CC BY
113
А.В. Понеделков,
А.М. Старостин, Л.Г. Швец
СОВРЕМЕННАЯ ЭЛИТОЛОГИЯ: КОГНИТИВНЫЙ ДИСКУРС
В статье проводится когнитивный анализ такого нового междисциплинарного научного направления, как элитология. Выделены основные когнитивные ее уровни: философско-парадигмальный, доктринальный, прикладной. Обсуждается новый для постнеклассической методологии аспект - экспериенциальный. Освещены основные результаты элитологических исследований, полученные в рамках ростовской научно-элитологической школы в результате теоретических и эмпирических исследований (включая панельные замеры) в течение 20 последних лет.
Ключевые слова: элитология, когнитивный подход, элитологическая парадигма, протоэлитное сообщество, экспериенциальный подход, методологическая референтность.
А.В. Понеделков
доктор политических наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ, заместитель
A.V. Ponedelkov, A.M. Starostin, L.G. Shvets
MODERN ELITOLOGY: THE COGNITIVE DISCOURSE
The article deals with the cognitive analysis of such a new disciplinary area as elitology. The article reveals its main cognitive levels: philosophical and paradigmatic, doctrinal, applied. It discusses a new aspect for post neoclassical methodology - experiential one. The article illustrates the main findings of elitological studies, which were achieved within Rostov scientific School of elitology as a result of theoretical and empirical studies (including panel measurements) during the last twenty years.
Key words: elitology, cognitive approach, elitological paradigm, experiential approach, methodological reference.
A.V. Ponedelkov
Doctor of Political Sciences, Professor, Honored Worker of Science, Deputy Director of
директора Южно-Российского института Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (г. Ростов-на-Дону) E-mail: [email protected]
А.М. Старостин
доктор политических наук, профессор, заместитель директора Южно-Российского института Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (г. Ростов-на-Дону) E-mail: [email protected]
Л.Г. Швец
доктор политических наук, профессор кафедры государственного и муниципального управления Южно-Российского института Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (г. Ростов-на-Дону)
E-mail:[email protected]
© Понеделков А.В., Старостин А.М., Швец Л.Г., 2013
the South-Russian Institute of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Rostov-on-Don)
E-mail: [email protected]
A.M. Starostin
Doctor of Political Sciences, Professor, Deputy Director of the South-Russian Institute of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Rostov-on-Don)
E-mail: [email protected]
L.G. Shvets
Doctor of Political Sciences, Professor of Department of State and Municipal Management of South-Russian Institute of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Rostov-on-Don)
E-mail:[email protected]
© Ponedelkov A.V., Starostin A.M., Shvets L.G., 2013
В современном глобализирующемся мире и научном познании быстро растет интерес к элитам. Прежде всего, к политическим, административным, бизнес-элитам, интеллектуальным, военным, элитному слою СМИ и элитам новых, нарождающихся креативно-инновационных областей деятельности.
Данный интерес, как и любое современное серьезное намерение и предприятие выражается прежде всего в научном и, шире говоря, аналитическом дискурсе: появились и быстро развиваются элитологические исследования в политологии, социологии, психологии и других отраслях знания. Что позволяет также утверждать, что и сами элитологические исследования не только включены в процесс научно-предметной дифференциации, но в них наметились и интеграционные течения. Это позволило нам прийти к утверждению, что «комплексной научной дисциплиной, все более претендующей на самостоятельный статус, является элитология» [ 1, с. 217-218].
В дальнейшем развитии элитологии важное место отводится когнитивному дискурсу - сборке целостной модели элитологии, включающей основные ее когнитивные уровни и аспекты: парадигмально-философский, доктринальный, прикладной, экспериенциальный. Проанализируем их вкратце.
Философско-парадигмальный уровень. Философия элитологии, определяя ее в первом приближении, это социально-когнитивная область, основывающаяся на принципах приоритетного направляющего воздействия на процессы изменений социального бытия со стороны «продвинутых», выделяющихся интеллектуальными и волевыми качествами социальных групп-элит (сильная формулировка). Либо - это принцип возможности влияния на усложняющееся социальное развитие, в перспективе все усиливающееся, элитных групп, опирающихся на осознанно развиваемые и культивируемые, усложняющиеся духовные практики (социальная де-миургия при посредстве социальной цефализации).
Анализ данной социально-гуманитарной позиции, философской по звучанию, опирается на предпосылки элитистской или элитологической парадигмы, контуры которой уже просматриваются в ряде областей социально-гуманитарного знания (политологии [2, с. 258-266], социологии, истории, психологии).
Методологическая база элитологической парадигмы связана с известной в политической и социальной философии оппозицией элитарного и эгалитарного начал.
Дилемма «элитизм-эгалитаризм» является основополагающей для философии и обществознания. Их противостояние прослеживается на протяжении многих веков в истории философской мысли и общественного сознания. Эгалитаризм исходит из идеи равенства имущественного положения, социальных возможностей или результатов деятельности. Эгалитаризмом пронизано христианское вероучение. Светский эгалитаризм получил широкое распространение, начиная с буржуазных революций (Г. Бабеф, Ж.-Ж. Руссо и др.). Не случайно Ницше не видел большой разницы между идеологией французской революции и социализмом, с одной стороны, и христианством - с другой, которые он считал тождественными по духу и пронизанными «рабской моралью».
Эгалитаризм находит свое обоснование, выделяя антропологические, ценностно-гуманистические, этические, экологические и иные основания. В них включены такие параметры человеческого (индивидуального и социального) бытия, как альтруизм и забота о ближнем, идентификация с другими, солидарность и склонность к общежитию в составе крупных социальных организаций, неустойчивость конфликтующих крупных социальных организаций и др. Влияние разных форм эгалитаризма приводило к утверждению различных форм демократического устройства и системы демократических ценностей. Отступления от этих форм, аристократиза-ция, в особенности в условиях высокой общественной динамики и массовой социальной стандартизации, приводили к «восстанию масс» и утверждению эгалитаризма в масштабе целых государств и сообществ государств.
Элитистские идеи и установки, вплоть до конца XIX в., развивались в рамках социально-философских концепций (Платон, Конфуций, Т. Карлейль, Ф. Ницше). В конце XIX - начале XX в. начинает формироваться элитология как научное направление (Г. Моска, В. Парето, Р. Ми-хельс, П. Сорокин, Н. Бердяев и др.). Элитизм основан на утверждении о естественном антропологическом, интеллектуальном, социальном неравенстве людей и их неизбежном расслоении на группы, среди которых доминирующая роль, несмотря на действие сдерживающих социальных механизмов, так или иначе отходит немногочисленной (2-5%) аристократической (или меритократической) группе, определяющей путем властного воздействия или иных форм воздействия, пути развития общества. Наличие руководящего или «правящего класса» обусловлено прежде всего все возрастающей ролью управленческой деятельности в обществе и неравными способностями и склонностями (желанием участвовать) различных людей в этой сфере.
Любая эгалитаристская вспышка в обществе заканчивается элитарным переделом, а «восстание масс» сменяется «восстанием элит» или «восстанием меньшинств».
Постоянная конкуренция и взаимная дополнительность элитизма и эгалитаризма побуждают к более глубоким поискам оснований человеческой природы и изучению переходных состояний («мягкий элитизм», «ограниченная демократия»). Российская социально-историческая практика дает для этого обширный материал.
Следует подчеркнуть, что сам элитологический подход сформировался еще в конце XIX - начале XX в. в острой методологической полемике и оппозиции к марксистской методологии. Да и в первой половине XX в. он в социально-гуманитарном познании был недостаточно востребован. Эгалитарские и массово-демократические ценности оказывали мощное мировоззренческое воздействие как на формирование фундаментально-теоретических подходов (конфликтологический, бихейвиорист-ский, системный и структурно-функциональный), так и приложений к системе социального управления.
Поворот во второй половине XX в. от «восстания масс» к «восстанию меньшинств» [3; 4] произвел методологическую ревизию и на пара-дигмальном уровне социально-гуманитарного знания, что вновь востребовало элитологический подход и заставило иначе взглянуть на движущие механизмы всего общества.
Как подчеркивает один из ведущих современных элитологов Д. Хигли: «Иными словами, можно ожидать, что в последующие годы элиты в демократиях усвоят более осознанную элитистскую систему взглядов. Для тех, кто придерживается возвышенного эгалитарного видения демократии, это неутешительная картина, но я думаю, что она вероятна» [5, а 31].
В этом ключе конечно важно осознание таких компонетов парадигмы, как базовые принципы и регулятивы исследований, фундаментальные концептуальные положения, выводы и следствия, интерпретирующие все стороны политического процесса, а не только связанные непосредственно с предметом элитологического познания.
Прежде всего нужно указать на систему принципов элитологии (социальной и антропологической детерминации элит; цивилизационного своеобразия элит; циркуляции элит; олигархизации элит и др.), отметив, что одна из первых попыток их систематизации и обоснования была предпринята нами еще в середине 90-х гг. ХХ в. и в последующем развита [6, с. 17-21; 7, с. 42-46].
Доктринальный уровень элитологии требует отдельного обсуждения, поскольку и достаточно концептуально разнообразен, и теоретически многослоен. В цитировавшейся выше работе Дж. Хигли обсуждаются концепты собственно теоретического слоя. Однако следует говорить, в сопряжении с этим, и о контексте. Прежде всего философском контексте, в котором содержатся важные, сопряженные с теоретической элитологией предпосылки и который в последнее время стал быстро развиваться, о чем речь уже шла выше.
Что касается конкретизации философско-элитологического контекста и его воплощения в конкретный теоретико-элитологический дискурс, то речь может идти о той или иной коллективной или авторской элитоло-гической концепции. При обозрении тех из них, которые появились в нашей элитологической мысли и получили известность: концепция региональных элит Санкт-Петербургской и Ростовской научных элитологиче-ских школ, концепция этнократических элит М.Х. Фарукшина, концепция социально-управленческих типов взаимодействия элит А.Е. Чириковой и Н.И. Лапиной, культурно-исторических типов элит О.В. Гаман-Голутвиной или концепция ценностной обусловленности деятельности элит А.К. Магомедова, - практически везде просматривается не только выход в широкий социально-политический контекст, но и достаточно конкретная характеристика российских политических процессов того или иного исторического периода. Иными словами мы имеем дело и с конкретно-теоретическими, и с парадигмальными элитологическими конструктами, в совокупности создающими содержательный образ российской политики, реконструированной с позиций элитологии.
Что касается мировой элитологии и, прежде всего, политической элитологии, то здесь фигурируют две базовые элитологические доктрины: иерархическая (Р. Миллс) и полиархическая (Р. Даль).
В российской элитологии присутствует свой вариант, фиксирующий разнообразие моделей взаимодействия элит, который может быть обозначен как полицентрическая.
Кроме того, следует говорить и о том, что в западной политологии и политической социологии доминирует институциональная (неоинституциональная) доктрина в элитологических исследованиях, в то время как в российской элитологии, отталкиваясь от институтов, в итоге апеллируют к лидерам и лидерским командам, отчетливо сознавая слабость российских политических институтов и их достаточно формальную роль в элитогенезе.
Такого рода доктринальная амбивалентность порождает инструментальную и экспертную амбивалентность в процессе операционализа-ции концептов. Часть российского элитологического научного и экспертного сообщества исходит из институциональной идентификации российских элит. Другая часть идентифицирует их в качестве неполноценных элит и антиэлит.
С нашей точки зрения, более доктринально-репрезентативной выглядит позиция о незавершенности процессов институционализации эли-тогенеза, обозначая российские элиты в качестве протоэлитных сообществ. Более адекватной моделью в этом случае будет все же полицен-тричная модель элит в многосоставном российском обществе.
В целом можно говорить о разработке и апробации элитологиче-ской исследовательской парадигмы (т.е. объяснительной элитологической схемы, востребующей все многообразие и динамику политических процессов). В нашей авторской версии основные ее положения могут быть изложены в следующем виде:
- в условиях российских трансформационных процессов место властного и управленческого воздействия, сфокусированного прежде в идео-кратической номенклатурной системе, заняло элитное сообщество, главным центром влияния в котором заняла современная административно-политическая элита;
- наблюдается элитократизация, обособление элит от общества и максимальная концентрация в их руках средств влияния и материальных ресурсов;
- сохраняются различные источники элитогенеза (бюрократический, этнический, милитократический, экономический, интеллектуально-информационный, криминальный);
- сохраняются попытки утверждения административно-политической элиты в качестве доминирующего центра;
- сохраняется преобладание либо паритет интересов глобальных центров влияния в организации деятельности отечественных элит;
- продолжается фактическая децентрализация социального управления на общегосударственном уровне; снижение возможностей самоорганизации и самоуправления - на местном уровне; преобладание ситуативных подходов в политическом управлении;
- продолжает иметь место теневизация общественных и политических отношений, формирование устойчивой публично-неформальной структуры социальных отношений;
- современные элиты по сравнению с 90-ми гг. менее гетерогенны по своим политико-идеологическим ориентациям, они более четко идентифицируют свои интересы в системе государственных целей и приоритетов; более подготовлены к современному публичному политическому дискурсу [8].
К прикладному аспекту следует отнести значительное число разработок социологического и психологического характера, осуществляющих замеры мотивации, уровня идентичности, сплоченности, ценностных ори-ентаций, проблемно-поведенческих лакун в элитном слое. Прежде всего это работы мониторингового и диагностического характера, исходящие из той или иной общепринятой или авторской элитологической концепции. Основываясь на таких прикладных разработках, предлагаются рекомендации и программы совершенствования управленческой деятельности руководящего административно-политического слоя, бизнес-слоя и других элитных групп. В нашей собственной исследовательской деятельности был реализован ряд социологических проектов в области элитологии [9; 10]. В частности, в 2007, 2009, 2013 гг. проведены опросы населения и разных категорий экспертов панельно. Региональные элиты в зеркале экспертного и общественного мнения в последние 5-6 лет выглядят достаточно стабильно. Тем не менее обозначим выявленные позиции и тенденции.
Выявленные тенденции проявлены не только в данном, но и в более ранних опросах населения и экспертов по аналогичной методике. Они обозначились и устойчивы по меньшей мере последние пять-шесть лет, что, скорее, свидетельствует об устойчивой диспозиции в системе «население» - «элиты», «власть» - «население».
Анализ содержательных оценочных позиций, проявившихся в последние годы, показывает заметное расхождение в оценках состава и деятельности элит по оси «сущее - должное». Сущее - это достаточно низкая оценка деловых и человеческих качеств элитного сообщества и очень низкая - гражданских. Обозначился острый запрос на элиту гражданственную, профессиональную, сформированную по заслугам и достижениям, чутко реагирующую на интересы и запросы общества. Наличие таких устойчивых «ножниц» в оценочном контексте свидетельствует о существенных предпосылках делегитимизации власти, которая может проявиться в острой форме.
Пути и механизмы коррекции состава и деятельности элит в целом известны, но блокируются рядом влиятельных групп внутри самого элитного сообщества. Надежды на разблокирование таких действий респон-
денты возлагают прежде всего на высших руководителей страны, которые смогут реформировать и систему управления, и кадровую политику.
Значительный интерес представляет сопоставление полученных данных с результатами, которые были получены нами почти 20 лет тому назад [11]. Несмотря на существенное сходство использованного инструментария, полностью корректного сопоставления здесь добиться сложно, но ряд тенденций общего плана высвечивается достаточно отчетливо.
Прежде всего, обращают на себя внимание изменения в источниках формирования состава элит и их управленческом опыте. За прошедшие 20 лет произошло обновление региональных элит. От рычагов управления постепенно ушла основная ее страта, получившая первичный управленческий опыт в партийно-советской системе. Она замещена людьми, получившими первичный опыт, работая уже в структурах современной администрации. По экспертным оценкам представителей самой региональной элиты, удельный вес последней страты вырос почти вдвое, достигнув более 35% от общего состава. Он почти уравновесил слой управленцев, получивших серьезную закалку на партийно-советской и комсомольской работе (в настоящее время их около 30%). В то же время слой, прошедший управленческую социализацию в прежней социально-политической системе, за прошедшее десятилетие сократился почти в два раза.
Показательно и то, что серьезно ослаблены составляющие технократического влияния на региональное управление. Если в 1993 г. более 27% опрошенных указывали на производственный опыт как на серьезную школу управления, то уже к 2009 г. таких осталось не более 16,5%. Это подтверждается и данными об образовании. Впервые за 15 лет численность представителей элиты с базовым гуманитарным образованием превысила число тех, кто имеет техническое и естественно-научное образование. Да и сведения о востребованности тех или иных блоков знаний свидетельствуют о том же. Если в 1993 г. около половины опрошенных указывали на недостаточную компетентность в сфере экономики и права, то в настоящее время таковых насчитывается менее 25%. В то же время выросла значимость таких блоков, как информационное обеспечение руководства и искусство делового общения.
Существенно изменилась за 15 лет оценка представителями региональной элиты основных «центров власти» в регионе. Если ранее первая тройка выглядела так («кому реально принадлежит власть в регионе?»): «коррумпированная часть аппарата управления - мафия, криминальные структуры - глава региональной администрации», то сейчас это: «глава администрации - богатые люди, коммерсанты, банкиры - коррумпированная часть аппарата управления». Причем оценка влияния такого «центра власти», как глава администрации, возросла за десятилетие в 2,53 раза (превысив 50%). В то же время оценка влияния регионального за-
конодательного органа мало изменилась, сохранившись на уровне 9-10%. При этом в последние 3-4 года еще более ослабла. Существенно (в 45 раз) снизилась оценка влияния прежней партноменклатуры. Это выразилось и в оценке источников формирования современной региональной элиты, где бывшей партноменклатуре уделяют свое внимание менее четверти опрошенных. Произошли и значительные подвижки в представлениях о ценностно-идеологической направленности современного политического руководителя.
Таким образом, за прошедшие 20 лет региональные элиты значительно обновились и в структурном, и в деятельностно-стилевом, и в ценностном измерениях.
В то же время произошла апробация и оценка силовой составляющей политических элит в роли политических лидеров и руководителей, которая дала противоречивые результаты, но, скорее всего, носила тактический характер.
Вместе с тем региональной бюрократии так и не удалось создать устойчивые механизмы рекрутирования административно-политической элиты. Ими не стали ни новая партийная система, ни сама система административной карьеры, ни силовые структуры.
Сопоставляя представления экспертов и населения, следует отметить, что ранжирование уровней знания о различных элитах у экспертов в целом идентично представлениям населения; это же можно сказать и об их оценках «центров власти и влияния» на региональном уровне. Единое мнение населения и экспертов выражается формулой: власть принадлежит «команде регионального главы и прикормленному бизнес-элитой чиновничеству». Сама бизнес-элита региона занимает третье место и давно уже поняла как степень своего реального влияния на власть, так и то, что выше ей не подняться. Что касается демократического компонента властных структур, которые избираются населением (региональные законодательные собрания, региональные отделения партий), то и население, и эксперты отводят им еще более скромные позиции.
Несколько расходятся позиции населения и экспертов в оценках ближайшей перспективы во взаимодействии элит между собой и с населением. Если у населения надежда на то, что к его запросам и пожеланиям правящие элиты будут внимательно прислушиваться, еще не умерла (на это надеется около 40% опрошенных - и это первая ранговая позиция), то для экспертов более существенными проявлениями выступают «лояльность режиму» (20%) и «профессионализм» (18%). При этом в опросах 2013 г. эти позиции значительно изменились: «лояльность» - пошла вверх, а профессионализм - вниз. Что касается ориентации на интересы граждан, то оценки экспертов очень близки к оценкам запросов на профессионализм.
Впрочем, внутри первой ранговой тройки и у населения, и у экспертов различия незначительны.
Это подтверждается и в ответах на вопрос: «Каким основным требованиям должна удовлетворять элита?». Здесь и население, и эксперты единодушны и проранжированные оценки первого ряда выражаются тетрадой: «Профессионализм - образованность - высокая нравственность - патриотизм». Правда, население отводит профессионализму гораздо больший удельный вес (около двух третей опрошенных), нежели эксперты (22%). Но и та, и другая категории отводят данному качеству первое место.
Что же нужно сделать для улучшения качественного состава элит? Респонденты указывают на механизмы кадровой политики и культурно-образовательные факторы: а) конкурсный отбор на основе профессионализма и компетентности (55%); б) повышение образовательного уровня (47%); в) продуманная кадровая политика под контролем центра и администрации федерального округа (46%). Эксперты фактически разделяют такой подход.
Однако граждане ясно понимают, что желаемые изменения произойдут не сразу.
Отвечая на вопрос «Какие факторы в ближайшем будущем будут определять прочность пребывания в высших эшелонах власти?», они демонстрируют вполне реалистический подход: а) умение защищать интересы населения; б) лояльность политическому режиму; в) умение поддерживать неформальные отношения с центром.
Наряду с этим направлением в области прикладных элитологиче-ских исследований и разработок, в которых мы имеем неплохие заделы, предметом изучения также выступают: административное реформирование; работа с резервом административно-управленческих кадров и элитная кадровая политика, а также элитная образовательная политика.
Необходимость в разработке последней отчетливо проявилась в последние годы, когда за более чем 20 лет постсоветских преобразований доставшиеся от прежней системы ресурсы оказались практически исчерпаны, а новые, основанные на человеческом капитале, не наработаны.
Более того, касательно элитной эволюции новое постсоветское общество оказалось малоприспособленным для перехода к меритократиче-ским подходам в формировании элит. И, как справедливо отмечает известный отечественный социолог О.И. Шкаратан: «Можно сказать, что сложилось медитократическое общество, где власть принадлежит людям со средними интеллектуальными возможностями, что не позволяет вести общество за собой» [12, а 434].
Останавливаясь на вопросах элитного образования применительно к административно-политическим элитам как недостаточно изученной и проработанной для современной России проблеме, обратим внимание на
две базовые тенденции: ориентация на более ранний элитный отбор и организацию элитной социализации и ориентация на непрерывное элитное образовательно-консультативное сопровождение управленческой деятельности на всем ее протяжении.
Решение указанных проблем позволило бы уже в краткосрочной перспективе подготовить обоснованные предложения по глубокому реформированию образовательной системы, работающей с элитным управленческим слоем, и повысить качество государственной управленческой деятельности.
Применительно к исследованию элит очень важными, как говорилось уже выше, выступают методологические условия организации исследовательского процесса. Прежде всего следует подчеркнуть, что философские и парадигмальные предпосылки в элитологии имеют здесь, как в отрасли гуманитарного знания, существенно большее значение, нежели в привычных для естествознания объектоцентрических методологических подходах и схемах [13]. Здесь на выстраивание элитологического знания оказывают воздействие субъекто-центрические концепты («смысл», «интерпретация», «понимание», «контекст», «дискурс» и др.). Это тем более понятно, что сама элитология выстраивается по-преимуществу в русле не объективно-нормативного или объективированного знания о социально-политических и экономических процессах, а субъективированных, про-ектно-телеологических, диссизиональных представлений об истории, структуре и современных изменениях социальной реальности. Подчеркивая влияние герменевтических подходов в политике, известный исследователь проф. И.А. Василенко вполне справедливо подчеркивает: «... реальное бытие политических фактов не физическое, а символическое, а следовательно, интерпретируемое. Категория значения здесь не сводится к категории бытия. Поэтому в политике интерпретация символов предшествует собиранию фактов, и без такой интерпретации приблизиться к картине политического мира нельзя. Факты политической истории непрерывно включены в герменевтическое поле» [14, с. 114].
Иными словами, выдвигая те или иные построения в качестве нового знания, достоверного знания, мы обосновываем их, не руководствуясь привычными объектоцентристскими методологическими условиями верифицируемости, фальсифицируемости, вписывания в схему корреспондирования знания и объективной реальности, а обращаясь к схеме ко-геренции нового знания устоявшейся парадигмальной модели, дискурсу, что и обозначается понятием «релевантность». Это тем более актуально при весьма различных парадигмальных подходах в элитологии: институциональных и поведенческих, ценностных или ориентированных на парадигму человеческого капитала [15; 16; 17]. Релевантным выступает зна-
ние, вписанное в разные парадигмальные системы. Однако сами эти системы должны быть достаточно структурированными изнутри.
Таким образом, не только от качества и объема эмпирической базы зависит продуктивное продвижение элитологических исследований, но и от ряда других составляющих и уровня их взаимосвязей, взаимодействий.
Важным, но недостаточно разработанным в элитологии выступает экспериенциальный аспект. Он обозначен в современной эпистемологии и философии науки в связи с изучением влияния рациональных, внерацио-нальных и контекстуальных факторов, неотделимых от деятельности субъекта: «Экспериенциальный подход учитывает опыт взаимодействия субъекта с объектом, особенности всех уровней познания - эмпирического, теоретического и обыденного... Таким образом, наука получает новый аспект видения субъекта со стороны анализа процессов восприятия и концептуализации им мира и реализации этого опыта в языке» [18, а 57-58].
Применительно к элитологическим исследованиям данный аспект был обозначен нами еще в первых изданиях учебных курсов и научных разработок, посвященных политической элитологии [19; 20], в качестве принципа методологической референтности. Обсуждая сложности элито-логических исследований, в особенности российских, где изучаемый объект погружен в существенной мере в паутину неформальных и теневых связей, мы еще в конце 90-х гг. отметили, что все эти сложности подхода к объекту компенсируются тем жизненным опытом, который имеет исследователь, погруженный в политико-административную среду: многолетнее «включенное наблюдение» за деятельностью элиты; биографический метод, применяемый к субъектам региональной элиты, которых исследователь знает и чувствует в течение многих лет; герменевтические и семантические расшифровки текстов и действий политических руководителей Центра и различных регионов, выявляющие подлинные мотивы, а не прикрываемые социальной мимикрией; понимание степени серьезности намерений лидеров и умение отличать их от политической игры, рассчитанной на восприятие дальнего окружения и масс населения, - без этого трудно сейчас интерпретировать эмпирические данные, полученные в анкетных опросах или контент-анализе.
Наиболее референтными для элитологов в этом плане источниками являются: информированные и давно работающие с политиками журналисты; эксперты - представители элиты, склонные к рефлексии и аналитической деятельности; сами элитологи, последовательно (а не эпизодически) отслеживающие политические и административные элиты [21, с. 217-218; 22].
При построении источниковой и методической базы эмпирических исследований в современной элитологии место репрезентативности занимают методологические требования референтности и релевантности [23].
Несколько в другом ракурсе рассмотрел проблему экспериенци-альности в элитологии Дж. Хигли. Он обратил внимание на значимость опыта исследователя в процессе теоретических обобщений эмпирических данных: «Очередные исследования общественного мнения, эксперименты в области поведения, измерения, таблицы данных, математические уравнения и т.п. позволяют нам приблизиться к пониманию того, что является возможным в политике, не больше, чем такой эмпиризм способствовал первоначальному развитию биологии и физики. Прогресс в развитии современной науки, так же как и в античной философии, зависит от творческих и рациональных интеллектуальных усилий ее наиболее выдающихся представителей» [5, с. 31].
Дальнейшая разработка обозначенных нами областей, касающихся развития элитологического знания и познания как сложной многоуровневой и разноплановой системы, позволяет сделать новые шаги к формированию конструктивной и авторитетной отечественной элитологии.
Примечания
1. Ашин Г.К., Понеделков А.В., Старостин А.М., Кислицын С.А. Основы политической элитологии. М.: Книжный дом «Либроком», 2013.
2. Старостин А.М. Элитологиче-ская парадигма в политической науке // Старостин А.М. Философские инновации: концепция и основные сферы проявлений. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2009.
3. Московичи С. Век толп. М., 1998.
4. Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М., 2002.
5. Хигли Дж. Элиты, внеэлитные группы и пределы политики: теоретический ракурс // Элиты и общество в сравнительном измерении. М.: РОССПЭН, 2011.
6. Понеделков А.В., Старостин А.М. Введение в политическую элитологию. Ростов н/Д, 1998.
7. Старостин А.М. Эффективность деятельности государственной власти и управления (элитологический аспект). Ростов н/Д, 2005.
Annotation
1. Ashin G.K., Ponedelkov A.V., Starostin A.M., Kislitysn S.A. Foundations of Political elitologii. M.: Book House «Librokom», 2013 .
2. Starostin A.M. Elitologicheskaya paradigm in political science // Starostin A.M. Philosophical innovation: the concept and the main areas of manifestations. Rostov-on-Don, 2009.
3. Moscovici S. Century crowds. M., 1998.
4. Lash K. Rise elites and the betrayal of democracy. M., 2002.
5. Higley J. Elites vneelitnye groups and policy limits: a theoretical perspective // Elites and society in comparative terms. M., 2011.
6. Ponedelkov A.V., Starostin A.M. Introduction to Political elitologii. Rostov-on-Don, 1998.
7. Starostin A.M. Effectiveness of state power and administration (elitolo-gichesky aspect). Rostov-on-Don, 2005.
8. Элиты и будущее России: взгляд из регионов (Вып. 1). Ростов н/Д, 2007.
9. Понеделков А.В., Старостин А.М., Лысенко В.Д. и др. Государственное и муниципальное управление социальными и политическими процессами в регионе: общественное мнение и экспертные оценки. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2010.
10. Понеделков А.В., Старостин А.М., Лысенко В.Д. и др. Региональные административно-политические элиты России: двадцать лет постсоветской эволюции (социологический анализ). Ростов н/Д: ЮРИФ РАНХиГС, 2012.
11. Административно-политическая элита региона (социологический анализ). Ростов н/Д, 1995.
12. Шкаратан О.И. Социология неравенства: теория и реальность. М.: Изд-во ВШЭ, 2012.
13. Старостин А.М. Философия элитологии: статус научного направления и базовые проблемы // Философия элитологии. Сб. науч. трудов. Ростов н/Д: Дониздат, 2013.
14. Василенко И.А. Сравнительная политология. М.: Изд-во Юрайт, 2009.
15. Властные структуры и группы доминирования / под ред. А.В. Дуки. СПб: Интерсоцис, 2012.
16. Элиты и общество в сравнительном измерении / под ред. О.В. Га-ман-Голутвиной. М.: РОССПЭН, 2011.
17. Человеческий капитал российских политических элит. Политико-психологический анализ / под ред. Е.Б. Шестопал. М.: РОССПЭН, 2012.
18. Масалова С.И. Когнитивный и экспериенциальный подходы в современной парадигме философии науки // Философия и наука: проблемы развития и преподавания. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2009.
8. Elite and the future of Russia: a view of the regions (First Issue). Rostov-on-Don, 2007.
9. Ponedelkov A.V., Starostin A.M., Lysenko V.D. and other. State and municipal management of social and political processes in the region: public opinion and expertise. Rostov-on-Don, 2010 .
10. Ponedelkov A.V., Starostin A.M., Lysenko V.D. and other. Regional administrative and political elites in Russia twenty years of postSoviet evolution (sociological analysis). Rostov-on-Don, 2012 .
11. Administrative and political elite of the region (sociological analysis). Rostov-on-Don, 1995 .
12. Shkaratan O.I. Social inequality: theory and reality. M., 2012.
13. Starostin A.M. Elitologii philosophy: the status of scientific directions and basic problems // Philosophy elitologii. Sat scientific. Works. Rostov-on-Don, 2013.
14. Vasilenko I.A. Comparative Politics. M., 2009.
15. Power structures and group dominance / Ed. A.V. Duque. St. Petersburg, 2012.
16. Elites and society in comparative measurement / Ed. O.V. Gaman-Golutvina. Moscow, 2011.
17. Human capital of the Russian political elite. Political and psychological analysis / ed. E.B. Shestopal. M., 2012.
18. Masalova S.I. Cognitive and eksperientsialny approaches in contemporary philosophy of science paradigm // Philosophy and Science: Development and teaching. Rostov-on-Don, 2009.
19. Понеделков А.В., Старостин А.М. Введение в политическую элитологию. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 1998.
20. Ашин Г.К., Понеделков А.В., Старостин А.М. Основы политической элитологии. М.: ПРИОР, 1999.
21. Ашин Г.К., Понеделков А.В., Старостин А.М., Кислицын С.А. Основы политической элитологии. Изд. второе. М.: URSS, 2013.
22. Понеделков А.В., Старостин А.М. Российские элитологи об элитах. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2008.
23. Старостин А.М., Швец Л.Г. Факторы релевантности в современных элитологических исследованиях // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2012. № 1.
19. Ponedelkov A.V., Starostin A.M. Introduction to Political elitologii. Rostov-on-Don, 1998.
20. Ashin G.K., Ponedelkov A.V., Starostin A.M. Foundations of Political elitologii. M., 1999.
21. Ashin G.K., Ponedelkov A.V., Starostin A.M., Kislitysn S.A., Foundations of Political elitologii. Ed. second. M., 2013.
22. Ponedelkov A.V. Starostin A.M. Russian elitologii of elites. Rostov-on-Don, 2008.
23. Starostin A.M., Shvets L.G. Relevance factors in modern elitologicheskih research // State and municipal management. Memoirs of SKAGS. 2012. № 1.
