25АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО ИНТЕЛЛИГЕНТОВЕДЕНИЯ
ББК 63.3(4)6-283.2+63.3(2)6-283.2
В. Л. Черноперов, С. М. Усманов, И. А. Буданова
РОССИЙСКИЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ И ЕВРОПЕЙСКИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ ХХ СТОЛЕТИЯ: ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ОБЩЕСТВОМ И ВЛАСТЬЮ
1. ВВЕДЕНИЕ
Деятельность российской интеллигенции в ХХ столетии остается предметом многих размышлений и исследовательских поисков, вызывая немало противоречивых и неоднозначных суждений. В этой связи, как отмечал известный итальянский русист Витторио Страда, «возникают многочисленные вопросы,
© Черноперов В. Л., Усманов С. М., Буданова И. А., 2015 Черноперов Василий Львович — доктор исторических наук, заведующий кафедрой всеобщей истории и международных отношений Ивановского государственного университета. [email protected] Усманов Сергей Михайлович — доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей истории и международных отношений Ивановского государственного университета. [email protected]
Буданова Ирина Александровна — кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории и международных отношений Ивановского государственного университета. [email protected]
Исследование выполнено в рамках проектной части государственного задания в сфере научной деятельности Министерства образования и науки Российской Федерации № 33.526.2014/К «Российская интеллигенция и европейские интеллектуалы в изменяющейся социально-политической действительности ХХ — начала XXI века: виртуальность и реальность».
на которые нет простых ответов: это проблема ответственности интеллигенции за трагедии нашего века, ответственности за сотрудничество с преступными режимами и идеологиями, преследовавшими и душившими свободу; проблема идей и ценностей, которыми следует руководствоваться в переходный период; это проблема оценки целой эпохи — эпохи современности, начавшейся грандиозными проектами и в итоге оказавшейся в точке самокритичной неуверенности; это проблема отношений, как принято говорить, власти и культуры (причем, не только для России). Но на самом деле это уже проблема отношений между сильной, определяющей властью экономики, науки и политики и слабой, но неискоренимой властью культуры»1.
Вместе с тем и политическое самоопределение европейских интеллектуалов представляет собой сложный и неоднозначный процесс. Как отмечал М. Фуко, политическое участие интеллектуала обусловлено глубокими противоречиями между его положением в обществе «и его собственным дискурсом в той степени, в какой он открывал определенную истину, находил политические отношения там, где их не замечали»2. Многомерность и противоречивость их участия в социально-политических трансформациях зачастую делает актуальным основательный историко-социологический и политологический анализ, имеющий полноценный методологический фундамент.
Получить ответы на все эти и другие вопросы — задача многих исследований. Нам также хотелось бы принять участие в научной дискуссии по данной проблематике, предложив некоторые соображения для дальнейшего обсуждения. Прежде всего, в рамках последней из упомянутых Витторио Страдой проблем — о взаимоотношениях власти с миром культуры и таким ее значимым выразителем, каким являются интеллектуалы (в том числе и российская интеллигенция).
2. МЕТОДЫ
Комплексное использование различных концептуальных подходов и методов анализа социально-политических трансформаций и отдельных феноменов современного мира, на наш взгляд, совершенно необходимо.
Наибольший интерес представляют несколько основных концептуальных подходов к проблематике изучения интеллектуалов и интеллигенции: структурно-функциональный анализ, социология интеллигенции, историческая антропология, концепции гегемонии Антонио Грамши. В частности, заслуживают внимания концептуальные подходы американского исследователя профессора Александра Геллы, сформулированные им во введении к сборнику материалов восьмого Всемирного социологического конгресса в Торонто (1974 г.). Согласно его аргументации, интеллектуалы являются мыслящими людьми разного времени и разной социальной принадлежности, а интеллигенция представляет собой особый социальный слой эпохи модернизации от традиционных обществ к современным3.
С нашей точки зрения, имеются все основания утверждать, что в этом смысле русская интеллигенция сближается — во многих своих параметрах — с «идеальным типом» (используем здесь несколько в ином контексте известное понятие из социологической концепции Макса Вебера) интеллигенции в эпоху Нового и Новейшего времени, в разгар процессов модернизации. И потому типологические черты российской интеллигенции — это в значительной степени сущностные основы интеллигенции как таковой. Данные основы можно было бы сформулировать следующим образом: интеллигенция есть новый социальный слой автономных интеллектуалов, имеющих особый моральный комплекс служения идеалу4.
Разумеется, существуют и другие научные классификации взаимоотношений власти и общества с интеллектуалами и интеллигентами. Так, изучение самореализации интеллектуалов как сетевых сообществ (Мануэль Кастельс и Пекка Химанен, Рэндалл Коллинз, в российской науке — Николай Розов, Любовь Фадеева и др.5) позволяет скорее выявить обусловленность внутреннего поведения той или иной интеллектуальной группы, нежели варианты их взаимодействия с властью и обществом.
Вместе с тем несколько упрощенной и схематично-функциональной нам представляется трактовка интересующей нас проблемы авторами исследования под общим названием «Мыслящая Россия», предлагающими разграничивать деятельность российской интеллигенции лишь на два основных сценария:
модель автономного поведения и различные подвиды активистского поведения6.
Наконец, концепция гегемонии Антонио Грамши, на наш взгляд, остается научно состоятельной и весьма актуальной методологической основой для интерпретации тех направлений и методов, которые использует на Западе господствующая политическая элита вплоть до нашего времени. Об этом пишет и С. Г. Кара-Мурза в своей работе «Манипуляция сознанием»7.
3. РЕЗУЛЬТАТЫ
Участие российской интеллигенции в социальных трансформациях практически неизбежно вело ее к противостоянию с любой существующей властью. Нам видятся разные пути (или модели) такого взаимодействия интеллигенции и власти. Рассматривая основные модели участия интеллигенции в политической и общественной жизни России ХХ столетия (а также и в начале нынешнего века), мы выделяем три главных варианта — это «хождение во власть», «вечное противостояние», «башня из слоновой кости»8.
«Хождением во власть» мы называем не только непосредственное включение интеллигентов во властные структуры и, следовательно, добросовестное участие в «командной игре» на стороне существующей власти. Этот термин представляется вполне применимым и для истолкования несколько иного способа включения в политическую борьбу в интересах существующей власти — когда тот или иной интеллигент непосредственно не входит во властные структуры, но открыто и недвусмысленно выражает свою ангажированность, без стеснения отстаивая интересы власти (зачастую получая от нее всяческие стимулы и поощрения).
«Вечным противостоянием» мы именуем постоянную борьбу части интеллигенции в той или иной форме против политической власти и ее интересов. Это естественная форма существования нескольких генераций интеллигенции в России: и русской дореволюционной интеллигенции, и советской интеллигенции, и постсоветской российской интеллигенции.
«Башня из слоновой кости» — понятие из лексикона русской интеллигенции Серебряного века, обозначающее самодостаточность творческой личности и ее нарочитое пренебрежение суетой сует (так был переосмыслен библейский образ европейскими интеллектуалами Нового времени). Мы же используем данный термин в несколько ином контексте: речь идет о последовательном дистанцировании интеллигентов как от власти, так и от народа, когда некоторыми узкими (подчас элитарными) группами интеллигенции выгораживается некое особое культурное пространство, из которого и ведется определенное воздействие на общество, разумеется, включая в той или иной мере и политику. Такой «башней» может быть литературный кружок, газета, журнал, интеллектуальный клуб, сетевое сообщество или еще какое-то другое объединение интеллигенции, оказывающее свое влияние на культуру, общество и политический процесс.
Как же в российской реальности относилась к этим типам интеллигенции существующая власть? Если отвечать предельно кратко, то можно утверждать, что здесь налицо три политических курса. В Российской империи начала ХХ века Самодержавие пыталось просто игнорировать интеллигенцию. Советская власть сначала жестоко ее подавляла, а затем перешла к прямому администрированию сформированной ею советской интеллигенции. Политическая власть в постсоветскую эпоху де-факто пытается сочетать оба предыдущих подхода: в основном игнорировать и в то же время, по возможности, утеснять и дискредитировать существующую интеллигенцию — особенно на региональном уровне.
Наиболее последовательно и активно по отношению к интеллигенции вела себя, конечно, Советская власть. Ей не нужны были ни «противостоящие» интеллигенты, ни даже интеллигентские «башни из слоновой кости» (таковые так или иначе подавлялись и истреблялись). А нужны были, как уже доводилось отмечать, совсем другие типы интеллектуалов: «партизаны», «приказчики», «винтики»9.
«Партизан», т. е. действующих под своей собственной ответственностью как бы «в тылу врага», хотя и в соответствии с заранее определенной руководством «магистральной стратегической линией», было совсем немного. К ним в начале существования Советской власти с некоторыми оговорками можно было
отнести лишь Максима Горького (но только до того, как он обосновался в СССР). Позднее настоящим «партизаном» в этом смысле слова можно назвать лишь Илью Эренбурга. «Приказчиков» было значительно больше, поскольку к таковым вполне возможно отнести всех руководителей творческих союзов, Академии наук и некоторых других организаций (например, главных редакторов научных и общественно-политических журналов). Наконец, «винтики» составляли основную массу советской интеллигенции, выполнявшей так или иначе задачу быть, как писал В. И. Ленин в статье «Партийная организация и партийная литература», частью «великого механизма» «общепролетарского дела»10.
Модели участия европейских и вообще западных интеллектуалов в политике в контексте управления ими со стороны «властвующей элиты» существенно отличаются от политического участия российских интеллигентов. Здесь мы выделили три главных варианта политической вовлеченности европейских интеллектуалов — это «бессильные люди», «независимые эксперты», «аутсайдеры-нонконформисты»11.
«Бессильные люди» — феномен, выявленный и истолкованный выдающимся американским ученым Чарльзом Райтом Миллсом12. У Миллса речь шла о той части американских интеллектуалов, которая вольно или невольно оказалась под пятой «властвующей элиты» и тем самым стала служить ее интересам, будучи бессильной предлагать и продвигать собственные проекты и решения общественных и политических проблем.
Мы употребляем это понятие в более широком смысле: речь идет не об интеллектуальной несостоятельности или отсутствии воли у этого типа западных интеллектуалов. Как раз в этом отношении они зачастую вполне компетентные и активные личности. Бессилие же их — есть трезвое осознание невозможности перейти вполне реально существующие границы, очерченные интересами западной политической элиты и структурами существующей власти. Такое «бессилие» обычно оказывается для значительной части интеллектуалов вполне привычным и даже во многом комфортным состоянием, что они безоговорочно принимают. Некоторые бессильны в самом прямом смысле слова, так как изо всех сил стараются не нарушить негласные правила
политкорректности, не потерять свой контракт в университете, в частной корпорации, на государственной или межгосударственной службе.
«Независимые эксперты» являются, вероятно, наиболее известным типом среди всех интеллектуалов на Западе. Однако подобный статус в действительности остается трудно достижимым для немалого числа желающих (поскольку быть действительным знатоком своего дела мало, надо ведь и добиться признания себя таковым со стороны наиболее влиятельных кругов «властвующей элиты»). Кроме того, очень нечеткими оказываются границы реальной независимости такого эксперта от тех, кто востребует его усилия.
«Аутсайдеры-нонконформисты» также являются весьма узнаваемым типом среди западных интеллектуалов. Мало того, этот тип потенциально может оказаться наиболее перспективным с точки зрения действительной компетентности и независимости. Как подчеркивал известный американский философ Герберт Мар-кузе, в условиях технологического прогресса в современном мире поле самовыражения индивидуальности для независимого интеллектуализма все более сжимается между властью и подчиненным ей «одномерным человеком» и тогда возможность «развивать сознание становится опасной прерогативой аутсайдеров»13.
«Бессильные люди» по своей сущности обречены быть безусловно лояльными и исполнительными объектами политики в рамках существующей системы. Манипулирование «независимыми экспертами» также не представляет серьезных проблем для «властвующей элиты»: они вовлечены в игру посредством получения многих стимулов, привилегий и механизмов обеспечения широкой известности. В то же время для ограничения активности «аутсайдеров-нонконформистов» западной политической элитой задействован широких спектр инструментов «мягкой силы».
4. ОБСУЖДЕНИЕ
4.1. Российская интеллигенция под прессом власти
Наиболее впечатляющий случай «хождения во власть» в истории российской интеллигенции — это, разумеется, включение Максима Горького в высшие эшелоны Советской власти
20-х гг. прошлого столетия. Любопытно, что «Буревестник революции» первоначально подверг Советскую власть резкой критике. Однако позднее Горький всё-таки решился возглавить всех «мастеров культуры» «страны Советов». Такое «хождение во власть» оказалось для самого Максима Горького тяжелым испытанием и завершилось трагически во всех отношениях (хотя не все обстоятельства его служения Советской власти еще стали известными).
Тем не менее, опубликованная сравнительно недавно переписка Горького со Сталиным открывает новые и притом — очень непривлекательные черты служения «великого пролетарского писателя» Советской власти. Исследовательница и публикатор переписки писателя с вождем Тамара Дубинская-Джалилова отмечает в этой связи: «Отношения Горького и Сталина не были равноправными. Писатель находился в подчиненном положении, что давало возможность главе государства беззастенчиво использовать его в своих интересах. Сталин вел с Горьким лицемерную, но удачную игру. Горький тоже хитрил со Сталиным, зная, когда и в какие моменты можно это делать. Однако, независимо ни от чего, Горький был понимающим соратником Сталина, до последних своих дней надежным его помощником в организации советской культуры»14.
Совсем другую траекторию независимого интеллигента представляет судьба Ильи Григорьевича Эренбурга. «Он был последним европейцем Советской России: небрежным, раскованным, блестящим, ироничным. За ним опускается занавес, прямо за его спиной. На много лет. На десятилетия. До 1991 г.»15, — писала о нем Валерия Новодворская, как всегда хлестко и как всегда с большими полемическими преувеличениями. Дело в том, что, несмотря на многочисленные поездки за рубеж, Эренбург оставался советским писателем, лауреатом Сталинских премий, участником антифашистских конгрессов и защитником «достижений социализма», в том числе и певцом строек первых пятилеток (романы «День второй», «Не переводя дыхания» и др.).
Совершенно иной была линия жизни выдающегося ученого Петра Леонидовича Капицы. При внешнем сходстве до поры до времени с судьбой Ильи Эренбурга (он также стоял особняком среди советских интеллигентов, также не раз ездил в Европу) здесь
видим совершенно другие ценностные ориентации. Петр Капица был, прежде всего, ученым, а не общественным деятелем, поэтому он, скорее, стремился быть в своей «башне из слоновой кости». Отсюда — и совершенно другое отношение Советской власти, с середины 30-х гг. запретившей ему выезд за границу (запрет сохранялся примерно три десятилетия). Особенно замечателен один эпизод из позднего этапа биографии ученого: П. Л. Капица, получив Нобелевскую премию по физике, ничего не отдал из нее ни государству, ни каким-то общественным организациям, но положил ее на свой счет в одном из шведских банков16.
На излете существования Советского государства наиболее ярким феноменом сотрудничества интеллигента и власти была деятельность неофициально чествуемого «первым интеллигентом страны» академика Дмитрия Лихачева. Здесь нельзя не вспомнить его выступление на третьем Съезде народных депутатов СССР в марте 1990 г. с обоснованием немедленного избрания Михаила Горбачева президентом Советского Союза.
Напомним, что в то время появлялись и очень резкие оценки сотрудничества Лихачева с советскими руководителями. Так, писатель Юрий Беляев утверждал: «Д. С. Лихачев, несмотря на свою героическую судьбу, согласился стать "карманным" академиком у Раисы Максимовны (Горбачевой. — В. Ч., С. У., И. Б.) в созданном под ее патронажем Советском фонде культуры»17.
На самом деле всё-таки Дмитрий Сергеевич Лихачев был слишком значительной личностью и представители власти обращались с ним очень почтительно, всегда прислушиваясь к его мнению. Резкий характер подобных оценок взаимоотношений академика Лихачева с властью проистекал, скорее, из неприязни к личности самого Горбачева, нежели был следствием восприятия конкретных мероприятий Советского фонда культуры. Свидетельством тому служит и то существенное обстоятельство, что свое положение Дмитрий Лихачев не утратил и при президенте Борисе Ельцине.
Дальнейшая история российской интеллигенции неизменно продолжала линии «вечного противостояния». Это относилось и к Русскому Зарубежью (как «первой», так и «второй» ее волнам), и к интеллигенции «подсоветской» России. В последнем случае речь идет не только о диссидентском движении 1960—70-х гг.,
но и о более широком неприятии политики Советской власти в различных слоях российской интеллигенции. Такое неприятие не всегда могло найти четкое и однозначное выражение в общественно-политической деятельности этих лиц.
Впрочем, наиболее интересным и показательным в данном контексте является многолетнее противостояние власти и Александра Исаевича Солженицына. Самую острую его фазу сам писатель отобразил в своем сборнике с выразительным названием «Бодался теленок с дубом». Среди прочего в материалах этой книги даны весьма яркие портреты тех «приказчиков» и «винтиков», которые иногда проявляли даже чрезмерное рвение в отстаивании сиюминутных запросов и нужд власть имущих.
Особенно показательно в этом смысле изложение А. И. Солженицыным заседания Секретариата Союза писателей СССР 22 сентября 1967 г., на котором он подвергся проработке со стороны руководителей Союза и членов секретариата. Так, известный драматург А. Е. Корнейчук вопрошал: «У меня вопрос к Солженицыну. Как он относится к той разнузданной буржуазной пропаганде, которая была поднята вокруг его письма? Почему он от нее не отмежуется?»18 А председательствовавший на заседании один из самых авторитетных писателей СССР — К. А. Федин прямо выдвинул А. И. Солженицыну главное требование: «Вы должны прежде всего протестовать против грязного использования вашего имени нашими врагами на Западе»19.
Однако в то время Александр Исаевич очень уверенно шел к открытому противостоянию с Советской властью, а те, кого советские писатели искренне считали врагами, были для него драгоценными защитниками и покровителями. Об этом он несколько позднее так и заявил в интервью журналу «Тайм» в январе 1974 г.: «Ни к иностранным правительствам, ни к парламентам, ни к иностранным политическим кругам я лично не обращался никогда. <...> Мы обращались к мировой общественности, к деятелям культуры. Их поддержка для нас — бесценна, всегда эффективна, всегда помогает»20. Так что у Солженицына здесь уже совершенно иные ценностные ориентиры, нежели у советских писателей: это не следование линии партии по борьбе с «политическими и классовыми врагами», а солидарность интеллектуалов
Запада и Востока на основе общих ценностей. Иначе говоря, понимание «своих» и «чужих» здесь диаметрально расходится.
Своя специфика обнаруживается и в той модели взаимодействия общества и власти, которую можно назвать «башней из слоновой кости». Наиболее характерными образцами таких «башен» были еще в советскую эпоху: Институт русской литературы (Пушкинский Дом) в Ленинграде; некоторые подразделения новосибирского Академгородка; так называемая «тартуская школа» Юрия Лотмана; кружок московских интеллигентов, во главе которого был протоиерей Александр Мень; а в Русском Зарубежье — журнал «Новый град» в довоенном Париже.
Все названные нами группы интеллигентов не претендовали впрямую участвовать в политической жизни. Однако на деле эти «башни из слоновой кости» всё-таки оказывали воздействие на общество — свое собственное, не ангажированное, не привязанное к интересам власть имущих.
В этом контексте показательно то, как на излете существования Советского Союза развивалась деятельность «тартуской школы» Юрия Михайловича Лотмана, а также осмысление этой деятельности им самим. Заметим, что создавать свою школу всемирно известному ученому из тихого провинциального эстонского городка приходилось в более сложных условиях, чем те, в которых оказались интеллигенты в Зарубежье. Дело в том, что — по мнению Лотмана — в результате разрушительной культурной политики Советской власти «культурный фон очень пострадал»: «И нельзя сказать, что сейчас в провинции нет способных, энергичных, бескорыстных культурных деятелей. Они есть, но нет вокруг них атмосферы, нет у них необходимого авторитета»21. Всё это Юрий Лотман заявлял еще в конце 80-х гг. прошлого века не для того, чтобы выпрашивать у власти некие льготы или оправдывать существующие проблемы и изъяны. Его основная мысль заключалась совсем в другом — а именно в том, что надо лишь не мешать интеллигентам и всем участникам процесса культурного творчества делать свое дело: «Культура — это организм, который должен развиваться непрерывно, и нельзя никого копировать, надо органически развивать свое. Самая большая педагогическая мудрость сейчас бы состояла в том, чтобы подбирать хороших учителей и не мешать им работать»22.
4.2. Европейские интеллектуалы и существующая система
Наиболее широкой по своему составу группой западных интеллектуалов в ХХ столетии являлись, бесспорно, «бессильные люди». О них, как было упомянуто выше, еще в середине ушедшего века много размышлял американский ученый Чарльз Райт Миллс.
Ч. Миллс очень определенно показывал, какими методами властвующая элита создает систему использования и контроля интеллектуалов: «Всё больше интеллектуалов работает внутри властной бюрократии и на тех немногих, кто принимает решения. Даже если интеллектуал не нанят этими структурами открыто, шаг за шагом, разными способами обманывая самого себя, он стремится сделать так, чтобы в печати его мнения соответствовали ограничениям, наложенным такими организациями и их сотрудниками»23.
«По мере того, как каналы коммуникации всё более монополизируются, а партийные машины и экономическое принуждение, основанные на обмане ради выгоды, продолжают монополизировать возможность эффективной политической организации, перспектива действия и политической коммуникации для интеллектуала минимизирована. Политический интеллектуал всё чаще — лишь служащий машины коммуникации, которая основана на полной противоположности тем ценностям, которые он хотел бы отстаивать. Он хотел бы стоять за политику истины в демократическом, ответственном обществе. Но его усилия сохранить свою функцию ради свободы потерпели поражение»24, — подчеркивал американский ученый. По его мнению, «в социальных науках исследования всё больше зависят от средств частных фондов, а эти фонды известны своей неприязнью к ученым, выдвигающим непопулярные идеи — то есть те, что называют "неконструктивными"»25 .
Несмотря на то, что Миллс опубликовал свое эссе еще в 1944 г., идеи, озвученные им, актуальны по сей день. Нам хотелось обратить внимание на особенности культивирования «бессильных людей» в наднациональной среде. Речь идет о формирующемся слое европейских чиновников, трудящихся во благо объединяющейся Европы, известных в научных и публицистических работах
как «еврократы». Типичный портрет еврократа высокого уровня — интеллектуал, получивший престижное образование, пишущий различные тексты, в том числе и политического характера, трудившийся в университете.
Не останавливаясь на многих, укажем на наиболее видимые фигуры европейского интеграционного пространства — председатели Европейской комиссии (ЕК). В качестве примера рассмотрим особенности биографий двух предыдущих председателей — итальянца Романо Проди (1999—2004) и португальца Жозе Мануэль Дурран Баррозу (2004—2014).
Их жизненные пути до попадания на европейский Олимп весьма схожи. Оба с отличием окончили университет, стажировались в ведущих зарубежных образовательных центрах и вернулись на родину, чтобы преподавать в своих alma mater. И Р. Проди, и Ж. Баррозу некоторое время занимались исследовательской работой. Нужно отметить, что в поле зрения «Профессора» (именно такое прозвище Проди получит уже будучи на посту председателя ЕК) были и вопросы настоящего и будущего развития Европы, а в официальной биографии Баррозу упоминается, что в 1979 г. он основал Ассоциацию университетов по вопросам современных европейских исследований26.
До рекрутирования в один из самых больших и авторитетных институтов ЕС — Европейскую комиссию — они могли выражать свои идеи относительно строительства Союза довольно явно и отчасти оппозиционно. Это были именно идеи Проди и Баррозу, основанные на их понимании европейской интеграции, себя и своего государства в этом процессе. Мысли, озвученные в ранних работах этих интеллектуалов, форс-идеи и стремление их реализовать — вот, на наш взгляд, то, что стало отличать их от более ранних версий самих себя после прихода в большую европейскую игру.
Важно отметить, что выбор председателя ЕК происходит на Европейском совете главами государств и правительств государств — членов ЕС. Именно тогда представители европейской элиты, облеченные высшей властью, выбирают, по их мнению, самого подходящего кандидата на этот пост. Таким образом, говоря словами известного французского социолога П. Бурдье, рекрутирование интеллектуалов, их путь в клан «бессильных»
начинается с делегирования (то, посредством чего одно лицо, как говорят, дает власть другому лицу; перенос власти, когда доверитель разрешает доверенному лицу подписываться, действовать или говорить вместо себя)27.
По мнению П. Бурдье, «делегирование, забытое и игнорируемое, является началом процесса политического отчуждения. Доверенные лица представляются самостоятельными существами, одаренными собственной жизнью. Политические фетиши суть люди, вещи, сущности, которые, кажется, обязаны своим существованием только самим себе, в то время как они получили его от социальных агентов»28. Попадая в мир большой европейской политики, интеллектуал становится, по сути, таким же фетишем и утрачивает ряд своих особенностей.
Анализируя деятельность председателей ЕК, можно отметить существенное расхождение между их мнениями, высказываниями по поводу понимания своего места и всего евроинтеграци-онного процесса до и после назначения. Несмотря на то, что основной посыл — забота о строительстве общего европейского дома — сохраняется, он становится более мягким.
Возможно, именно поэтому одним из недостатков, приписываемых председателям ЕК со времен ухода Ж. Делора, становится пассивность и отсутствие инициатив. Суммируя вышесказанное, можно отметить, что иного сложно ожидать, т. к. председатель всегда должен согласовывать свои действия с мнением тех, кто оказал ему доверие.
Если обратиться теперь к фигуре «независимого эксперта», то один из самых известных представителей этого типа среди европейских интеллектуалов нашего времени — знаменитый итальянский писатель и общественный деятель Умберто Эко. Насколько нам известно, он никогда не обнаруживал каких-либо политических амбиций или резко обозначенных политических симпатий. Тем не менее, всё, что бы ни выпускал этот всемирно известный итальянский университетский профессор и писатель — романы, эссе, или даже пособие по написанию дипломной работы, — всё это имеет несомненный социальный контекст, можно сказать, и определенную политическую направленность.
Для нас весьма существенно то, что сам У. Эко четко разграничил социальную практику русских интеллигентов и западных
интеллектуалов. В тексте, опубликованном «Литературной газетой» в мае 1998 г., итальянский писатель утверждал, что «в России быть интеллектуалом... — это знак противоречия», в то время как в Европе всё обстоит иначе: «Сочетание интеллектуальной известности с политической и практически-общественной деятельностью на Западе является сочетанием распространенным»29.
Может быть, самый яркий образец европейского независимого интеллектуала нашего времени — это известный германский философ, профессор Юрген Хабермас. Маститый 85-летний ветеран, последний из столпов знаменитой Франкфуртской школы, он — автор целого ряда авторитетных трудов, в том числе об ответственности публичных интеллектуалов и о роли коммуникаций в современном мире. Ученый успевает не только выпускать фундаментальные труды, но и писать статьи разной тематики, давать интервью, произносить множество речей (поводы для которых дает ему присуждение различных премий)30.
Главная особенность научного творчества Юргена Хабер-маса, его общественное лицо — это неослабевающая увлеченность проблемами Европы. Можно утверждать, что Хабермас является не просто горячим и искренним сторонником единой Европы, но теоретиком, который пытается дать концептуальное обоснование этому процессу, с тем чтобы сделать его наиболее результативным и необратимым. Поэтому в отличие от евробю-рократов из Брюсселя и Страсбурга он делает акцент не на политико-административные механизмы, а на усиление солидарности народов Европы, на усвоение общих демократических ценностей, на преодолевающее национальный эгоизм и местный партикуляризм стратегическое сотрудничество. Причем все последние 40 лет Хабермас предстает как либерал и конформист.
Аналитика германского профессора сейчас уже трудно представима. Особенно ярко эта специфика интеллектуального самовыражения почтенного профессора проявляет себя в его благодарственной речи 9 марта 2006 г. по случаю вручения ему очередной премии — на сей раз премии имени Бруно Крайского. Само содержание речи представляется вполне оригинальным, что называется, авторским. Оно насыщено многими наблюдениями и соображениями о трудностях и проблемах, встающих перед независимым интеллектуалом в современном мире.
Хабермас выделяет и такие качества, необходимые в настоящее время западным интеллектуалам, какие нельзя считать безусловно удобными и приятными для существующей системы. Тут и «чуткость к нарушениям нормативной инфраструктуры общественного организма», и «умение видеть, чего не хватает, или "что могло быть иначе"», и «немного фантазии, чтобы разрабатывать альтернативы», и «немного отваги, чтобы инициировать поляризацию позиций», и даже способность «выступить со скандальным заявлением, опубликовать памфлет». Вместе с тем германский ученый никогда не забывает о благоразумии и тут же предупреждает, что интеллектуал «обязан обладать достаточным политическим здравомыслием, чтобы не допускать чрезмерных (избыточно эмоциональных) реакций»31. Мало того, в конце своей речи германский профессор не без изящества выразил свое почтение тому самому европейскому политическому бомонду, который столь щедро вознаграждает его научные изыскания: «.те политики, чья мысль опережает остальных, могут послужить образцом для интеллектуалов»32.
Если же называть тех европейских интеллектуалов, кто стремился последовательно не примыкать к политическому истеблишменту, то на правом фланге интеллектуальной карты Европы такими уже в течение десятилетий остаются французские «новые правые» во главе с Аленом де Бенуа, а на левом фланге — британские и другие «новые левые», объединившиеся вокруг журнала «New Left Review» (по крайней мере — до конца ХХ столетия).
В частности, А. де Бенуа, выявляя основы интеллектуального конформизма, указывает на те тенденции развития современного мира, которые делают неизбежным феномен «всеобщего стирания различий». Он с грустью констатирует деградацию интеллектуальной жизни в своей стране, когда даже левые оправдывают сложившийся порядок вещей33. Поэтому преодоление имеющихся трудностей и проблем для независимого интеллектуала оказывается, в понимании Алена де Бенуа, чем-то очень трудным и требует усилий, в числе которых должен быть не только разрыв с господствующей идеологией, но и принятие совершенного иного образа жизни34.
Несколько по-иному понимают истоки конформизма интеллектуалов в современном мире британские «новые левые». Весьма симптоматично то, что для критики конформизма один из основателей журнала «New Left Review» — известный британский публицист и исследователь Перри Андерсон использует опять-таки интеллектуальные изыскания Юргена Хабермаса. Андерсон приводит главный довод в обличении германской знаменитости: Хабермас «восторженно поддержал то, что он еще недавно резко осуждал». А именно — немецкий ученый стал восхвалять Лиссабонский договор. Поэтому итоговая оценка Андерсоном творчества Хабермаса совершенно неутешительна: «Стремление Хабермаса превратить Европу в пуп мира, не особенно интересуясь повседневной жизнью ее обитателей, таким образом, отражает устойчивую тенденцию»35. Тенденцию, уточнили бы мы, к усилению конформизма среди европейских интеллектуалов нашего времени.
Это становится особенно очевидным, если познакомиться с мнениями тех западных интеллектуалов, которые отстаивают правоту Юргена Хабермаса от критики его оппонентов, в том числе и Перри Андерсона.
В данном контексте заслуживают внимания энергичные замечания профессора Принстонского университета Яна-Вернера Мюллера: «Возможно, кто-то воспримет анализ Хабермаса с интеллектуальной точки зрения провинциальным (Перри Андерсон недавно указал на то, что в последнем эссе Хабермаса о Европе три четверти ссылок — на немецких авторов, одна четверть — на англо-американских: получается, что остальная Европа для него в принципе в интеллектуальном смысле не существует). Кто-то раскритикует Хабермаса за то, что он не обращает внимания на жизненный опыт европейцев на всем континенте. Кто-то назовет его рецепты безнадежно идеалистичными. И, тем не менее, он остается интеллектуалом, который пытается учиться у экспертов, объяснять, что он считает (правильно или ошибочно) достижениями, недостатками, а также нормативным потенциалом Евросоюза, и, в итоге, заводить серьезный политический разговор. Иными словами, можно отрицать то, что Хабермас предлагает с содержательной точки зрения, но при этом находить
привлекательной модель, в соответствии с которой он предлагает интеллектуалам работать в Европе»36.
Оправдывая Хабермаса, Ян-Вернер Мюллер в защите интересов существующей политической системы заходит, пожалуй, еще дальше, чем маститый германский профессор. Я.-В. Мюллер откровенно декларирует самый настоящий конформизм: «Разнообразие и плюрализм — это не ценности, подобные свободе и демократии. Тут всё зависит от ответа на вопрос "разнообразие в чем?". Европейским интеллектуалам следует защищать свободу и демократию, если потребуется. А в остальное время им следует заняться объяснением и обоснованием (читай: того, что необходимо власти. — В. Ч., С. У., И. Б.)»37. Как и следовало ожидать, сам Юрген Хабермас эти суждения «молодого профессора политических наук из Принстонского университета» нашел вполне убедительными38.
5. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Основным критерием разграничения трех основных типов участия российской интеллигенции в политической жизни являются взаимоотношения в рамках представлений «свой» — «чужой». Собственно, как отмечал в свое время Юрий Лотман, это противостояние было исторически заложено в самих основаниях самоопределения русской интеллигенции, которая оказалась одновременно испорченным «своим» и «неправильным чужим»39. Однако и в двадцатом столетии внутренние противоречия такого рода ощутимо давали себя знать, поскольку в самосознании той или иной группы интеллигентов данный критерий безошибочно указывал интеллигенту его место в политической и общественной жизни. Эти жесткие нормы разделения на «чужих» и «своих» в сознании отечественной интеллигенции уже в первые годы Советской власти были, в частности, выделены и классифицированы в нескольких исследованиях В. Л. Черноперова о видных интеллигентах-большевиках Георгии Чичерине, Максиме Литвинове, Леониде Красине и Викторе Коппе, а также об известном ученом-историке Юрии Готье40.
Заметим, что разделение на «чужих» и «своих» в среде отечественной интеллигенции на деле оказывается даже более
существенным, чем само отношение к существующей власти. Это особенно подчеркивается знаменитым жанром коллективных писем интеллигентов — как в конце советской эпохи, так и в настоящее время.
Итак, для российских интеллигентов в их отношении как к власти, так и к обществу главным критерием самоопределения и побудительным мотивом в их социальном действии является разделение на «своих» и «чужих». Данный вывод нашего исследования оказывается, во всяком случае, в чем-то и неожиданным. Ибо в России, как правило, противостоят и борются между собой не только те интеллигенты, которые разделены по своему отношению к власти («ходящие во власть», «вечно противостоящие» ей или обособляющиеся от нее в «башнях из слоновой кости»), но и те, кто состоит внутри каждого из этих трех больших сообществ.
Для западных, в частности, для европейских интеллектуалов, в отличие от российских интеллигентов, главной линией разделения методов и форм участия в политической и общественной жизни является расслоение по отношению к сложившейся системе власти — либо это та или иная вариация конформизма («бессильные люди», «независимые эксперты»), либо различные оттенки нонконформизма. Подобное положение в среде западных интеллектуалов не вызывает особого удивления — ведь в странах Европы и Северной Америки как существующая политическая система, так и гражданское общество всё еще достаточно устойчивы и стабильны. Они способны не только интегрировать разные течения общественной мысли, но и до известных пределов проявлять терпимость к несогласным — при том существенном условии, если такие несогласные согласятся быть достаточно миролюбивыми аутсайдерами.
Разумеется, существуют и другие научные классификации взаимоотношений власти с интеллектуалами и интеллигентами. Выделим резко очерченный взгляд французского ученого Мишеля Сюриа, который рассматривает современного западного интеллектуала как «диковинную зверушку», в которую он превра-
41 п
тился под тяжким господством властвующей элиты . В сущности, мнение этого французского интеллектуала есть еще одно выражение глубокого пессимизма, охватившего многие слои современного французского общества, что М. Сюриа и сам признает
в интервью одному российскому нонконформистскому журналу: «Времена сейчас уже не те, и причин для того, чтобы интеллектуалы могли вокруг чего-то по-настоящему сгруппироваться, уже нет. Группируются ведь обычно по двум причинам: из-за политики или же из-за авангардной эстетики. Сегодня авангардизм уже в прошлом, да и политических причин для объединения фактически никаких не осталось. Кроме того, в 1960—70-е годы большинство интеллектуалов были настроены крайне агрессивно. Сейчас же ситуация изменилась, и все интеллектуальные объединения носят характер, скорее, оборонительный, поскольку люди как бы выбирают меньшее из зол»42.
Такая точка зрения Мишеля Сюриа представляется нам более трезвой, нежели высказанная более полутора десятилетия назад надежда ныне уже покойного его известного соотечественника профессора-социолога Пьера Бурдье : «.дело не только в том, чтобы высказаться против доминирующей точки зрения, претендующей на статус мнения большинства, и оспорить ее. Если мы хотим получить результаты, мы должны сделать так, чтобы наша критика была услышана широкой общественностью. Доминирующая точка зрения постоянно посягает на наше собственное мнение»43. В этой связи Бурдье еще считал возможным стратегию противостояния интеллектуалов существующей системе: «.как мне кажется, лишь известные общественные деятели могут разорвать этот порочный круг. Но, к сожалению, очень часто они известны именно потому, что не задают лишних вопросов и ведут себя тихо — ведь мы сами хотим видеть их такими, — лишь очень немногие пускают в оборот символический капитал, который им дает их положение в обществе, и высказываются громко и открыто, чтобы голоса тех, кто не сможет сказать сам за себя, были услышаны»44.
Итак, представленные нами вариативные модели участия интеллигентов/интеллектуалов в общественной жизни предназначены для того, чтобы выявить реальные альтернативы включения этих социальных групп в социально-политические трансформации современного мира и оценить их конкретные результаты. Для существующей власти такая модель вполне определенно демонстрирует имеющиеся у нее возможности взаимодействия со столь неоднозначным социальным партнером — каким являются
интеллектуалы или интеллигенты. Что же касается действительных обладателей качеств интеллектуальности и интеллигентности, то и для них предлагаемая модель способствует адекватному осмыслению своего места в мире и потенциальных возможностей на будущее.
Примечания
1 Страда В. Интеллигенция как зеркало европейской революции // Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. М., 1999. С. 29.
2 Фуко М. Интеллектуалы и власть : избр. полит. ст., выступления и интервью. М., 2002. С. 68.
3 Gella A. An introduction to the sociology of the intelligentsia // Intelligentsia and the Intellectuals. Beverly Hills, 1976. P. 22.
4 Усманов С. М. Интеллигенция в социальных трансформациях процессов модернизации: особенности опыта Запада и Востока // Клио : журнал для ученых. СПб., 2011. № 5 (56). С. 16.
5 Розов Н. С. (Не)мыслящая Россия. Антитеоретический консенсус как фактор интеллектуальной стагнации // Политическая концептология. 2009. № 1. С. 179—198 ; Фадеева Л. А. Дискуссии об интеллектуалах в контексте политической истории Запада // Диалог со временем. М., 2012. Вып. 41. C.108—138 ; Castells M., Himanen P. The Informational Society and the Welfare State City: the Finish Model. Oxford, 2002 ; Collins R. The Sociology of Philosophies : a Global Theory of Intellectual Change. Cambridge, 1998.
6 Мыслящая Россия : интеллектуально-активная группа / отв. ред. В. Куренной. М., 2008. (Наследие Евразии).
7 Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М., 2007.
8 Черноперов В. Л., Усманов С. М. Вместо введения : российская интеллигенция и западные интеллектуалы в современном мире: модели социально-политического поведения // Интеллигенция и интеллектуалы в изменяющейся социально-политической действительности. Иваново, 2014. С. 8—28.
9 Усманов С. М. «Партизаны», «приказчики», «винтики» и другие // Поиск новых подходов к изучению интеллигенции : проблемы теории, методологии, источниковедения и историографии : тез. докл. межгос. науч.-теорет. конф. Иваново, 1993. С. 54—56.
10 Ленин В. И. Партийная организация и партийная литература // Полн. собр. соч. Т. 12. С. 100—101.
11 Черноперов В. Л., Усманов С. М. Указ. соч.
12 Миллс Ч. Р. Бессильные люди. Роль интеллектуалов в обществе // Неприкосновенный запас : дебаты о политике и культуре. 2014. № 2 (94). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2014/2/10r.html (дата обращения: 21.07.2014).
13 Маркузе Г. Разум и революция : Гегель и становление социальной теории. СПб., 2000. С. 531.
14 Дубинская-Джалилова Т. Горький на службе у Сталина. URL: http://old.lgz.ru/archives/html_arch/lg302000/Literature/art12.htm (дата обращения: 30.10.2014).
15 Новодворская В. Унесенный ветром. URL: http://www.medved-magazine.ru/ articles/Valeria_Novodvorskaya_Ilya_Erenburg.2484.html (дата обращения: 17.09.2015).
16 От Кембриджа к научной кинопанораме : беседа с Сергеем Петровичем Капицей. URL: http://www.polit.ru/article/2010/10/13/kapitsa/ (дата обращения: 11.09.2015).
17 Беляев Ю. Государство без интеллигенции // Литературная Россия. 1992. № 47. С. 5.
18 Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом : очерки лит. жизни. Париж, 1975. С. 496.
19 Там же. С. 505.
20 Там же. С. 612.
21 Лотман Ю. М. География интеллигентности: эскиз проблемы // Лот-ман Ю. М. Воспитание души. СПб., 2005. С. 257—258.
22 Там же. С. 262.
23 Миллс Ч. Р. Указ. соч.
24 Там же.
25 Там же.
26 Баррозу Ж. М. Президент Еврокомиссии. URL: http://lenta.ru/lib/14173008 (дата обращения: 21.07.2014).
27 Бурдье П. Делегирование и политический фетишизм // Социология социального пространства. СПб., 2007. С. 157.
28 Там же. С. 159.
29 Эко У. Быть интеллигентом в России — знак противостояния // Литературная газета. 1998. 13 мая. С. 3.
30 Черноперов В. Л. Юрген Хабермас в контексте моделей социально-политической самореализации западных интеллектуалов // Интеллигенция и мир. 2015. № 2.
31 Хабермас Ю. Первым почуять важное : что отличает интеллектуала? II Неприкосновенный запас. 2006. № 3 (47). URL: http:IImagazines.russ.ruI nzI2006I47Iha2-pr.html (дата обращения: i5.ii.20i4).
32 Там же.
33 Quand la cuture gauche legitime le capitalism... II Йlйments. 2005. № 16. P. 52. URL: http:IIwww.kelebekler.com/occIben_preve2.pdf (дата обращения: i8.ii.20i4).
34 Alain de Benoist: «Se rebeller contre le systame exige d'adopter des modes de vie ou des styles de vie différents». URL: http:IIfr.novopress.infoI 182033Ientretien-exclusif-novopress-alain-de-benoist-se-rebeller-contre-le-systeme-exige-dadopter-des-modes-de-vie-ou-des-styles-de-vie-differents-22I (дата обращения: 27.ii.20i4).
35 Anderson P. L'Europe face а l'hйgйmonie allemande II Le Monde Diplomatique. 2012. Decembre. URL: http:IIwww.monde-diplomatique.frI 20i2Ii2IANDERS0NI48468 (дата обращения: 01.12.2014).
36 Mbller J.-W. The Failure of European Intellectuals? URL: http:IIwww.eurozine. com/articles72012-04-11-muller-en.html (дата обращения: 02.11.2014).
37 Ibid.
38 The European Citizen: Just a Myth? URL: http:IItheglobaljournal.netIgroupI issue-011-may-june-2012IarticleI695I (дата обращения: 02.11.2014).
39 Лотман Ю. Интеллигенция и свобода : (к анализу интеллигентского дискурса) II Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология. М., 1999. С. 122—150.
40 Черноперов В. Л. Противоборство «дипломатов ленинской школы» во время советско-германского конфликта 1924 г. II Личность. Культура. Общество. М., 2005. Т. 7. Вып. 2 (26). С. 254—274 ; Черноперов В. Л. Образы «Россия и русские», «Кайзеровская империя», «Антанта и народы стран Согласия» на страницах дневника Ю. В. Готье (1917— 1918 гг.). URL: http:IIwww.rosmir.iriran.ru7archival.php?id=44 (дата обращения: 21.07.2014).
41 Сюриа М. Портрет интеллектуала в обличье домашней зверушки. URL: http:IIwww.e-reading.byIchapter.phpI1020295I71IRespublika_slovesnosti_ Franciya_v_mirovoy_intellektualnoy_kulture.html (дата обращения: 30.10.2014).
42 См.: СюриаМ. За границей. 2005. № 9. URL: http:IIwww.topos.ru7articleI 3948 (дата обращения: 18.10.2014).
43 Бурдье П., Грасс Г. Литература: взгляд изнутри. URL: http:IIold.russ.ruI ist_sovrIother_lang/20000811-pr.html (дата обращения: 04.10.2015).
44 Там же.
