CC BY
66исключительно о мусульманском сообществе, представители других религий воспринимаются ими как чужие, являющиеся частью другой уммы, но не мусульманской. Во-вторых, политические границы уммы размылись из-за миграционных процессов, о которых речь шла выше. Те мусульмане, которые проживают за пределами исламского мира, воспринимаются остальными мусульманами как часть уммы.
Список литературы
1. Священный Коран [Электронный ресурс]. URL: https://quran-online.ru (дата обращения: 04.04.2019).
2. Fauzi M. Najjar. Whither the Islamic Religious Discourse? [Электронный ресурс] // Middle East Policy Council. Vol. XXI. URL: https://www.mepc.org/whither-islamic-religious-discourse (дата обращения: 03.04.2019).
3. Full text of Madina Charter [Электронный ресурс]. URL: https://www.constitution.org/cons/medina/macharter.htm (дата обращения: 05.04.2018).
4. Maryam Shamsaei., Mohd Hazim Shah. Islam, Science and Government According To Iranian Thinkers // International Journal of Humanities and Social Science Invention. 2013. Vol. 2. P. 64-74.
5. Mubashar Hasan. The Concept of Globalization and How This has Impacted on Contemporary Muslim Understanding of Ummah. - 2011 [Электронный ресурс]. URL: https://www.researchgate.net/publication/260833762_The_Concept_of_Globalization_and_How_T his_has_Impacted_on_Contemporary_Muslim_Understanding_of_Ummah (дата обращения: 03.04.2019).
УДК 902
Иванов Андрей Сергеевич
студент IV курса исторического факультета Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет Пермь,
Россия, e-mail: [email protected] Вертинский Александр Владимирович доцент кафедры отечественной и всеобщей истории, археологии, кандидат
исторических наук
Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет Пермь,
Россия, e-mail: [email protected]
РОЛЬ СМИ В ФОРМИРОВАНИИ ИСЛАМОФОБИИ
Andrey S. Ivanov
IV year student of the historical faculty
© Иванов А.С., 2019 © Иванов А.С., 2019
Perm State Humanitarian Pedagogical University Perm, Russia, e-mail: [email protected]
Alexander V. Vertinsky
Associate Professor, Department of Russian and World History, Archeology,
Candidate of Historical Sciences
Perm State Humanitarian Pedagogical University Perm, Russia, e-mail: [email protected]
THE ROLE OF MASS MEDIA IN THE FORMATION OF ISLAMOPHOBIA
Аннотация. Статья посвящена выявлению смысловых рамок, создающих негативный образ ислама и его последователей. Исследование проводится на материале современного публицистического дискурса. Доказывается, что исламофобия как социальный конструкт берет свое начало в публичном пространстве, где посредством антитеррористического дискурса негативизируется ислам и мусульмане как таковые.
Ключевые слова: ислам, исламофобия, дискурс, терроризм.
Abstract. The article is devoted to identifying semantic frameworks that create a negative image of Islam and its followers. The study is conducted on the material of modern publicistic discourse. It is proved that Islamophobia as a social construct originates in the public space, where Islam and Muslims as such are negativeized by means of the antiterrorist discourse.
Key words: Islam, Islamophobia, discourse, terrorism.
Ежегодно публикуется множество исследований, касающихся одного из самых страшных явлений XXI в. — исламофобии. Среди основных причин исламофобии называются политические мотивы Запада [12, с. 21-29; 13, с. 35]; миграционные волны мусульман в период постколониализма [10, с. 187]; многие придерживаются точки зрения, что исламофобия есть следствие терактов [11, с. 116]; также есть концепты, связывающие исламофобию с крестовыми походами, и она продолжает существовать, питаясь новыми столкновениями европейского и исламского миров [9, с. 12] Российский исследователь С.Н. Абашин определяет исламофобию как «мнимую истерию», подхваченную различными интеллектуальными кругами в связи с терактами и горячими точками на российском Северном Кавказе [1, с. 26]. А. Крымин и Г. Энгельгардт также предполагают, что исламофобия — перенятый с Запада тренд [5], и для российских реалий он не характерен. Несмотря на попытки изучения, исследователи до сих пор не определились относительно предпосылок, причин, хронологических рамок и, собственно, определения исламофобии.
По данным Левада-центра, в 2017 г. 22 % опрошенных согласились, что на территории России необходимо ограничить проживание выходцев с Кавказа [6], 17 % считают, что следует ограничить проживание для всех наций, кроме русских [6]; несмотря на то, что опрос был привязан к этнической составляющей, как мы увидим дальше, в России существует некоторое отождествление этнической и религиозной составляющих. По различным данным на сегодняшний день в Российской Федерации проживает от 20 до 36 млн мусульман [7, с. 24]. Два раза в год, на Ураза-байрам и Курбан-байрам, страна обнаруживает, что как минимум несколько миллионов ее граждан исповедуют ислам и соцсети ежегодно заполняются картинками молящихся на улицах российских городов мусульман с подписями в духе «доколе?». Это ставит под вопрос создание сколько-либо успешного имиджа мусульман на платформе мультикультурализма в публичном пространстве Российской Федерации.
Цель данного исследования состоит в выявлении способов выражения негативного восприятия ислама и мусульман в российском медиапространстве. Мы исходим из положения, что воспроизводство этих способов выражения является основным каналом возникновения исламофобии как одного из ведущих социальных конструктов.
Для реализации этой цели обратимся к анализу вербальных источников, которые охватывают последнее десятилетие XXI в. - тексты Евгения Сатановского, Романа Силантьева — российских религиоведов и востоковедов, а также проведенная нами расшифровка радиопрограммы с участием Семена Багдасарова, российского политического деятеля, эксперта по проблемам стран Ближнего Востока и Центральной Азии. Все вышеуказанные авторы являются постоянными участниками политических телепрограмм, транслирующихся на федеральных телеканалах.
Данный кейс отобран исходя из пресуппозиции текстов. С помощью
авторитетных фигур СМИ продуцируют репрезентации социального мира,
изображения, описания, объяснения и модели для понимания того, каков мир
258
и как он функционирует в том виде, как о нем говорят и как его показывают. Главный финансовый источник СМИ - государство, что наводит на мысль о некотором заказе. И, наряду с другими формами идеологической работы, СМИ конструируют для нас определение того, что такое ислам, какие значения несут в себе изображения «агрессивного» ислама и что следует понимать под терроризмом.
А. Е.Я. Сатановский: «"Ваххабизация" мусульман в ходе получения ими образования в исламских университетах арабского мира и участия в хадже, являющегося неотъемлемым долгом каждого правоверного, представляет собой серьезный вызов для России. Готово ли российское общество противостоять терроризму? Этот вопрос возникает сам собой, когда эмоционально или сдержанно, в досужих беседах или перед объективом телекамер, в парламентских выражениях или с применением непечатной лексики политики, эксперты, журналисты и обыватели обсуждают события в Беслане, Буденновске, Москве и прочих "местах встреч" страны и террористов» [8].
Эмоциональный фон текста тверд и непреклонен. Определенно, целью текстового фрагмента является дискредитация терроризма. В первую очередь автор пытается показать, что существует «два ислама» — хороший, «домашний», «свой», и зарубежный — «плохой», агрессивный; и тот и другой представляют собой угрозу для России: «домашнему исламу» в силу общих правил приходится встречаться с «плохим исламом» — «ваххабитским». В данном высказывании под «Россией» подразумевается каждый адресат, который получает сигнал автора. Далее автор использует механический (резкий) переход к терроризму, имеющий своей целью обратиться к адресатам: а готовы ли вы объединиться против этого ислама? — вопрос риторический в силу дальнейшей экстраполяции ужасающих событий, происходивших в стране и актуализирующихся в памяти адресата посредством этой риторики. Автор неспроста перечисляет широкие социальные группы, в которых можно также проследить вертикаль демократической власти: от парламента
к обывателю; это сделано с целью внушения адресату принадлежности к обществу в целом.
Обратимся к контексту. Статья была опубликована в конце 2004 г., т. е. ей предшествовал ряд терактов в том же году, самые массовые из которых были совершены в московском метро и Беслане (захват школы). Соответственно, целью этого текста является консолидация общества в период политической нестабильности и изоляция лояльной части российских мусульман. Ибо теракт не является самоцелью, теракт — радикальный метод донесения своих политических требований, которые не услышаны в период переговоров. Таким образом, первой рамкой исламофобии в России является территориально-политическая граница: «наши» мусульмане — хорошие, но их тоже стоит опасаться, ведь в силу своих религиозных норм, они могут стать террористами в результате промывки мозгов во время учебы или хаджа.
Б. С.А. Багдасаров: «Я буду по-всякому это называть, но я дам более точное название, я бы сказал так — это высокоидеологизированный радикальный терроризм салафитского толка. Это очень опасное явление, зародившееся в религии, оно существует уже не 50 и не 100 лет, я не хочу в глубину веков углубляться, но скажу, что основы этого явления были заложены в XVI в. [вопрос ведущего опускается]. А что, для кого-то секрет, что на Северном Кавказе есть целые селения, которые поддерживают эту идеологию терроризма, и вы хотите, чтобы там отличать чего-то от кого-то» [2].
В данном фрагменте происходит уже интеграция ислама салафитского
толка в мировоззрение жителей Северного Кавказа (граждан РФ). Автор
осознанно манипулирует историческим знанием с целью создания образа
конституированного врага. Помимо этого, формулировка «радикальный
терроризм салафитского толка» ведет к прямому слиянию терроризма в целом
и ислама, отождествляя их. При введении в текст таких конструкций адресант
показывает, что в первую очередь, кавказцы-салафиты — террористы, а уже
потом люди; разбираться в этом нет смысла, ведь они все одинаковы. Эта
радиопрограмма была записана 18.02.2011 г. по поводу терактов, совершенных
260
на Северном Кавказе 14, 17 и 18 февраля соответственно. Исходя из этого, вторым важным аспектом риторики исламофобии является «историцизм» — охарактеризование современного явления посредством приписания к нему негативного прошлого.
В. Р.А. Силантьев: «Заинтересовавшийся исламом интернет-пользователь рано или поздно выйдет на какое-то лицо, которое начнет вербовку в террористическую группировку. Особая роль в этом отведена мечетям и халяльным кафе, где экстремисты пристально наблюдают за людьми, находящимися в сомнениях, пытающимися найти духовный путь» [4].
Так же, как и в предыдущем фрагменте, автор сливает воедино терроризм и ислам. Важно, что он уже апеллирует не к «исламу салафитского толка», а ко всему исламу в целом. Где может поджидать «заинтересовавшегося исламом интернет-пользователя» угроза? Ответ очевиден, в повседневности: в данном случае автор указывает, что любой интернет-запрос адресата формирует его кибер-среду, из которой следят за его действиями, и только ждут человека, который введет в поисковике слово «ислам». Эти агенты кибер-среды выходят на него и в повседневной жизни, т. е., вводя запрос, он подписывает себе смертный приговор. Такая риторика осуществляет индексацию пользователя к параноидальному концепту «глобальной слежки».
Обобщим маркеры отчуждения мусульман:
1. Разделение ислама на «плохой» и «хороший».
2. Придание чувства сплочения и сопричастия адресатам посредством экстраполяции и индексации.
3. Отождествление террориста и мусульманина.
4. Конструирование историцизмов, объясняющих и прогнозирующих положение дел.
5. Исламофобия соседствует с параноидальными консперологическими теориями.
6. Репрезентация мусульманина как культурно и интеллектуально
отсталого субъекта, который обретает себя лишь в радикальной идеологии.
261
7. Данный дискурс является откликом на какое-то конкретное негативное событие. Иными словами, дискурс активизируется после информационного повода, что свидетельствует о растущем интересе и изучении ислама и мусульман эмоционально несдержанно и ускоренно. Эмоциональное изучение вопросов дает искаженные результаты и перевод культуры на язык широкой общественности.
Очень важным остается вопрос: почему подобная риторика остается приемлемой для адресатов, в том числе и российских мусульман? Поттер и Ветерелл утверждают, что в дихотомичных структурах «мы» и «они» существуют некие общие «интерпретативные репертуары», которые используются в обществе, чтобы говорить об определенных вопросах в определенных контекстах [14, с. 264]. Изучение вопроса формирования фонового знания прояснило бы многое в данном вопросе.
В результате политических, социальных, культурных и экономических конфронтаций в медиа-дискурсе появляется отклик, который конструирует и конституирует образ «другого мусульманина». При обращении к этому образу происходит процесс негативной консолидации и идентификации российского общества. Вся история взаимоотношений государственного дискурса и ислама — это непрерывный процесс этнической, конфессиональной, социальной, политической и прочей идентификации сообществ. Таким образом, исламофобию можно представить как вторичный продукт вышеперечисленных сфер человеческой деятельности.
Важно помнить, что подобная риторика в любой момент может привести к расколу общества по этническому и религиозному принципу, а потому необходимо вносить коррективы в язык, на котором авторитетные деятели продуцируют репрезентации социального мира, изображения, описания, объяснения и модели для понимания того, каков мир и как он функционирует в том виде, как о нем говорят и как его показывают.
^исок литературы
1. Абашин С.Н. Исламофобия // Гумманитарная мысль Юга России. 2005. №1. С. 20-26.
2. Багдасаров С.А. Есть несколько направлений в борьбе с терроризмом [Электронный ресурс] // Новости политических партий России и стран СНГ. URL: http://www.qwas.ru/russia/sr/Semen-Bagdasarov-Est-neskolko-napravlenii-v-borbe-s-terrorizmom/ (дата обращения: 27.02.2019).
3. Джемаль Г.Д. Дауд vs Джаут. М.: Изд-во «Социально-политическая мысль», 2011. 376 с.
4. Исламовед Роман Силантьев: «"Из 100 новообращенных мусульман — 40 становятся террористами..."» [Электронный ресурс]. URL: https://stolica-s.su/news/religion/19602 (дата обращения: 22.02.2019).
5. Крымин А., Энгельгардт Г. Исламофобия [Электронный ресурс] // Отечественные записки. URL: http://www.strana-oz.ru/2003/5/islamofobiya (дата обращения: 4.04.2019).
6. Ксенофобия в 2017 году [Электронный ресурс] // Левада-центр. 2017. 23.08.2017. URL: https://www.levada.ru/2017/08/23/16486/ (дата обращения: 18.11.2018).
7. Малашенко А.В. Надо ли бояться ислама? М.: Весь мир, 2017. 24 с.
8. Сатановский. Е.Я. Компромиссы бессмысленны. Россия и мусульманский мир [Электронный ресурс] // Россия в глобальной политике. URL: http://www.globalaffairs.ru/number/n_3943 (дата обращения: 27.02.2019).
9. Тахири А.Н. Исторические корни и причины западной исламофобии // Исламофобия: сб. статей / пер. с перс. Дж. Мирзоева; ред.-сост. М. Аль-Джанаби. М.: Садра, 2016. С. 11-28.
10. Allen C. Islamophobia. ASHGATE e-BOOK, 2010. 230 р.
11. Marranci G. MULTICULTURALISM, ISLAM AND THE CLASH OF CIVILISATIONS THEORY: RETHINKING ISLAMOPHOBIA // Culture and Religion. 2004. V. 5. С. 105-119.
12. Martín-Muñoz G. Unconscious Islamophobia // HUMAN ARCHITECTURE: JOURNAL of the Sociology of Self-Knowledge. 2010.Vol. VIII. 2. Р. 21-28.
13. Noor F.A. How Washington's 'War on Terror' Became Everyone's Islamophobia and the Impact of September 11 on the Political Terrain of South and Southeast Asia // Human Architecture Journal of the Sociology of Self-Knowledge. 2006. Vol. 1. Р. 29-50.
14. Potter and Wetherell 1992. Цит. по Д. Матисон Медиа дискурс. Анализ медиа-текстов. М.: Гуманитарный центр, 2017. 264 с.
