CC BY
246
УДК 821.161.1
Ли Цзюнь
аспирант кафедры русского языка и литературы Дальневосточного федерального университета, старший преподаватель Института иностранных языков Цицикарского университета Китая. [email protected]
Роман Татьяны толстой
«КЫСЬ»: ОСТРАНЕНИЕ ФОРМ ПОВЕСТВОВАНИЯ
Li Tszyun’
graduate student at the Department of Russian language and literature.
Far Eastern Federal University.
Senior lecture Institute of Foreign Languages of Qiqihar University of China [email protected]
Tatyana tolstaya's novel
«KYS'»: ESTRANGEMENT OF NARRATIVE FORMS
Аннотация. Статья посвящена роману Т. Толстой «Кысь». Предмет исследования - лексические особенности речи рассказчика, которая характеризуется активным использованием лексико-стилистических средств (в том числе неологизм, окказионализм) и приемов остра-нения, как один из главных теоретических аспектов школы русского формализма в начале XX века, в 1917 году впервые определенного
В.Б. Шкловским в знаменитой статье «Искусство как прием». Утверждается авторская концепция художественного творчества, позволяющая открывать остраненные тенденции в осмыслении теории и практики современного русского литературного постмодернизма.
Ключевые слова: русская литература XX века, современная литература, постмодернизм, остранение, стилистические приемы, рассказчик, неологизм, окказионализм
Annotation. The article is devoted to T. Tolstaya's novel «Kys’». Subject of research - the lexical peculiarities of speech of the narrator, which is characterized by the active use of lexical and stylistic tools (neologisms, nonce words) and techniques of estrangement developed by school of the Russian formalism at the beginning of the XX century, for the first time defined by V.B. Shklovskii in the well-known article «Art as technique» in 1917. The author approves the conception of artistic creativity allowing opening estrangement tendencies in judgment of the theory and practice of a modern Russian literary postmodernism
Keywords: Russian literature of XX century, modern literature, postmodernism, estrangement, stylistic devices, narrator, neologism, nonce wards.
Роман T. Толстой «Кысь» - произведение, получившее самые противоречивые оценки наиболее популярных современных российских литературных критико1. Самым серьезным, значительным основанием для такого типа оценок стала речевая, стилистическая неряшливость повествования, которое было воспринято многими рецензентами как лингвистический эксперимент.
Известно, что аналитическое прочтение романа теоретиками и историками литературы в последнее время все чаще осуществляется под знаком аристотелевского эстетического принципа остра-нения, который охватывает большой диапазон приемов, функционирующих на разных уровнях литературного текста, т.е. «остраняется» изображаемое: вещь, действие, процесс, мир, действительность. Остранение употребляется и по отношению к понятиям исследовательским: остраняет-
Работа выполнена в рамках проекта 2014W-M17 «О теории остранения и прозе T. Толстой с точки зрения постмодернизма», поддержанного Цицикарским университетом провинции Хэйлунцзян Китая для поддержки молодых преподавателей в сфере изучения Гуманитарных и социальных наук.
ся образ, сюжет, хронотоп, трагедийность, перипетии трагедии. «3 стилистическом плане остранение осуществляется отклонением от художественного стиля определенной поэтической школы или от норм обыденного языка», те. приемами, которые, по В. Шкловскому, служат «воскрешению слова» [1, с. 154]. В таких случаях объектом остранения могут стать смыслы, понятия, значения, слова. Приемами - нарушение лексической сочетаемости, разрушение стилевой и грамматической парадигмы, речевые аномалии, окказионализмы, порождение акустико-артикуляционных («звуковых») образов и, как следствие, словотворчество в самом широком смысле слова. Именно эти лексико-стилистические явления стали константными чертами художественного эксперимента Толстой.
В «Кыси» Толстая пытается остранить придуманное ею фантазийное пространство, возникшее на месте России после Взрыва. Масштабы случившихся перемен в этом произведении гиперболизированы и утрированы. Для создания образа новой реальности писательница использует практически весь известный набор стилистических приемов остранения. Перечислять можно практически бесконечно. Но в романном
380
тексте с наибольшей очевидностью функционирование механизма остранения фиксируется в его лексико-фразеологической форме, напоминающей о художественной практике М. Зощенко и А. Платонова. Текст «Кыси», если использовать терминологию Н. Тамарченко, выдержан в «смысловой перспективе» одного сознания. Перспектива эта «транслируется» от первого лица. Транслятор - субъект речи, воплощающий сознание рассказчика, который предельно близок к персонажу. Основная функция рассказчика такого типа - «изображение, т.е. отражение вымышленной действительности в сознании романного персонажа, при котором у читателя возникает иллюзия непосредственности его наблюдения за вымышленным миром» [2, с. 168]. Это заставляет предположить, что сверхзадача остранения такого типа изображения - проникновение в глубины сознания персонажа, на долю которого выпала эпоха всеобщей мутации -время, когда «все мутирует < ... >. Ладно люди, но язык, понятия, Смысл! < ... > Все вывернуто» [3, с. 273].
Первое, что привлекает внимание при чтении романа «Кысь», предметы и объекты, окружающие главного героя романа, проживающего в новые времена в Федор-Кузьмичске, раскинувшемся на семи холмах, вроде бы обычные, обладающие универсальными качествами, известными, знакомыми современному человеку. Но называет их Государственный Писец Бенедикт, один из немногих «голубчиков», освоивших по настоянию матушки азбуку, не совсем привычно, с нарушением требований грамматики. И за странными названиями в большинстве случаев легко угадываются слова ««прежние» - общеизвестные, с предметным значением, включенные во все общедоступные толковые словари: Мет (мед), Аружье (оружие), Могозины (магазины), Осфальт (асфальт), Мозей (музей), ложица (ложка), вилица (вилица), хвор (хворь), свекле-цом (свеклой). Изменение грамматической формы известного слова, его написание в соответствии с нормами фонетического письма сообщает этим номинациям особую выразительную силу - заставляет с высочайшей очевидностью представить не только реальность, возникшую после Взрыва, но и задуматься о созидателях этой реальности, существующих мечтами о жизни необременительной, о том, как ««веселье сделать» [3, с. 96], о супе-щах из мышиного мяса, развлекающихся игрой в шелбаны, вечерами сумерничающих при свечах, пишущих палочками < ... >, с восторгом лакомящихся ««форшмаком из снегирей» [3, с. 272].
Главным, наиболее ярким показателем деградации этого общества становится показатель лексический. Бенедикт и его сограждане забыли о многих достижениях, о благах прежней цивилизации и завоеваниях научной мысли. В этом отношении интересны предложенные в романе названия небесных светил и созвездий взамен прежних, поэтических: Корыто, Миска, Северные хвощи. Голубчики не знают о том, что такое оневерстецкое абразование, Пуденциал, Тро-дицыя, Ринисан, Шадевры, Мараль, Фелософия, не знают, кто такие Энтелегенты. Следует спе-
циально отметить, что ушли из их сознания все слова, связанные с верой, церковной жизнью. Безусловно, это объясняется тем, что Взрыв в первую очередь уничтожил материальные объекты, напоминающие о достижениях цивилизации в материальной и духовной культуре.
Не менее интересны и изменения - остранения -семантики слов, которые в индивидуальном словоупотреблении достаточно частотны. Эти изменения осуществляются Толстой по разным алгоритмам. Так, иноязычные лексические единицы, сохранившие привлекательность своей фонетической формы, но содержательно призванные отражать сложности человеческих взаимоотношений, превратились в стилистическое средство украшения речи - средство романтизации ситуации общения. Например, Бенедикт приходит в гости к Варваре после женитьбы. Несчастная женщина мужественно произносит:
«- Я слышала вы женаты. Поздравляю. Замечательное событие.
- Мезальянс, - похвастался Бенедикт.
- Как это должно быть прекрасно ... Я всегда мечтала» [3, с. 295].
В данном случае совершенно очевидно, что эксплуатируется только звуковая оболочка слова, происходит разрушение не лексического, но стилистического значения понятия ««мезальянс» за счет деградации оценочного компонента. Очевидно, что в высказывании Бенедикта отрицательная оценоч-ность этой номинации в данном случае не учитывается, наоборот, семантика слова вывернута наизнанку. И собеседница героя этот «антисмысл» воспринимает и принимает как должный.
Иногда Толстая играет на снижении транслируемых смыслов, меняя дискурсную принадлежность слова. Так, один из самых значительных моментов в истории любой молодой семьи -рождение ребенка. Наступает этот момент в заключительной части романа и в семье Бенедикта. Как же реагирует герой на появление наследника? «Бенедикт постоял, посмотрел, как сквозь туман, проздравил Оленьку с благополучным окотом» [3, с. 330]. Толковый словарь утверждает: «окот - роды кошки и некоторых других животных (крольчихи, белки, львицы, овцы и др.)» [4, с. 791]. Общеизвестно, что использование этого существительного или однокоренного глагола ««окотиться» в отношении к человеку обозначает не просто снижение, но неприятие обозначаемого события. В случае с Бенедиктом появление стилистически низкого слова в высокий момент жизни сигнализирует о неспособности героя понять и оценить истинный смысл рождения человека, его собственного ребенка, т.е. «сердечную недостаточность» персонажа, кроме того, дает возможность судить и об истинном отношении Бенедикта к жене Оленьке, и в конечном итоге оценить характер человеческих отношений в изображаемом художественном пространстве.
События и перемены, случившиеся в любой стране, в любом обществе, как правило, фиксируются, прежде всего, в лексиконе языковой
381
общности. Новаторство лексическое со всей очевидностью проявляется в таком лексическом пласте, как неологизмы. Неологизмы, используемые Толстой, относятся чаще всего к особой неологической группе - к окказионализмам (авторским неологизмам). Причем неологизация осуществляется писателем по нескольким моделям. Преимущественно Толстая ориентируется на модели, которые активно использовались и используются в языке.
Специалисты по художественной речи к наиболее частотным и продуктивным моделям неоло-гизации поэтического языка, как правило, относят обновление словообразовательной структуры хорошо известного слова, но не только. Речевую форму современной постмодернистской прозы во многом определяют обладающие высокой частотностью неографизмы (лексические единицы, имеющие отличающуюся от нормативной форму записи - Взрыв, Последствие, Прежние, Болезнь, Майский Выходной, Рабочая Изба, Красные Сани и т.п.) и грамматические неологизмы (лексические единицы, возникновение которых связано с процессами совмещения грамматических категорий - квас кварить, в любой обиход торкнуться и т.п.). Наиболее ярким способом создания неологизмов, актуализированным новейшей поэзией, признана контаминация (способ образования слова из слияния сегментов разных слов).
Большинство из приведенных выше примеров из текста Толстой - неографизмы. Но Толстая использованием модели, по которой создаются неографизмы, не ограничивается. Ядро группы толстовских неологизмов - лексические контаминации. Выходит Бенедикт на морозный чистый воздух рано утром, и любуется зимним пейзажем: «Ночная вьюга улеглась, снега лежат белые и важные, небо синеет, высоченные клели стоят» [3, с. 5]. «Самое лучшее дерево» [3, с. 17] в Федор-Кузьмичске - то ли клен, то ли ель. На Складе го-
Литература:
1. Гюнтер X. Остранение // Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий. М. : Изд-во Кулагиной. 2008. С. 183-185.
2. Тамарченко НМ. Повествователь // Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий. М. : Изд-во Кулагиной. 2008. С. 168-169.
3. Толстая Т.Н. Кысь. Роман. М. : Подкова, Иностранка. 2000. 379 с.
4. Толковый словарь русского языка; под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 2. М., 1938. 1552 с.
лубчикам в самые приятные моменты их жизни выдают ««казенную колбаску и мышатинки, мышиное сальце, муку из хлебеды» [3, с. 17]. Не менее таинственная, чем клель, хлебеда на поминает лебеду, из которой в давние голодные времена готовили хлеб обитатели средних российских широт. Так писатель изобретает слова, которые позволяют ей продемонстрировать невероятную катастрофу, разрушившую прежние связи и состояния, породившую новые объекты, смыслы, которые уже не поддаются прежним оценкам или оценкам прежних.
Все отмеченные нами лексические характеристики повествования, остранняющие речевую партию рассказчика, воспринимаются как системные, выполняющие определенную художественную задачу. Нам представляется, что изобразительно-выразительный потенциал этой системы направлен на формирование весьма определенного образа обитателя Фёдор-Кузьмичска, города, в котором забыли прежнее представление о высоком, о духовном существовании человека. Неслучайно главный герой предлагает, в конце концов, почти декларативное определение возвышенного, поддерживавшееся веками уничтоженной Взрывом культурой, символом которой являлась книга, находящаяся на особом положении и в этом фантастическом пространстве. Теперь изменились причины и характер возвышения книги: «книгу куда повыше ставят, на верхний ярус, на полку, чтобы понадежней уберечь сокровище» [3, с. 332]. Носители изображенного примитивного сознания -рассказчик Бенедикт, у которого ««теплится» ««какой-никакой умишко» [3, с. 170]. Бенедикт двуголосен. Он и рассказчик, и герой. Эти голоса в «Кыси» трудно различить, но общая речевая характеристика, созданная писательницей, несомненно свидетельствует о том, что им принадлежит эпоха, которая началась после завершения истории человечества мировой культуры - в те времена, когда ««Запада нету» [3, с. 271].
Literature:
1. Gunther Kh. Estrangement // Poetics. Dictionary of Actual Terms and Concepts. M. : Kulagina's publishing house. 2008. P. 183-185.
2. Tamarchenko N.D. Narrator // Poetics. Dictionary of Actual Terms and Concepts. M. : Kulagina's publishing house. 2008. P. 168-169.
3. Tolstaya T.N. Kys': roman. M. : Podkova, In-ostranka. 2000. 379 p.
4. Explanatory Dictionary of Russian language; ed.
D. N. Ushakov. V. 2. M., 1938. 1552 p.
382
