах СССР - исключительно как результат внутренней трансформации, развития демократического движения. На этом основании Москва делала упор на ожидаемую «демократическую солидарность» стран Запада с молодой российской демократией, выступала за равноправное сотрудничество по широкому кругу международных проблем и даже претендовала на участие России в выработке новых правил игры в мировой политике. Однако так уж исторически сложилось (во всяком случае, в период после окончания Второй мировой войны), что США не знали в последние десятилетия равных партнёрств. Партнёрство в американском понимании - это всегда отношения ведущего (Вашингтон) и ведомого. И никак иначе. Ну и, кроме того, у администрации Б. Клинтона отсутствовала внятная инклюзивная, включающая стратегия в отношении России. Россия по-прежнему оставалась вне трансатлантических институтов и структур без шансов на участие в их работе. Россию держали
в стороне настолько далеко, насколько это было необходимо для того, чтобы она не могла активно воздействовать на процессы подключения стран Восточной Европы к евро-атлантическим институтам, но одновременно не чувствовала бы себя полностью изолированной от протекающих в Европе процессов. Институциональное включение было подменено личными связями, ставкой на фигуру «могучего демократа» Б. Ельцина. Расширение НАТО на восток существенно охладило энтузиазм российских элит относительно перспектив «равноправного» партнёрства со странами Запада. В результате очередное обострение ситуации на Балканах вокруг Косово вылилось в 1999 г. в полноценный кризис в российско-американских отношениях.
Следующая попытка перенастройки отношений была предпринята после трагических событий 11 сентября 2001 г. и выявила ещё более разительные отличия в ожиданиях сторон.
Инициировавший сближение с США президент России В. В. Путин полагал, что взаимодействие с Дж. Бу-шем-мл., поддержка со стороны Москвы усилий США в Афганистане и содействие созданию американских баз в Центральной Азии приведут к формированию стратегического партнёрства, к признанию особых интересов России на постсоветском пространстве (сферы влияния, по выражению американских аналитиков) и к изменению отношения к Москве как к равному партнёру, интересы которого необходимо учитывать при проведении Вашингтоном собственной политической линии. Эти ожидания оказались явно завышенными и привели к серьёзному провалу в россий-
ско-американских отношениях в период с 2003 по 2008 г., когда интересы сторон в области безопасности (судьба договора по ПРО и перспективы переговоров по ядерному разоружению), в сфере мировой и региональной политики (поддержание американцами геополитического плюрализма на постсоветском пространстве, противодействие любым интеграционным проектам Москвы) и в рамках политических процессов на постсоветском пространстве (поддержка Вашингтоном так называемых «цветных революций»), очевидно, расходились всё дальше.
Более того, стремление администрации Дж. Буша-мл. компенсировать свои внешнеполитические неудачи на Ближнем Востоке успехами в «распространении демократии» на постсоветском пространстве за счёт быстрого подключения к НАТО Украины и Грузии, переживших «цветные революции», и вовсе привела к новому глубочайшему кризису в российско-американских отношениях, следствием которого стала августовская война в Южной Осетии (2008 г.).
Ещё одна попытка улучшения отношений была связана с политикой «перезагрузки», инициированной администрацией Б. Обамы (2009 г.). Американская администрация предполагала наладить более тесное взаимодействие с Россией по вопросам, принципиальным для американской внешней политики и политики безопасности, в том числе по Афганистану, Ирану, а затем и Ливии, а также возобновить работу над договором о сокращении стратегических ядерных вооружений. При этом «перезагрузка» сохраняла за Вашингтоном свободу рук во взаимодействии с российской оппозицией (dual
track approach), а также в чувствительных для россиян сферах мировой политики и безопасности.
Так, американская администрация продемонстрировала явную неготовность принять на себя обязательства по ограничению технических параметров развития противоракетной обороны, по неразмещению военных систем в космическом пространстве, по ограничению характеристик наиболее перспективных и дестабилизирующих неядерных систем вооружений, например, так называемого «быстрого глобального удара» (prompt global strike).
Первоначальный относительный успех «перезагрузки» был связан прежде всего с ослаблением внимания американской администрации к постсоветскому пространству и с отказом от прямой увязки американской политики в отношении России с внутриполитическими процессами в нашей стране. Как только Вашингтон снова стал уделять постсоветскому пространству существенное внимание (достаточно вспомнить заявление Х. Клинтон в декабре 2011 г. о недопустимости любых форм экономической интеграции постсоветского пространства при лидирующей роли России) и начал жёстко указывать на несоответствие политических (прежде всего избирательных) процессов в России демократическим стандартам, «перезагрузочная» риторика с обеих сторон быстро сошла на нет.
В России «перезагрузка» рассматривалась как коррекция явно ошибочного и заводящего отношения в тупик курса предыдущей республиканской администрации. Однако довольно быстро стала очевидна явная неадекватность подобной интерпретации - на фоне упорного продолжения строи-
тельства новой, даже более эффективной, чем ранее, системы ПРО и активной политики Вашингтона по поддержке процессов «смены режимов» в Ливии, Сирии и вообще на Ближнем Востоке. Кроме того, ставки во взаимоотношениях снова оказались чрезмерно персонализированными. Администрация Б. Обамы слишком явно связывала прогресс в отношениях сторон с более молодым, демократичным и гибким Д. А. Медведевым.
Возвращение В. Путина в Кремль было встречено в Вашингтоне с настороженностью. Личные связи между президентами не сложились, причём настолько, что в Вашингтоне несколько дней размышляли, стоит ли поздравлять В. Путина с победой на президентских выборах. Старая разоруженческая повестка дня в отношениях США и России во многом оказалась исчерпанной после подписания СНВ-3. Очевидно, не совпадали подходы России и США к решению таких проблем, как иранская, сирийская, как ситуация на Ближнем Востоке в целом. Труднопреодолимые противоречия характеризовали дискуссии сторон по проблематике ПРО. Ну а череда не прогнозировавшихся ранее испытаний (прежде всего дело Э. Сноудена) и кризис вокруг Украины привели отношения России и США к такому уровню, который можно сравнить с самыми мрачными периодами истории.
Анализируя причины системных сложностей в российско-американских отношениях, необходимо отметить, что политические расхождения и реальные геополитические
противоречия сторон слабо компенсируются иными факторами (экономическими, институциональными). Российско-американские отношения всё ещё непропорционально зависят от качества отношений между лидерами стран.
Стороны слишком по-разному понимают взаимовыгодное партнёрство. Партнёрство в американском понимании - это всегда исключительно лидерство Вашингтона.
На протяжении десятилетий после окончания Второй мировой войны и формирования послевоенного (Ял-тинско-Потсдамского) миропорядка Соединённые Штаты обладали одним чрезвычайно важным достоинством. Американская элита умела интегрировать поверженных противников (и вообще бывших недругов) в создаваемые институты и вовлекать их в создание международных режимов, в конечном счёте работавших на долговременные интересы США. Достаточно вспомнить, что все основные международные институты послевоенного времени (от ООН до НАТО) формировались при самом активном и деятельном участии американской дипломатии и правящего класса.
Генри Киссинджер не случайно начинает свою последнюю книгу с афористичного ответа Г. Трумэна на вопрос о том, какими достижениями своего президентства он больше всего гордится. «Тем, что мы целиком и полностью разгромили наших врагов, а затем вернули их обратно в сообщество наций. Мне приятно думать, что только Америке удалось подобное», - подчеркнул Трумэн [3, с. 9].
3 Киссинджер Г. Мировой порядок. М., 2015.
Парадокс периода времени, именуемого этапом неоспоримого американского лидерства и однополярного мира, состоит как раз в том, что элита единственной сверхдерджавы постепенно утрачивала эту способность. У США явно отсутствовала и отсутствует стратегия в отношении России. Россию и российскую элиту не собирались или не смогли (тут есть разные точки зрения) интегрировать в западные институты. Тем более нет никаких перспектив для этого в современных обстоятельствах.
Основные темы обсуждения в повестке дня российско-американских отношений по-прежнему связаны с проблемами стратегической стабильности и безопасности: контроль над вооружениями, нераспространение, ПРО. Многие из этих вопросов унаследованы от эпохи холодной войны. По многим проблемам не только позиции, но и подходы двух стран серьёзно расходятся. Появляются и новые геополитические раздражители в двусторонних отношениях: ситуация в Сирии, конкуренция на постсоветском пространстве, кризис на Украине. При отсутствии реальной экономической взаимозависимости сторон (в отличие от американо-китайских отношений, например) именно российский вектор американской внешней политики неизбежно оказывается в США в числе наиболее уязвимых для жёсткой внутренней критики. То же самое применимо и к положению в России, где антиамериканизм политически функционален, обладает очевидной мобилизующей способностью.
Избирательное партнёрство, в рамках которого развивались взаимоотношения США и России в по-
следние годы, на практике означало, что Москва и Вашингтон преследовали свои цели, а траектории их внешнеполитических курсов расходились всё сильнее.
В последние годы помимо политических и геополитических разногласий в Москве и Вашингтоне всё в большей степени проявляются глубокие мировоззренческие различия, разница в философии истории и в восприятии текущих политических процессов. Эти отличия особенно наглядно проявились на фоне событий так называемой «арабской весны».
С точки зрения американского политического истеблишмента и большинства экспертного сообщества, «арабская весна» - это часть большой волны демократизации, возможно, даже некий (пусть и более кровавый по исполнению) аналог того, что происходило в Восточной Европе в 1989 г. Она даёт возможность развиться демократическим процессам, формированию «подотчётных народам эффективных правительств», которые будут стремиться к «конструктивной роли» на мировой арене, а их поведение будет больше соответствовать американским представлениям о разумной внешней и рациональной внутренней политике. Нет нужды объяснять, что большинство политического класса и экспертного сообщества в России смотрит на «арабскую весну» совсем по-другому, воспринимая её как неконтролируемый процесс перемен с неясным результатом и уже очевидными ныне негативными последствиями (радикализация и распространение исламистских движений, дестабилизация стран региона
и т. д.). Нельзя сказать, что российские подходы нелогичны или некорректны, скорее наоборот - они основаны на собственном трудном опыте перемен и осознании того факта, что транзиты совсем не обязательно могут быть демократическими. Но надо признать, что это принципиально иное, гораздо более консервативное и проникнутое духом пессимизма, отличное от доминирующего американского видение мировых процессов и проблем.
Но апофеозом расхождения российских и американских интересов оказались, конечно, события на постсоветском пространстве.
Для США события в Закавказье (август 2008 г.) и на Украине (2014 г.) стали примером дестабилизации ситуации в важном для них регионе мира в результате не прогнозировавшихся внесистемных действий возрождающей свой военный потенциал и политическое влияние региональной державы (России.) Отсюда практически однозначное осуждение американской элитой «агрессивных действий» России по изменению сложившегося баланса сил.
До кризисов в Закавказье и на Украине позиция Москвы американским политическим классом вообще не воспринималась всерьёз. «Оранжевый триумфализм» на Западе, последовавший за сменами режимов в Грузии и на Украине, рассматривал падение влияния России на постсоветском пространстве как необратимое. Этому способствовали и особенности политического поведения российской элиты на рубеже XX-XXI вв.
В сложившейся в 90-х годах системе политических координат Россия неоднократно обозначала некие
красные линии, за которые ни при каких обстоятельствах не должны были заступать оппоненты, но не имела ни ресурсов, ни политической воли для реального противодействия не устраивавшим её политических лидеров решениям оппонентов. В самый критический момент, после лавины угроз и жёстких заявлений, российское руководство действовало по хорошо просчитываемому алгоритму «ответственного поведения», т. е., по сути дела, не реагировало никак. Поэтому все красные линии, которые Москва время от времени прочерчивала на политической карте мира, вашингтонскими стратегами попросту игнорировались. Кроме того, в США справедливо полагали, что российское руководство последовательно проводит на постсоветском пространстве политику «поддержания статус-кво», тем самым минимальными средствами добиваясь сохранения собственной территориальной целостности, а также доминирования над энергетическими ресурсами на постсоветской территории. И слишком серьёзно вложилось в идею вестернизации и модернизации страны при поддержке стран Запада. Тем неожиданнее оказалась действительно жёсткая, последовательная, бескомпромиссная и абсолютно самостоятельная (без всяких оглядок на «внешний мир») реакция официальной Москвы на поведение американского «клиента» в Закавказье (август 2008 г.) и на переворот (к тому же ещё и нарушающий подписанные президентом В. Януковичем с оппозицией соглашения от 21 февраля 2014 г., гарантированные министрами иностранных дел Франции, Германии и Польши) в Киеве.
По упрощённым представлениям об упадке России и бесхребетности её правящей элиты был нанесён сокрушительный удар. И они сменились другими, не менее одномерными и упрощёнными. Аналитики хором заговорили о том, что Москва якобы выступает против складывающегося не в её пользу глобального статус-кво, стремясь вернуть утерянные после распада Советского Союза геополитические позиции. Россия стала рассматриваться чуть ли не в качестве ревизионистской державы № 1 в мире.
Возникшее противостояние носит отнюдь не ситуативный характер. Оно системно по своей сути и может оказаться достаточно продолжительным по времени. Дело в том, что с момента окончания холодной войны и до сегодняшнего дня Соединёнными Штатами формировались правила игры в мировой политике, определялись границы допустимого в международной практике, осуществлялись регулирующие действия в отношении стран, которые уклоняются от следования новым нормам и правилам поведения.
Способность навязать другим комфортные для лидера правила игры и возможность по ходу дела поменять либо реинтерпретировать эти правила выступают функциональным эквивалентом «права сильного» и являются частью того, что принято ныне называть «программирующим лидерством» США в современном мире. Россия со своим независимым внешнеполитическим курсом и с собственной внешнеполитической стратегией воспринимается в этом контексте как главная «ревизионистская» держава, бросающая
открытый вызов мировому лидеру и к тому же подающая «плохой пример» игнорирования поддерживаемых Вашингтоном правил игры и сложившихся в начале XXI в. геополитических реалий другим потенциальным ревизионистам (прежде всего Китаю).
Своими вызывающе несистемными действиями в Крыму и на Украине Москва фактически поставила под вопрос способность Вашингтона как мирового лидера добиваться поставленных целей и поддерживать нормы и принципы сложившегося после 1991 г. миропорядка. Поэтому, с точки зрения вашингтонских стратегов, своеволие Москвы необходимо решительно пресекать. В противном случае позиции США могут пошатнуться уже в глобальном масштабе. Поворот к сдерживанию России в рамках подобного восприятия ситуации неизбежен и носит долговременный характер.
В последнее время на Западе много говорится о нерациональном поведении Москвы, о том, что В. В. Путиным окончательно разрушено доверие во взаимоотношениях с западными лидерами и т. п. Но взаимное доверие было существенно подорвано, или, точнее, так и не было установлено, гораздо раньше. Причина тому - неспособность Запада выстраивать на равных диалог с Россией. Пусть и небесспорные, аморфные и недостаточно обоснованные в содержательном плане (с западной точки зрения) предложения российского руководства, направленные на развитие взаимовыгодного и равноправного сотрудничества (типа единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока, напри-
мер), последовательно игнорировались. Хуже того, ни европейцы, ни американцы не предлагали ничего взамен. В то же время страны российского ближнего зарубежья всё активнее вовлекались в различные форматы сотрудничества со странами Запада. НАТО двигалась к российским границам. Доверия это прибавить никак не могло. Если взаимовыгодное экономическое сотрудничество так или иначе пробивало себе в последние годы дорогу, то в политическом плане не существовало никаких общих проектов или даже их набросков, которые позволяли бы рассматривать Украину и другие страны постсоветского пространства в качестве моста между Россией и Западом, а не буферной зоны. Более того, никто в Вашингтоне (здесь присутствует бипартийный консенсус в отношении данной позиции) не собирается отказываться от озвученной ещё в середине 90-х годов концепции поддержания геополитического плюрализма на постсоветском пространстве. И это, к сожалению, делает практически невозможным (во всяком случае, на данный момент) превращение «игры с нулевой суммой» вокруг Украины во что-то более конструктивное (в некий сценарий игры с «ненулевой суммой»), крайне затрудняет поиск баланса интересов между Россией и Западом.
Постсоветское пространство, прежде всего Украина, на протяжении длительного времени будет генерировать противоречия в отношениях между странами. Американские эксперты и представители политического истеблишмента в массе своей слишком серьёзно воспринимают утверждение З. Бжезин-ского о том, что Россия может возро-
дить свой державный потенциал, «имперский статус» только через подчинение Украины, и потому сфокусировались на недопущении здесь любых интеграционных поползновений Москвы.
Россия анонсировала интеграционные проекты и наглядно провела красные линии, которые она не намерена уступать.
Позиции России и США расходятся настолько, что сторонам весьма сложно нащупать путь к компромиссу, позволяющему обеим сторонам сохранить лицо. В Москве явно недооценили стремления США ограничить претензии Российской Федерации на региональную гегемонию. Кроме того, из поля зрения выпал основной вектор эволюции политики США при Б. Обаме - от вызванного глобальным финансово-экономическим кризисом первоначального реалистического импульса, направленного на выстраивание стратегических партнёрств с ведущими центрами силы в мире, к консолидации вокруг Вашингтона союзников в Европе и Азии при ужесточении политики в отношении наиболее вероятных ревизионистских держав (России и Китая.)
Российско-американские отношения вступили в пору длительной нестабильности. Ограниченное взаимодействие по конкретным вопросам может продолжаться, но рассуждения о возможности новой «перезагрузки» надолго утрачивают актуальность.
Было бы упрощением сводить всё к украинскому кризису.
Налицо серьёзное несовпадение интересов двух стран по очень широкому спектру мировых и региональных проблем. Конфликт носит прин-
ципиальный характер и касается фундаментальных представлений о состоянии и перспективах развития международных отношений, об основах нового мирового порядка. Отношения можно строить и при расходящихся интересах. Трудность
в том, что официально артикулированные интересы США и России не только расходятся, а в ряде сфер сталкиваются, что не просто усиливает конкуренцию, но и привносит элементы противостояния в двусторонние отношения.
Противостояние постепенно набирает обороты и приобретает инерцию. Многие исследователи сравнивают складывающуюся ныне ситуацию с эпохой холодной войны или даже утверждают, что новая холодная война уже началась [4]. Проблема в том, что на излёте прежней холодной войны в 70-х -80-х годах XX в. существовали определённые правила игры, и каждая из сторон была вынуждена (самой логикой биполярного противостояния и возможностью взаимного уничтожения) принять их, понимая пределы дозволенного в поведении на международной арене. Сейчас, когда однополярный мир явно подвергается эрозии, а контуры полицентричного миропорядка ещё только начинают просматриваться на мировом политическом горизонте, основным акторам приходится действовать практически методом проб и ошибок, опираясь на собственные (далеко не всегда адекватные) представления о мотивах и целях другой стороны. Так что если США и Россия вступят в новую холодную войну, произойдёт откат не к 1985 г., а к 1947 г. Миропорядок, «установленный и провозглашённый универсальными западными странами» в конце XX в., оказался ныне на переломном этапе. Четверть века политических и экономических кризисов, разразившихся в результате или под непосредственным влиянием рекомендаций и действий Запада, ставят под большое сомнение оптимистичные предположения о том, что распространение принципов демократии, новой версии прав человека и свободного рынка автоматически создаст справедливый, безопасный, процветающий и, главное, устраивающий всех мир [3, с. 472-473; 5].
Стабилизирующим элементом в данных обстоятельствах могло бы стать наличие разделяемых обеими сторонами представлений о неких общих угрозах. В этом контексте развитие ситуации вокруг Сирии уже в ближайшее время позволит понять, насколько представление об угрозе в лице ИГИЛ может способствовать преодолению чудовищного разрыва интересов сторон и предотвратить скатывание к полномасштабной конфронтации.
4 Costs of the New Cold War. The US-Russia Confrontation over Ukraine./ Ed. by P. Saunders. Washington: Center for the National Interest, 2014; Legvold R. Managing the new cold war // URL: http:// www.foreignaffairs.com/articles/141537/robert-legvold/managing-the-new-cold-war; Saunders P. Seven Ways a New Cold War with Russia Will Be Different // URL: http://www.nationalinterest.org/feature/ seven-ways-new-cold-war-russia-will-be-differentt-10439; Friedman G. Ukraine and the «Little Cold War» // URL: http://www.stratfor.com/weekly/ukraine-and-little-cold-war; Cohen S. F. The new cold war and the necessity in patriotic heresy // URL: http://www.thenation.com/article/180942/new-cold-war-and-necessity-patriotic-heresy
5 BrzezinskiZ. Strategic Vision: America and the Crisis of Global Power. N. Y., 2012.
«Если посмотреть глубже, интересы России, США, Европы, Ирана, Саудовской Аравии, Китая и Индии в данном случае во многом совпадают. Всем им угрожает один и тот же враг. Все они согласны с тем, что ИГ нужно разгромить, и расходятся лишь в том, как это сделать» [6].
Вопрос в том, не перевесят ли для администрации Б. Обамы предвыборные и иные политически конъюнктурные соображения значимость стратегически оправданных действий по обеспечению сотрудничества с Россией в решении застарелой сирийской проблемы. Ждать ответа осталось недолго.
6 TreninD. Like It or Not, America and Russia Need to Cooperate in Syria // URL: http://www. nationalinterest.org/feature/it-or-not-america-russia-need-cooperate-syria-13863
Библиография • References
Богатуров А. Д. Пять синдромов Ельцина и пять образов Путина (Ретроспектива личностной дипломатии в России) // Pro et Contra, 2001. № 1-2. [Bogaturov A. D. Pjat' sindromov El'cina i pjat' obrazov Putina (Retrospektiva lichnostnoj
diplomatii v Rossii)) // Pro et Contra, 2001. № 1-2] Киссинджер Г. Мировой порядок. М., 2015 [Kissindzher G. Mirovoj porjadok. M., 2015]
BrzezinskiZ. Strategic Vision: America and the Crisis of Global Power. N. Y., 2012. Cohen S. F. The new cold war and the necessity in patriotic heresy // URL: http://www.
thenation.com/article/180942/new-cold-war-and-necessity-patriotic-heresy Costs of the New Cold War. The US-Russia Confrontation over Ukraine/ Ed. by P. Saunders.
Washington: Center for the National Interest, 2014/ Friedman G. Ukraine and the «Little Cold War» // URL: http://www.stratfor.com/weekly/
ukraine-and-little-cold-war Legvold R. Managing the new cold war // URL: http://www.foreignaffairs.com/
articles/141537/robert-legvold/managing-the-new-cold-war Saunders P. Seven Ways a New Cold War with Russia Will Be Different // URL: http:// www.nationalinterest.org/feature/seven-ways-new-cold-war-russia-will-be-differentt-10439
StentA. The Limits of Partnership. US - Russian Relations in the Twenty-first Century.
Princeton, Oxford, 2015. TreninD. Like It or Not, America and Russia Need to Cooperate in Syria // URL: http:// www.nationalinterest.org/feature/it-or-not-america-russia-need-cooperate-syria-13863
