CC BY
153УДК 821.161.1.09 ГРНТИ 17.09
Е. В. Никольский
Роман-семейная хроника и проблема жанрового своеобразия романа Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы»
В статье рассматривается специфика особого типа прозы - романа семейной хроники, выявляются его определяющие черты: линейная хроникальность и семейная проблематика (наличие нескольких поколений одного рода, микроклимат семьи, проблемы отцов и детей). Жанровое своеобразие романа-хроники анализируется на основе романа Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». В статье исследуется история создания романа, историческая основа романа, тематика романа.
Ключевые слова: Д. Н. Мамин-Сибиряк, семейная хроника, специфика хрони-кальности.
Evgeny Nikolsky
The Novel-Family Chronicle and the Problem of Genre Originality of the Novel by D. N. Mamin-Sibiryak "Privalov's Millions"
The paper examines specificity of the special type of prose, namely: the novel of the family chronicle and its defining lines, including linear chronicle and family problems (presence of several generations of one family, a microclimate of a family, a problem of fathers and children, etc.) and specificity of a historicism.
The genre originality of the novel-chronicle analyzed based on the novel by D. N. Mamin-Sibiryak "Privalov's Millions". The article examines the history of the novel, the historical basis of the novel, the theme of the novel.
Key words: D. N. Mamin-Sibiryak, family chronicle, chronicle specificity.
На протяжении XIX - начала ХХ веков и литературной критике, и среднему читателю были хорошо известны произведения, в которых разными способами и в разных объемах была представлена история семьи в нескольких поколениях: «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского; «Захудалый род: семейная хроника князей Протазановых» Н. С. Лескова; «Галь-денины: их дворня, приверженцы и враги» А. И. Эртеля. В этот период создавались и другие произведения с элементами семейной хроникально-сти: «Двоевластие» и «На изломе» А. Е. Зарина; «Род князей Зацепиных» А. Шардина и пр. Большая часть их, к сожалению, ныне совершенно забыта.
Для писателей становилось все более определенным то, что через ряд эпизодов из жизни одного человека или же через биографию не всегда возможно отобразить полную картину социально-культурных и политических изменений в жизни общества. Насущная необходимость в реализации этой потребности рождает в различных странах у разных писателей новые формы литературных произведений.
О необходимости создания общественного романа в русской литературе в 1870-х годах писал Салтыков-Щедрин. По его мнению, читатель уже не удовлетворяется более и менее удачною разработкой частных аспектов и затем, если желает, сам уже должен отыскивать связь между этими частностями и сводить концы с концами; между тем в литературе в целом все-таки нет даже признаков чего-нибудь похожего на общественный роман или общественную драму.
Среди писателей 1880-х годов Мамин-Сибиряк был одним из немногих авторов, успешно разрабатывавших жанр романа. Первым крупным произведением его в этом жанре был роман «Приваловские миллионы», завершенный 2 сентября 1883 года. По свидетельству автора, это произведение создавалось на протяжении «почти десяти лет. Сохранилось пять рукописных вариантов романа. Работа над ними шла не только в поисках художественной выразительности, но, пожалуй, главное, в направлении выявления сущности сложного замысла, сюжета, поиска художественных решений проблем, волновавших писателя. Менялись соответственно этапам работы и названия: «Семья Бахаревых», «Сергей Привалов» и, наконец, последнее - «Приваловские миллионы». «Сергей Привалов то являлся просто состоятельным человеком, то даже агентом английской фирмы по перепродаже русского хлеба за границу. Лишь в окончательной редакции он стал потомственным наследником Шатровских заводов, последним представителем некогда очень известной на Урале семьи промышленников Приваловых» [12, с. 8].
Тема этого романа была задумана очень широко, и, собственно, в настоящем своем виде «Приваловские миллионы» представляют только последний, заключительный роман из трех, которыми автор предполагал в исторической последовательности очертить преемственное развитие уральских заводчиков. В конце 1880-х годов у него возник грандиозный план создания целой серии романов, посвященных как настоящему, так и прошлому Урала. В них должны были отразиться самые значительные события уральской истории: русская колонизация, строительство первых металлургических заводов, хищническое разграбление природных богатств
края, положение и борьба трудового населения, нравы и быт заводского общества, влияние реформ 1860-1870-х годов на судьбы промышленности и заводского населения. Этот замысел полностью не осуществился, но именно с ним были связаны интенсивные научные занятия Дмитрия Наркисовича. Он встречался с уральскими краеведами и историками, работал с архивными и статистическими материалами, как член Уральского общества любителей естествознания участвовал в археологических и фольклорных экспедициях. Все это, по словам писателя, создало «прочную почву» для его литературного творчества. За внешней формой стало выступать глубокое содержание, обусловленное историей Урала, его разнообразными этнографическими элементами и особенно богатыми экономическими условиями [12].
«В первом романе должен был выступить основатель и родоначальник всей фамилии Тит Привалов, один из тех удивительных типов «первых заводчиков», которые создал восемнадцатый век на Урале: ум, железная воля, самодурство, жестокость, дикое великодушие, - одним словом, добро и зло в этих людях перемешалось самым удивительным образом. Этот первый роман должен был закончиться пугачевщиной, захватившей уральские заводы.
Во втором романе, действие которого относится к сороковым годам настоящего столетия, фигурируют выродившиеся наследники; это время беспримерной роскоши и мотовства, не сдерживаемых ничем. В этих рамках должен был выступить разгар крепостного режима, как он явился специально на Урале. В третьем романе, который собственно и был напечатан, -«Приваловские миллионы» - выведен последний из Приваловых, человек, который несет в своей крови тяжелое наследство и который под влиянием образования постоянно борется с унаследованными пороками» [8, с. 195].
Сам по себе такой замысел весьма примечателен, но, к сожалению, он не был осуществлен в полной мере. В качестве своеобразной историко-типологической параллели нам хотелось бы привести малоизвестный факт из творческой биографии М. Ю. Лермонтова. Известно, что поэт в 1840 году говорил В. Г. Белинскому о своем замысле обширной трилогии «из трех эпох жизни российского общества (века Екатерины II, Александра I и настоящего времени), имеющих между собой связь и некоторое единство» [3, с. 455]. Ранняя смерть оборвала замыслы, но из этого краткого замечания можно сделать предположение, что он замыслил нечто вроде романа -семейной хроники. Сам факт такого замысла показателен, ибо он отражает
в себе общие тенденции идейно-поэтического развития литературы XIX века.
По наблюдениям профессора А. Ю. Сорочана, «отношения "мысли семейной" и "мысли народной" в русской прозе последней трети XIX века весьма интересны. Огромное значение эти отношения имеют для судьбы отдельных жанров и для реконструкции системы ценностей русской культуры. Ведь исторический роман пушкинского типа представлял собой в первую очередь "преданья русского семейства"» [13, с. 67].
Таким образом, во второй половине Х1Х века оформилась тенденция распространения тематики, проблематики и поэтики жанра романа, его архитектоники и особенностей языка. Образно говоря, произошло «растекание мыслью» вширь (синхронно) по горизонтальному срезу времени. Насущные потребности литературного развития эпохи поставили множество частных аспектов, разрешение которых, включая определения причин генезиса тех или иных явлений, почти не осуществлялось. Но существовала и тенденция к рассмотрению социальных явлений в диахронном срезе, что отразилось в возникновении особого типа романной прозы - семейной хроники.
Появление в Х1Х-ХХ1 веках многочисленных произведений, с большей или меньшей точностью определяемых как «семейные хроники» -«Будденброки» Томаса Манна, «Сага о Форсайтах» Голсуорси, «Семья Тибо» Мартена дю Гара, «Хроника Паскье» Дюамеля, - явление общеизвестное. Специфика жанрового типа, как и всякого иного, во многом определяется его генезисом; семейная хроника по ряду признаков, несомненно, может быть соотнесена с социально-бытовым романом, получившим развитие уже в литературе XVIII-ХIХ веков. Сужение семейной тематики в первой половине ХК века и, напротив, ее последующее распространение имеют причины и социально-исторического, и типологического порядка. На развитие семейной хроники оказывают влияние и успехи наук биологического цикла, и увлеченные физиологией, и традиции Э. Золя.
Жанр семейной (чаще родовой) хроники никогда не уступал по своей популярности детективу, исторической беллетристике и любовному роману. В сознании читателей хроника рода всегда была наиболее солидным и основательным литературным жанром. В немецкой литературе читательское признание отдано «Будденброкам» Т. Манна. Французская литература выдвигает двадцать томов эпопеи о Ругонах и Маккарах Э. Золя; роман М. дю Гара «Семья Тибо», Жана-Ришара Блока, историческую пенталогию «Проклятые короли» М. Дрюона. Английские хроники возглавляет «Сага о
Форсайтах» Д. Голсуорси. Яркое произведение этого типа, созданное в Латинской Америке, - «Сто лет одиночества» Г. Г. Маркеса - также соотносится с этим жанром. Стремление расширить пределы повествования, имеющего вполне частный характер, рассмотреть в малом великое становится влиятельным художественным принципом литературы XX века. Значимое место в этом ряду занимает творчество Уильяма Фолкнера и особенно его трилогия о Сноупсах: «Деревушка» (1940), «Город» (1957), «Особняк» (1959).
Романы и длинные повествования о бытии и смене поколений воистину украшают каждую национальную литературу. Их объединяют такие общие особенности, как схожесть судеб, развитие конфликтных ситуаций, преемственность и обновление бытовых традиций и прочие.
Своеобразным отражением ситуаций, имевших место в действительности, являлись в нашей отечественной литературе две вымышленные династии: Головлевы и Горбатовы, одна - порождение таланта Салтыкова-Щедрина, другая - Всеволода Соловьева. Писатель работал над романом «Господа Головлевы» (1875-1880) несколько лет. Первые его главы сначала печатались в составе цикла «Благонамеренные речи». Это обстоятельство позволяет воспринимать Головлевых в ряду тех сатирических персонажей, которые любят произносить «благонамеренные речи» в защиту «священных принципов» государства, церкви, собственности, семьи, постоянно их нарушая. Дворянство как основной герой выносится на страницы «Благонамеренных речей», «Современной идиллии», «Помпадуров и помпадурш» и некоторых других. Главная книга Салтыкова о русском дворянстве - «Господа Головлевы» - признана блестящим образцом жанра семейной хроники.
Если для салтыковских произведений, посвященных описанию судеб дворянских родов, характерны обличительный тон и сатирический пафос, то для Всеволода Сергеевича Соловьева (1849-1903) стал определяющим иной подход - реалистическое и отчасти лирическое изображение жизни русской аристократии в Х1Х веке.
Будучи уже зрелым художником со сложившейся манерой письма, хорошо известным читающей России, Всеволод Сергеевич Соловьев (1849-1903) приступает к созданию романа «Хроника четырех поколений», в котором он задумал отразить историю дворянской семьи. В его «Хронику» (получившую также наименование «Семья Горбатовых») вошло пять романов: «Сергей Горбатов», «Вольтерьянец», «Старый дом», «Изгнанник», «Последние Горбатовы». Все они связаны единой нитью - судьбой
одной дворянской семьи, пережившей бурные эпохи ХVIII-ХIХ вв.: золотой «век Екатерины», время французской революции, наполеоновские войны, восстание декабристов, николаевскую пору и становление нового буржуазного уклада в России. Первая книга пенталогии была написана в 1881 году; вторая и третья соответственно в 1882 и 1883 годах; четвертая и пятая - в 1884 и 1886 годах. Можно заметить, что первое произведение нового жанра появилось в русской литературной традиции за 15 лет до аналогичного явления в Европе - романа Томаса Манна «Будденброки».
Развитие проблематики и поэтики «по вертикали» (диахронно) рождает «семейную хронику» как особый жанр по возможности изображения генезиса явлений эпохи. Потребность в создании большого романа проявляется все более настойчиво уже в начале двадцатого века. «В "Буд-денброках" Т. Манна ... в форсайтовском цикле Голсуорси то смена поколений, то многообразие деятельности человека в широкой сфере социальных связей на протяжении долгих лет поглощают внимание пытливых художников» [13, с. 57].
К этому можно добавить, что многое в литературном развитии (как показал еще В. М. Жирмунский) обусловлено общими закономерностями, проявляющимися в разные времена и у разных народов. Так, например, Т. Манн задумал свой роман об «истории гибели одного семейства» в конце XIX века [1, с. 57-59]. Независимо от него русский писатель М. Горький предполагал создать историю одной семьи с 1812 г. по свое время [7, с. 144]. В общих чертах замысел у Горького сложился уже в конце XIX века и был частично реализован в произведениях «На плотах» (1895), «Наваждение» (1896), «Фома Гордеев» (1899, см. интересный рассказ об истории купеческой фамилии), «Мужик» (1890). Как отмечала В. А. Максимова, «уже тогда М. Горький проявлял интерес к теме поколений» [7, с. 145].
Общим местом в работах горьковедов стало упоминание о замысле романа «Дело Артамоновых», который возник в беседах со Львом Толстым в 1901-1902 годах и с В. И. Лениным в 1910 году (это отмечают А. И. Ов-чаренко, Е. Б. Тагер, С. В. Касторский, А. И. Волков, И. С. Нович). Однако свой замысел писатель смог реализовать лишь после того, как завершилось (вследствие общероссийской катастрофы в 1917 году) развитие русской буржуазии.
Итак, появление романов Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы» (1884), Вс. Соловьева «Хроника четырех поколений» (1880-е годы), И. С. Рукавишникова «Проклятый род» (опубл. в 1914 году),
А. М. Горького «Дело Артамоновых» (1925) было продиктовано запросами времени и имело как общественный, так и художественный резонанс. Каждая семейная история рассматривается здесь с точки зрения кардинальной проблемы века - противоречий буржуазной цивилизации, охватывающей все уровни личного и социально-экономического бытия. Реально-историческое время и время индивидуально-психологическое в этих романах неразрывно, более того - объективный ход истории подчиняет и вбирает в себя представления и ощущения персонажей. Эта форма повествования сохраняет черты традиционности, восходящей к семейной хронике XIX века, и одновременно под влиянием развивающихся социально-экономических отношений вносит свои коррективы в структуру текста.
Однако на формирование этого жанра оказало влияние также и то, что в трудах В. М. Жирмунского получило определение «типологических» факторов развития литературы. Литературное развитие на протяжении всего XIX века знаменовалось не только возникновением новых тем и направлений, но и серьезными модификациями системы литературных жанров, а также увеличением удельного веса романного жанра в литературе.
Отличительной особенностью семейной хроники является движение (смена) поколений в контексте соответствующих исторических эпох. При этом время измеряется продолжительностью жизни поколений, а историческая эпоха представлена через призму частной жизни.
Обратимся к теоретическому наследию М. М. Бахтина и прежде всего к его работам по изучению истории романа. Исследователь не выделяет «семейную хронику» как особый подвид романа, а только определяет некоторые пути ее дифференциации. Сам этот термин им не вводится, но как синоним рассматриваемому нами жанру задается терминологическое сочетание «роман поколений» [2, с. 381] и определяются некоторые особенности проблематики и мотивов жанра, в частности, такие, как особый мотив «разрушения идиллии».
Ученый отмечает, что «роман поколений» с его мотивом «разрушения идиллии» (т. е. ее вырождения и распада) вызван историческими событиями XIX-ХХI веков, катаклизмами эпохи. Но кроме кратких замечаний исследователь в суть проблемы не вникает: специфика жанра семейной хроники не стала объектом его исследований. Принимая в целом концепцию М. М. Бахтина, мы считаем, что общественные катаклизмы, экономические и культурные кризисы второй половины XIX - начала ХХ веков действительно способствуют появлению семейной хроники как особого поджанра романной прозы. При анализе этого жанрового типа присутству-
ет терминологическая неопределенность. Обычно для классификации романов, повествующих о судьбах нескольких поколений, используются следующие термины: roman-fleuve (роман-река); неточный для выявления четких жанровых критериев и дефиниций термин family novel (семейный роман); порою используется и сомнительный (для изучения специфики темпорального построения произведений) термин multigenerational novel -роман о множестве поколений, своеобразный аналог бахтинского сочетания «роман поколений» (где таковых, согласно логике, должно насчитываться не менее двух). Имеют хождения такие термины, как family saga, chronicle, cycle, то есть семейные (соответственно) сага, хроника, цикл.
Дополняя все вышесказанное, обратимся к толкованию в литературоведческой науке самого термина «хроника», составляющего вторую часть семантического ядра определения исследуемого жанра. Итак, хроника -это «литературный жанр, излагающий исторические события в их временной последовательности» [10, с. 1171]. При этом подразумевается, что временная последовательность должна быть линейной, т. е. не иметь в себе отступлений от прямолинейности своей организации.
В «Литературном энциклопедическом словаре» (М., 1987) приводится более развернутое определение: «хроника - (греч. chronika - летопись) литературный жанр, содержащий изложение событий в их временной последовательности. В центре время - как субъект исторического процесса. Если в дневнике на первый план выступает личность автора, а в историческом романе - характеры и взаимоотношения действующих лиц, активно проявляющих себя в истории, то в хронике организующей силой сюжета и композиции становится сам ход времени (курсив наш. - Е. Н.), которому подвластны действия и судьбы персонажей. Для хроники характерен экстенсивный сюжет, образующийся чередованием сцен, фрагментов, картин меняющейся действительности, структура хроники отражает темп, длительность, порядок и ритм отражаемых событий, за точку отчета которых принимаются моменты реально-исторического времени... Замкнутое, остановившееся время - предмет семейной, усадебной реалистической хроники (С. Т. Аксаков, Н. С. Лесков). Редкая как самостоятельный жанр хроника образует внутри многих произведений систему включения реального исторического времени в вымышленный сюжет» [15, с. 487].
Отметим, что, сопрягаясь с хроникальностью, романное начало не утрачивает своей специфики, но все произведение в целом приобретает новый эстетический смысл. В процессе развития литературы сложилось несколько типов романов-хроник. Это, прежде всего, хроника историче-
ская (например, произведения В. С. Пикуля «Слово и дело», «Реквием каравану РР-17» и другие), хроника производственная, имевшая место в советской литературе 20-30-х годов, и, наконец, семейная.
Изображено в семейных романах все общество в целом (или какая-нибудь его часть) на протяжении значительного периода истории. Итак, в семейных хрониках наблюдается господство последовательного (линейного), изложения событий, что является характерной чертой и отличает хронику от других жанров. К примеру, если взять хорошо известные романы У. Фолкнера «Шум и ярость» и «Герой нашего времени» М. Лермонтова, то в них мы наблюдаем гетерохронное изложение событий, чего нет в семейной хронике.
Следует особо отметить, что типичная для романа базовая проблема -взаимодействие личности и окружающего мира - представлена в семейной хронике так же, как и в других разновидностях этого жанра. Для произведений рассматриваемого нами жанра характерно обращение проблематики на изображение бытия одной семьи на протяжении нескольких, чаще всего двух-четырех, поколений. В проблематику «семейных хроник» включаются различные аспекты: социально-экономические, нравственные, аспекты преемственности или разрыва поколений и, наконец, эволюции семьи или ее деградации. Поэтому для дальнейшего анализа нам необходимо рассмотреть следующий жанрообразующий фактор - темпоральное построение семейных хроник.
По мнению З. И. Кирнозе, в произведениях этого жанра присутствует «особое родовое время, органически прикрепленное, приращенное к жизни семьи. В периодах сватовства и жениховства, медовых месяцев и созревания плода, подрастания сыновей и дочерей, превращения их самих в мужей и жен есть свой естественный ритм, определяемый и природой человека и вековыми установлениями семьи» [6, с. 156]. Этот общий ритм ослабляет и округляет временные разграничения каждой индивидуальной жизни, входящей в семью, создает предпосылки для изображения единства жизни поколений, синтеза понятий «семья» и «время». Родовое время можно рассматривать, по-видимому, как признак того «фольклорного времени», которое порождает в литературе уже во времена античности особый тип «семейной идиллии».
Сочетание понятий «семья» и «время» рождает особую связь. Восприятие подробностей жизни, обычаев, установлений тормозит развитие сюжета, делая ритм семейной хроники несколько замедленным. Протяженность во времени, стремление к охвату десятилетий, без которых не-
возможно показать изменения в семье на протяжении более чем полувека, тяготение к полноте изображения обычно требуют от семейной хроники большого объема.
Итак, в основе хроники как явления словесности лежит повествование о фактах и событиях, выстроенных в хронологическом порядке, в линейной последовательности (time-line). По наблюдениям зарубежных филологов, здесь описываются события, которые произошли до другого события, ведущие к нему, а также те, которые происходили после этого, связанные с ним [16, p. 272]. Мы считаем линейный принцип крайне важным для семейной хроники, ведь именно в таком случае восприятие исторических явлений становится более целостным и объективным, лучше прослеживаются причинно-следственные связи и закономерности. В случае сбоя в хронологии, фрагментарности, различных форм гетерохронного, или ретроспективно-конспективного, изложения материала ухудшается качество восприятия. Но стоит отметить, что тут идет речь об иных художественных задачах и иных жанровых формах.
А для семейной хроники типично изложение истории двух и более поколений в строгой (хотя порою и бывают незначительные отступления) линейной последовательности. По таким принципам и построено большинство романов этого типа в мировой литературе.
В таком контексте мы хотели бы рассмотреть жанровую специфику романа Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». Основные проблемы, которые нашли образное воплощение в этом произведении, волновали воображение начинающего писателя еще в студенческие годы. В письме от 21 августа 1875 г. Мамин обращается к своему отцу с просьбой собирать материалы, связанные с историей развития уральской горной промышленности и, в частности, с историей семьи Демидовых. Круг вопросов, затронутых в этом письме, очень широк. Показателен интерес Мамина-Сибиряка к жизни рабочего населения Урала, к фольклору и различным формам деятельности уральского рабочего. «Живя так долго в Висиме, Вы, папа, - пишет он Н. М. Мамину, - отлично знакомы с настоящим края и его прошедшим. Мне для некоторых целей крайне необходимо знание этого настоящего и прошлого, хотя я кое-что знаю о них. Я был бы очень обязан Вам, папа, если бы вы взяли на себя труд сделать три вещи: кое-что припомнить, кое-что расспросить и кое-что прочитать. Припомнить Вы можете вот что: чрез Ваши руки проходили и проходят интереснейшие факты из раскольничьей жизни: жизнь в скитах, сводные браки, взгляды на семейную и общественную жизнь со стороны расколь-
ников, их предания, суеверия, приметы, заговоры, стихи, правила и т.д. Далее, еще более интересно знать следующее: это собрать те сведения о доме Демидовых, которые лежат в конторских бумагах или ходят по рукам в виде рассказов и воспоминаний.
Особенно важно здесь постоянно иметь в виду резкую разницу, отделяющую энергичную деятельность представителей первых основателей дома Демидовых и распущенность последних его членов. Здесь интересны два ряда фактов, характеризующих с одной стороны энергию первых Демидовых и распущенность и самодурство последних. У Вас, папа, есть книжка о доме Демидовых, хорошо было бы, если бы Вы на полях ставили цифры и делали к известным лицам собственные примечания. Так, я, например, помню, что жил один Демидов на одном острове Черноисточ-никова пруда, далее, как он неутомимо основывал один завод за другим, разыскивал руды и проч. Далее, интересно знать подробности таких фактов, как приезды Авроры Карловны на заводы, безумное мотовство и т. д.
Кстати, Вы не пройдете мимо фактов, характеризующих жизнь фабричных, рудниковых, беглых, знаменитых разбойников. Словом, всякий факт, резко выдающийся из ряда других, как характеризующий прошлое и настоящее Урала, будет мне крайне интересен. Рассказы о Ермаке, Пугачеве, Малороссии и проч. - все это крайне интересно знать. Также факты встречи малороссов с раскольниками на Урале и первые шаги их взаимной жизни» [8, с. 341].
Это письмо замечательно тем, что в нем уже в ранние студенческие годы Д. Н. Мамин определил такие темы своего творчества, художественная разработка которых займет у него около двух десятилетий. С ними, так или иначе, связаны роман «Горное гнездо», «Три конца», повесть «Охони-ны брови» и рассказы о раскольниках и о заводском разбойничестве. Показателен выраженный в этом письме острый интерес к точным фактам, характеризующим существенные стороны уральской жизни. Уже в эти годы идейных исканий и первых литературных опытов будущий писатель понимал, как важно для художественного творчества знание жизни. Он ценит сведения знающего жизнь очевидца, его внимание привлекают бытующие в народе рассказы о лицах, оставивших след в народной памяти (Ермак, Пугачев). Он стремится получить документы из заводского архива и канцелярии и т. д.
Дошедшие материалы свидетельствуют об огромном труде, который был затрачен на создание первого романа. Наиболее ранний из сохранив-
шихся редакций текст - «Семья Бахаревых». Это произведение в пяти частях. Работа над ним началась не ранее 1878 года.
По первоначальным замыслам основная тема романа была связана с историей промышленного Урала и должна была получить завершение в большой трилогии. В первой части трилогии предполагалось показать основание уральских горных заводов, характеры первых заводчиков, совмещающих в себе добро и зло самым удивительным образом. Основу же всей трилогии должно было оставить изображение жизни мастеровых Урала. Некоторые из замыслов Мамина-Сибиряка нашли только частичное воплощение в романах этого времени, а намерение изобразить восстание Пугачева на Урале было осуществлено только в 90-е годы.
Первоначальные редакции «Приваловских миллионов» отражают колебания писателя как в выборе плана, так и в определенной идейной направленности произведения. В «Семье Бахаревых» получили четкий рисунок лица общественной активности: князь Вадим Батманов, Надежда Бахарева, Сергей Привалов, но в их образах писателю не удалось добиться необходимой цельности и последовательности. С одной стороны, Вадим Батманов не допускает полумер, мелких реформ, является сторонником коренных ее изменений. С другой стороны, тот же Батманов проповедует общественное бездействие, предоставляя течение дел времени и обстоятельствам.
Роман «Семья Бахаревых» не был представлен автором к печати. Изменение общественной жизни России на грани 1880-х годов вело к изменению основного содержания произведения. Писатель, видимо, не решился продолжать разработку острой социальной темы.
Вместе с тем в процессе длительной работы над романом Мамин-Сибиряк совершенствовал свое художественное мастерство. В «Семье Бахаревых» не были окончательно преодолены литературные штампы. Работая над романом, Мамин-Сибиряк убеждался, что ценность произведения состоит не в пикантном сюжете и в любовных чувствах, что нельзя писать о жизни без глубокого и всестороннего ее изучения, и в следующей рукописной редакции, названной «Каменный пояс», стремление избавиться от прежних приемов проявилось в такой мере, что молодой писатель впал в другую крайность.
Начальные главы первых редакций «Каменного пояса» представляют собою развернутые историко-этнографические описания, лишь в небольшой степени связанные с развитием действия. С фактической достоверностью и научной обстоятельностью он описывал в романе историю
колонизации Урала при Иване Грозном, походы Ермака, историю развития рудного дела на Урале в допетровское время и, особенно подробно, - развитие его при Петре I. Если раньше писатель проявлял чрезмерную озабоченность сюжетом, то в «Каменном поясе» он явно недооценивал роль сюжетного развития. В процессе дальнейшей работы над романом он освобождался от протокольной сухости, фактический материал получал под пером писателя художественную обработку.
Так, в результате почти десятилетнего труда и многократных переработок появился роман «Приваловские миллионы». По своей структуре «Приваловские миллионы» представляют дальнейшее развитие традиций классического русского романа. Много места занимает здесь изображение судьбы главного героя Сергея Привалова, «повторявшего, по словам автора, «раздвоенных» лишних людей, у которых хорошие намерения и заветные мечты постоянно идут вразрез с практикой» [13, с. 45].
В этом «обнаруживается творческая связь писателя с традициями предшествующей реалистической школы русской литературы, а также стремление показать тесную связь судьбы человека с жизнью общества, порождающей подобные характеры. Новаторство проявилось в выдвижении новой темы, смелом и оригинальном решении острейших вопросов современности. В романе «Приваловские миллионы» Мамин-Сибиряк показал большое мастерство в раскрытии острых социальных конфликтов. Действие развертывается на основе конфликта между идеалистом-мечтателем Сергеем Приваловым, в руки которого должен перейти по наследству богатейший заводской округ, и группой буржуазных хищников, которые стремятся прибрать к своим рукам капиталы незадачливого наследника» [7, с. 195].
Привалов до решения крайне запутанного дела об освобождении от опеки заводов начинает осуществлять строительство мельницы, намереваясь путем разумных отношений избавить крестьян, продающих по дешевке хлеб, от спекулянтов и торгашей, помочь им крепко встать на ноги, обрести независимость. В намерении взять на себя заводское дело, чтобы прибыль шла не заводовладельцу, а заводским рабочим и настоящим хозяевам земли - башкирам, явственно сказывается влияние романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Сказывается также и глубокое, благородное убеждение русских интеллигентов бескорыстно служить простым людям, отдавать свою энергию, знания, опыт делу развития «малых» народностей России [11, с. 8]. В таком контексте важно отметить, что «Сергей Привалов является творцом и носителем одного из сюжетов социальной мифологии -
мифа-идиллии, сопряженного с поиском благостной и спасительной утопии: он захвачен мыслью о необходимости вернуть долг башкирам, чьи земли были обманом взяты под заводы, и рабочим, трудом которых эти заводы создавались» [13, с. 46].
А в отношениях между враждующими из-за наследства силами возможны острые столкновения, но иногда и союзы и примирения. В то же время автор ведет читателя к пониманию непримиримости другого, основного, скрытого от глаз поверхностного наблюдателя конфликта между владельцами и рабочими Шатровских заводов. Судьбы большого коллектива рабочих волнуют читателя не меньше, чем утопические планы социальных реформ Сергея Привалова и борьба из-за наследства. Сюжетное развитие романа определяется не только личной и общественной судьбой центральных персонажей, но и в значительной мере историей Шатровского горнозаводского округа с сорокатысячным рабочим населением.
Главный герой романа Сергей Привалов усвоил взгляды либерального народничества. Он отрицал возможность и необходимость развития горной промышленности в России. Промышленные заведения в России он считал болезненным наростом, который питается на счет здоровых народных сил. Он мечтал об организации артельного труда, о рациональной организации хлебной торговли, с помощью которой надеялся освободить мелкого производителя от эксплуатации. Являясь наследником крупного горнозаводского округа, разоренного прежними владельцами и опекунами, Привалов видит свою задачу в том, чтобы освободить заводы от казенных долгов, ликвидировать их и возвратить заводские земли их прежним владельцам -башкирам. При столкновении с реальной действительностью рушатся все народнические планы Привалова. Опыты осуществления намеченных социальных реформ убеждают героя романа в том, что он со своими планами является «жалкой единицей», которой по-своему распоряжается буржуазия.
Значение образа Сергея Привалова усиливается тем, что неудачи его социальных реформ раскрыты в романе не столько как следствие его личных недостатков (отсутствие воли и практической опытности), а как результат беспочвенности народнических теорий. Однако не только спецификой миропонимания главного героя примечателен роман «Прива-ловские миллионы». Разумеется, что личность немыслима вне контактов с обществом. Поэтому при определении личности и ее места в романе надо иметь в виду характер ее взаимоотношений с обществом. Прояснить такое
соотношение нам позволяет понятие романной ситуации, составляющей базовую основу романа как жанра.
Романная ситуация представляет собою взаимоотношения личности, среды и микросреды, где личностью является герой, обладающий более-менее значимым внутренним миром; микросредой - совокупность главных героев; средой же - совокупность таких героев, с которыми соприкасаются герои романного типа и которые, как правило, далеки и чужды им. Вследствие этого в романе всегда имеют место дифференциация и иерархия персонажей, которые составляют микросреду и чьи судьбы воспроизводятся наиболее четко и дифференцированно. Им отдается большая часть воспроизводимого в романе пространства и времени, в силу чего романный сюжет, стремясь к полноте и масштабности, как правило, ограничен в пространстве местом пребывания и встреч главных героев, а во времени -тем периодом их жизни, который необходим для становления и проявления их сознания, для обретения ими более весомой, с точки зрения героя и автора, жизненной позиции.
Для семейной хроники отличительной чертой является специфика соотношения среды и микросреды, которая представлена группой лиц, связанных между собой родственными узами. Особо отметим, что состав микросреды в ходе действия романа может меняться из-за основных процессов: появления на свет, взросления, старения, смерти героев произведения. Так же изменчивы и сами функции персонажей: они могут переходить от главных героев к второстепенным, т. е. из микросреды в среду, и наоборот.
Средой в семейных романах выступает все общество в целом (или какая-нибудь его часть). Типичная для романа базовая проблема - взаимодействие личности и окружающего мира - представлена в семейной хронике так же, как и в других разновидностях этого жанра. По справедливому замечанию Л. А. Симоновой, в семейном романе объединяются многочисленные «повествования о жизни человека в семье. Характерной чертой становится наличие внутрисемейного конфликта и родственных отношений. Решающим значением для всей архитектоники жанра обладает характер связи личности с другими членами семьи, отношения между которыми, имея целый ряд особенностей частного характера, строятся по принципу движения от органического единства до разрыва» [8, с. 15].
Для «Приваловских миллионов» не типично изображение внутрисемейной проблематики, акцент делается, как об этом справедливо отмечалось в советском литературоведении, на социальные, а не внутрисемейные аспекты деятельности главного героя. Действительность разрушает
«народнические начинания Сергея Привалова и неумолимо вовлекает в оборот создаваемые им артельные предприятия. Наблюдая в ирбитском ярмарочном театре сибирских промышленников, фабрикантов и водочных королей, герой почувствовал, что он является частью этого громадного целого, которое шевелилось в партере, как тысячеголовое чудовище. Ведь это целое было неизмеримо велико и влекло к себе с такой неудержимой силой. Даже злобы к этому целому Привалов не находил в себе: оно являлось только колоссальным фактом, который был прав сам по себе, в силу своего существования.
Развенчание либеральных иллюзий Сергея Привалова имело большое значение. Мамин-Сибиряк своим романом показал бесплодность и вред рассуждений об отсутствии капитализма в России. Широкие художественные обобщения, основанные на глубоком знании жизни промышленного Урала, показывали читателю, что Россия уже вступила на путь капитализма, что русская буржуазия представляет собой крупную силу, с которой нельзя не считаться. Однако образы дельцов поданы в романе резко сатирически.
Современные Мамину-Сибиряку писатели (П. Д. Боборыкин, В. И. Немирович-Данченко и др.) изображали купцов и фабрикантов как главных деятелей промышленности, от таланта и предприимчивости которых зависит успех дела, а вместе с ним и благосостояние рабочей массы. В литературе распространялась иллюзорная надежда на просвещенного промышленника, финансиста, купца как силу, якобы противостоящую хищничеству. В «Приваловских миллионах» Мамин-Сибиряк создал целую галерею типов, близких по своей внутренней, полной разнородных противоречий, сущности к Колупаевым, Разуваевым, Деруновым; Хиония За-платина, Половодов, Ляховский, Альфонс Богданыч - все это яркие представители нарождающейся и укрепляющей свои позиции русской буржуазии.
Среди них выделяется «делец последней формации» Половодов. Получив университетское образование, Половодов начал свою карьеру со службы в уездной земской управе, которую он, как и щедринские земцы, расценивал с точки зрения «фондов» и возможностей «сходить в карман своего ближнего». Сущность характера Половодова раскрылась, когда ему удалось проникнуть на должность директора Узловско-Моховского банка и в опекунский совет Шатровских заводов. В нем тогда «заговорила непреодолимая жажда урвать свою долю из того куска, который теперь лежал под носом», - совсем по-щедрински пишет Мамин-Сибиряк.
Одной из центральных фигур романа является Игнатий Ляховский. Многими своими чертами Ляховский напоминает героев Боборкина. По происхождению он аристократ, воспитанный в привычках и традициях богатой польской дворянской семьи. За оппозиционное отношение к правительству он отбыл ссылку в Сибири. Ляховский умен, образован, ценит науку и искусство, преуспевает в буржуазном предпринимательстве. Именно таких культурных и деловых людей Боборыкин наделял всеми возможными добродетелями. Однако для Мамина-Сибиряка культурный и всесторонне образованный аристократ в своей буржуазной практике ничем не отличается от обычных буржуазных хищников. Нажива и обогащение любыми средствами - вот основной принцип жизни Ляховского. Он отказывает в денежной помощи оказавшемуся в беде Василию Бахареву, хотя тот в свое время явился в прямом смысле слова его спасителем и благодетелем. Образованность, шляхетский шарм, ум не могут отменить тех свойств характера, которые порождены положением и средой, - вот вывод, к которому ведет автор читателя.
Игнатий Ляховский - типичный буржуа. Ляховский давно окружил себя такими людьми, в обществе которых он отдыхал душой. В его ободранном кабинете часто велись горячие ученые споры, в которых сам хозяин принимал деятельное участие, являясь в этом случае совсем другим человеком. Мамин-Сибиряк признает некоторую историческую заслугу зачинателей промышленного дела. Он ценит их энергию. Некоторые из них сознают, что промышленное дело - не только источник личных доходов, но и одна из важных основ развития страны. Но основные заслуги в создании русской промышленности писатель приписывает не столько буржуазии, сколько трудовому народу, который выдвинул из своей среды талантливых и деятельных организаторов. Тема народа - одна из основных в романе Мамина-Сибиряка, хотя народ появляется в качестве действующего лица в немногих случаях. О судьбах народа, хотя и по-разному, но постоянно думают Надежда Бахарева, Максим Лоскутов, Сергей Привалов, Константин Бахарев.
Исторические судьбы заводского населения охарактеризованы в 13-й главе третьей части романа на примере башкирской деревни Бухтармы. С помощью продажных чиновников были отобраны в пользу заводов земли многих башкирских деревень и волостей. Судебное разбирательство тянулось свыше ста лет, истцы успели два раза умереть и два раза родиться, но добиться правды так и не смогли. Власть и закон были на стороне сильного. В результате «все наличное население» Бухтармы превратилось в толпу
голодных и жалких нищих. Отповедь «хозяевам» звучит в обращенных к Привалову словах жителя этой разоренной деревни: «Наш земля - твой земля... Все - твой... ничего - наш... Ашата подох, Анайка подох, Урукай подох...».
Рассказанная в этой же главе история составления уставных грамот и безуспешной тяжбы мастеровых с заводчиками воспринимается как аналогия со страшной историей башкирской деревни Бухтармы. В годы реформы столкнулись интересы рабочего населения Шатровских заводов с интересами их владельца, и снова сила власти и закона оказалась направленной против народа. В результате получалось население в сорок тысяч совершенно обезземеленное, самое существование которого во всем зависит от рокового «впредь до усмотрения». Двадцатилетние судебные мытарства заводского населения развиваются так же, как столетние ходатайства башкир из деревни Бухтармы. При существующей общественной системе положение рабочих на золотых приисках улучшить невозможно - к такому выводу пришел Константин Бахарев; этот вывод поддержан Надеждой Бахаревой.
Отношение писателя к буржуазному укладу было неоднозначным. Он понимал неизбежность наступления капиталистической эры, открывавшей широкие возможности для развития науки, просвещения, технического прогресса. Но видел он и другое: беспощадное, опустошающее влияние денег, богатства на души людей, подрывающее благосостояние трудового люда... Видел и не мог с этим примириться. Позже писатель во всех подробностях изобразит генезис капитализма и его страшные последствия в хлебном Зауралье (роман «Хлеб»).
Однако такая постановка проблемы не типична для семейной хроники, а в романе «Приваловские миллионы» мы наблюдаем широкую панораму социальной жизни, писатель отходит от сугубо семейной проблематики. Сюжетной пружиной романа являются наследственные миллионы Сергея Привалова. Получит он их или потеряет право на распоряжение Шатровскими заводами, которые способны при разумном ведении дела давать огромные доходы? Вокруг золотого блеска этого наследства и разгораются все страсти. Завязываются сложные интриги не только вокруг Привалова, но и между опекунами, ведущими закулисную борьбу друг с другом. Наследство - это тот рентгеновский луч, который выявляет сущность главных персонажей романа. В чьи руки оно попадет? Кто и как им распорядится: во зло или на доброе дело? Опекуны Шатров-ских заводов Половодов и Ляховский, уже достаточно основательно по-
гревшие на этом руки, думают только о деньгах, которые при удаче потекут в их карманы. Наследника же - Сергея Привалова - заводы и прибыли сами по себе не интересуют. Доходы ему нужны как средство для выплаты «исторического долга» народу и отчизне.
В таком контексте изображение истории поколений занимает лишь несколько страниц, и становится не самим действием, а своеобразным «пусковым механизмом» для объяснения мотивов поведения героев, желающих получить наследство семьи Приваловых.
В то же время в романах типа семейной хроники мы встречаемся с иным способом изложения истории поколений: там последовательно повествуется о жизни и деятельности сначала первого, потом второго, затем третьего, а если есть, то четвертого и пятого поколений. Каждому из них уделяется свой том или глава в общем контексте родового эпоса. Значимая часть проблематики нацелена на изображение внутрисемейных отношений: между детьми и родителями, а также между супругами от начала их любви до того момента пока брак заканчивается или смертью или, что встречается реже, разводом. Американский литературовед Денис Джонс предложил рассматривать семейную парадигму, основываясь на следующих фазах семейных отношений. Ученый отмечает и выделяет фазу детства и период ранней зрелости, моменты, когда герой оставляет семью, покидает отчий дом, период выбора брачного партнера (время ухаживаний), период создания семьи, где описываются отношения между супругами, а затем между родителями и детьми, и, наконец, период завершающей семейное бытие, как правило, мудрой и спокойной старости. Кроме того, выделяются сюжеты, в которых описывается смерть или возможность гибели героя или героев [17, р. 293].
По нашему мнению, в романе семейной хроники присутствуют все вышеозначенные сюжетные линии. Однако в романе «Приваловские миллионы» акцент делается не на изображении внутрисемейных отношений, типология которых представлена у Джонса, а преимущественно на социальных сторонах деятельности Сергея Привалова и его окружения, специфика произведения при этом носит синхронный, а не диахронный характер.
Правда, в маминском романе (вернее, в его финальных главах) изображено то, как Василий Назарыч Бахарев не теряет надежды породниться с фамилией Приваловых, выкупить заводы и сделать счастливыми и Сергея Александровича, которого он любит как сына, и старшую дочь. Бахарев приезжает к Надежде и видит, как она довольна своим положением, трудо-
вой, почти бедной обстановкой, рабочей жизнью. Он совершенно примиряется с любимой дочерью, растроганно наблюдает за внучкой, но у Надежды смутное чувство, что отец приехал не только за примирением. В самом деле, Василий Назарыч чуть ли не со слезами на глазах просит дочь выйти за Привалова, говоря, что тот всегда любил её и, быть может, из-за нее и совершил все свои ошибки.
Проходит три года, и на Нагорной улице в Узле можно встретить совсем постаревшего Василья Назарыча Бахарева, гуляющего не только с внучкой, но и с законным внуком, Павлом Приваловым. Так что «основная идея упрямого старика восторжествовала: если разлетелись дымом прива-ловские миллионы, то он не дал погибнуть крепкому приваловскому роду». Но все эти события в общем контексте романа стали не основными элементами сюжета, а вспомогательными.
Специально отметим, что в этом произведении автор использует и традиционный для семейных хроник миф, который «по сути своей относится к разряду идиллических. Для старика Бахарева Сергей Привалов как индивидуальность отсутствует, он лишь часть приваловского рода, носитель Имени, определенных устоев и традиций, сколь пагубными бы на самом деле они ни были. И Василий Назарыч готов простить Привалову все, кроме одного - измены собственному, родовому, клановому сознанию» [13, с. 51]. Однако традиционный для семейных хроник мотив (соотношение человека и рода, принятие, или непринятие родовых традиций) не получил в анализируемом произведении полного развития. В проблематику семейных хроник включаются различные аспекты: социально-экономические, нравственные, преемственности или непреемственности поколений и, наконец, эволюция семьи, или, как об этом часто и не всегда обоснованно пишут исследователи, ее деградация. Для иллюстрации этих положений обратимся к творчеству Томаса Манна. В семейных хрониках «Иосиф и его братья» и «Будденброки» наиболее остро проявились вопросы не только о преемственности поколений, но и о собственной идентификации и поисках суверенитета в рамках рода и семьи, стремление к освобождению человеческой индивидуальности.
Томас Манн последовательно показывает все стадии «обособления и эмансипации» человеческой личности в тетралогии «Иосиф и его братья», где каждый из героев становится олицетворением одного из этапов. Так, первый этап связывается с образами Авраама и его сына Ицхака, вернее, с образами тысяч Авраамов и Ицхаков, поскольку «имена эти были наследственными» и люди еще не проводили «четкой грани между своей индиви-
дуальностью и индивидуальностью более ранних Авраамов» [4, с. 12]. Они видели свою задачу в том, чтобы наполнять современностью, заново претворять в плоть готовые формы, мифическую схему, созданную отцами.
Сергей Привалов отходит от родовых установок, и в этом несомненная удача Мамина-Сибиряка. Но проблема «человек - семья - род» не становится центральной в «Приваловских миллионах», что не позволяет нам квалифицировать данное произведение как классическую семейную хронику. При этом специально отметим, что обычно протяженность действия семейной хроники составляет от 50 и более лет, за этот период можно отобразить смену двух и более поколений. А в романе Мамина-Сибиряка действие занимает не более десяти лет. Следующим аспектом, на который нам хотелось бы обратить внимание, является изначальный замысел писателя: на примере одной семьи изложить историю развития горнозаводского дела на Урале.
На наш взгляд, Дмитрий Наркисович верно уловил тенденции общемирового литературного процесса, когда стали появляться семейные хроники. Однако жизненные сложности и изменившиеся творческие предпочтения помешали ему осуществить свой изначальный замысел, в силу чего рассмотренное произведение осталось социально-психологическим романом, а не финалом семейной «саги» (родового эпоса). Тем не менее «Приваловские миллионы» стоят у истоков целой серии социальных романов Мамина-Сибиряка. За «Приваловскими миллионами» последовали такие романы, как «Горное гнездо» (1884), «Три конца» (1890), «Золото» (1892), «Хлеб» (1895), «Без названия» и другие.
Список литературы
1. Апт С. Томас Манн. М., 1972. 352 с.
2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1972. 504 с.
3. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. М., 1954. Т. 5. Статьи и рецензии.
4. Боровкова Н.В. «История» и «историческое» в семейных хрониках Т. Манна: методические материалы к спецкурсу. Магнитогорск, 2006. 34 с.
5. Груздев А. Д. Н. Мамин-Сибиряк (1852-1912) // Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений: в 10 т. М.: Правда, 1958. Т. 1. С. 13-38 (Библиотека «Огонек»).
6. Кирнозе З. И. Французский роман. М., 1978.
7. Максимова В. А. Из творческой истории романа М. Горького «Дело Артамоновых» // Горьковские чтения. 1947-48. М.-Л., 1949. С. 144-170.
8. Мамин-Сибиряк Д. Н. Приваловские миллионы // Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений: в 10 т. М.: Правда, 1958. Т. 10 (Библиотека «Огонек»).
9. Симонова Л. А. Трилогия Э. Базена «Семья Резо» в контексте французского семейного романа : дис. ... канд. филол. наук. М., 2005.
77
10. Скрябина Т. Л. Хроника // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.
11. Сорочан А. Ю. Хроники выживания: семейная хроника и исторический роман в русской прозе 1870-1880-х годов // Мысль семейная в русской литературе. Тверь, 2008.
12. Стариков Виктор. Д. Н. Мамин-Сибиряк и его роман «Приваловские миллионы» // Д.Н. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы. М.: Правда, 1981. С. 3-15.
13. Чичерин А. В. Возникновение романа-эпопеи. М., 1955. 376 с.
14. Шайхинурова Л. М. Социальное мифотворчество и «ирония судьбы» в романе Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы» // Известия Уральского государственного университета. № 24. Гуманитарные науки. Екатеринбург, 2002. Вып. 5. С. 39-66.
15. Эпштейн М. Н. Хроника // Литературный энциклопедический словарь. М.,
1987.
16. Grafton, Anthony. Rosenberg, Daniel. Cartographies of Time: A History of the Timeline. London, 2010.
17. Jonnes, Denis. The matrix of narrative family systems and the semiotics of the story. New York, 1990.
References
1. Apt S. TomasMann [Tomas Mann]. Moscow, 1972. 352 p.
2. Bahtin M. M. Voprosy literatury i jestetiki [Questions of literature and aesthetics]. Moscow, 1972. 504 p.
3. Belinskij V. G. Polnoe sobranie sochinenij [Complete works]: v 13 t. Moscow, 1954. T. 5. Stat'i i recenzii [Articles and reviews].
4. Borovkova N. V. «Istorija» i «istoricheskoe» v semejnyh hronikah T. Manna: metodicheskie materialy k speckursu ["History" and "historical" In T. Mann's family Chronicles: methodical materials to a special course]. Magnitogorsk, 2006. 34 p.
5. Gruzdev A. D. N. Mamin-Sibirjak (1852-1912) [D. N. Mamin-Siberjak (1852-1912)] // Mamin-Sibirjak D. N. Sobranie sochinenij v 10 t. [Complete works v 10 t.]. Moscow: Pravda Publ., 1958. T. 1. Pp. 13-38 (Biblioteka «Ogonek»).
6. Kirnoze Z. I. Francuzskij roman [French novel]. Moscow, 1978.
7. Maksimova V. A. Iz tvorcheskoj istorii romana M. Gor'kogo «Delo Artamonovyh» [From the creative history of M. Gorky's novel "Artamonov's Case»] // Gor'kovskie chtenija [Gorky readings]. 1947-1948. Moscow-Leningrad, 1949. Pp. 144-170.
8. Mamin-Sibirjak D. N. Sobranie sochinenij v 10 t. [Complete works v 10 t.]. Moscow: Pravda Publ., 1958. T. 10 (Biblioteka «Ogonek»).
9. Simonova L. A. Trilogija Je. Bazena «Sem'ja Rezo» v kontekste francuzskogo semejnogo romana [Trilogy E. Bazin "Family Rezo" in the context of the French family novel]: dis. ... kand. filol. nauk. Moscow, 2005.
10. Skrjabina T. L. Hronika [Chronicle] // Literaturnaja jenciklopedija terminov i ponjatij [Literary encyclopedia of terms and concepts]. Moscow, 2001. 1995.
11. Sorochan A. Ju. Hroniki vyzhivanija: semejnaja hronika i istoricheskij roman v russkojproze 1870—1880-h godov [Survival chronicle: the family chronicle and the historical novel in Russian prose of the 1870-1880-ies] // Mysl' semejnaja v russkoj literature [Soap family in Russian literature]. Tver', 2008.
12. Starikov Viktor. D. N. Mamin-Sibirjak i ego roman "Privalovskie milliony» [D. N. Mamin-Sibiryak and his novel "Privalov's millions"] // D.N. Mamin-Sibirjak. Privalovskie milliony [D. N. Mamin-Sibirjak. "Privalov's millions"]. Moscow: Pravda Publ., 1981. Pp. 3-15.
13. Chicherin A. V. Vozniknovenie romana-jepopei [The emergence of the epic novel]. Moscow, 1955. 376 p.
14. Shajhinurova L. M. Social'noe mifotvorchestvo i «ironija sud'by» v romane D. N. Mamina-Sibirjaka «Privalovskie milliony» [Social myth-making and "irony of fate" in the novel D. N. Mamin-Sibiryak "Privalov's millions"] // Izvestija Ural'skogo gosudarstven-nogo universiteta. № 24. Gumanitarnye nauki [News of the Ural state University. No. 24. Humanities]. Ekaterinburg, 2002. Vyp. 5. Pp. 39-66.
15. Jepshtejn M. N. Hronika [Chronicle] // Literaturnyj jenciklopedicheskij slovar' [Literary encyclopedic dictionary]. Moscow, 1987.
16. Grafton, Anthony. Rosenberg, Daniel. Cartographies of Time: A History of the Timeline. London, 2010.
17. Jonnes, Denis. The matrix of narrative family systems and the semiotics of the story. New York, 1990.
