CC BY
126
УДК 821.161.1 ББК 83.3(2=411.2)
РОМАНТИЗАЦИЯ СМЕРТИ В СТИХОТВОРЕНИЯХ Н.А. НЕКРАСОВА IN MEMORIAM
А.А. Яшина
Аннотация. Статья посвящена одной из актуальных проблем современного некрасоведения - поэтике мемориальной лирики Н.А. Некрасова. Как одна из ключевых черт стихотворений поэта in memoriam, рассматривается романтизация смерти адресата текста. Анализируются основные приемы романтизации: поэтизация ранней смерти, обращение к романтическому мифу о смерти поэта, включение в тексты ассоциаций с поэзией романтизма, прежде всего, каноническим текстом in memoriam - лермонтовской «Смертью поэта», и библейских мотивов. Рассматривается также эволюция соотношения биографических и условно-поэтических элементов в текстах. Делается вывод о важности романтизированного образа смерти в конструировании некрасовского типа героя-подвижника.
Ключевые слова: Н.А. Некрасов, in memoriam, мемориальная лирика, изображение смерти в литературном произведении, романтизация смерти, библейские мотивы
A.A. Yashina
Abstract. The article deals with one of the topical issues current studies of Nekrasov's poems in memoriam. Romanticizing of death is considered as one of the main features of such poems. The article also analyzes such basic devices of romanticizing as poeticizing of the early death, appeal to the romantic myth of a poet's death, inclusion of the Biblical motifs and associations with the romantic poetry (first of all, Lermontov's Death of the Poet, the canonical Russian in memoriam). The author studies the evolution of the correlation between biographical and conventionally poetic elements, and concludes about the importance of the romanticized death for the creation of the Nekrasov's ideal hero type.
Keywords: N.A. Nekrasov, in memoriam, image of death in literature, romanticizing of death, Biblical motifs.
DEATH ROMANTICIZING IN N.A. NEKRASOV'S POEMS IN MEMORIAM
589
Литературоведами неоднократно отмечалось существование в западной поэзии XVIII—XX веков устойчивого жанрового образования, за которым, однако, в научном обиходе не закрепилось строго терминологического наименования. Это жанр стихотворений «на смерть» [1; 2], именуемых также стихотворениями in memoriam [3], или эпитафической лирикой [4].
Данный жанр пока не становился объектом специального литературоведческого изучения, однако в работах, посвященных стихотворениям in memo-riam в творчестве отдельных авторов, сделаны первые попытки описать общие принципы его организации. Так, ученые указывают на чрезвычайную важность для in memoriam заголовочного комплекса, как правило, состоящего из лексемы «память» в родительном падеже / лексемы «смерть» / «на смерть» и фамилии / имени / другого обозначения умершего («Памяти Белинского» Н.А. Некрасова (1853), «Памяти К.С. Аксакова» А.Н. Плещеева ЕОП (1861)), либо «знаковой даты (смерти, ÜGU годовщины), имплицитно выражающей скорбь об умершем» («29 января 1837» Ф.И. Тютчева (1837) [4, с. 34]. Жанровая идея стихотворений in memoriam — преодоление смерти силами памяти и поэтического слова; соответственно, ключевые темы данных текстов — темы памяти и смерти; первая в текстах in memoriam, как правило, связана с авторской установкой на воплощение в стихотворении значимых фактов биографии и специфических «черт личности умершего, должных, по мысли автора, остаться в памяти потомков» [4, с. 35]; обращение ко второй задает жанру характерную «скорбно-торжественную» [там
же] тональность. Стихотворения in memoriam посвящаются смерти конкретного человека, в них отсутствуют размышления о смерти вообще, ее природе и месте в мироздании (что характерно, например, для жанра надгробной элегии), бренности и пре-ходящести всего сущего (для жанра кладбищенской элегии).
Н.А. Некрасов внес значительный вклада в развитие интересующего нас жанра в русской поэзии. В обширном корпусе его поэтических текстов выделяется шесть стихотворений in memoriam: «Памяти Белинского» (1853), «Памяти <Асенков>ой» (1855), «На смерть Шевченко» (1861), «20 ноября 1861» (1862), «Памяти Добролюбова» (1864), «Не рыдай так безумно над ним...» (1868; по свидетельству самого Некрасова, стихотворение навеяно смертью Писарева).
Говоря о мемориальности текстов, о том, как воплощаются в них факты биографии и характерные особенности личности скончавшегося адресата, нужно констатировать, что реально-биографические факты в стихотворениях in memoriam Н.А. Некрасов всегда сочетает с поэтическим вымыслом. При этом взгляды автора на мемори-альность на протяжении 1850—60-х гг. эволюционируют, а соотношение в текстах реально-биографических и «поэтизирующих» элементов меняется в сторону большей условности, отхода от биографизма. Если в стихотворениях «Памяти Белинского», «На смерть Шевченко», «Памяти Асенковой» в целом довольно точно переданы обстоятельства жизни героев (хотя, отметим, в тексты оказываются допущенными лишь отвечающие требованию «поэтичности» факты: «затерянная могила» В.Г. Белинского, противостояние
со светом В.Н. Асенковой, ссылка Т.Г. Шевченко), то в стихотворениях «Памяти Добролюбова» (1864), «Не рыдай так безумно над ним...» (1868) соответствия между реальной судьбой человека, которому посвящено стихотворение, и воплощенным в тексте поэтическим образомпрактическинеобна-руживается.
Отметим факт поэтизации в некрасовских in memoriam ранней смерти. Действительно, все, ставшие героями рассматриваемых текстов, умерли, не дожив до старости: В.Г. Белинский скончался тридцати семи лет отроду, В.П. Асенкова — двадцати четырех, Т.Г. Шевченко — сорока семи, Н.А. Добролюбов -двадцати пяти, Д.И. Писарев — двадцати восьми. На факт ранней смерти адресата Н.А. Некрасов обращает внимание в трех текстах: «Кипел, горел — и быстро ты угас!»2 («Памяти Белинского»; I, 121), «Но слишком рано твой ударил час.» («Памяти Добролюбова»; II, 173), «Не рыдай так безумно над ним, / Хорошо умереть молодым! <...> Русский гений издавна венчает / Тех, которые мало живут.» («Не рыдай так безумно над ним.»; III, 61).
Однако будучи включенным в художественное произведение, факт реальной биографии обретает новое измерение и неизбежно начинает восприниматься читателем также в культурном, а именно романтическом, контексте. Широко известна поэтизация романтиками ранней смерти вообще — как формы протеста против тотальной пошлости мира (ср. и в стихотворении «Не рыдай так
безумно над ним.»: «Беспощадная пошлость ни тени / Положить не успела на нем.» (III, 61)); не менее важны здесь и ассоциации с другим романтическим мифом — мифом о ранней жертвенной смерти поэта.
Часто романтизируется и причина смерти. Так, в стихотворении «Памяти Белинского» читаем: «А ты погиб, несчастлив и незнаем.» (I, 121); глагол «погибнуть» имеет значение «умереть неестественной насильственной смертью». В.Г. Белинский, и это, конечно, было хорошо известно Н.А. Некрасову, не погиб: он был болен туберкулезом, и именно болезнь стала причиной его безвременной смерти. Фактически неверно, но поэтически точно употребляя глагол «погибнуть», Н.А. Некрасов, вероятно, осознанно ориентируется на канонический русский образец стихотворения in memori-am — лермонтовскую «Смерть поэта».
На это указывает и использование поэтом «огненной» образности в воссоздании характера героя («Наивная и страстная душа, / В ком помыслы высокие кипели <.> Кипел, го- 591 рел — и быстро ты угас!» (I, 121) — ср. у Лермонтова «пламенные страсти», сравнение гения со «светочем» и «затаившимся пожаром»), и в целом близость лексического состава текстов: «быстро ты угас» (Некрасов) / «Угас, как светоч, дивный гений.» (Лермонтов); «Ты честно шел к одной высокой цели» (Некрасов) / «невольник чести» (Лермонтов); «страстная душа» (Некрасов) / «сердце вольное и пламенные страсти» (Лермонтов); укажем также на
2 Все поэтические тексты здесь и далее цитируются по академическому «Полному собранию сочинений и писем Н.А. Некрасова».
592
появление образа «потомков» в финале стихотворения: «И о тебе не скажет ничего / Своим потомкам сдержанное племя.»; излишне напоминать, что текст Лермонтова оканчивается обращением к «надменным потомкам».
Возникающая параллель Белинский — Пушкин подчеркивается в стихе 6, где Н.А. Некрасовым употреблена типично «пушкинская» лексема «дружество», чрезвычайно частотная и, что важнее, концептуально значимая для поэзии А.С. Пушкина: «Ты нас любил, ты дружеству был верен..». Место темы дружбы в лирике Пушкина известно; для героя Н.А. Некрасова, как и для лирического субъекта А.С. Пушкина, таким образом, дружество есть одна из главнейших жизненных ценностей. Но, кроме того, лексема эта отсылает читателя к традиции дружеского послания 1810 — начала 1820-х гг., к которой во многом восходит генезис пушкинской темы дружбы3.
Отсылка эта, как представляется, носит характер скрытой полемики: «дружество» в данной литературной традиции тесно связано с комплексом эпикурейских мотивов, утверждением философской лени, отказом от общественной деятельности, апологией
уединенной жизни на лоне природы, наслаждения простыми земными радостями — в ином, любовью, искусством, дружескими пирушками.
В стихотворениях Н.А. Некрасова in memoriam же «дружество» входит в совсем иной контекст и связывается с иным комплексом представлений: активной общественной позицией, приверженностью гражданским добродетелям, трудом на общее благо, готовностью жертвовать собой в борьбе за общее дело: «Твой труд живет и долго не умрет» («Памяти Белинского» (I, 121); ср. также в стихотворении «Не рыдай так безумно над ним...»: «Вспомни, сколькие пали в борьбе <...> «У счастливого недруги мрут, / У несчастного друг умирает...» (III, 61); в статье ««Посмертные стихотворения Н.А. Добролюбова», в составе которой впервые было напечатано стихотворение «20 ноября 1861»: «Он смеялся в лицо глупцу, резко отворачивался от негодяя, он соглашался только с тем, что не противоречило его убеждениям <...> Мы во всю нашу жизнь не встречали русского юноши столь чистого, бесстрашного духом, самоотверженного!» [5, с. 324, 348].
Т.Г. Шевченко, как это следует из многих свидетельств современни-
3 Ср. у А.С. Пушкина: «И тихий глас простой свирели / С улыбкой дружества внимать.» («Послание к Юдину», 1815), «Мечтательных Дорид и славил и бранил, / Иль дружбе плел венок, и дружество зевало, / И сонные стихи впросонках величало.» (1816), «Любовью, дружеством и ленью / Укрытый от забот и бед, / Живи под их надежной сенью.» («Дельвигу», 1817), «Не первый раз с тобой мы пьем, / Не в первый и бранимся; / Но чашу дружества нальем — / И снова помиримся.» («К студентам», 1814); у А.А. Дельвига: «И пел, товарищам угодный, вино и дружество...» («В альбом», 1821), «Судьба мне спутницей была, / Она мне душу отвела / В приюте дружества веселом.» («В альбом А.Н. Вульф, 1826); у В.К. Кюхельбекера «Еще две тени: бедный Дельвиг, ты, / И ты, его товарищ Баратынский! / Отечеству драгие имена, / Поэзии и дружеству святые!» («До смерти мне грозила смерти тьма.», 1845). Примеры могут быть умножены.
ков4, скончался после непродолжительной болезни5. Друг поэта, известный историк Н.И. Костомаров отмечает в своей «Автобиографии»: «Смерть его была скоропостижная <...> несколько месяцев страдал он водянкою. Не без основания говорили врачи, что болезнь эту нажил он от неумеренного употребления горячих напитков, особенно рома, который он очень любил» [10, с. 537].
В стихотворение же «На смерть Шевченко» факты, связанные с болезнью поэта, не включены; согласно тексту, его смерть есть следствие злой воли бога: «Так погибает по бо-жией милости / Русской земли человек замечательный <...> Мог умереть он, конечно, под палками, / Может, и жил-то он этой надеждою. / Но сократить не желая страдания, / По-
берегло его в годы изгнания / Русских людей провиденье игривое. / Кончилось время его несчастливое, / Все, чего с юности ранней не видывал, / Милое сердцу, ему улыбалося. / Тут ему бог позавидовал: / Жизнь оборва-лася» (II, 111).
Промысел, судьба, фатум, случай, фортуна — силы, незримо властвующие над человеческой жизнью — всегда находились в фокусе напряженного внимания русских романтиков [11, с. 281-302; 12, с. 177-244]. Они могли интерпретироваться либо в русле христианском, провиденциалистском — как благое провидение, божественный Промысел, либо в русле фаталистическом — как Рок, безразличный или враждебный человеку и слепо играющий его жизнью (такая трактовка восходит к античной, шире —
4 А.М. Лазаревский в заметке «Последний день жизни Т.Г. Шевченко» пишет: «Тарас Григорьевич начал чувствовать себя нехорошо с осени прошлого года. 23-го ноября, встретившись у М.М. Лазаревского с доктором Бари, он особенно жаловался на боль в груди. Доктор, выслушав грудь, советовал Тарасу Григорьевичу поберечься. С тех пор здоровье его плошало со дня на день. Январь и февраль просидел он почти безвыходно в комнате <...> В субботу, 26-го февраля, в день именин покойника, М.М.Л. посетил больного и застал его в ужасных муках. По словам Тараса Григорьевича, с ночи у него началась сильнейшая боль в груди, не позволявшая ему лечь. Он сидел на кровати и напряженно дышал. «Напиши брату Варфоломею, — сказал он Л., — що мет дуже недобре». Вслед затем приехал Э.Я. Бари. Выслушав грудь, доктор объявил, что водяная бросилась в легкие. Муки страдальца были неописанные; каждое слово стоило ему страшных усилий <.> Почти всю ночь провел он сидя на кровати, упершись в нее руками; боль в груди не позволяла ему лечь<...> В пять часов он попросил человека сделать чай и выпил стакан со сливками. «Убери же ты теперь здесь, — сказал Т. Гр. человеку, — а я сойду вниз». Сошел Т. Гр. в мастерскую, охнул, упал, и в половине 6-го нашего дорогого, родного поэта не стало!..» [6, с. 439-441]. См. также [7; 8].
5 В статье «Кттчна дягноза хвороби 1 причина смерти Т. Г. Шевченка» авторами предпринята попытка на основании анализа многочисленных свидетельств современников установить причину смерти поэта: «Можна поставити дягнозу. Ревматизм, активна фаза, безперервно рецидивуючий переб1г. Поворотний ревмокардит. Комбшований порок серця з переважанням стенози устя аорти i недостаттстю двохстулкового (митрального) клапана. Пол1артрит. Кардаяльний цироз печшки. Анасарка. Набряк легень. Асистоля» [9, с. 54].
593
594
вообще языческой традиции). В первом случае за ними закреплялись позитивно-попечительные функции, во втором — негативно-деструктивные [12, с. 177-244].
В рассматриваемом же тексте Некрасова, как это видно из цитаты, христианское провидение есть злая разрушительная сила, препятствующая счастью не только героя стихотворения, но и «замечательных» (выдающихся) людей вообще («Так погибает по божией милости / Русской земли человек замечательный.» (II, 111); по отношению к нему употреблен эпитет «игривое», что в некотором смысле уподобляет его античной фортуне6 (ветреной, вечно меняющейся, непостоянной).
Возникающий в финале текста специфический мотив зависти бога также встраивается в «античный» ассоциативный ряд. Phthonos ЬЪеап -одна из центральных идей древнегреческой мифологии: олимпийцы ревниво следят за тем, чтобы человек не преступил положенную ему меру и не уподобился им в красоте, могуществе или счастье, поэтому любой успех чре-
ват для смертных исходящими свыше бедами [15, с. 51-55]. О рЫЪом« Шеоп, зависти богов, говорится уже в «Одиссее» («Как вы жестоки, о боги, как завистью всех превзошли вы!»), у Пинда-ра в «Пифийских песнях» и «Истмий-ских песнях» [16, с. 109, 178]; в «Истории» Геродота читаем: «Всякое божество завистливо» [17, с. 20], «Божество, позволив человеку вкусить сладости жизни, оказывается при этом завистливым» [17, с. 328]. С аналогичной расстановкой сил мы сталкиваемся и в тексте Некрасова: «Все, чего с юности ранней не видывал, / Милое сердцу, ему улыбалося. / Тут ему бог позавидовал: / Жизнь оборвалася» (II, 111).
Представляется, что в подобной трактовке Провидения можно усматривать и политические обертоны. Установление аналогий между судьбой и властью земной, политической, также нередко встречается у романтиков7 (жесткая регламентация общественных отношений, социальная обусловленность может функционально приравниваться к воле провидения); «образчик мрачной связи
6 Строго говоря, «в античной культуре в число представлений о разных воплощениях жизненного пути человека включались как постигаемые разумом человека, так и непостижимые для разума. К разумным проявлениям судьбы в Античности относились персонифицированные образы Мойры как удела или жребия человеческой жизни, Дике - символа космической справедливости, Логоса - безличного мирового закона, Ананке - объективной необходимости, Адрастии - закона космического оборотничества, а также Нуса - безличного мирового разума. Непостижимость мировой судьбы, отражавшую нестабильность и тревогу человека постклассической эпохи, воплощали такие символы, как Геймармене - безличный непознаваемый вселенский рок, Тюхе - персонификация слепого случая, а также Фортуна - персонификация непостоянства и случайности» [13, 28]; однако традиционно с представлениями об античном связывается второй ряд образов. См. также [14].
7 Ср. у Полежаева: «Изменила судьба... Навсегда решена / С самовластьем борьба, / И родная страна / Палачу отдана» («Вечерняя заря»), «И Русь, как кур, передушил / Ефрейтор-император» («Рок»). У молодого Языкова: «Что нам судьбы определенье? / Опять и силы короля / Подавят милую свободу? («Ада).
между роком и тиранией дал, конечно, Пушкин в своем юношеском послании к Чаадаеву: «Под гнетом власти роковой...» [12, с. 213], ср. и стихотворение «В альбом» (1832): «Гонимый рока самовластьем». На возможность интерпретации текста Некрасова в этом ключе указывают, с одной стороны, внешние факторы (идеологическая позиция автора, обстоятельства жизни героя и т.д.), с другой — упоминание «божией милости» в стихе 3 («Так погибает по божией милости»): титул русских императоров согласно Своду законов Российской империи звучал как «Божиею поспешествующею милостью Император и Самодержец Всероссийский.» и т.д.
Так, мы видим, что Т.Г. Шевченко, «прозаически» скончавшийся от болезни, в стихотворении предстает жертвой безжалостного самовластного Провидения, а текст, благодаря античным ассоциациям, обогащается романтическими богоборческими обертонами, в целом нехарактерными для поэзии Н.А. Некрасова (стихотворение «На смерть Шевченко» — один из немногих, если не единственный, пример богоборчества у поэта).
Необычно и ироническое (саркастическое) осмысление христианских идей в данном тексте («Но сократить не желая страдания, / Поберегло его в годы изгнания / Русских людей провиденье игривое...» и т.д. (II, 111): ведь уже в стихотворениях «Памяти Добролюбова» (1864) и «Не рыдай так безум-
но над ним.» (1868), как это неоднократно было замечено литературоведами [18, 19], библейская образность и идиоматика становятся основными средствами характеристики героев, предстающих перед читателями в ореоле христианской святости.
Так, в первом из указанных стихотворений герой облечен всеми христианскими добродетелями: он борется с земными страстями, отвергает мирское, бескорыстно служит родине, обращает «честные сердца» («Сознательно мирские наслажденья / Ты отвергал, ты чистоту хранил, / Ты жажде сердца не дал утоленья, / Как женщину, ты родину любил, / Свои труды, надежды, помышленья / Ты отдал ей; ты честные сердца / Ей покорял» (II, 173).
Его смерть описывается метафорически, без каких-либо отсылок к биографии Н.А. Добролюбова (не считая, как уже было сказано выше, подчеркивания преждевременности смерти): «Но слишком рано твой ударил час / И вещее перо из рук упало. / Какой светильник разума угас! / Какое сердце биться перестало! (II, 173). Образ «вещего пера» намекает на пророческое дарование героя — (значение образа пророка в русской поэзии известно); образ «светильника», чрезвычайно частотный как в Библии, так и в агиографической литературе, имеет ряд значений, основное из которых — явление в мире земном Божественного света и истины8. В Третьей книге Ездры Господь гово-
595
8 Ср.: «И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его - Агнец» (Откр. 21:23); «Вы посылали к Иоанну, и он засвидетельствовал об истине. Впрочем Я не от человека принимаю свидетельство, но говорю это для того, чтобы вы спаслись. Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его. Я же имею свидетельство больше Иоаннова: ибо дела, которые Отец дал мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют Мне, что Отец послал Меня» (Ин. 5: 33-36).
рит пророку: «И приди сюда, и Я возжгу в сердце твоем светильник разума, который не угаснет, доколе не окончится то, что ты начнешь писать» (3-я Ездры 14:25); не исключено, что источником некрасовского образа является этот ветхозаветный текст. О христианской идее «памяти смертной» напоминают строки: «Учил ты жить для славы, для свободы, / Но более учил ты умирать.» (II, 173).
Герой же стихотворения «Не рыдай так безумно над ним.» (1868) — воплощение христианского идеала любви к ближнему и бескорыстной жертвенности: «.кто ближнего любит / Больше собственной славы своей, / Тот и славу сознательно губит, / Если жертва спасает людей» (III, 61). В стихотворении воссоздан образ человека, павшего в борьбе за воплощение своих идеалов: «Становись перед ним на колени, / Украшай его кудри венком! / Перед ним поклониться не стыдно, / Вспомни, сколькие пали в борьбе.» (III, 61). Здесь так же, как в стихотворениях «Памяти Белинско-EflD го» (1855) и «На смерть Шевченко» 596 (1861), причина смерти героя романтизирована. Д.И. Писарев, отдыхая с М.А. Виленской (которой и посвящен текст Н.А. Некрасова) на Рижском взморье, утонул во время купанья. Однако реальные обстоятельства его смерти, как мы видим, выведены за рамки текста. Начальные строки текста, помимо прочего, содержат отсылку к евангельскому сюжету оплакивания Иисуса («Не рыдай мене, Мати» — стихи из знаменитого канона Козьмы Иерусалимского, давшие название иконографическому типу изображения Христа).
О болезни В.Н. Асенковой, ставшей причиной ее смерти, в стихотворении «Памяти <Асенков>ой» (1855) также не говорится; смерть героини описана через ряд метафор, объединенных семантикой горения: «Твой закат / Был странен и прекрасен: / Горел огнем глубокий взгляд, / Пронзителен и ясен; / Пылали щеки <.> Твой голос, погасая, пел / О счастье и надежде, / Не так ли звездочка в ночи, / Срываясь, упадает / И на лету свои лучи / Последние роняет?..» (I, 148). Как видим, героиня последовательно уподоблена заходящему солнцу, гаснущему огню и падающей звезде; это традиционные, воплощающие мифологические представления о связи жизни с процессом горения, метафоры. Черновые автографы свидетельствуют о том, что автор несколько раз перерабатывал стихотворение, неизменно, однако, включая огненную образность в текст. В первоначальных редакциях читаем: «Закат твоих недолгих [дней] / Был странен и прекрасен» (по черновому автографу ГБЛ), «Движенья стройны; взор очей9 / Светился детским смехом <.> [И голос твой звучал и пел / И чувство пламенело] (по черновому автографу ЦГАЛИ).
Итак, поэтизация смерти является одной из ключевых черт некрасовской мемориальной лирики. Жизненные реалии, конкретно-биографический фон, играющий важную роль в первых мемориальных опытах Н.А. Некрасова («Памяти Белинского» (1853), «Памяти <Асенков>ой» (1855), «На смерть Шевченко» (1861)), к середине 1860-х гг. уступают место романтической модели изображения
9 Черновые варианты: а. [Горел огонь живых очей]; б. [Светился взгляд ее очей].
смерти, условным поэтическим формулам. В стихотворениях «Памяти Добролюбова» (1864) и «Не рыдай так безумно над ним.» (1868) биографический элемент практически полностью элиминирован. Поэт, следуя логике романтического танатологического мифа, последовательно акцентирует внимание на ранней смерти адресатов in memoriam. Обстоятельства их смерти всегда входят в тексты значительно трансформированными. Трансформация эта осуществляется, как правило, за счет включения в стихотворения ассоциаций с романтической поэзией и через ее посредство — либо напрямую — библейских обертонов. Подобная «романтическая» смерть становится одним из наиболее значимых элементов в конструировании некрасовского образа героя-подвижника.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Левинтон, Г.А. Смерть поэта: Иосиф Бродский [Текст] / Г.А. Левинтон // Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба. Итоги трех конференций. - СПб.: Издательство журнала «Звезда», 1998. - С. 190-215.
2. Долинин, А. Цикл «Смерть поэта» и «29 января 1837» Тютчева [Текст] / А. Долинин // Пушкинские чтения в Тарту 3: Материалы международной научной конференции, посвященной 220-летию В.А. Жуковского и 200-летию Ф.И. Тютчева / Ред. Л. Киселева. - Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2004. - С. 381-395.
3. Ахапкин, Д.Н. Стихотворения in memoriam в художественной системе И.А. Бродского [Текст] /Д.Н. Ахапкин // Academia. 2016 [Электронный ресурс]. - URL: http:// www.academia.edu/5104249 (дата обращения: 21.02.2016).
4. Кихней, Л.Г. Жанровое своеобразие «эпи-тафической» лирики А.А. Ахматовой [Текст] / Л.Г. Кихней // Анна Ахматова:
эпоха, судьба, творчество: Крымский Ах-матовский научный сборник. - Симферополь: Крымский архив, 2005. - Вып. 3. -C. 33-46.
5. Посмертные стихотворения Н.Н. Добролюбова. С примечаниями [Текст] // Современник. - 1862. - №1. - С. 323-348.
6. Лазаревский, А.М. Последний день жизни Т.Г. Шевченко [Текст] / А.М. Лазаревский // Спогади про Тараса Шевченка. — Киев: Дншро, 1988. - С. 439-441.
7. Смерть и похороны Т.Г. Шевченко: документы и материалы [Текст]. - Киев: АН УССР, 1961. - 168 с.
8. Костенко, А.1. Шевченко в мемуарах: критичний нарис [Текст] // А.1. Костенко.- К.: Рад. письменник, 1965. - 253 с.
9. Бобров, Б.О., Марцтковсьский 1.Б. Кль шчна дiягноза хвороби i причина смерти Т. Г. Шевченка [Текст] / Б.О. Бобров // Шкарський вюник. - Рж XXXIX, ч. 3(128). - Осшь, 1992. - С. 50-54.
10. Костомаров, Н.И. Автобиография [Текст] // Н.И. Костомаров. Исторические произведения. Автобиография. - К.: Лыбидь, 1990. - 736 с.
11. Манн, Ю.В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма: Учебное пособие для вузов [Текст] / Ю.В. Манн. - М.: Аспект-Пресс, 2001. - 447 с.
12. Вайскопф, М.Я. Влюбленный демиург. Метафизика и эротика русского романтизма [Текст] / М.Я. Вайскопф. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. - 696 с.
13. Родзинский, Д.Л. Образы античной идеи судьбы и их роль в формировании этических добродетелей мудреца: автореф. дис. ... канд. филос. наук [Текст] / Д.Л. Родзинский. - М., 1999. - 34 с.
14. Топоров, В.Н. Судьба и случай [Текст] /
B.Н. Топоров // Понятие судьбы в контексте разных культур. - М.: Наука, 1994. -
C. 39-75.
15. Доддс, Э.Р. Греки и иррациональное [Текст] / Э.Р. Доддс / Пер. с англ., коммент. и указатель С.В. Пахомова; послесл. Ф.Х. Кес-сиди. - СПб.: Алетейя, 2000. - 507 с.
16. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты [Текст] / Пер., ст. и комм. М.Л. Гаспарова. Отв. ред. Ф.А. Петровский. (Серия «Литературные памятники»). - М.: Наука, 1980. - 504 с.
597
17. Геродот. История [Текст] / Пер. и прим. Г.А. Стратановского. - Л.: Наука, 1972. - 600 с.
18. Мельник, В.И. Поэзия Некрасова в свете христианского идеала [Текст] / В.И. Мельник. - Сергиев Посад: Тип. патриаршего изд.-полигр. центра, 2007. - 110 с.
19. Мостовская, Н.Н. Храм в творчестве Некрасова [Текст] / Н.Н. Мостовская // Русская литература. - 1995. - № 1. - С. 194202.
REFERENCES
1. Akhapkin D.N., Stikhotvoreniya in memo-riam v khudozhestvennoi sisteme I.A. Brod-skogo, Academia, 2016, available at: http:// www.academia.edu/5104249 (accessed: 21.02.2016) (in Russian)
2. Bobrov B.O., Martsinkovsskii I.B., Klinich-na diyagnoza khvorobi i prichina smerti T.G. Shevchenka, Likarskii visnik, 1992, No. 3 (128), pp. 50-54. (in Ukrainian)
3. Dodds E.R., Greki i irratsionalnoe, St. Petersburg, Aleteiya, 2000. (in Russian)
4. Dolinin A., "Tsikl "Smert poeta" i "29 yan-varya 1837" Tyutcheva", In: Pushkinskie chteniya v Tartu 3: Proceedings of the International Conference, posvyashchennoi 220-letiyu V.A. Zhukovskogo i 200-letiyu F.I. Tyutcheva, Tartu, Tartu Ulikooli Kirjas-tus, 2004, pp. 381-395. (in Russian)
598 5. Gerodot, Istoriya, Leningrad, Nauka, 1972. (in Russian)
6. Kikhnei L.G., "Zhanrovoe svoeobrazie "epi-taficheskoi" liriki A.A. Akhmatovoi", In: Anna Akhmatova: epokha, sudba, tvorchest-vo: Krymskii Akhmatovskii nauchnyi sborn-ik, Simferopol, Krymskii arkhiv, 2005, Vol. 3, pp. 33-46. (In Russian)
7. Kostenko A.I., Shevchenko v memuarakh: kritichnii naris, Kiev, Rad. pismennik, 1965. (in Ukrainian)
8. Kostomarov N.I., "Avtobiografiya", In: Kos-tomarov N.I. Istoricheskie proizvedeniya. Avtobiografiya, Kiev, Lybid, 1990. (in Russian)
9. Lazarevskii A.M., "Poslednii den zhizni T.G. Shevchenko", in: Spogadi pro Tarasa Shevchenka, Kiev, Dnipro, 1988, pp. 439441. (in Russian)
10. Levinton G.A. "Smert poeta: Iosif Brodsky", In: Iosif Brodsky: tvorchestvo, lichnost, sud-ba. Itogi trekh konferentsii, St. Petersburg, Izdatelstvo zhurnala "Zvezda", 1998, pp. 190-215. (in Russian)
11. Mann Yu.V., Russkaya literatura XIX veka: Epokha romantizma: Uchebnoe posobie dlya vuzov, Moscow, Aspekt-Press, 2001. (in Russian)
12. Melnik V.I., Poeziya Nekrasova v svete khristianskogo ideala, Sergiev Posad, 2007. (in Russian)
13. Mostovskaya N.N., Khram v tvorchestve Nekrasova, Russkaya literatura, 1995, No. 1, pp. 194-202. (in Russian)
14. Pindar. Vakkhilid, Ody. Fragmenty, Moscow, Nauka, 1980. (in Russian)
15. Posmertnye stikhotvoreniya N.N. Dobroly-ubova. S primechaniyami, Sovremennik, 1862, No. 1, pp. 323-348. (in Russian)
16. Rodzinskii D.L., Obrazy antichnoi idei sud-by i ikh rol v formirovanii eticheskikh dobro-detelei mudretsa, Extended abstract of PhD dissertation (Philosophy), Moscow, 1999. (in Russian)
17. Smert i pokhorony T.G. Shevchenko: doku-menty i materialy, Kiev, 1961. (in Russian and Ukrainian)
18. Toporov V.N., "Sudba i sluchai", In: Ponyat-ie sudby v kontekste raznykh kultur, Moscow, Nauka, 1994, pp. 39-75. (in Russian)
19. Vaiskopf M.Ya., Vlyublennyi demiurg. Meta-fizika i erotika russkogo romantizma, Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie, 2012. (in Russian)
Яшина Анна Александровна, аспирант, кафедра русской литературы, Институт филологии и иностранных языков, Московский педагогический государственный университет, fek-la1319@yandex.ru
Yashina А.А., Post-graduate Student, Russian Literature Department, Moscow State University of Education, fekla1319@yandex.ru
