Научная статья на тему 'Роль модальности в герменевтической модели перевода'

Роль модальности в герменевтической модели перевода Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
432
74
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЛИНГВИСТИКА / ПЕРЕВОДОВЕДЕНИЕ / МОДАЛЬНОСТЬ / ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ПЕРЕВОДА / LINGUISTICS / TRANSLATION STUDIES / MODALITY / HERMENEUTIC MODEL OF TRANSLATION

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Морозкина Е. А., Насанбаева Э. Р.

В статье предложена герменевтическая модель перевода, применение которой к лингвистическому анализу оригинала и одной из версий перевода романа Т. Драйзера «Американская трагедия» (1925) основывается на технике «герменевтического круга» Шлейермахера-Гадамера.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

ROLE OF MODALITY IN THE HERMENEUTIC MODEL OF TRANSLATION

A hermeneutic model of translation basing on the technique of hermeneutic circles by Schleiermacher and Gadamer is being developed in the article and applied to the linguistic analysis of Theodore Dreiser's novel An American Tragedy (1925) and its translation into Russian.

Текст научной работы на тему «Роль модальности в герменевтической модели перевода»

УДК 81.25

РОЛЬ МОДАЛЬНОСТИ В ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ ПЕРЕВОДА

© Е. А. Морозкина, Э. Р. Насанбаева*

Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.

Тел.: +7 (347) 251 59 07.

E-mail: [email protected]

В статье предложена герменевтическая модель перевода, применение которой к лингвистическому анализу оригинала и одной из версий перевода романа Т. Драйзера «Американская трагедия» (1925) основывается на технике «герменевтического круга» Шлейермахера-Гадамера.

Ключевые слова: лингвистика, переводоведение, модальность, герменевтическая модель перевода.

Герменевтика занимает особое положение в гуманитарном познании и находит широкое применение при переводе художественных произведений. Действительно, переводчик «осуществляет повторное понимание того, что им уже понято, в расчете на иноязычного получателя текста перевода» [1, с. 347]. Процесс вторичного понимания предполагает учет исторических, прагматических и социально-психологических характеристик, свойственных периоду создания текста, а также их адаптацию для восприятия современными читателями. Таким образом, герменевтическая модель перевода связана с интерпретативной трактовкой сущности процесса перевода, понимаемого как «процесс вторичного порождения текста» [1, с. 347].

Значение категории модальности в герменевтической модели перевода, на наш взгляд, крайне велико. Вместе с тем в теории перевода проблема роли модальности в герменевтике перевода остается малоисследованной, что подтверждает актуальность темы настоящей статьи, выводы которой соответственно содержат научную новизну.

Обратимся к трудам Х.-Г. Г адамера, посвященным вопросам герменевтики, в которых он ставит вопрос о характере проявления в языке предпосылок понимания («предпонимания») смысла текста. Основываясь на теории «герменевтического круга» Ф. Шлейермахера [2], согласно которой осознание смысла произведения происходит по кругу - целое следует понимать, исходя из частного, а частное - исходя из целого, он вводит понятие «смысловой антиципации», формируемой в ходе предварительного знакомства переводчика-интерпретатора с текстом.

Смысловая антиципация, направленная на целое, становится эксплицитным пониманием благодаря тому, что части, определяемые целым, в свою очередь, определяют это целое [3, с. 320].

Таким образом, сообщение строится до того, как мы попытаемся понять его отдельные части в их языковом значении, и этот процесс руководствуется определенными «смысловыми антиципациями», вытекающими из всего предшествующего текста. «Смысловая антиципация» реципиента постоянно корректируется в соответствии с поступающей информацией и, соединяясь с текстом, превращает его в новую целостность, соответствующую новой «смысловой антиципации». Согласно Х.-Г. Гадамеру, задача интерпретатора со-

стоит в том, чтобы концентрическими кругами расширять единство понятого смысла. Правильность понимания определяется наличием соответствия всех частей целому [3, с. 320].

По мнению Х.-Г. Гадамера, при истолковании смысла текста необходимо учитывать, что интерпретатор, подходя к тексту, всегда имеет предварительное его понимание («предпонимание»), детерминированное определенными условиями и его личным опытом [3, с. 11]. Данное явление не обязательно должно характеризоваться с отрицательной точки зрения. Напротив, если переводчик осознает собственную историческую обусловленность и сумеет влиться в контекст ситуации, он достигнет более глубокого и полного осмысления художественного текста и расширит, в терминах Х.-Г. Гадамера, свой «горизонт понимания».

Возвращаясь к основному вопросу герменевтического познания, поставленному Х.-Г. Гада-мером, рассмотрим категорию модальности как средство языкового выражения предпосылок понимания («предпонимания») смысла художественного текста и далее как способ формирования «смысловой антиципации» у реципиентов.

Материалом для исследования является текст романа Теодора Драйзера «Американская трагедия» (1925), в частности, эпизод суда над главным героем Клайдом Гриффитсом. Автор в своем произведении продемонстрировал не только глубокое понимание человеческой психологии, но и огромный потенциал, заложенный в языке. Речь представителей обвинения и защиты рассматривается в оригинале романа и в версии его перевода на русский язык, выполненной З. Вершининой и Н. Галь. Опираясь на герменевтическую модель перевода, переводчик воспринимает обвинительную речь прокурора, предоставляющего доказательства виновности Клайда и объясняющего мотивы его преступления, с точки зрения формирования у присяжных определенной смысловой антиципации. Прокурор выступает с обвинительной речью, представляя доказательства виновности Клайда, объясняя мотивы преступления и тем самым формируя у присяжных определенные «смысловые антиципации». В стремлении доказать невиновность своего подзащитного адвокат пытается в корне изменить «предпонимание» ситуации, сложившееся у присяжных после обвинительного выступления прокурора. С лингвистической точки зрения, их сообще-

* автор, ответственный за переписку

ния отличаются ярко выраженной модальностью. В роли реципиентов в данной ситуации выступают как присяжные заседатели, так и читатели.

Модальность - это понятийная категория со значением отношения говорящего к содержанию высказывания и отношения содержания высказывания к действительности, которая выражается в языке с помощью различных грамматических и лексических средств [4, с. 178]. При построении высказывания говорящий задает определенную модальность, которая воспринимается сознанием адресата и которая способна повлиять на формирование у адресата определенного отношения к сообщаемому. К способам передачи модальности относится употребление модальных глаголов, модальных словосочетаний, использование косвенных наклонений, а также множество лексических средств. Ключевая роль, отведенная модальным глаголам в изучаемом отрывке, определила наше внимание к ним как к важному инструменту воздействия на аудиторию путем формирования у нее необходимых «предпониманий».

В первом «круге» герменевтической модели переводчик воспринимает и осмысливает выступление прокурора Мейсона. Анализируя методы, с помощью которых прокурор преподносит материал слушателям, можно прийти к заключению, что он стремится убедить их в виновности подсудимого, сформировав в их сознании «смысловую антиципацию» логичности цепочки событий, предшествующих преступлению, и их совпадения с мотивами Клайда. Он представляет факты, выставляющие подсудимого в самом негативном свете, акцентируя внимание присяжных на преднамеренности его поступков, совершая которые он руководствовался исключительно собственными эгоистичными интересами. Как известно, основная функция английского модального глагола can и формы прошедшего времени could - это «возможность», которую, по словам прокурора, подсудимый искал в сложившихся обстоятельствах: возможность сбежать, не быть уличенным в незаконной связи.

Oh, no, gentlemen, oh, no! On the contrary some telephone messages-things that could not be so easily traced or understood [5]. - О нет, джентльмены, нет! Вместо этого несколько разговоров по телефону: их было не так просто проследить и понять [6].

And there and then began to form in his mind a plan by which he could escape exposure and seal Roberta Alden's lips forever [5]. - И вот тогда-то у него зародился план, при помощи которого он думал избежать разоблачения и навсегда наложить печать молчания на уста Роберты Олден [6].

Прокурор Мейсон использует прием упрощенного представления действительности (редукционизма) и противопоставляет крайне негативному образу Клайда, созданный им перед взором присяжных, позитивный образ погибшей Роберты, который он рисует при помощи того же модального глагола can в значении «способность» в целях усиления антитезы:

And she loved as only a generous and trusting and self-sacrificing soul can love. And loving so, in the end she gave to him all that any woman can give the man she loves [5]. - И она любила, как может любить только благородная, доверчивая и самоотверженная

душа. И так любя, она в конце концов отдала ему все, что может отдать женщина любимому человеку [6].

Примечательно, как обвинитель в соответствии с целью формирования нужных «смысловых антиципаций» у присяжных намеренно «обеляет», оправдывает незаконную в глазах общества связь, на которую пошла Роберта, что подтверждает его стремление упростить для присяжных задачу принятия решения. В биполярном пространстве «хорошо» или «плохо» выбор представляется присяжным очевидным и однозначным.

Таким образом, в первом «круге» герменевтической модели переводчику необходимо понять стратегию, которую выбрал прокурор, преследуя цель добиться обвинительного приговора. Для этого ему, во-первых, нужно опираться на текст в целом и учитывать личностное отношение прокурора к людям из высшего общества, к которым он относил Гриффитсов, во-вторых, выявить и использовать скрытые средства воздействия на аудиторию, такие как прием апелляции к слушателям, прием редукционизма, и, в-третьих, определить средства их лингвистического выражения для последующего перевода на русский язык с сохранением той же модальности и смысловой нагрузки. Далее переводчик выступает в роли интерпретатора и «порождает вторичный текст» с использованием соответствующих средств выражения модальности в языке перевода. В рассматриваемом отрывке авторы перевода успешно использовали глагол мочь в ряде случаев, однако, поскольку для русского языка глагольная модальность не так характерна, как для английского, им пришлось подбирать лексические средства выражения модальности.

В следующем «круге» герменевтической модели переводчик анализирует выступление адвоката Белнепа. Он должен снова обратиться к произведению в целом, чтобы осознать, что адвокат рассматривал порученное ему дело защиты Клайда Гриффитса как представившийся случай выступить против своего соперника, прокурора Мейсона. Вместе с тем адвокат сам далеко не был убежден в невиновности своего подзащитного, однако подошел к вопросу построения защиты с максимальной тщательностью. Адвокат осознавал, что в результате выступления обвинения у присяжных уже сложилось «предпонимание» ситуации, которое было не в пользу обвиняемого. Оно основывалось на логике прокурора, их собственных взглядах, детерминированных их жизненным опытом, и человеческой склонности к предрассудкам, которые Гада-мер описывал, как суждения, вынесенные до окончательной проверки всех предметно определяющих моментов [3, с. 12].

Проанализировав выступление адвоката Бел-непа, переводчику необходимо учитывать, что его цель - воздействовать на слушателей и изменить сложившееся у них «предпонимание» смысла ситуации, для чего он использует такие стилистические приемы, как яркая образность, экспрессивные метафоры (strip your eye), сравнения (than you could rise out of that box and fly through those windows), эпитеты (cruel, clamorous). В основе его сообщения лежит модальность ирреальности, которая подчеркивает сложность его задачи в корне изменить видение ситуации присяжными.

And I venture to say that if by some magic of the spoken word I could at this moment strip from your eye the substance of all the cruel thoughts and emotions which have been attributed to him by a clamorous and mistaken and I might say (if I had not been warned not to do so), politically biased prosecution, you could no more see him in the light that you do than you could rise out of that box and fly through those windows [5]. - Осмелюсь сказать, что, сумей я сейчас магической силой слова сорвать с ваших глаз пелену, сотканную всеми жестокими мыслями и чувствами, приписанными моему подзащитному заблуждающимся и, я сказал бы (если бы меня не предупредили, что этого делать нельзя), преследующим особые политические цели обвинением, - вы уже не могли бы так к нему относиться, просто не могли бы -точно так же, как не можете подняться со своих мест и вылететь вот в эти окна [6].

Модальность ирреальности передает модальный глагол can (could), который употребляется с целью продемонстрировать сложность, даже невозможность изменить отношение слушателей к расследуемому делу. В русском варианте переводчики-интерпретаторы передали данное модальное значение глаголами уметь, мочь в форме сослагательного наклонения, которое традиционно выражает нереальное действие в русском языке. Переводчику также необходимо осознать, что использование адвокатом модального глагола may (might) в значении «возможность при сложившихся обстоятельствах» в предложении с заданным условием обусловлено его стремлением указать присяжным на политическую подоплеку данного судебного процесса. В русском языке успешно подобрано эквивалентное средство выражения данного типа модальности - сослагательное наклонение с приемом опущения модального глагола (я сказал бы).

Адвокат пытается настроить слушателей на новое «предпонимание» ситуации. При этом он использует модальные глаголы в соответствии с целью коммуникации и особенностями их функционального употребления.

And before we are through you shall see for yourselves [5]. - Вы о них узнаете и сможете сами составить суждение об этом [6].

Обещание адвоката выражено с помощью модального глагола shall (значение «обещание, предупреждение») в предикате shall see, что в переводе звучит как узнаете и сможете составить суждение, что свидетельствует о том, что были использованы такие трансформационные приемы, как генерализация и добавление. Значение обещания передано формой будущего времени смысловых глаголов.

За этим следует заявление Белнепа о его намерении предоставить слушателям неоспоримые факты невиновности Клайда с целью добиться оправдательного приговора. Данное намерение выражено не только в выборе слов, но и в модальной нагрузке, которую несет глагол will со значением «намерение, целеустремленность», что также должно быть выявлено и учтено переводчиком при интерпретации отрывка. Адвокат стремится подчеркнуть невиновность Клайда Гриффитса:

And we will show you why [5]. - И мы вам покажем почему [6].

I swear it. I truly know it to be so. And it can and will be fully explained to your entire satisfaction before this case is closed [5]. - Я ручаюсь за это. Я знаю, что это правда. И на этот счет вам должны быть и будут здесь даны исчерпывающие и вполне удовлетворительные объяснения, прежде чем закончится настоящий процесс [6].

При переводе на русский язык модальное значение глагола will теряется, поскольку русский язык не располагает модальными глаголами для выражения подобного значения, которое можно передать лишь лексически через глагол «намереваться». Переводчики частично сохранили данную модальность, используя форму будущего времени смысловых глаголов.

Объяснив подозрительное поведение своего подзащитного моральной трусостью и вызвав его на свидетельскую трибуну в качестве единственного свидетеля смерти Роберты, адвокат лишь отчасти выполнил свое обещание. В новом «герменевтическом круге» «смысловая антиципация» присяжных приобретает несколько иной характер. У них возникает толика сомнений в истинности предыдущих убеждений. Примечательно использование адвокатом модального глагола will (would) в отрицательной форме, который приобретает значение «отказ выполнять действие», для описания психологического состояния своего подзащитного, доведенного обстоятельствами до предела своих возможностей (что выражает модальный глагол can/could в отрицательной форме):

And it was cowardice, mental and moral, gentlemen, which prevented him, after he became convinced that he could no longer endure a relationship which had once seemed so beautiful, from saying outright that he could not, and would not continue with her, let alone marry her. [...] And again, after all, if a man has once and truly decided that he cannot and will not endure a given woman, [...] what would you have that person do [5]?- И, джентльмены, после того, как обвиняемый убедился, что больше не может поддерживать с нею отношения, которыми прежде так дорожил, именно эта умственная и нравственная трусость помешала ему сказать ей прямо, что он больше не может и не хочет сохранять эту связь, а тем более - жениться. [...] Ведь в конце концов, если мужчина твердо решил, что ему невыносима близость данной женщины, [...]скажите, что должен делать этот человек [6] ?

Переводчику необходимо учитывать, что в тексте оригинала модальное значение «отказа от выполнения действия» дважды употребляется в сочетании со значением модального глагола can/could («способность, возможность»), следовательно, адекватным переводом будет подбор эквивалентного сочетания в русском языке. Авторы перевода на русский язык используют глагол хотеть в отрицательной форме для выражения отказа вместе с модальным глаголом мочь, также в отрицательной форме, (не может и не хочет) в первом случае и прибегают к трансформационному переводу во втором (невыносима), который объединяет в себе оба значения.

Подводя итог выступлению адвоката, можно заключить, что, хотя его громкие заявления и уверения имели целью привлечение внимания слуша-

телей с последующей трансформацией их «смысловой антиципации», они в конечном результате привели к нежелательному эффекту обманутых ожиданий и, следовательно, не смогли кардинально изменить «вектор» их предыдущего «предпонимания», созданного выступлением прокурора. Переводчику приходится сопоставить оба «герменевтических круга» «предпониманий», выраженных в речах прокурора и адвоката, и отразить явную и скрытую полемичность их выступлений в тексте перевода.

В третьем «круге» герменевтической модели перед переводчиком стоит задача синтезировать пройденные им два круга и интерпретировать их в созданной им версии перевода. «Герменевтические круги», накладываясь один на другой, формируют новые «смысловые антиципации» ситуации у самого интерпретатора. Ему необходимо вернуться к тексту в целом и проанализировать собственное восприятие «герменевтических кругов» текста, вывести свое «предпонимание» смысла, которое он и должен донести до целевой аудитории. На этом этапе интерпретации текста переводчик должен скорректировать свои первоначальные «смысловые антиципации» в соответствии со смысловой наполненностью текста оригинала. В последнем «круге» герменевтической модели перевода происходит «вторичное порождение текста» интерпретатором, в котором он шаг за шагом передает разворачивающуюся борьбу прокурора и адвоката и, формируя в сознании читателя определенные «смысловые антиципации», подводит его к заключению, к которому ранее пришел сам.

Характерно, что оба юриста используют средства выражения модальности с целью воздействовать на присяжных и выиграть судебное разбирательство. В речи прокурора наблюдается искусное использование этапности убеждения, которое формирует в сознании присяжных нужные ему «смысловые антиципации». Таким образом, сложившиеся в первом «герменевтическом круге» впечатления оказались гораздо более убедительными, в силу чего последующий «круг» носил, скорее, информативный, нежели трансформирующий характер. В судебном поединке на вербальном уровне между прокурором и адвокатом победа прокурора выглядит вполне закономерной и обоснованной, поскольку его методы аргументирования, подкрепленные свидетельскими показаниями и преподнесенные в определенной манере с использованием средств лингвистического выражения категории модальности, произвели более сильное впечатление

на присяжных заседателей, обеспечив, таким образом, благоприятный для него исход дела.

Переводчик-интерпретатор, обладающий «герменевтическим сознанием», должен выявить и учесть различные типы модальности, а также грамотно подобрать способы их перевода при «вторичном порождении текста» с целью более глубокого и полного осмысления художественного текста. Таким образом, область задач переводчика художественного текста значительно расширяется, так как он вынужден выступить в роли автора вторичного текста, в котором должны быть учтены методы воздействия на присяжных заседателей, использованные в тексте оригинала, и выбраны аналогичные средства в языке перевода для достижения коммуникативного эффекта, заложенного автором художественного произведения. Задача столь объемного масштаба, по убеждению Гадаме-ра, может найти решение в том случае, если один и тот же переводчик-интерпретатор осуществляет перевод нескольких романов определенного автора. Поскольку подобно тому, как отдельное слово входит в контекст предложения, так и отдельный текст входит в контекст произведений данного автора, и эти последние, в свою очередь, принадлежат целому данного литературного жанра. С другой стороны, тот же самый текст, взятый как результат некоего творческого мгновения, входит в целостность душевной жизни автора. Лишь подобная целостность объективного и субъективного рода завершает процесс понимания [3, с. 320].

Таким образом, применяя герменевтическую модель перевода, основанную на технике «герменевтического круга» Шлейермахера-Гадамера, к лингвистическому анализу оригинала и одной из версий перевода романа Т. Драйзера «Американская трагедия», а именно сцены суда в романе, удается существенно углубить ее смысловую составляющую и предложить оригинальную модель ее прочтения.

ЛИТЕРАТУРА

1. Нелюбин Л. Л., Хухуни Г. Т. Наука о переводе. М.: Флинта, 2006. 413 с.

2. Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб: Европейский дом, 2004. 241 с.

3. Г адамер Х.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988. 637 с.

4. Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка. М.: Русский язык, Т. 2, 1980. 523 с.

5. Dreiser Th. An American Tragedy. Moscow: Foreign Language Publishing House, V.1 1949. Р. 516, V. 2 1949. 342 р.

6. Драйзер Т. Американская трагедия. М.: Эксмо, 2009. 800 с.

Поступила в редакцию 01.03.2012 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.