CC BY
52
Владимир Киндалов, Олег Лиманов, востоковеды
(Ташкентский государственный институт востоковедения)
РОССИЯ И КИТАЙ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ: ИЗМЕНЯЮЩАЯСЯ ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
В последнее время Центральная Азия вновь оказалась в фокусе событий мирового масштаба. Сегодня здесь обостряется борьба за влияние, отражающая и прежние региональные проблемы, и современные глобальные реалии. В ней переплелись амбиции новых “игроков” и традиционное соперничество старых региональных держав, среди которых выделяются Россия и Китай. Реальная оценка ситуации и перспектив ее развития невозможна без тщательного анализа российского и китайского факторов, их роли в борьбе с международным терроризмом, восприятия Пекином и Москвой угроз собственной безопасности, интересов КНР и РФ и вариантности политики этих двух государств в Центральной Азии. События 11 сентября
2001 г. в США и последовавшая за ними антитеррористическая операция в Афганистане против “Аль-Каиды” и режима талибов полностью изменили геополитическую ситуацию, поставив перед Россией и Китаем немало сложных вопросов. Регион, в котором обе страны уже имеют свои определившиеся интересы, ныне оспаривается еще одним влиятельным конкурентом — США.
После начала антитеррористической операции в Афганистане ситуация в Центральной Азии резко изменилась и обозначила очевидные недостатки в реализации здесь политики КНР. Влияние событий, последовавших за терактами 11 сентября, на китайскую политику оказалось существенным. Сила такого влияния зависела от уровня заинтересованности Пекина в геополитических изменениях и вовлеченности его в глобальные процессы. И в связи с данными событиями Китай не мог “остаться в стороне”, хотя бы потому, что его самым непосредственным образом касались геополитические сдвиги, управляемые Соединенными Штатами. КНР, стремящаяся стать глобальной державой и занять место среди главных игроков на международной политической арене, ощутила на себе колоссальное воздейст-
вие новой ситуации и попыталась использовать ее в своих интересах. Однако у Пекина есть ряд серьезнейших проблем, которые ему сложно решить с опорой лишь на собственные резервы и возможности. Для разрядки порождаемой этими проблемами напряженности Китай вынужден действовать с оглядкой на соседние страны. И Центральная Азия в данном контексте занимает особое место. Ведь одна из важнейших задач, стоящих сегодня перед китайскими внешнеполитическим и оборонным ведомствами, — вызовы национальной безопасности со стороны исламского экстремизма и национального сепаратизма в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Благодаря развитию сотрудничества со странами региона Китай надеется решить следующие вопросы: обеспечить стабильность на своих неспокойных западных рубежах и в пограничных районах; создать необходимые условия для реализации планов экономического развития западных районов КНР, что позволит сократить разрыв в развитии прибрежных и внутренних территорий; получить гарантированный доступ к источникам энергии для своей растущей промышленности; оказывать противодействие однополярной системе и доминирующему влиянию США на экономическом, политическом и военном уровнях.
По мнению китайских лидеров, обеспечить значительный экономический рост страны и сохранить ее территориальную целостность можно лишь на основе улучшения отношений с Вашингтоном, что будет способствовать созданию благоприятной международной атмосферы. Это, в свою очередь, поможет решению проблемы возвращения Тайваня по принципу “одно государство — две системы”, а также внесет существенный вклад в борьбу против национального сепаратизма в СУАР и в Тибете. Как считают авторы этих строк, в последнее время геополитические ориентиры Китая частично изменились. И хотя место России в региональном раскладе сил по-прежнему определяется традиционной направленностью китайско-российских отношений на сдерживание США и на создание им противовеса, а Вашингтон выступает главным внешним фактором угрозы, китайское руководство намерено улучшать связи с администрацией Белого дома. Следует отметить, что в ходе смены своих геополитических ориентиров власти КНР не изменили своей сдержанной внешнеполитической тактике, в принципе традиционной для китайского государства. Пекин сегодня предпочитает “выдержать паузу и сберечь силы”, особенно когда речь идет о “больном вопросе” Синь-
цзяна и о Центральной Азии, которая до последнего времени занимала второстепенное место во внешнеполитических приоритетах страны. Даже когда стало ясно, что антитеррористическая борьба Вашингтона — лишь способ достижения им своих политических целей и в результате такого развития событий проблема Синьцзяна, вопреки расчетам китайского руководства, даже усугубляется, Пекин продолжал “молчать”. В данном случае проявляется уже более 100 лет свойственное китайской политике противоречие, которое заключается в том, что Поднебесная вынуждена соотносить свои большие амбиции с недостатком своей реальной стратегической мощи.
Устранение радикального режима талибов, активно поддерживавших уйгурских сепаратистов, с политической сцены Афганистана весьма выгодно Китаю (с точки зрения интересов его безопасности), и в Пекине в этом плане могут быть благодарны американцам за вторжение в регион. Более того, в пользу КНР сыграло и решение администрации США (конец 2001 г.) включить Организацию освобождения Восточного Туркестана в список террористических структур. Синьцзян играет в стратегии развития Китая особо важную роль. Она обусловлена не только экономической и энергетической важностью СУАР, но и его военно-политическим и стратегическим значением. Со второй половины 90-х годов власти страны реализуют признанную приоритетной программу развития ее западных и центральных районов (включающую и СУАР), которая должна вывести эту значительную часть КНР из бедности и отсталости. Однако несмотря на то что в развитие этой автономии центральное правительство уже много лет вкладывает крупные средства, западные аналитики, прежде всего, обращают внимание на репрессивную политику Пекина в отношении уйгурского населения Синьцзяна. В связи с этим западные государства, в первую очередь США, пытаются использовать вопрос о соблюдении прав человека в национальных районах страны для давления на КНР и ее сдерживания. Но действия китайских властей подтверждают решимость Пекина бороться против любых проявлений сепаратизма и исламского радикализма в данном районе. Это противоречит заметному в последнее время усилению позиций США в Центральной Азии и постепенно вырисовывающейся наступательной политической линии Вашингтона в глобальном масштабе.
Постоянным фактором угрозы для КНР становится и появление военно-воздушных баз антитеррористической коалиции на территории центральноазиатских государств. В Китае отдают себе отчет
в том, что устанавливаемый здесь контроль со стороны Вашингтона, а именно это подразумевает военное присутствие США в регионе, расширяет возможности Белого дома не только в сдерживании Пекина, но и в дестабилизации обстановки в Китае в целом, главным образом во взрывоопасном Синьцзяне. В этой связи ряд китайских экспертов, побывавших за последний год в Центральной Азии, неоднократно высказывали мнение о том, что республикам региона необходимо более четко определиться со сроками пребывания американских военных на их территории, прежде всего в рамках соответствующих соглашений, подписанных этими государствами с Соединенными Штатами. В частности, на международной конференции “Центральная Азия и Китай: Поиск новых геополитических ориентиров” (15 июля 2002 г., Алма-Ата) экспосол КНР в России, председатель Китайского общества по изучению Восточной Европы и Центральной Азии Ли Фэнлинь отмечал неудовлетворенность сложившимся статускво. По его мнению, безопасность Центральной Азии должна обеспечиваться совместными усилиями самих ее государств, без вмешательства со стороны. Наконец, обеспечивать эту безопасность, с точки зрения КНР, должны международные структуры, главнейшей из которых в регионе является Шанхайская организация сотрудничества (ШОС).
В этой связи руководству КНР необходимо выработать новую стратегию в отношении стран Центральной Азии на ближайшую и более отдаленную перспективу. В 90-е годы Пекин придерживался осторожной тактики выжидания в контактах с постсоветскими республиками региона, так как был поглощен своими внутренними проблемами. Вступление в 2001 г. в ВТО, поворот к интеграции в мировое рыночное хозяйство, глобализационные процессы и новые геополитические реалии обусловили изменения в его внешней политике. Кроме того, сегодня в КНР уже понимают, что Центральная Азия не представляет собой серьезной угрозы для возможной дестабилизации в Синьцзяне. А в результате решения погранично -территориальных проблем с государствами региона угроза их негативного влияния была снята с повестки дня китайской политики.
В ближайшее время следует ожидать смены тактики КНР в Центральной Азии. На сегодняшний день сложились предпосылки для того, чтобы правительство КНР уделяло республикам региона самое пристальное внимание. В числе этих предпосылок отметим экономические интересы Пекина в Центральной Азии: ее энергоре-
сурсы, рынок сбыта китайских товаров, транспортнокоммуникационные возможности. Но, безусловно, самое главное — политические аспекты, в первую очередь “американский фактор” и проблема синьцзянских сепаратистов. Вместе с тем новый этап китайской политики будет означать трансформацию ее нынешних, преимущественно политических интересов в Центральной Азии, в конкретные экономические цели. В среднесрочной перспективе Китай способен значительно укрепить здесь свои позиции, конкурируя с Россией, США, Ираном, Турцией и некоторыми другими странами. Таким образом, положение, сложившееся в регионе после 11 сентября, не способствовало решению прежних задач китайского руководства и создало дополнительные угрозы безопасности страны. Более того, нынешняя ситуация может сыграть роль катализатора в реализации стратегии Китая, выдвинув центральноазиатское направление в число наиболее приоритетных для КНР Тем самым активность Пекина будет направлена, с одной стороны, на обеспечение безопасности своего жизненно важного “западного направления”, а с другой — на развитие более тесного сотрудничества с государствами региона.
В настоящее время роль России в регионе несопоставима с той безграничной властью, которую имела Москва во времена СССР. Более того, ее влияние здесь стремительно сокращается. Заметным в последние годы стало стремление РФ занять демонстративно равноудаленную позицию в отношении острых ситуаций, проявлять сдержанность в их урегулировании, избегать прямого участия в конфликтах, непосредственно не затрагивающих ее национальные интересы. В этой связи образовался определенный политический вакуум, который заполнили другие внешние силы: США, страны Европы, КНР, Турция и Иран. Конечно, государства Центральной Азии заинтересованы в инвестициях и в иной финансовой помощи стран Запада, включая и США, а также в военном сотрудничестве с ними, они рассчитывают, что западные посредники лучше, нежели российские, справятся с урегулированием конфликтов и с угрозами, создаваемыми здесь религиозными экстремистами и наркомафией. Учитывая вышеупомянутые факты и усиление военного присутствия США в регионе, многие российские политики и эксперты критикуют руководство страны за его самоустранение от разрешения конфликтов на южных рубежах России, а также за снижение участия Москвы в региональных процессах. “Все то, что сейчас делают американцы в ЦА и Афганистане, пусть в меньших масштабах, ждали от России, но не
дождались. Теперь все это они получают от США”. Вместе с тем присутствие в регионе необходимо России прежде всего для минимизации существующих на ее южных границах рисков и угроз, снижения здесь уровня межнациональной напряженности, пресечения нелегального транзита оружия, наркотиков, товаров и незаконной миграции. Кроме того, российские политики учитывают и стратегическую значимость Центральной Азии. Однако Москва напрямую не вмешивалась в разрешение конфликта, связанного с попытками боевиков Исламского движения Узбекистана (ИДУ) проникнуть в Узбекистан и Киргизстан (1999 и 2000 гг.), так как тогда ее военные силы были заняты в Чечне. Негативным для России фактором в данной ситуации послужило то, что, пообещав поставить Ташкенту и Бишкеку вооружение, необходимое для контртеррористической операции, Москва не оказала им помощи в запрошенных размерах. В итоге Узбекистан закупил недостающее оружие и боеприпасы у Китая. В то же время, не желая портить отношения с США, большинство стран региона согласилось пойти на уступки Вашингтону в военно-политической и экономической сферах, за что им была обещана американская помощь в ликвидации ИДУ. Воздушное пространство этих стран было предоставлено военно-транспортной авиации Соединенных Штатов, а аэродромы на их территории (за исключением Туркменистана) — для размещения обслуживающего персонала ВВС антитеррористической коалиции. Понятно, что Москва и Пекин довольно нервозно реагируют на такое изменение ситуации в регионе. Они считают, что их обошли, и не без оснований опасаются подрыва здесь своих позиций, поскольку практически ничего не могут противопоставить американцам. Дабы не оказаться в роли стороннего наблюдателя за массированным дипломатическим наступлением американцев, в январе
2002 г. Ташкент посетил министр иностранных дел России Игорь Иванов, который заявил, что Москва возражает против создания постоянных американских военных баз в Центральной Азии.
Для сдерживания усиливающегося здесь влияния США, а также для укрепления своих отношений с КНР и со странами региона Москва будет стремиться эффективнее использовать потенциал ШОС. Более того, недостаточные политические и экономические возможности центральноазиатских государств подводят их к необходимости сотрудничать с сильными партнерами, что позволит укрепить позиции стран региона в международной системе. Россия и КНР — постоянные члены Совета Безопасности (СБ) ООН. Данный
факт создает определенные гарантии того, что интересы стран Центральной Азии будут поддерживать два влиятельных в СБ государства, имеющие общие интересы с республиками в регионе.
Еще один реальный ответ России на складывающуюся ситуацию — создание (ноябрь 2002 г.) ее военно-воздушной базы (десять истребителей Су-27) в киргизском городе Кант, к востоку от Бишкека. Это было сделано в соответствии с договоренностью между руководителями министерств обороны обеих стран, в дополнение к уже существующей в Таджикистане военной базе и дислоцированной в этой республике российской 201-й мотострелковой дивизии. Военнополитическое сотрудничество Москвы и Душанбе обусловлено важным стратегическим положением Таджикистана, который должен стать барьером на пути наркомафии и религиозного экстремизма, проникающих в регион из еще нестабильного Афганистана. В Москве понимают, что при политическом хаосе, который может возникнуть в центральноазиатских государствах, потоки беженцев оттуда хлынут в Россию, к чему она сегодня не готова. При этом официальные российские лица делают очевидную ставку на президента Таджикистана Э.Рахмонова, считая, что он лучше, чем главы других республик региона, обеспечивает безопасность своей страны и пытается сохранить в ней стабильность. В то же время нельзя исключить и смены в Душанбе правящей элиты, что будет означать приход к власти представителей соперничающих с Рахмоновым кланов (М.Худойбердыев — выходец из ходжентского клана) или политической силы, близкой к исламским кругам (С.Нури). В этом случае, учитывая прошлые связи Москвы с “антиисламской” стороной конфликта, российские позиции окажутся подорванными.
Оценивая ситуацию в целом, можно утверждать, что (исходя из долгосрочной перспективы) наиболее реальными региональными экономическими и военно-политическими партнерами России будут Казахстан, Киргизстан и Таджикистан. В то же время в качестве своего важного союзника в сохранении здесь стабильности и безопасно -сти РФ рассматривает Узбекистан. Эта республика — самая крупная по численности населения (свыше 24 млн. человек) и наиболее стабильная в Центральной Азии — может стать проводником интересов России в регионе и катализатором новых совместных инициатив Москвы, Вашингтона и Пекина.
Государства региона находятся в центре внимания не только России и Китая, но и Соединенных Штатов, которые активно разви-
вают здесь многостороннее экономическое и стратегическое сотрудничество, а во многих случаях и являются серьезным конкурентом Москвы и Пекина.
Как представляется, наиболее важная задача стран Центральной Азии на среднесрочную перспективу — реализация эффективной многовекторной политики, способной установить баланс интересов России, США и КНР для обеспечения экономического развития региона, его безопасности и стабильности.
Складывающаяся ситуация показывает, что такую политику можно реализовать лишь при взаимовыгодном разделении республиками региона сфер своих интересов между Москвой, Вашингтоном и Пекином, но отнюдь не при конфронтации с ними.
“Центральная Азия и Кавказ ”, Лулео (Швеция), 2003 г., № 3, с. 83—89).
Георгий Мирский,
доктор исторических наук
НОВЫЙ ПОВОРОТ В СУДЬБЕ ИРАКА.
(Окончание)
Сама по себе война американо-английской коалиции в Ираке, вопреки многочисленным прогнозам, заняла удивительно мало времени — несравненно меньше, чем многомесячная политическая и военная подготовка к ней. Не оправдался буквально ни один прогноз катастрофического развития событий. Предсказывали, например, что иракцы взорвут все нефтепромыслы, произойдет экологическая катастрофа, Саддам опять, как и в 1991 г., ударит ракетами по Израилю и вызовет ответный израильский удар страшной силы, соседние арабские страны не смогут остаться в стороне от войны, которая, таким образом, приобретет широкий региональный характер, массы арабских добровольцев рванутся в Ирак, некоторые правительства арабских государств, а возможно и Пакистана, будут сметены волной народного гнева, по всему миру будут совершены террористические акты, огромные волны беженцев из Ирака хлынут в соседние страны, на севере Ирака начнется резня между арабами и курдами, турецкие войска вторгнутся в Иракский Курдистан и т.д. Не произошло ровным счетом ничего. Но ведь все перечисленные элементы
