CC BY
66
Александр Семёнов
Россия и россияне в национально-культурной и политической картине мира китайцев
Опыт более чем трехсотлетнего вынужденного соседства славянской и китайской культуры показывает, что их рядовые носители слабо расположены к взаимной интеграции и к плодотворному культурному обмену. Факты свидетельствуют, что несмотря на постоянные контакты, между российским и китайским населением пролегает глубокое чувство отчуждённости и неприятия друг друга. Подавляющее большинство исследователей XIX - начала XX в., непосредственно наблюдавших процесс русско-китайских контактов, писали о том, что русские и китайцы совершенно не ассимилируются друг с другом.
Исследователь Восточной Сибири, Бурятии, Монголии работник Троицко-савско-Кяхтинского отделения Русского Географического Общества Георгий Михайлович Осокин в 1895-1902 гг. опубликовал ряд материалов, в которых рассказывалось о жизни китайцев в Сибири. Он писал: «Отдавая должное китайской предприимчивости и трудолюбию, нельзя не заметить, что они в тоже время очень немного что заимствовали от русского населения в культурном плане. Китаец очень крепко держится своих взглядов на жизнь, занятий, обычаев и верований. Несмотря на близкое сожительство, общие интересы он редко когда изменяет своим убеждения. Наоборот, в большинстве случаев, ко всему относится подозрительно, недоверчиво и с предубеждением. Обрусевших китайцев в крае очень мало, и то, скорее, обруселость только наружная»1.
В. К. Арсеньев в своих заметках о китайцах был более категоричен. «Рассчитывать на обрусение китайцев не приходится. Скажу более, было бы наивно! Я ни разу не видел обрусевшего китайца, я видел крещённых китайцев, но не обрусевших. Ни в строе жизни, ни в одежде, ни в привычках христианин китаец не изменяется. И какие бы усилия ни применялись, китаец всегда останется китайцем»2.
Наблюдения за жизнью китайской общины в конце XX в. показывают, что для неё характерен такой же обособленный и замкнутый стиль жизни, как и в конце XIX в. Добровольная сегрегация китайской общины находится в прямой зависимости от традиционного китайского этноцентризма. Самим китайцам расизм в его классическом понимании чужд в принципе. Но национализм для них так же естественен, как роль и место Китая в мире. В основе его - те же идеи о превосходстве китайцев над «варварами», живущими на периферии Поднебесной,
которые во многом определяли и определяют отношение Китая с другими стра-
3 л
нами . В пределах своего политического горизонта китайцы традиционно считали свою страну центром мира, игнорируя историко-политические реальности и рассматривая прочие народы как «варварские». Китайцы практически никогда не считали иностранцев равными себе4. Например, считалось что «обращение с ними (иноземцами) как с равными, равносильно легкомысленному перенятию чуждых обычаев». То, что иностранцы были не склоны следовать китайским образцам поведения, объяснялось в Китае их отсталостью и неспособностью постичь единственно правильные нормы5. Китайцы классифицировали народы, обитавшие на рубежах Китая, по сторонам света и считали их подверженным и всяческим крайностям и излишествам, неспособными к мудрой и размеренной жизни. Эти народы были для них именно «варварами», которые имеют «лицо человека, а сердце зверя». Они полагали, что в их Серединном Государстве «всего имеется в достат-
ке», а природные стихии находятся в равновесии, от чего его жители от рождения умны, талантливы и привержены добродетельным нравам6.
Традиционное мировоззрение о китайском превосходстве нашло своё продолжение в политических идеях конца XIX - начала XX в. Во времена колониального засилья европейцев в XIX веке в Китае стали распространятся идеи расового превосходства китайцев. Пропаганда всячески подчёркивала ассимиляторские способности ханьцев: «Наше племя (цзу) ханьцев сильно тем, что оно всегда ассимилировало другие племена, оно никогда не было побеждено иноплеменниками» . Сунь Ят-сен живописал изъяны и пороки европейской культуры, её антигуманизм и грубо утилитарный характер. Он дал характеристику европейской культуры, как такую, в основе которой лежит путь насилия (бадао). Отсюда его вывод о том, что восточная культура в большей степени, чем западная, отвечает требованиям гуманности и справедливости, интересам развития нации и государства. Если в основе культуры Европы лежит принцип насилия, несправедливости, то в отличии от неё, в основу китайской культуры составляет принцип права и справедливости, принцип доброго начала (ван дао). Сунь Ят-сен доказывал, что в осуществлении таких высоких этических норм и моральных принципов, как верность и почитание родителей, гуманность и любовь, честность и справедливость, миролюбие и стремление к спокойствию, китайцы стоят намного выше, чем европейцы8.
С нашей стороны было бы ошибкой механически переносить традиционные китайские представления об иностранцах из далёкого прошлого на мировоззрение китайцев конца XX в. Однако есть множество неоспоримых фактов, свидетельствующих о стойкости и широком распространении традиционных шовинистических представлений у китайцев конца XX - начала XXI в. Например, В. В. Малявин отмечает, что рецидивы традиционного настороженно-церемонного отношения к иностранцам сохраняются в китайском обществе по сей день9.
Во многих западных исследованиях китайского менталитета отмечается стойкость и распространённость традиционных представлений превосходстве китайцев и всего китайского над иностранным. Американский синолог Р. Соломон на основе обширного эмпирического материала, полученного в результате тестов и опросов китайских мигрантов, бежавших от ужасов культурной революции, выявил стабильное и стойкое влияние конфуцианства и других старокитайских морально-этических учений на психологию современных китайцев. Эдмунд Клабб -китаевед, много лет проживший в Китае, пишет, что современные идеи подвергаются сильному влиянию концепций прошлого. Концепция всеобщей империи, сохранявшаяся на протяжении тысячелетий, сильно влияет на идеологию Китая. Руководители КНР называются им «верными сынами Серединной империи», считающими, так же как и их предки, китайскую культуру выше всякой другой. К этой философской константе, пишет автор, добавилось ещё и убеждение в мессианской роли КНР10.
Сильнейшее воздействие на живучесть традиций в китайском мышлении, в том числе и в современном, оказал китайский язык. По мнению В. Бауэра, особое значение здесь играет то обстоятельство, что в китайском языке отсутствует грамматическая категория времени. Отсюда специфическая «безвременность» китайского мышления, в котором настоящее рассматривается не как линия, отделяющая прошлое от будущего, но, при недифференцированности прошлого и будущего, как плоскость, поглощающая прошлое и будущее. Размышления об особенностях китайского языка, Бауэр заканчивает утверждением, что «способность китайцев ассимилировать по сути дела представляет собой обусловленную язы-
ком, и, прежде всего, письменностью неспособностью к восприятию чуждых систем мысли в нефальсифицированном виде. Все идеологии, проникавшие в Китай извне, терпели крушение, столкнувшись с идеографической письменностью; иностранное слово, проникшее в её словарный запас, воспринимается как чужеродное тело. Либо оно должно быть “переведено”, что означает неизбежную ассимиляцию (как правило, упрощение), либо на нём всегда остаётся клеймо экзотики»11.
Русские в традиционном представлении китайцев считались «дальними варварами». При первых контактах с ними они показались китайцам странными, их европеоидные черты лица казались уродливыми. За свой внешний вид русские сразу получили прозвище чанбицзы - «длинноносые». Китайцы писали: «Русские в основном все алчные, грубые и некультурные. По своему характеру они чрезвычайно свирепы и их трудно подчинить»12. У нас есть основание думать, что многие из этих средневековых стереотипов в отношении русских сохранились у китайцев вплоть до начала XXI в. Гонконгский журнал «Чжэн мин» позволил себе проговориться, употребив по отношению к русским посетителям г. Хэйхэ давнее, но, очевидно, и сегодня имеющее широкое хождение среди китайцев по отношению к русским прозвище «длинноносые» (да бицзы)13. Даже среди образованных китайцев бытует мнение о русских как о чрезвычайно воинственном и свирепом народе. Недавно в Китае вышла книга «Эти храбрые русские», в ней анализ русского характера делается на примере Рюрика, Ивана III, Ивана Грозного, Петра I, Екатерины II, Ленина и других. Китайцы выяснили для себя, что большинство российских национальных героев, являлись полководцами и воинами. На этом основании делается вывод, что российская нация - это воинственная нация, которая всегда стремится к экспансии, поэтому у них героями слывут те, кто командовал войсками. В противовес русским национальным героям китайцы приводят своих - мудрых мужей, смекалистых детей и взрослых, на ярких примерах которых воспитываются сами14. Подобный взгляд на русских как на воинственный и агрессивный народ сильно коррелирует со средневековыми воззрениями на варваров, окружавших Поднебесную империю. Тем более, что россияне сами порой не осознают последствий своих действий, дают китайцам лишний повод смотреть на себя как на диких варваров.
Поведение россиян при контактах с китайцами у себя на родине и в туристических поездках по Китаю, не давало поводов для оптимизма на благоприятное восприятие китайцами российской культуры. Наши соотечественники не отличались излишней скромностью и тактичностью в отношениях с китайцами. Многочисленные свидетели повествуют о хамском и вызывающем поведении русских туристов по отношению к китайцам. Благодаря общению с россиянами, китайский язык в короткие сроки «обогатился» русской нецензурной бранью. Нравы российских челноков, прибывающих в Китай, оставляли неизгладимые, яркие впечатления у хозяев. Виктор Ульяненко, один из современных российских синологов, красочно описывает нравы российских туристов, проводящих свой досуг в русских ресторанах Пекина: «Атмосфера здесь далеко не всегда соответствует чаяниям заходящих сюда людей, которые просто хотят поесть, а не напиться до поросячьего визга или развлечься, расквашивая друг другу физиономии. Кстати, местная полиция на “мелкие шалости” разбушевавшихся гуляк смотрит сквозь пальцы (подумаешь: перебьют посуду, поломают мебель, иногда забьют кого-нибудь из своих насмерть)»15.
Поведение многих российских «помогаек» (людей, которые за определённую плату оформляют на себя чужой груз и помогают перевозить его из Китая в
Россию) в Суйфэньхэ так же не способствовало росту уважения китайцев к русским. Газета «Золотой Рог» опубликовала на своих страницах материал, рассказывавший о поведении этой категории российских граждан в Китае. Вечерами, бесплатно посидев в ресторанах и изрядно выпивши, они разгуливают по тому же Суйфэньхэ в неприглядном виде. А утром с помятыми лицами, с бутылкой пива в одной руке и сумками в другой начинают собираться на вокзалах для отъезда на родину16. Конечно, далеко не все русские туристы, прибывающие в Китай, являются пьяницами и дебоширами, среди них наверняка больше добропорядочных и культурных людей, но наблюдения за нашими соотечественниками у себя на родине показывает, что хамство в отношении друг друга, пьянство по любому удобному случаю и без него, является для них обыденным явлениям. Так что не надо удивляться тому, что принятые у себя на родине нормы поведения, они с лёгкостью переносят за границу. И поэтому становится совершенно естественно, что, насмотревшись на разухабистую российскую «удаль», китайцы делают о русских весьма нелицеприятные выводы, которые полностью подтверждают их средневековые представления о варварах, как о людях весьма грубых и не воздержанных. Данное предположение подтверждается результатами социологического исследования проведенного в 2006 г. Институтом Дальнего Востока РАН совместно с Читинским государственным университетом. Подавляющее большинство опрошенных китайцев среди недостатков российского населения, отметили следующие качества: пьянство 72,4 %, корыстолюбие 27,6 %, эгоизм 25,9 % и тунеядство 20,7 %17.
Тяжёлое наследство в национально-этническом сознании двух народов оставили годы советско-китайского противостояния 60-70-х гг. XX в. Китайцы, живущие в пограничной зоне с СССР, помнили об операции «Угроза с севера», в рамках которой жизнь и деятельность сотен миллионов людей стала подчиняться подготовке к войне с Советским Союзом. В КНР началось массовое перемещение промышленных объектов в глубинные районы страны, создавались запасы продовольствия и медикаментов. Население городов и сельских районов было мобилизовано на строительство бомбоубежищ и укрытий. Одновременно с этим в стране развернулась широкомасштабная пропагандистская кампания, ставившая своей целью насаждения вражды и ненависти ко всему советскому18. Средства массовой информации КНР в течение длительного времени призывали водрузить «знамя Мао на Красной площади», насадить в СССР «новый порядок» по образцу и подобию того, какой Мао Цзэ-дун установил у себя в стране. Массовые вооружённые китайские провокации на советской границе, по признанию самого Мао Цзэ-дуна, должны были вызвать на многие годы ненависть населения Китая к СССР19. Вероятно, живя под постоянным впечатлением вооруженного противостояния и угрозой войны с северным соседом, у граждан КНР сформировалось чувство недоверия и скрытой опасности в отношении России. Во всяком случае, этот фактор надо учитывать при анализе фактов негативного отношения китайцев к россиянам. При этом, ни в коем разе нельзя преувеличивать роль исторического наследия в формирование негативного образа россиян в сознании китайцев конца XX - начала XXI столетия. Но, к сожалению, факты говорят об обратном. Китаеязычный интернет пестрит антироссийскими статьями. Бывший директор Института политологии Академии общественных наук КНР Янь Цзяци систематически публикует в электронной сети и в гонконгском журнале «Дунсян» статьи резкого антирос-сийского содержания. А в 2005 г. в китайском Интернете появилась анонимная статья, где русские характеризуются как «варварская нация», «которая ещё не полностью вышла из животного состояния», утверждается, что русские по натуре
лживы и коварны, а величие русской нации «на 30 % состоит из варварства и на 70 % - из бандитизма»20.
Приведённые выше факты оставляют нам надежду, что под влиянием тесных культурных, экономических и межгосударственных контактов отношение граждан КНР к своему северному соседу будет улучшаться. Тем более, что впервые в истории двухсторонних отношений между Россией и Китаем не осталось никаких острых территориальных претензий, которые могли бы превратиться в потенциальный источник конфликта и межнациональной конфронтации.
Примечания
1 Осокин, Г. М. Московия на Востоке / Г. М. Осокин // Русский Разлив : междунар. альм. : в 2 т. Т. 2. - М. : Ди Дик, 1996. - С. 200-201.
2 Арсеньев, В. К. Китайцы в Уссурийском крае / В. К. Арсеньев // Дальн. Вост. -1993. - № 11-12. - С. 163.
См.: Ларин, В. Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях (80-е гг. XX - начало XXI в.) / В. Л. Ларин. - М. : Восток-Запад, 2005. - С. 355.
4 См.: Кюзаджян, Л. С. Влияние традиций на Маоизм в оценке зарубежного китаеведения / Л. С. Кюзаджян, Т. Н. Сорокин // Китай : традиции и современность : сб. ст. - М. : Наука, 1976. - С. 309.
5 См.: Бокщанин, А. А. Особенности внешних отношений империи Мин и вопросы преемственности / А. А. Бокщанин // Китай : традиции и современность... - С. 133-138.
6 См.: Малявин, В. В. Китайская цивилизация / В. В. Малявин. - М. : Аст-рель : АСТ, 2003. - С. 30-31.
7 Чудодеев, Ю. В. Идеи национализма и китаецентризма в программе буржуазных реформаторов (начало XX в.) / Ю. В. Чудодеев // Китай : традиции и современность. С. 145.
8 См.: Делюсин, Л. П. Идеи паназиатизма в учении Сунь Ят-сена о национализме / Л. П. Делюсин // Китай : традиции и современность. С. 177-179.
9 См.: Малявин, В. В. Китайская цивилизация. - С. 114.
10 См.: Кюзаджян, Л. С. Влияние традиций на Маоизм. - С. 295-306.
11 Там же. - С. 307-308.
12 Попов, И. М. Россия и Китай : 300 лет на грани войны / И. М. Попов. - М. : Ас-трель : АСТ : Ермак, 2004. - С. 38.
13
См.: Ларин, В. Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях (80-е гг. XX - начало XXI в.) / В. Л. Ларин. - М. : Восток-Запад, 2005. - С. 357.
14 См.: Галеева, В. Послушные дети экосистемы и трудности перевода / В. Галеева, Н. А. Спешнев // Журн. Санкт-Петерб. ун-та. - 2005. - № 2 [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://journal.spbu.ru/2005/02/17.shtml.
15 Ульяненко, В. В. Китайская цивилизация как она есть / В. В. Ульяненко, К. В. Лучкин,
С. Ф. Лейкин, О. А. Французова. - М. : АСТ : Восток-Запад, 2005. - С. 180.
16 См.: Наших обижают не только в «Суньке» // Золотой Рог. - 2005. - № 62 [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.zrpress.ru/zr/2005/62/50.
17 См.: Алагуева, Т. Г. Образ россиян в глазах китайцев и образ китайцев в глазах россиян на сопредельной территории / Т. Г. Алагуева, К. К. Васильева, А. В. Островский // Проблемы Дальн. Востока. -2007. - № 4. - С. 131.
18 См.: Колосков, Б. Т. Внешняя политика Китая : 1969-1976 гг. : основ. факторы и ведущ. тенд. / Б. Т. Колосков. - М. : Политиздат, 1977. - С. 70.
19 См.: История международных отношений на Дальнем Востоке. 1945-1977. -Хабаровск, 1978. - С. 304-305.
20 Тихвинский, С. Восприятие образа России в Китае / С. Тихвинский // Проблемы Дальн. Востока. - 2007. - № 4. - С. 91.
Екатерина Колитенко
«Сон в красном тереме» в освещении современных китайских исследователей
Как в природе есть стихийные бедствия: наводнения, пожары, ураганы, тайфуны, землетрясения, которые влияют на жизни людей, - так и в литературе Китая есть «Сон в красном тереме». «Раскаты грома», порожденные им, «ураганы и землетрясения» потрясли все страну, оказав огромное влияние на всю культуру Китая.
«Сон в красном тереме» давно уже вышел за рамки литературного произведения, став тем самым объектом культуры, великим культурным достоянием. Возможно, мы даже имеем право говорить о таком явлении, как феномен «Сна в красном тереме».
«Сон в красном тереме» - признак китайской нации, объект изучения, споров, поклонения. И все это совершенно не случайно. Каждое предложение романа, каждое слово в нем очень точно и попадает точно в цель, кажется, что ничего не ускользнуло от взгляда автора, ни одна частичка духа китайского народа не смогла ускользнуть от Цао Сюэциня, который, как никто другой, смог вскрыть самые глубинные черты национального характера. И нет ничего случайного в том, что и по сей день интерес к этому произведению не ослабевает.
Как известно, «Сон в красном тереме» - бытовой роман, написанный Цао Сюэцинем в середине XVIII в. и по некоторым причинам не оконченный автором. Окончание романа - последние 40 глав (а всего их в романе 120) были написаны Гао Э. Если говорить обо всем литературном наследии Китая, то будет упомянуто бесчисленное количество произведений, среди которых, конечно же, будет назван и «Сон в красном тереме». Но это произведение совершенно особое и необычное: оно оказало влияние не только на литературу Китая, но и на всю культуру Китая в целом. И вряд ли найдется в Китае ещё одно такое произведение, которое сможет сравниться со «Сном» в своей значимости и влиянии на культуру страны.
По мнению Чэн Цюна, автора книги «Культура Китая через призму романа “Сон в красном тереме”», роман был «написан» ещё до рождения Цао Сюэциня -это прожитые жизни, это сформировавшиеся традиции, это люди с их вечными проблемами, отношения мужчин и женщин, отцов и детей; это государственный строй, императорская власть, феодализм - одним словом, вся предыдущая история страны1. Все это было лишь особенным образом отобрано Цао Сюэцинем, обработано, выражено изящным языком - таким образом, и получился этот уникальный роман. И хотя «Сон в красном тереме» был написан в середине XVIII в. и в нем описываются события трехвековой давности, он не о прошлом. Это произведение всегда о настоящем и всегда о будущем: потому что среди большинства проблем, обозначенных автором в романе, до сих пор нет ни одной, которая бы навсегда исчезла из жизни современного человека.
Во времена императоров Цян Луна (1711-1799) и Цзя Цина (1760-1820) изучение «Сна в красном тереме» достигло огромного размаха, дошло до того, что было даже такое выражение: «Если в беседе не упомянуть «Сон в красном тере-
