Научная статья на тему 'Роспуск Государственной думы первого созыва и крестьяне Ставропольской губернии'

Роспуск Государственной думы первого созыва и крестьяне Ставропольской губернии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
1238
56
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПАРЛАМЕНТ / ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА / МАНИФЕСТЫ / ПАРТИИ / КРЕСТЬЯНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ / Ф. М. ОНИПКО

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Трехбратов Борис Алексеевич

В статье рассматриваются роспуск Первой Государственной думы и его последствия для крестьян Ставропольской губернии

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Роспуск Государственной думы первого созыва и крестьяне Ставропольской губернии»

о о "Культурная жизнь Юга России"

№ 4 (47), 2012

Проблемы отечественной истории

Б. А. ТРЕХБРАТОВ

РОСПУСК ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ ПЕРВОГО СОЗЫВА И КРЕСТЬЯНЕ СТАВРОПОЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ

В статье рассматриваются роспуск Первой Государственной думы и его последствия для крестьян Ставропольской губернии.

Ключевые слова: парламент, Государственная дума, манифесты, партии, крестьянское движение, Ф. М. Онипко.

До 1905 года в Российской империи отсутствовал какой-либо представительный законодательный орган. Его появление стало результатом Первой российской революции, когда Манифестом от 6 августа 1905 года император Николай II учредил Государственную думу как «особое законосовещательное установление, коему предоставляется предварительная разработка и обсуждение законодательных предположений и рассмотрение росписи государственных расходов». Разработка положения о выборах возлагалась на министра внутренних дел А. Г. Булыгина, был установлен срок созыва - не позднее середины января 1906 года. Однако разработанные комиссией во главе с Булыгиным и утвержденные царским манифестом положения о выборах в Думу (правом голоса наделялись лишь ограниченные категории лиц: крупные собственники недвижимых имуществ, крупные плательщики промыслового и квартирного налога, и - на особых основаниях - крестьяне) вызвали сильное недовольство в обществе. Многочисленные митинги протеста и забастовки в конце концов вылились во Всероссийскую октябрьскую политическую стачку, и выборы в «бу-лыгинскую думу» не состоялись.

Основой законодательной компетенции Государственной думы стал 3-й пункт Манифеста 17 октября 1905 года, установивший «как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы». Эта норма была закреплена статьей 86-й Основных законов Российской Империи в редакции 23 апреля 1906 года: «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы и восприять (так в источнике - Б. Т.) силу без утверждения государя императора». Из совещательного, как значилось в Манифесте от 6 августа 1905 года, Дума становилась законодательным органом.

От Ставропольской губернии депутатами Первой Государственной думы - первого представительного законодательного учреждения России, работавшего с 27 апреля по 8 июля 1906 года, -были выбраны три человека: Я. В. Борисов, З. С. Мишин и Ф. М. Онипко. Коротко охарактеризуем каждого из них.

Яков Васильевич Борисов - народный учитель Новоалександровского уезда. Обучался в Санкт-Петербургском учительском институте, служил секретарем Петергофской уездной земской управы, в 1891-1895 годах был издателем журнала

«Детское чтение», служил с 1896-го по 1902 год инспектором Московской студенческой школы садоводства. В члены Госдумы избран крестьянами заочно. Принадлежал, как и остальные депутаты от Ставропольской губернии, к Трудовой группе.

Захар Степанович Мишин - волостной старшина с. Ладовская Балка Медвеженского уезда (ныне Красногвардейский р-н), попечитель местной церковно-приходской школы. Был казначеем при постройке двух церквей, среди крестьян пользовался большим доверием.

Однако из ставропольских думцев особую популярность имел волостной писарь с. Большая Джалга Благодарненского уезда Федот (Федор) Михайлович Онипко (01.03.1880 - 1938), по происхождению - из крестьян ст-цы Старолеушков-ской, Кубанской обл. Он был одним из основателей Трудовой группы в Государственной думе, членом редколлегии газет «Известия крестьянских депутатов» и «Крестьянский депутат», редактором-издателем «Трудовой России». Активный участник Первой российской революции (1905-1907), Ф. М. Онипко в 1905 году организовал агитацию среди крестьян, пропагандировал программу Всероссийского крестьянского союза, в 1906-м вел агитацию среди солдат и матросов Петербурга, Гельсингфорса, Кронштадта. Будучи непосредственным участником кронштадтских событий (июль 1906 г.), начиная с разработки плана мятежа, он председательствовал на собрании матросов и партийных представителей, вынесшем постановление о восстании [1].

Роспуск Первой Государственной думы был встречен с тревогой. Весть об этом «ужасном и трагическом известии», как назвал его корреспондент екатеринодарской газеты «Утро», быстро разнеслась по всей стране. В Ставропольской губернии, проникнув в самые глухие села и деревни, она вызвала бурю негодования, а затем и антиправительственные беспорядки. «Собственно говоря, не "беспорядки", а организацию масс для борьбы...» [2]. Роспуск первого российского парламента разбил последние остатки доверчивости народа к правительству, всколыхнулась волна негодования и протеста, в некоторых местах сопровождавшаяся открытым возмущением: «Народные представители, те, кому крестьяне, провожая, наказывали без земли и воли не возвращаться, отсылаются домой с пустыми руками! Ни земли, ни воли!.. Полный отказ!..» [3].

Следует заметить, что, распуская Думу, прави-

№ 4 (47), 2012

"Культурная жизнь Юга России"

тельство наверняка знало, что в разгар полевых работ реакция самого многочисленного российского сословия на этот акт будет слабой. Бла-годарненский уездный начальник в рапорте на имя ставропольского губернатора отмечал, что население, пользуясь хорошей погодой, сейчас занято уборкой хлебов, но «все-таки манифест о роспуске Думы произвел на крестьян несомненно неприятное впечатление в сильной степени, как акт, не ожидавшийся крестьянской массой» [4]. Из Прасковейского уезда сообщали, что селения Степное и Новозаведенное отнеслись к Манифесту довольно равнодушно; соломенские, обиль-ненские и еще более солдатско-александровские жители «обозлены и в роспуске Думы видят акт нелюбви к ним и царя», так как «уж теперь ясно, что не министры Думу распустили, а сам царь». Обильненские крестьяне на полном сходе 23 июля высказывали свои убеждения: «Дума распущена только потому, что хотела отобрать землю от панов и передать ее крестьянам». Прасковейский земский начальник 29 июля высказывал предположение о том, что «осенью в земском участке возникнет смута - подобная декабрьской...» [5]. Однако уездный информатор ошибался: «смута» в Ставропольской губернии началась в июле и продолжалась весь август 1906 года. За это время произошло 260 выступлений (112 и 148 соответственно). Следует подчеркнуть, что подъем крестьянского движения летом 1906 года (142 выступления) был гораздо заметнее, чем зимой, в декабре 1905 - январе 1906 годов (65 и 77 соответственно). События отличались и качественно: в июле-августе 1906 года было установлено 17 революционных крестьянских самоуправлений, зимой 19051906-го - 8; значительно увеличилось и число выступлений против властей (стражников, старост, полицейских и пр.) - 85 вместо 12 [6].

Подъему крестьянского движения на Ставрополье в некоторой степени способствовал выпуск так называемого Выборгского воззвания «Народу от народных представителей», обращение группы депутатов Первой Государственной думы - 120 кадетов, представителей остальных партий около 80 (трудовиков, социал-демократов и др.). В Выборге 10 июля 1906 года в ответ на роспуск Думы было принято воззвание к гражданам всей России: не давать «ни копейки в казну, ни одного солдата в армию» до созыва новой Думы. В этой формулировке кадетов был заметен «принцип пассивного сопротивления». В исторической литературе высказывалось мнение о том, что Выборгское воззвание не имело практических последствий; широко распространяемое, главным образом, революционными партиями, оно, пишет В. А. Демин, «не было воспринято населением всерьез: в 1905 году на призывные пункты не явилось 68,4 тыс. человек, в 1906 - 67,9 тыс.» [7]. Однако такое утверждение спорно. Требование не платить подати и не давать крестьянских сыновей в солдаты выдвигалось еще в 1905 году: на всем Северном Кавказе - 12 раз (в том числе 11 в Кубанской обл. и Черноморской губ. - 1), в Ставропольской губернии - 1 раз; в 1906 году подобных случаев

было зафиксировано 18 [8]. Могло бы быть еще больше, если бы правительство и, в частности, глава министерства внутренних дел П. А. Столыпин не были столь благодушно настроены и всерьез подошли к планируемому роспуску Первой Государственной думы.

Зная ситуацию досконально и предполагая, что подобный шаг будет встречен взрывом возмущения в разных слоях российского общества, они заранее позаботились о предупреждении антиправительственных эксцессов. Об этом свидетельствуют документы наместника Кавказа, хранившиеся в Центральном государственном историческом архиве Грузинской ССР (фонд 13). Они были выявлены автором статьи еще в советское время. Ныне по ряду объективных причин эти архивные фонды стали недоступны для исследователей из Российской Федерации, что, впрочем, увеличивает их ценность.

В шифрованной секретной телеграмме, посланной 8 июля 1906 года, т. е. накануне роспуска Думы, на имя наместника царя на Кавказе графа И. И. Воронцова-Дашкова, наученный горьким опытом декабря 1905 года П. А. Столыпин выдвигает целую программу борьбы с ожидаемыми «беспорядками». Приведем пространные выдержки из этого важного документа: «Ввиду ожидаемого с ближайших дней возникновения общих беспорядков, прошу немедленно распорядиться обысками, арестами руководителей революционных железнодорожных, а также боевых организаций, агитаторов среди войск, хранителей оружия и бомб <...> Необходимо сейчас же принять все меры к охранению правительственных и железнодорожных сооружений, телеграфов, банков, тюрем, складов и магазинов оружия и взрывчатых веществ, в особенности узловых станций. Предупредите телеграфное сношение агитаторов между собою и поставьте в полную готовность охранные поезда <...> Примите действенные твердые меры к обузданию печати с закрытием, если нужно, типографий и к защите помещичьих владений» [9]. Достойно внимания то, что для принятия необходимых по местным условиям мер «к предупреждению и подавлению беспорядков» глава репрессивного ведомства предлагал в целях «устранения паники» делать все перечисленное без ссылки на эту депешу. Мы специально указали в сноске и номер телеграммы (910), поскольку в тот же день П. А. Столыпин послал тому же адресату еще одну телеграмму - за № 1932. В ней он уже без всяких обиняков сообщает Воронцову-Дашкову для сведения копию циркулярной депеши генерал-губернаторам и градоначальникам: «Срочно. 9-го сего июля Государственная дума будет распущена с назначением срока новых выборов. С этого времени члены Думы утрачивают (свои) прерогативы. Прошу принять все меры к самому решительному предупреждению и подавлению волнений, которые не получат развития при уверенности населения и подчиненных Вам лиц в существовании твердой правительственной власти, ограждающей закон от посягательств с чьей бы то ни было стороны» (Л. 6).

84 "Культурная жизнь Юга России"

№ 4 (47), 2012

Протестное движение нарастало в разных формах, о чем свидетельствует шифрованная телеграмма от 9 июля за № 1948 от директора Департамента полиции Трусевича на имя наместника: «для сведения» сообщалось о том, что в Москве съезд представителей союзов и съезд революционных организаций планируют провести «всеобщую забастовку по случаю роспуска Думы» (Л. 7). В другой телеграмме (от 13 июля) он сообщал наместнику царя на Кавказе, что «бывшие члены Думы, входящие в состав трудовой и социалистических групп, предполагают ныне заняться усиленной противоправительственной агитацией» (Л. 37).

В телеграмме от 21 июля Трусевич более конкретен. Он сообщает: «Комитеты трудовой группы и социал-демократической партии Государственной думы и ЦК партии эсеров и СДРП и союзы Крестьянский и железнодорожный повсеместно выпустили "Манифест ко всему российскому крестьянству"». Кроме того, соединенный комитет трудовой группы и социал-демократической фракции выпустил «Манифест к армии и флоту». Автор телеграммы призывает Воронцова-Дашкова последовать приказу Столыпина и «принять все меры к недопущению этих воззваний в населении, усилить надзор за типографиями, дабы последние не захватывались революционным путем для напечатания воззваний» (Л. 82-82 об.).

Как видим, правительство предполагало, что разгон Государственной думы будет чреват негативными последствиями вплоть до вооруженных выступлений, и заранее к ним готовилось.

Касательно самого Выборгского воззвания «Народу от народных представителей» П. А. Столыпин 10 июля сообщал наместнику царя на Кавказе следующее. «На этих днях может быть разослано в виде телеграмм или почтой воззвание группы членов бывшей Думы. Прошу принять меры к недопущению его распространения». На телеграмме рукой наместника сделана резолюция: «Спешно исполнить» (Л. 9).

Через два дня, 12 июля, министр МВД П. А. Столыпин вновь послал в Тифлис шифрованную телеграмму: «В Выборге 9 сего июля на собрании группы бывших членов Государственной думы составлен по случаю роспуска Думы текст преступного воззвания к народу с приглашением стоять за Думу, не давать рекрутов, не платить податей и по займам, заключенным правительством без согласия Думы. Предположено отпечатанное воззвание распространить в массовом количестве» (Л. 24-25). Далее следовало категоричное предписание наместнику: «На Вашей личной ответственности лежит недопущение этого воззвания в население, и если пройдет подпольным путем, то необходимо всячески и всеми средствами разъяснять населению, что воззвание имеет мятежный характер и направлено против священной царской власти» (Л. 24-25). Товарищ министра внутренних дел Макаров 13 июля отдал распоряжение: «Распространители этого воззвания подлежат немедленному задержанию и привлечению к формальному дознанию по ст. 129, п. 3 Уголовного Уложения. Мерой пресечения следует избрать содержание под стражей» (Л. 43).

В конце июля 1906 года, когда с мест стали поступать сведения об аграрном движении, министр внутренних дел констатировал: «В департаменте полиции получаются сведения, что многие бывшие члены Государственной думы, согласно постановлению Выборгского съезда, разъезжают по уездам и ведут среди крестьян агитацию, направленную к неплатежу податей и отказу поставки новобранцев, иногда и к явно революционным целям, в чем им способствует образовавшиеся для сего группы интеллигентов и местных обывателей» (Л. 95-95 об.). Эту пропаганду глава министерства внутренних дел считал «чрезвычайно опасною», поскольку успех решительного натиска на правительство революционеры ставили в прямую «зависимость от развития аграрного движения».

Что же происходило в провинции на самом деле? Патриархально-крестьянская Самарская губерния болезненно реагировала на крушение думских надежд. Вице-губернатор И. Ф. Кошко признавался, что летом 1906 года он физически ощущал «повсюду разлитую враждебность» к властям; Выборгское воззвание разошлось по губернии более чем в 100 тыс. экземпляров. На июль-август пришлось 73 крестьянских выступления - большая часть случившихся в 1906 году [10].

Приблизительно то же самое происходило в Ставропольской губернии, где, по нашим подсчетам, аналогичное воззвание было известно не менее чем в 30 селах, причем послужило целям, которые противоположны призывам, в нем содержавшимся. Ставропольские крестьяне не сочли нужным ограничиться лишь отказом от уплаты податей и поставки рекрутов. «Государя императора, - говорил на митингах в селе Дубовском крестьянин Иван Клочков, - крестьянам не надо, так как государь должен быть выбран народом»; крестьяне «должны восстать, сплотиться, свергнуть правительство, захватить в свои руки власть и установить в России такой образ правления, какой существует во Франции» [11], т. е. республику. Ставропольские крестьяне, в особенности «иногородние», требовали наделения их землей в достаточном количестве. Для осуществления этих целей они создавали крестьянские Союзы (Комитеты), заменяли революционным самоуправлением и боевыми дружинами существовавшие ранее (утвержденные правительством) органы власти и полицию.

Не успели ставропольские крестьяне освоить этот практический урок, данный им правительством, как разразился новый удар: арестован и предан суду сразу по двум делам (за подписание Выборгского воззвания и за участие в Кронштадтском мятеже) стойкий борец за народную долю Федот Михайлович Онипко [12]. Эта весть мигом облетела губернию: в селах, получивших известие об аресте Онипко, били в набат, как на пожар. Народ стекался на площадь. Произносили горячие негодующие речи, сообща вырабатывали текст телеграмм в Петербург, в энергичных выражениях требуя освобождения своего думского представителя.

В селе Кугульту об аресте Ф. М. Онипко узнали в полночь. Тревожные звуки набата собрали

№ 4 (47), 2012

жизнь Юга России"

людей на митинг, испуганные «стражи порядка» заперлись в квартире пристава, боясь показаться на улицу. В темноте ночи сельчане составляли телеграмму Столыпину, требуя возвратить Онипко пославшему его народу. В селе Петровском многотысячная громада, собравшаяся по звону набата, в гробовом молчании выслушала весть об аресте и суде. Охваченные негодованием крестьяне двинулись к дому священника, вытребовали его и заставили на площади отслужить молебен о здравии и спасении Федота Михайловича Онипко. Потом была составлена телеграмма П. А. Столыпину. В уездном селе Благодарном митингующие явились к дому исправника и заставили его дать в Петербург телеграмму, в которой говорилось, что народ требует освобождения Ф. М. Онипко и откажется от уплаты всяких податей и повинностей, если их представитель не будет выпущен немедленно.

Тексты сельских приговоров и телеграмм, при разнице в выражении смысла, имели много общего. Мы, говорили крестьяне, послали Онипко добывать для нас землю и волю. Ни земли, ни воли нам не дали, а нашего депутата арестовали и предают суду. По не знакомой с уголовным законодательством «крестьянской логике» получалось так, что правительство не имеет права арестовывать и судить народного представителя: земляки категорически требовали возвратить депутата Онипко пославшему его народу.

Хотя крестьянское движение в Ставропольской губернии, как и во всей стране, было подавлено (известно, что в сентябре-декабре 1906 г. состоялось только 11 выступлений), оно сыграло свою роль в определении дальнейшей судьбы Ф. М. Онипко. В связи с массовыми выступлениями крестьян-избирателей Ставропольской губернии в его защиту, приговоренному Кронштадтским Временным судом к смертной казни народному избраннику смертную казнь заменили ссылкой в Туруханский край. На пересыльном этапе около Енисейска ему удалось бежать.

Онипко некоторое время жил в Париже, где окончил курс юридических наук и двухлетнюю «Свободную школу политических наук». Возвратившись в Россию после Февральской революции, он стал одним из организаторов созыва Всероссийского съезда крестьянских депутатов (май 1917 г.). Временное правительство назначило Ф. М. Онип-ко комиссаром Свеаборгской крепости и Генеральным комиссаром Балтийского флота. От партии социалистов-революционеров он был избран в состав Учредительного собрания, разогнанного большевиками в первый же день его работы.

Как член террористической группы военной комиссии Ф. М. Онипко предложил план изъятия «всей большевистской головки», прежде всего, В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого. Но ЦК партии социалистов-революционеров отверг этот план, аргументируя свою позицию тем, что в России в

данный момент нет «самодержавного полицейского гнета». Они боялись, что эсеровский террор вызовет «обратную волну террора» со стороны большевиков.

После октябрьского переворота Ф. М. Онипко был устранен с ведущих постов, жил в Грузии. С 1920 года работал в советских учреждениях, в том числе и инструктором-статистиком при Нарком-стате. Состоял членом общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев. В 1938 году его зацепил маховик сталинских репрессий. Он был расстрелян [13].

Литература, источники и примечания

1. Ромашко М., Охонько Н. Дума Ставропольского края: От казачьей общины до Государственной думы. URL: http://www.dumask.ru/inform/his-tory/all/1029/

2. Миг. Наши корреспонденты. Ставрополь-Кавказский // Утро (Екатеринодар). 1906. 11 авг.

3. Там же.

4. Государственный архив Ставропольского края. Ф. 101. Оп. 5. Д. 380. Л. 43.

5. Там же. Л. 44-44 об.

6. Трехбратов Б. А. Северокавказское село в революции 1905-1907 гг. / отв. ред. В. П. Крикунов. Ростов н/Д, 1987.

7. Демин В. А. Выборгский процесс URL: http: // www.stolypin.ru/enciklopediya/vyborgskiy-process

8. Трехбратов Б. А. Северокавказское село в революции 1905-1907 гг. ... С. 369, 376.

9. Центральный государственный исторический архив Грузинской ССР. Ф. 13. Оп. 15. Д. 2140. Разбор шифрованной телеграммы МВД Столыпина на имя наместника царя на Кавказе от 8 июля 1906 г. № 910. Л. 1-3. Далее ссылки на этот архив даются в тексте статьи, в скобках.

10. Политический кризис 1906 года. URL: http://newciv.relarn.ru/work/2-41/library/samleto/ texts/text14.htm

11. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 124. Оп. 45. 1907 г. Д. 1502. Л. 6, 10 об.-11, 108.

12. Начало мятежа в Кронштадте представители эсеровской организации спланировали на 11 часов вечера 19 июля. Ф. М. Онипко вместе с Ю. Зубилевичем шел во главе моряков 1-й Дивизии. Общего руководства восстанием не было, к утру 20 июля мятеж был подавлен. За участие в нем казнили 36, сослали на каторгу 130, заключили в тюрьму 316, отдали в исправительно-арестант-ские отделения 935 чел. Во время мятежа с обеих сторон было 9 убитых и 20 раненых (Рассказ Николая Егорова о Кроншдатском восстании, записанный его товарищем // Былое (Париж). 1908. № 8. С. 73-75).

13. Аноприева Г., Ерофеев Н. Партия социалистов-революционеров; Исхакова О. Онипко Федот Михайлович // Политические партии России. Конец XIX - первая треть XIX в. 1996. С. 411, 444.

B. A. TREKHBRATOv. DISSoLuTioN of THE STATE DuMA

of the first convocation and peasants of stavropol province

The article deals with the dissolution of the state Duma and its consequencesfor the peasants of Stavropol province. Key words: parliament, state Duma, manifestos, parties, peasant movement, F. M. Onipko.

"Культурная жизнь Юга России" 86 ^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^

№ 4 (47), 2012

А. Ю. РОЖКОВ

«БОГ ЕСТЬ, НО Я В НЕГО УЖЕ НЕ ВЕРЮ»: ДЕТСКИЕ РЕЛИГИОЗНЫЕ / АНТИРЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ПРАКТИКИ В 1920-е ГОДЫ*

Автор анализирует религиозный/ антирелигиозный дискурс 1920-х годов на основе официальных источников и эго-документов. В центре статьи - роль семьи и школы в формировании религиозности / атеизма у советских детей, приводятся высказывания детей по вопросу о вероисповедании. Ключевые слова: советские дети, религия, атеизм, советская школа 1920-х годов, религиозная идентичность, антирелигиозная пропаганда.

Вопрос о вероисповедании - чересчур интимная сфера, чтобы посторонним иметь о ней достоверные данные. Тем более, когда речь идет о детях. Особенно, когда эта деликатная тема табуируется и контролируется государственной пропагандой, как это было в 1920-е годы. И все-таки попытаемся проникнуть в сферу, которую В. Г. Безрогов метко назвал «скрытой историей скрытного детства» [1]. Цель настоящей статьи - описать детские религиозные и антирелигиозные представления и практики в раннесоветском обществе, существовавшие в тот период, когда власть постепенно вытесняла религиозное обучение в школе, заполняя вакуум атеистическим воспитанием.

Устав Единой трудовой школы полностью исключал возможность преподавания вероучения и приобщения к обрядам религиозного культа. Совместный циркуляр Наркомпроса и НКВД от 30 августа 1921 года запретил органам народного образования преподавать Закон Божий лицам моложе 18 лет в любых учебных заведениях [2]. Одним из критериев конкурса на лучшего учителя в 1923 году было активное стремление вытравить религиозные предрассудки [3]. Между тем, в первой половине 1920-х целью антирелигиозной пропагандистской работы с детьми не ставилось немедленное формирование безбожника; школьников готовили к созреванию антирелигиозных взглядов в момент перехода в юношеский возраст [4]. Эта относительно умеренная политика приносила свои плоды. Писатель Е. Замятин приводит диалог с 8-летним Олегом, который всего год пробыл в советской школе. У него на шее уже не было золотого крестика, который он носил еще год назад: «"А, Олег, крестик снял? Значит, Бога уже нет?". Олег (подумавши): "Нет, Бог есть, но я в него уже не верю"» [5].

К концу 1920-х годов волна борьбы с религиозностью в детской среде стала стремительно нарастать. В 1928-м в школах был введен обязательный антирелигиозный час [6]. Соответствующая тематика с 1929 года стала наполнять буквари и книги для чтения в школах I ступени, агрессивная тональность в подаче материала с каждым годом нарастала. Это особенно наглядно проявлялось

в книгах для сельских и горских школ. К примеру, детям из аула предлагалась загадка в стихах: «Кто коран велит долбить, а не знаешь - будет бить. Весь день молится Аллаху, за урок берет рубаху. Кто кричит: "Алла! Алла!"Ну скажи скорей -... » (ответ: «Мулла») [7]. На буквы «З» и «П» в букваре для сельских школ Северного Кавказа давалось упражнение: «Мулла и поп - пара. Кулак и поп - пара. Поп за кулака. Кулак за попа. Зина, напиши: муллы и попы - паразиты. Попы и муллы - за кулака» [8].

Учительский корпус в целом не был готов к пропаганде воинствующего атеизма, преобладало выжидательное настроение. Религиозные верования были сильны, немало педагогов посещали церковь, скрытно проповедовали слово Божье на уроках, продавали ученикам крестики, убеждали их в божественном происхождении жизни на Земле [9]. Показательно, что один обществовед на прямой вопрос учеников: «Был ли Христос?» ответил, что «только идиоты могут отрицать существование Христа, так как все виднейшие богословы и вселенский собор доказали это». Заведующий школой в Саранске говорил ученикам: «Если хочешь хорошо учиться... - молись богу, посещай церковь» [10].

Вместе с тем среди учителей встречались и истинные виртуозы антирелигиозного воспитания, мастерски владевшие психотехникой манипулирования сознанием. Ухищренная методика педагога П. Алампиева состояла в терпеливом подведении учащихся к самостоятельной выработке «правильного» отношения к религии: педагог, умело задавая требуемое направление разговора, в нужный момент расставлял нужные ему акценты, не пренебрегал и элементарной фальсификацией: «При чтении (Читали Евангелие от Луки. -А. Р.) приходилось во многих местах переделывать текст, заменять слишком торжественные или непонятные слова, например, вместо слова "рака"я просто сказал "дурак" и т. д.». Алампи-ев добивался эффекта заменой слов непонятного детям церковнославянского языка разговорными русскими, пафос молитвы «Отче наш» при этом оказывался приземлен до циничного: «Небесный

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ № 11-01-00345а «Ребенок в изменяющейся России ХХ века: образы детства, повседневные практики, "детские тексты"».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.