CC BY
18
УДК 323
РОССИЙСКИЙ ПУТЬ К ПОЛИТИЧЕСКОЙ УСТОЙЧИВОСТИ И СБАЛАНСИРОВАННОСТИ: ПЕРСПЕКТИВЫ И РИСКИ
А. В. Понеделков, А. М. Старостин, Л. Г. Швец
Южно-Российский институт управления — филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, ул. Пушкинская, 70/54, г. Ростов-на-Дону, 344002, Россия
В статье анализируются методологические и аксиологические аспекты концепции устойчивого социального развития применительно к современной России. Выделяется центральное противоречие устойчивости, связанное с тем, что инновационное развитие, на путь которого вступает Россия, отличается серьезной неустойчивостью, рисками и усиливает конкурентные начала в глобальном взаимодействии России с развитыми странами, что требует серьезной перестройки взглядов на стратегию и эффективность политической системы. Авторы подчеркивают значимость сбалансированной взаимосвязи принципов иерархии и полиархии, централизации и децентрализации в развитии российской политической системы. Ныне такой оптимальной модели взаимосвязи пока не выработано, что требует изменения базисных социально-политических ценностей в социальном проектировании и управлении. Высказывается ряд рекомендаций политиче^ого, социального, управленческого характера, которые могут способствовать формированию элементов полиар-хической политической системы, дополняющей выстроенную в стране «вертикаль власти» горизонтальными сегментами («горизонталь власти»).
Ключевые слова: устойчивое развитие, инновационный путь развития, иерархия, по-лиархия, русская модель управления, электронная демократия, элиты, цивилизационный код.
В суждениях о поиске моделей устойчивого развития социальной системы, столь распространенных ныне, есть ряд аспектов, которые в первую очередь требуют прояснения. Остановимся на них.
Прежде всего, это методологический аспект, репрезентирующий контекстуальные, смысловые стороны, из которых вытекают инструментальные подходы. Подход, связанный с устойчивым развитием в каноническом звучании, сформировался в конце 1980-х — начале 1990-х гг. применительно к глобальной (мировой) цивилизации, и его внедрение фокусировалось первоначально на выстраивании сбалансированной системы отношений «глобальное сообщество — окружающая среда». Спустя 10 лет, анализируя на Всемирном саммите по устойчивому развитию (Йоханнесбург, 2002) опыт выполнения принятых решений по части перехода мирового сообщества к устойчивому развитию, Генеральный секретарь ООН К. Аннан признал, что слово «устойчивость» превратилось скорее в заклинание, чем в призыв к действию (приводится по: Ашин и др., 2013). В этом чувствуется серьезное разочарование в результатах, поскольку идеология устойчивого развития получила свою собственную интерпретацию
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2016
в странах развивающейся части мира и в развитых странах, столкнувшись с непримиримостью позиций этих групп стран, поскольку идеология устойчивости закладывалась как стратегия унифицированного и стандартизированного глобального развития, не учитывающая полицентричные цивилизационные реалии.
Поэтому одновременно проявилась тенденция переноса корректируемой идеологии устойчивого развития на макрорегиональный и на национальный уровень, где в соответствующую проблематику стали включаться экономические, политические, социальные сегменты, имеющие не только разную степень продвинутости с позиций западных стандартов развитости, но и собственные приоритеты. Устойчивое развитие приобрело неканонический вид и порой выступает как метафора управляемого (сбалансированного) развития социума, минующего кризисные ситуации и фазы.
В современном прочтении каноническая трактовка звучит так: «Устойчивое развитие — такое общественное развитие, при котором не разрушается его природная основа, создаваемые условия жизни не влекут деградации человека и социально-деструктивные процессы не развиваются до масштабов, угрожающих безопасности общества» (Данилов-Данильян, 2006, с. 925).
В рамки такой, по сути, инерционной модели устойчивого развития укладываются поиски эффективного государственного управления и его критериев.
В частности, в конце 1990-х — начале 2000-х гг. нами была разработана модель, где маршрут эффективного развития общества и государства прокладывался в формате коридора эффективности, нижняя граница которого определяется предельно-критическими показателями развития (ПКПР) (Г. В. Осипов, В. В. Локосов), а верхняя — дифференцированными показателями индекса развития человеческого потенциала (ИРЧП), присущими группе развитых государств. В таком случае «неустойчивость тесно связана с неэффективностью и обусловлена двояким образом: дисгармонией интересов элит и общества, с одной стороны, и рассогласованием управленческих воздействий с граничными требованиями внешней среды и ресурсов — с другой» (Устойчивое развитие..., 2003, с. 64).
В современном расширенном прочтении устойчивое развитие почти полностью интерпретируется в рамках системно-синергетической методологии и структурно-функциональной трактовки социальной системы. И здесь есть ряд проблем, основная из которых, на наш взгляд, связана с сопряжением управления стабильным состоянием социальной системы и управления ее развитием. Не случайно именно эта проблематика наиболее интенсивно обсуждается и в академических кругах, и в кругах, занятых социально-политическим и социально-экономическим проектированием и управлением. Речь при этом идет о предупреждении кризисных ситуаций и выходе из них, а также о генерировании социально-инновационных подходов и стратегий, которые позволили бы перейти вначале от неустойчивого развития к устойчивому, а затем — к опережающему (Глазьев, Локосов, 2012, с. 587-604; Глазьев, 2010).
Еще один аспект, который начинает преобладать в социально-гуманитарных и экономических исследованиях глобального и регионального развития с 2010-х гг., — турбулентность, нестационарность, неустойчивость, рискоген-
_ 53
ПОЛИТЭКС. 2016. Том 12, № 1
ность социального развития. Именно в первое десятилетие XXI в. эти параметры оказались на виду. Обнаружилась не только неравномерность социально-экономического развития, ведущая к быстрому изменению пропорций в удельном весе наиболее крупных игроков глобальной экономики (США, ЕЭС, Китай, Япония и страны БРИКС), но и появление новых динамичных и радикальных политических игроков (исламский радикализм).
В этих обстоятельствах начинает разворачиваться борьба не столько за стабилизацию существующих компонентов развития, часть которых работает неподконтрольно, по собственным ценностным установкам и программным целям, сколько за опережающее, ускоренное и углубленное развитие, в результате которого удается занять более выигрышные социально-экономические и политико-управленческие позиции в глобальном сообществе. Речь идет уже не о количественном опережающем росте, а о качественном, инновационном развитии. При этом целый ряд экономических и технологических параметров не только не растет, но и начинает сокращаться. Например, некоторая часть государств частично переходит с траектории высокоиндустриального развития на траекторию информационного и когнитивного развития.
Именно поэтому от стремления 1980-1990-х гг найти модель устойчивого развития в рамках параметров развития высокоиндустриального (труд — капитал — ресурсы) в начале 2000-х гг. происходит переход к формированию основных параметров инновационного развития (человеческий капитал — инновационно-технологический капитал — капитал макроэкономического и информационного влияния).
По сути, инновационная модель является глубоко неустойчивой и востре-бующей иные модели социальных отношений и социального (включая политическое) управления. В связи с этим в начале XXI в. и среди интеллектуалов, и среди политиков развернулись интенсивные поиски модели «гибкой власти», «умной власти», «когнитивной власти»1.
Своеобразным итогом этих поисков стала книга Джозефа С. Ная «Будущее власти. Как стратегия умной силы меняет XXI век» (Най, 2014), где он излагает концепцию «умной силы», сводящуюся к оптимальному (сбалансированному) сочетанию «твердой силы» и «мягкой силы», предостерегая от неких универсальных и однозначных формул власти как силы: «Умная сила — это сочетание твердой силы для понуждения и возмездия с мягкой силой в виде убеждения и притяжения» (Там же, с. 18).
С точки зрения балансировочного подхода к умной власти показательно также следующее суждение Дж. С. Ная: «Я сравнил сегодняшний политический контекст с трехуровневой игрой в шахматы, в которой военная сила в большей степени сосредоточена в руках Соединенных Штатов; межгосударственная экономическая сила распределена в духе многополярности между Соединенными
1 В 2009 г. Хилари Клинтон отметила: «Америка не в состоянии решать самые насущные проблемы в одиночку, но и мир не в состоянии их решать без Америки. Нам необходимо использовать то, что назвали "умной силой", полный набор инструментария, имеющегося в нашем распоряжении» (цит. по: Най, 2014, с. 11).
54 -
ЛОЯИЖЖС- 2016. Том 12, № 1
Штатами, ЕС, Японией и странами БРИКС, а сила по таким транснациональным вопросам, как изменение климата, преступность, террор и пандемические заболевания, очень сильно распылена. Оценка распыления ресурсов среди игроков варьирует в каждой области. Мир не является ни однополярным, ни многополярным, ни хаотичным — ему свойственны одновременно все эти три характеристики. Таким образом, умная великая стратегия должна быть в состоянии разобраться с очень разнообразным распределением силы по различным областям и понимать взаимные уступки по каждой из них» (Там же, с. 346-347).
Следовало бы также обратить внимание на то, что в обсуждаемой проблематике пока недостаточное внимание уделяется проблемам социального объекта, который в действительности выступает и как социальный субъект. Речь в данном случае идет о стратегиях, нацеленных на активацию процессов социальной самоорганизации. Именно эти факторы выступают и как дополнительный, и как основной (при надлежащих условиях) ресурс любых ипостасей развития: неустойчивого, устойчивого, опережающего, инновационного. При этом уровень и навыки самоорганизации могут быть отслежены и оценены в первую очередь по индикаторам социального самочувствия. А они, в свою очередь, характеризуют сформированность и уровни развития прежде всего базовых ценностей, установок, ориентиров.
Если конспективно говорить об этом аспекте применительно к современной России, то на устойчивость ее развития и мажорность социального самочувствия положительно влияют: повсеместная реализация принципа справедливости; наличие установок и поведенческих норм, в которых реализуются принципы солидарности и толерантности; создание равных возможностей для саморазвития и наличие путей их реализации; осознанное чувство державной причастности (доверия государству и его основным институтам); чувство защищенности и безопасности. Положительные сдвиги в названных самоощущениях и ценностях, обеспеченные целенаправленными действиями государства в социально-экономической, информационной, культурной политике, способны привести к положительным сдвигам в этой сфере. Верно и обратное: негативные сдвиги по указанным параметрам достаточно быстро приводят в зону турбулентности, конфликтов и к потере управления.
Однако нужно говорить не только о действиях существующей социально-политической системы, которая ныне неэффективна ни в субъектно-мотива-ционной сфере, ни в области объектного управления. Неэффективна прежде всего из-за избыточной бюрократизации и засилья административных методов и подходов. Для того чтобы задать основной вектор социально-политического развития, позволяющий достигнуть предпосылок устойчивости развития с учетом гражданской составляющей, необходимо перевести акценты в социально-политическом дискурсе от традиционных концептов «демократия», «гражданское общество», «бюрократия» и т. п. к концептам, характеризующим источники власти. Речь идет о перенесении внимания с концепции Р. Миллса и представителей элитарного взгляда на власть, где именно элиты выступают основным субъектом власти, на концепцию Р. Даля, где народ, общество выступает субъектом власти (Даль, 2010). Эту диспозицию удачно схватывает дилемма «иерархия» —
_ 55
ПОЛИТЭКС. 2016. Том 12, № 1
«полиархия». В политических системах это проявляется либо в избыточной концентрации власти в традиционных властных институтах, либо в распыленности власти в узлах социальных сетей, говоря современным языком.
Современный полиархический дискурс восходит к классическим работам по проблемам плюралистической демократии Д. Трумэна, Д. Рисмена, Р. Даля 1960-1970-х гг и их многолетней полемике с работами и взглядами ярких представителей модели властвующего класса и властвующей элиты Р. Миллса, Ф.Хантера (см. об этом: Ашин и др., 2013, с. 160-185).
Суть полемики, основанной на многоплановых эмпирических исследованиях, заключается во взглядах на структуру власти в США как в оплоте демократии: власть сконцентрирована в руках немногих (Р. Миллс) — или дисперсна, полиархична, сосредоточена во множестве центров власти, результирующая взаимодействий которых весьма отлична от импульсов, исходящих из каждого центра (Р. Даль)? Подробный анализ эволюции этого многолетнего спора представлен в нашей совместной с Г. К. Ашиным, известным советским и российским политическим философом, работе (Ашин и др., 2013, с. 160-185; Желтов, 2008, с. 435-437). Анализ многолетней дискуссии между плюралистами и их критиками показывает ее незаконченность, она развивается волнообразно, будучи ярко представлена, например, в работах одного из крупнейших современных элито-логов Д.Хигли (2006), который подчеркнул: «На национальном уровне во всех странах Европейского Союза признаками усиления элит является расширение аппаратов систем государственной безопасности, более тщательный контроль за массами, многочисленные акции против террористических ячеек и диаспор мигрантов... С одной стороны, кажется, что усиление "вертикальных" тенденций возвращает нас к более ранним стадиям развития демократии и обеспечивает более крепкое лидерство. С другой стороны, элементы, скрепляющие элиты и не позволяющие борьбе и разногласиям между ними дестабилизировать демократическую политику, оказываются ослабленными. Очевидно, что элиты и демократии, которыми они управляют, сталкиваются с ошеломительным калейдоскопом зловещих взаимосвязанных угроз» (Там же, с. 28-30). Эти суждения высказаны уже в рамках контекста однополярного мира, где современная демократия должна вписываться в «однополярный стандарт демократии», а глобальный контроль за этими процессами осуществляет глобальный же клуб развитых демократий (Семерка, Двадцатка и т. д.). Иными словами, национально-государственная форма демократии должна вписываться в глобальную иерархию демократий, что вызвало в не столь давнее время со стороны российской власти критическое отношение в виде выдвинутой концепции «суверенной демократии». Ныне на пути к подобным подходам находится ряд крупных стран ЕС (Англия, Франция, Испания и др.).
Тем не менее концепции полиархии Р. Даля и его современных последователей оказываются значимыми противовесами по отношению и к концепциям, и к практическим шагам, направленным на концентрацию и монополизацию власти.
Применительно к организационно-управленческим системам в таком случае можно говорить о вертикально интегрированных и горизонтально интегрирован-
56 -
ПОЛИтЭКС 2016. Том 12, № 1
ных системах. В идеале современное управление развивается по пути «уплощения», снижения уровня иерархизации.
По Р. Далю, полиархия как политический порядок отличается в самом общем виде двумя масштабными характеристиками: гражданские права представлены высокой долей взрослых, а сами эти права позволяют проявлять несогласие и путем голосования смещать высших должностных лиц в управлении. Полиар-хия может быть понята как продукт демократизации наций-государств, а также как система политического контроля (Даль, 1994, с. 39-40). В современных условиях переход к системам «электронного правительства», «электронной демократии» позволяет интенсивно продвигаться к режиму полиархии.
С учетом сказанного об устойчивом и неустойчивом развитии, в отношении современной России нужно говорить о сбалансированном развитии. И ключом к нему может стать перенос акцента в построении социально-политической системы с иерархии на полиархию.
Концепция полиархии может реализоваться постепенно, первоначально прежде всего за счет реального развития системы местного самоуправления, делегирования ей значительного пакета полномочий и ресурсов по развитию территорий и реализации социальных и культурных потребностей граждан, по поддержке малого и среднего бизнеса, обеспечению охраны общественного порядка. Основной акцент при этом должен делаться не только на решении текущих социальных и хозяйственных вопросов, но и на развитии самоорганизации граждан.
К этому выводу приходят и специалисты в области когнитивной аналитики, обращающие внимание на когнитивную составляющую, действующую в узлах социальной сети: «У большинства узлов нет возможности иметь слишком много связей, они вынуждены выбирать наиболее важные и ценные. Именно по этому пути происходит самоорганизация в сетевых структурах. С другой стороны, важно, чтобы "пройти" от одного узла к другому можно было достаточно быстро. При этом возникает феномен "малых миров". Оказалось, каждый житель Земли связан с каждым не более чем через шесть рукопожатий» (Малинецкий, 2012, с. 217).
Что касается иерархии, то следует обратить внимание на истоки, исходные причины ее воспроизводства. Она выступает и как ключевой принцип организации власти в России на протяжении продолжительного исторического периода, и как тормоз в развитии, притом что также выполняет роль стабилизатора в развитии. Это так называемая русская модель управления, реформировать которую крайне трудно. Однако попытки такого реформирования неоднократно предпринимались.
Как подчеркивает А. П. Прохоров (2002), ключевым элементом русской модели управления является существование двух режимов, двух стереотипов поведения в каждой голове и в обществе в целом: нестабильного (мобилизационного) и стабильного (застойного). Это обусловливает неправовой характер государства и управления (поскольку нормы, ценности и установки поведения двух режимов чрезвычайно различны), а также приводит к строгой централизации, что исключает механизмы инноваций (все работают по единым образцам);
_ 57
ПОЛИТЭКС. 2016. Том 12, № 1
отсюда — «догоняющие модернизации» и неизбежность импорта идей и образцов (Старостин и др., 2012).
Основным вектором в переводе русской модели управления на современную траекторию сбалансированного развития видится полиархическая модель власти, организация взаимоотношений базовых элитных групп, которые должны быть проработаны для современной России.
Первоочередными шагами применительно к полиархизации русской власти могут быть следующие:
а) переворачивание пирамиды власти с сосредоточением основных ресурсов и полномочий на уровне региональной и местной власти, прекращение круговорота налогов, которые почти полностью изымаются из местной налогооблагаемой базы в сторону федеральной власти, а затем частично возвращаются в виде дотаций; то же касается «право-писания», с попыткой заложить в федеральную правовую базу даже мельчайшие детали местной жизни и регламентировать ее из Центра;
б) выбор модели демократии, релевантной цивилизационному коду российского общества (в рамках основных кластеров: конкурентной и идентитарной демократии и их сочетания);
в) выбор оптимальных моделей взаимодействия основных элитных групп (административно-политической, бизнес-элиты, интеллектуальной элиты, информационной, элиты культуры; религиозно-духовной, этнократической); обозначение маршрута этого движения от доминирования патрон-клиентных и конкурентных отношений к партнерским; закрепление этой модели нормативно-правовыми актами, соглашениями, контролирующими эти акты гражданскими союзами, представляющими их интересы;
г) демонополизация партийной системы от доминирования одной из партий; формирование в этих целях двух или немногих партийных союзов; развитие дополнительных электоральных институтов, например института выборщиков;
д) демонополизация доминирующих в экономике компаний и картелей хотя бы до уровня, бытовавшего в советском военно-промышленном комплексе (внутриведомственная конкуренция авиационщиков, ракетчиков, оружейников, двигателистов, танкостроителей, кораблестроителей и т. п.), и прежде всего в производстве (добыче) и продаже газа, нефти, электроэнергии, на железнодорожном транспорте;
е) организация подбора и воспитания руководителей, лидеров, обладающих управленческими способностями, ответственностью; проведение профессионально-ориентированной их подготовки и включение этой работы в систему кадровой политики и кадровой работы на элитном уровне.
Литература
Ашин Г. К., Старостин А. М., Понеделков А. В., Кислицын С. А. Основы политической элито-логии. М.: Швв, 2013. 368 с.
Данилов-Данильян В. И. Устойчивое развитие // Глобалистика. Международный энциклопедический словарь. М.; СПб.; Нью-Йорк: Питер, 2006. С. 918-926.
58 -
политэкс. 2016. том 12, № 1
Даль Р. Полиархия: участие и оппозиция. М.: Изд-во ВШЭ, 2010. 288 с.
Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии. 1994. № 3. С. 37-48.
Глазьев С. Ю., Локосов В. В. Оценка предельно-критических значений показателей состояния российского общества и их использование в управлении социально-экономическим развитием // Вестник РАН. 2012. Т. 82, № 7. С. 587-604.
Глазьев С. Ю. Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса. М.: Экономика, 2010. 255 с.
Желтов В. В. Теория власти. М.: Флинта, 2008. 584 с.
Малинецкий Г. Г. Высокие технологии — путь России в будущее. М.: Книжный дом «Либро-ком», 2012. 224 с.
Най С. Д. (мл.) Будущее власти. Как стратегия умной силы меняет XXI век / пер. с англ. Н. Верченко. М.: АСТ, 2014. 444 с.
Прохоров А. П. Русская модель управления. М.: Экспертное Бюро, 2002. 224 с.
Старостин А. М., Данилов А. Г., Понеделков А. В. Государственная модернизационная политика России: предпосылки и итоги в ретроспективе и в современной проекции. Ростов н/Д.: СКАГС, 2012. 138 с.
Устойчивое развитие Юга России: состояние, проблемы, перспективы / отв. ред. В. Г. Игнатов. Ростов н/Д.: СКАГС, 2003. 390 с.
Хигли Д. Демократия и элиты // Полития. 2006. № 2(41). С. 22-31.
Понеделков Александр Васильевич — доктор политических наук, профессор;
ponedelkov@uriu.ranepa.ru
Старостин Александр Михайлович — доктор политических наук, профессор;
filosofia@uriu.ranepa.ru
Швец Лариса Георгиевна — доктор политических наук, профессор;
filosofia@uriu.ranepa.ru
Статья поступила в редакцию: 10 ноября 2015 г.;
рекомендована в печать: 24 декабря 2015 г.
Для цитирования: Понеделков А. В., Старостин А. М., Швец Л. Г. Российский путь к политической устойчивости и сбалансированности: перспективы и риски // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2016. Т. 12, № 1. С. 52-60.
RUSSIAN PATH OF POLITICAL STABILITY AND EQUILIBRIUM: PROSPECTS AND RISKS
Alexander V. Ponedelkov, Alexander M. Starostin, Larisa G. Shvets
South-Russia Institute of Management — branch of Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration,
70/54, Pushkinskaya St., Rostov-on-Don, 344002, Russian Federation; ponedelkov@uriu.ranepa.ru; filosofia@uriu.ranepa.ru
The article analyzes methodological and axiological aspects of the concept of sustainable social development in relation to modern Russia. The Central contradiction of the stability, related to the fact that innovative development, on a path that enters Russia, different severe instability, risk and enhances competitive business in global interaction of Russia with the developed countries, which implies a significant restructuring of views on the strategy and the effectiveness of the political system. The authors emphasize the importance of a balanced relationship on the principles of hierarchy and poliarchy, centralization and decentralization in the development of Russian political system now is the optimal model relationship has not developed that requires a change in the basic socio-political values in social planning and management. The authors reach a number of
_ 59
ПОАИТЭКС. 2016. Том 12, № 1
recommendations political, social and managerial nature, which can contribute to composition elements polyarchical political system, built to complement the country, horizontal segments.
Keywords: sustainable development, innovative development, hierarchy, polyarchy, the Russian model of governance, e-democracy, elites, civilizational code.
References
Ashin G. K., Starostin A. M., Ponedelkov A. V., Kislitsyn S. A. Osnovy politicheskoi elitologii [Principles of Political elitology]. Moscow, URSS Publ., 2013. 368 p. (In Russian)
Danilov-Danil'ian V. I. Ustoichivoe razvitie [Sustainable development]. Globalistika. Mezhdunarodnyi entsiklopedicheskiislovar' [Global Studies. International Encyclopedic Dictionary]. Moscow; St. Petersburg, New York, Piter Publ. 2006, pp. 918-926. (In Russian)
Dal' R. Poliarkhiia: uchastie i oppozitsiia [Polyarchy: Participation and Opposition] New Haven, Yale University Press, 1971.
Dal' R. Poliarkhiia, pliuralizm i prostranstvo [Polyarchy, pluralism and space]. Voprosy filosofii [Problems of Philosophy], 1994, no. 3, pp. 37-48. (In Russian)
Glaz'ev S. I u., Lokosov V. V. Otsenka predel'no-kriticheskikh znachenii pokazatelei sostoianiia rossiiskogo obshchestva i ikh ispol'zovanie v upravlenii sotsial'no-ekonomicheskim razvitiem [Evaluation of maximum values of the critical indicators of the state of Russian society and their use in the management of socio-economic development]. VestnikRAN [Herald of the Russian Academy of Sciences], 2012, vol. 82, no. 7, pp. 587-604. (In Russian)
Glaz'ev S. Iu. Strategiia operezhaiushchego razvitiia Rossii v usloviiakh global'nogo krizisa [The strategy of advancing the development of Russia in the global crisis]. Moscow, Economics Publ., 2010. 255 p. (In Russian)
Zheltov V. V. Teoriia vlasti [The theory of power]. Moscow, Flint Publ., 2008. (In Russian) Malinetskii G. G. Vysokie tekhnologii — put' Rossii v budushchee [High Technology — Russia's path to the future]. Moscow, Librokom Publ., 2012. 224 p. (In Russian)
Nye S. J., Jr. The Future of Power: How the strategy of Smart Power changes the XXI century (Russ. ed.: Nye S. J. Budushchee vlasti. Kak strategiia umnoi sily meniaet XXI vek. Transl. from English by V. N. Verchenko. Moscow, AST Publ., 2014. 448 p.).
Prokhorov A. P. Russkaia model' upravleniia [Russian model of governance]. Moscow, Expert Bureau, 2002. 224 p. (In Russian)
Starostin A. M., Danilov A. G., Ponedelkov A. V. Gosudarstvennaia modernizatsionnaia politika Rossii: predposylki i itogi v retrospektive i v sovremennoi proektsii [State modernization policy of Russia: prerequisites and outcomes in a retrospective and contemporary projection]. Rostov-on-Don, SKAGS Publ., 2012. 138 p. (In Russian)
Ustoichivoe razvitie Iuga Rossii: sostoianie, problemy, perspektivy [Sustainable development of the South of Russia: state, problems and perspectives]. Ed. V. G. Ignatov. Rostov-on-Don, SKAGS Publ., 2003. 390 p. (In Russian)
Higley J., Burton M. Elite Foundations of Liberal Democracy. Boulder, Colo., USA and Plymouth U.K., 2006, pp. 33-54 (Russ. ed.: Higley D. Demokratiia i elity. Politia, 2006, no. 2(41), pp. 22-31).
For citation: Ponedelkov A. V., Starostin A. M., Shvets L. G. Russian path of political stability and equilibrium: prospects and risks. POLITEX: Political Expertise, 2016, vol. 12, no. 1, pp. 52-60.
ЛОЛИШЭКС- 2016. Том 12, № 1
