7О. В. Шимельфениг, Л. Я. Солодовниченко
РОЛЬ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИХ ПАРАДИГМ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В СИТУАЦИИ ГЛОБАЛЬНОГО КРИЗИСА
Однажды журналист спросил Мастера: «Что наиболее характерно для современного мира?»
Мастер тотчас ответил: «Ежедневно люди узнают все больше о Космосе и все меньше о себе».
Энтони де Мелло. Притча «Мелочи»
Работа начинается с рассмотрения некоторых идей
известного российского исследователя национальных образов мира Георгия Дмитриевича Гачева, которые привели его к понятию «КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС», охватывающему
целостность бытия того или иного народа. Наш сюжетно-игровой подход, также разрабатываемый в течение десятков лет, привел и нас к аналогичному понятию «духовно-психофизическая целостность», применяемому нами не только по отношению к отдельным народам и культурам, но и к образу мира в целом.
Во многих своих работах мы достаточно подробно рассматривали материалистическую картину мира и глобальные последствия ее бытия в обществе. Фиксируя наличие и других
© Шимельфениг О. В., Солодовниченко Л. Я., 2012 Шимельфениг Олег Владимирович — кандидат физико-математических наук, доцент Саратовского государственного университета, вице-президент регионального отделения Академии проблем качества РФ. Shim.OV@mail.ru
Солодовниченко Лилия Яковлевна — кандидат философских наук, президент Саратовского регионального фонда «Фонд научных и культурных инициатив межконфессионального сотрудничества». angelina-alvidas@yandex.ru
«усеченных» представлений о мире и их негативные последствия, мы показываем, как в рамках целостной картины мира могут гармонично сочетаться религиозные и научные аспекты осмысления мира. В заключение рассматриваются два конкретных примера: непонимания и приятия сюжетно-игровой картины мира.
* * *
Духовное развитие России и мира в целом, на наш взгляд, все в большей и большей степени, определяется представлениями
о мире каждого человека и, прежде всего, тех социальных групп, в руках которых сосредоточены основные властные, информационные, технические и экономические ресурсы. Эффективность картины мира, которая определяет трансформацию реальности, во многом зависит от системности и целостности этой картины и того, какой смысл вкладывается в понятие духовности, присутствующее в любом полноценном образе реальности.
Г. Д. Гачев посвятил значительную часть своей жизни созданию многотомной серии сравнительных описаний культур и миропониманий разных народов. Он пришел к выводу, что подобно тому как человек есть троичное единство тела, души и духа, так и каждый национальный мир представляет собой единство местной природы (Космос), характера народа (Психея) и его ума, ментальности (Логос). В своих работах он выявляет единый стержень всего разветвленного древа каждой национальной культуры в его проявлениях на разных уровнях: в быту, нравах, религиях, образности литературы и искусства, философских системах, теориях естествознания и т. д., показывая, что у каждого народа есть свое призвание на земле, своя идея, своя энтелехия (целевая причина) как Божий замысел о нем; и лишь в сопоставлении этих голосов можно услышать голос единого человечества.
Развитая этим выдающимся разносторонним исследователем методология применима к воссозданию ментальности любой этнической группы, что убедительно демонстрируется им в одной из своих обобщающих монографий-
дайджестов1. Суть его подхода заключается в работе с Целым — комплексным представлением о ментальности того или иного народа, где органично соединяются рассудочное и образное мышление на языке «мыслеобразов». В упомянутой работе автор отмечает, что и в наше время идет единый диалектический процесс ассимиляции-диссимиляции народов и национальных культур, поэтому «задача познания национальных особенностей трояко важна: и практически, для взаимопонимания народов при контактах; для самопознания народа: что есть “я” в отличие от “другого”; наконец, теоретически: что есть “мы”, человек вообще, по истине и существу, и что ему подлинно нужно, то есть через варианты — познать Инвариант. Он не дан нам в прямом опыте, а даны конкретные народы, так что добираться до него приходится косвенным путем. И человечество — целостность, и народ — целостность. Каждый видит всю Вселенную, материальные и духовные в ней явления, но в особом аспекте, повороте. Возникает спектр национальных пониманий мира и представлений о “человеке вообще”. Логика, философия исходят из точки НОЛЬ и дедуцируют части Единого Целого, “атрибуты” “субстанции”. Но эта точка НОЛЬ нам не дана. Она невольно сдвигается и сливается у каждого народа со своим центром. Уразумение этого факта и было для меня исходным — я наткнулся на проблему национальных логик: что даже великая немецкая классическая философия, претендующая на универсальность мирообъяснения, локальна и носит отпечаток германского образа мира. И стал я искать определителей его»2.
Важнейший принцип целостности — «Все — во всем!» — Г. Д. Гачев проводит сквозь все свои исследования, где каждая деталь национальной целостности соотнесена с другой, далекой, и они объясняют друг друга. Поэтому в работе такого типа «не могут действовать запреты сравнивать разноуровневые вещи, как это принято в строго тектоническом структурализме. Именно перескок с этажа на этаж (как электрона с орбиты на орбиту) и дает силовое поле Целого испытать-измерить. Все же перебрать нельзя, потому и приходится прыгать с отсека на кусок. Никогда строгой логике не удавалось зачерпнуть национальные отличия, дать их строгое описание (именно потому, что она не в силах работать с разнородным и разнорядным материалом), а вот
анекдот — пожалуйста, берет курьез, а из него Целое просвечивает.
Образ, способный связывать разнородное, оказывается адекватной гносеологической формой для познания национальной целостности. Но тогда исследователь сам в первую голову должен снять с себя строго логические заклятия и запреты
— и позволить себе самому прибегать к образному мышлению. Но тогда он теряет логическую обязательность, формальную принудительность выводов своих и положений. Да — но зато выигрывает в содержании. Он показывает, а не доказывает, и убеждает не “де-юре”, а “де-факто”: тем, что как можно в более разнородных элементах национальной целостности обнаруживает связь и взаимное лицезрение. Тем больше полнота и резче глубина изображения, чем смелее проложенные там просеки и борозды.
И главный элемент, и фокус, и инструмент такой работы — это мгновенный перенос (=мета-фора) от субтильно-духовных явлений к грубо материальным вещам, минуя опосредствующие звенья, в которых велит увязнуть логика»3.
В конечном счете, содержание всякой национальнотерриториальной целостности, в том числе и Российской, слагается в ходе исторического диалога (или полилога) действующих в ней сил. «Но это силовое поле — уже сверх или под логикой: оно истекает из всего бытия данного народа, включая и особый склад природы (материю, вещество), быт, язык и историю (культуру), этнос и характер (психику)»4. Так Г. Д. Гачев выходит к понятию КОСМО-ПСИХО-ЛОГОСА как единства тела (местной природы), души (национального характера) и духа (языка, логики). «Следовательно, чтобы проступила особая логика, надо целостность бытия одного народа сравнить с аналогичной целостностью другого. На этом фоне национальные логики, как верхушки сих айсбергов, отличимы и понятны станут»5.
Теперь уже можно показать определенную параллельность и сходство методологии целостности Г. Д. Гачева в его исследованиях национальных менталитетов с методологией сюжетно-игрового подхода, разрабатываемого
О. В. Шимельфенигом с 1970 года (в целом более 100 работ по
этой тематике) и обоими авторами данной статьи совместно. То, что Гачев называет КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС, в наших работах определяется как ДУХОВНО-ПСИХО-ФИЗИЧЕСКАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ (те же аспекты единого мира, только в обратном порядке — КОСМО соответствует ФИЗИЧЕСКОМУ, а ЛОГОС
— ДУХОВНОМУ). Разумеется, есть и определенные отличия в сюжетах наших исследований. Так, в текстах нашей коллективной монографии «Что есть реальность?»6 специально анализируются традиционные объективистские посылки
естествознания.
Исходная установка естествознания — открывать «объективную реальность», «объективную истину»,
«объективное знание». Под объективностью подразумевается прежде всего независимость природы от исследователя. Таким образом, ученый из картины мира просто выкинул себя, то есть автоматически, наивно и непреднамеренно, устроил себе алиби, снял с себя ответственность за то, как он осмысливает восприятия окружающего, с помощью каких часто нерефлексируемых им программ переработки информации, одновременно избавившись при этом от ответственности за то, как он действует, что творит — на основе этой своей, во многом скрытой от самого себя, ментальности. Очевидно, такая «методология» основана на образе мира как бездушной машины, так как духовно-психические, творческие аспекты, по сути, исключены из естественно-научной картины мира. При этом и сам исследователь также рассматривается как стандартный заменяемый аппарат с типовым логическим устройством и блоком памяти, регистрирующий лишь машиноподобные закономерности природы. И такой мир-автомат мы и создаем для себя, сами превращаясь в его деталь, его придаток.
Именно эта позиция, на наш взгляд, выражена в книге И. В. Черниковой: «В идеальной модели научного знания не допускается, чтобы научное знание зависело от личностных характеристик и пристрастий субъекта, оно должно обладать общеобязательным, объективным, устойчивым характером, содержать определенные критерии его оценки и степени соответствия реальности. К любому явлению, будь то механизм, живой организм, человек, текст и т. д., наука подходит как к
объекту, функционирующему по своим собственным законам, открыть которые пытаются ученые»7.
К каким духовным потерям приводит следование такой объективистско-«научной» парадигме хорошо выражено в книге Ошо: «Реалист отрицает самость: он говорит, что внутренней самости не существует, субъекта не существует; существует только объект, вещь, мир. Это его способ избегания внутреннего путешествия. Внутреннее путешествие опасно. Вам придется все потерять! <...> Реалист не может пойти на риск. Он прибегает к объяснениям. Он говорит: “Душа не существует, самость не существует. Все это принадлежит миру объектов”. Поэтому он обращается к познанию объектов. Он забывает о субъективности и имеет дело с объективностью. Этим и занималась наука на протяжении трехсот лет. Это путь бегства от самого себя»8.
Однако считаем необходимым отметить, что критическая констатация «машинного» подхода отнюдь не означает отрицание того, что Вселенная в своем физическом аспекте подобна механизму. Просто этот аспект не главный в целостной картине Универсума — более существенными являются психическая и духовная составляющие, более тонкие, глубокие, творческие, но потому и определяющие всё происходящее.
И вот теперь интегральная сложность и мощность создаваемой нами же мегамашины, без глубокого учета психической компоненты и рефлексии собственной деятельности, уже превзошла порог человеческих возможностей управления ею. Катастрофы должны бы быть все более невероятными с точки зрения наших прогнозов на основе многократно защищенных технологий, однако их число ежегодно увеличивается в разы, тем самым неумолимо втягивая человечество в воронку глобальной катастрофы. Где выход-спасение?
Во всяком случае, не в очередном чудесном изобретении — «кунстштюке» — инженерном, биологическом или экономическом. Зачастую они только приближают трагическую развязку, делая ее исполнение лишь более изощренным. Ибо эти «игрушки» попадают в руки все тех же великовозрастных «детей», не видящих духовно-психо-физическую динамическую структуру Целого, тотальность его тонких связей. Известный
философ Вадим Розин утверждает: «Если не разомкнем связь, объятия естествознания и социальных институтов, технологии и т. д., — вообще ничего сделать невозможно. Эта ситуация, как в кошмарном сне, будет воспроизводиться бесконечно»9.
Увы, конец-то как раз явно приближается. И выход может быть только один — менять базовую «научную» парадигму, соблазнившую нас поверхностными материальными прелестями, объявившую материю основой и смыслом Бытия. Наивность позиции «объективного материализма» следует уже из того, что даже вся совокупность научных знаний далека от полного представления о мире в целом. Поэтому научная картина мира неизбежно опирается на свои варианты веры: нет никого, кто ни во что бы не верил, — писал великий русский философ И. А. Ильин, — большинство просто не задумывается над тем, во что верит. Главное, в чем боится признаться «объективный материалист», — в убийстве живой души в мире и в себе, превращении всего в машину, хотя и сложную, логическую.
Какая же картина мира может сменить парадигму «объективной реальности», которая оказалась опасным и коварным мифом, потому что из него выпали все действующие лица, ответственные за происходящее? Кроме того, «объективная реальность», равно как и логически симметричная ей «субъективная реальность», — абстрактные химеры, которым ничего не соответствует в действительности, порожденные наивной верой в возможность «отпилить» один из полюсов магнита, всегда восстанавливающего свою целостность («нет объекта без субъекта» — классика истинной философии). Поэтому естественная картина — это модель «межсубъектной реальности», смысл которой в том, что мир творится всеми своими участниками, из которых он и состоит. При таком подходе системообразующей фундаментальной парой понятий является модификация привычного бинера «субъект — объект» в «субъект — другие субъекты» («я» и «не-я»), где элементы базисной пары уже равноправны и симметричны в отличие от дискриминационного акцента, подразумеваемого в понятии «объект» по сравнению с субъектом.
Эта общая (но не одинаковая!) для нас всех межсубъектная реальность существует, проявляясь в режиме ежемгновенной
пульсации Вселенной как «равнодействующая» попыток всех участников реализовать свои стратегии. Очередной полученный коллективный результат отражается в психике каждого «игрока», влияя на формирование его замысла о следующем «ходе». То есть действительность разворачивается как последовательная «зашнуровка», переход друг в друга «сценарного» воображаемого внутреннего психического потока индивида и как бы внешнего — межсубъектного, «сюжетного» потоков, но воспринимаемого каждым опять же по-своему. Подобную картину мира естественно назвать сюжетно-игровой. Современные модели математической теории игр отражают в принципе именно такую структуру. В рамках этой модели решается неразрешимая для материалистического естествознания проблема связи психики и тела, равно как и более фундаментальная проблема, скрытая за ней: откуда приходят и как формируются программы поведения любых существ, в частности, сценарии деятельности людей, сообществ и их лидеров10. А от знания этого «механизма» напрямую зависят наши настоящее и будущее, интерпретация прошлого, то есть вся наша жизнь в целом — ее многоуровневый, многоплановый, иерархический сюжет, включающий в итоге всех «действующих лиц» Вселенского Спектакля.
Итак, мы обсудили, в том числе, недостатки и надвигающиеся катастрофические последствия трансформации общества и природы под влиянием материалистической картины мира. Однако не менее пагубными могут быть последствия от массового применения других «усеченных» образов реальности, которые, на первый взгляд, вроде бы даже учитывают психологический и духовный аспекты мироздания. Одна из них, широко распространившаяся в XX столетии, — управленческая манипуляционная парадигма, которая использует достижения психологии для изощренной эксплуатации сотрудников разнообразных организаций. Другой вариант, якобы
учитывающий еще и духовный аспект (включая и психологические приемы воздействия), — тоталитарные секты,
— на самом деле, зомбирует людей, своими методами тоже превращая их в роботов.
Но даже и в традиционных конфессиях имеет место искажение гармонии материального, психического и духовного. Например, осужденная в свое время и ранее широко практиковавшаяся продажа индульгенций в католической церкви и существующий и ныне целибат (обет безбрачия), который, не имея разумных ограничений, приводит к серьезным проблемам и нарушениям общечеловеческой нравственности и морали.
Взаимоотношение духовности и целостности в картине мира ярко проявляется в способах интерпретации научного и религиозного аспектов мировоззрения. Считаем целесообразным для раскрытия этой темы в первом приближении привести фрагмент дискуссии профессора А. Г. Рокаха (далее А. Р., высказывания которого набраны курсивом) с О. В. Шимельфенигом (далее О. Ш.) из упомянутой выше книги «Что есть реальность?»:
«А. Р.: ...еслирелигиозность удастся превратить в символ нравственности, то я "за ”, хотя и не в научных вопросах. А то ведь и в мракобесие впасть недолго!
О. Ш.: Противопоставление науки и религии, ее
отождествление то с нравственностью, то с мракобесием, — слишком упрощает ситуацию. Саратовский философ Николай Николаевич Слонов в своих исследованиях (которые находятся пока еще в печати) пришел к необходимости изучения более глубокой и интересной оппозиции: религия в союзе с наукой или наука без
Сейчас я несколько разовью идею этой более плодотворной (и не столь примитивной, как религия-наука) оппозиции. Сначала ситуацию можно представить как треугольник, “стоящий” на своем основании. В его левой нижней вершине пусть будет позиция, соответствующая религии, отрицающей науку (как бы “мракобесная” религия): р-н
(“религия” минус “наука”). В правой нижней вершине — позиция воинствующей атеистической науки, отрицающая Бога и
религию: н-р (н минус р). (В качестве примера можно взять группу академиков (Гинзбург, Садовский и др.), подписавших “Открытое письмо” Президенту России против “клерикализации” образования в России). А в его верхней вершине находится позиция союза науки и религии в двух разделенных по вертикали вариантах. (Примером (пока без дифференциации) союза науки и религии может служить ответное письмо другой группы академиков (Мальцев, Голицын и др.) в поддержку религии).
Рассмотрим первый нижний уровень верхней вершины треугольника (Р+Н)-(НР)-(Н+Р). Позиция Р+Н — это позиция религиозного человека, рассматривающего науку как необходимый вспомогательный аспект духовного мировоззрения. Позиция Н+Р в определенном смысле симметрична предыдущей, так как здесь ученый-материалист толерантно относится к религии, учитывая ее культурную и воспитательную функцию в обществе.
НР обозначена некая странная позиция, соответствующая как бы “тихой шизофрении” — расщепленному состоянию сознания, которое многие ученые, имея в виду концепцию реальности Бора, называют “взаимодополнительным” отношением науки и религии: то мир воспринимается, по существу, с материалистической позиции (как появившийся и развивающийся “сам собой”), то после “перескока” установки — как творение Г оспода.»11
Но существует и другое понимание мироздания на основе органически целостной картины мира, которому соответствует целостное состояние психики, истинно монистическое, когда Творец осознанно включен в интегральную религиозно-научную картину мира, очевидно, теистическую по главному признаку; такую позицию можно обозначить как религиозная наука — РН, которая, по оценке АГ, «мало изменилась за тысячелетия, не имеет заметных достижений даже в области духа». Надеюсь, что подобный стиль мышления в большей степени является характеристикой не столько АГ, сколько нашей «фельетонистической эпохи» (по меткому выражению Германа Гессе в «Игре в бисер»), в которой принято специалисту в какой-то области безапелляционно судить о вещах, с которыми он познакомился достаточно поверхностно.
А сюжетно-игровой подход, утверждая в своей основе индивидуальность восприятия мира внутри
межиндивидуальной общей реальности (отнюдь не «субъективной», но и не «объективной» — они обе — химеры-обрубки старой целостной философской дихотомии, в свою очередь, не слишком удачной), как раз настраивает на серьезное отношение к таким достаточно эксклюзивным позициям — глубоко теистическому отношению к миру.
Как я рискну предугадать, здесь у воспитанного нашей «фельетонистической» культурой ученого тут же возникнет вопрос, не без ехидцы: а Творца какой религии надо включать в такую органически-интегральную научно-религиозную картину мира? Ведь наука — интернациональна, вне границ государств, да и времен в широком смысле, — она же пытается, в конечном счете, постичь реальность как неограниченное во времени и пространстве Космическое Целое. Поэтому будет странно, если она вдруг ограничит себя каким-то «местным» образом Создателя.
Полагаю, что образ Творца, кроме специфических, связанных с той или иной религией черт, имеет общепризнанную ими всеми главную характеристику — именно как Творец всего, скажем, Своей Божественной Космической Игры, говоря языком этой древнейшей концепции, которая столь созвучна нашему динамичному, на глазах трансформирующемуся бытию — со все более явным участием человека и чреватому самыми разными последствиями. Эта тема специально обсуждалась в нашей Беседе-3: «Есть ли инварианты для различных религий?». Напомню, на мой взгляд, очень вразумительные рассуждения в процессе этой Беседы — Николая Николаевича Васильева:
«Но прежде хотелось бы в качестве небольшого замечания к прекрасному выступлению Юлии Михайловны Дуплинской (профессор Саратовского технического университета. — О. Ш., Л. С.) сказать, что с самого начала мне бросилась в глаза некая логическая неправильность, состоящая в том, что она часто говорила о не тождественности, в то время как речь шла об общности религий. Общность и тождественность — это вещи не тождественные. (Смеется и все тоже). Вот это надо иметь в виду и сделать небольшую поправку.
Но, с другой стороны, что мне кажется самым важным и ценным, — это то, что, во-первых, общность, наверное, действительно есть не тождественность, а общность. Потому что если мы признаем разные религии истинными верованиями, то мы должны признать их общий источник, то есть Творца и сотворенный им общий единый мир. Это общий источник и общая основа, содержание всех монотеистических религий. А если мы этого общего источника не признаем, то мы какую-то веру вынуждены объявить авантюрой, лжерелигией. То есть, если мы достойно относимся к какой-то вере, мы вынуждены признать эту ее общность с другими религиями».
Я бы добавил только, что почти в каждой религии есть духовные традиции, связанные с большой работой над собой, познания мира вместе с собой — как органичного целого, рефлексии своих привычек и стереотипов мышления, что, в конце концов, приводит к апофатическому пониманию Бога — как Вечного Бесформенного Источника, творящего все формы мироздания. О таком понимании Творца можно почитать, например, в четвертой главе «Живой Вселенной» и во многих публикациях, там упомянутых: это традиции исихазма в
православии, суфизма в исламе, чань (по-китайски) или дзен (по-японски) в буддизме и т. д. В древнекитайских духовных учениях
— это даосизм.
Поэтому, не случайно, известный ученый Ф. Капра назвал свою знаменитую книгу «Дао физики», где уже в названии отражен союз научного и религиозного подхода к реальности. Нобелевский лауреат Чарльз Таунс утверждает: «Я сам не разделяю науку и религию, а рассматриваю наше исследование Вселенной как часть религиозного опыта»12. И, наконец, протянутая навстречу рука из другого симметричного лагеря — выдающегося теолога, магистра гуманитарных наук, доктора философии Джона Кобба: «Сам путь переосмысления физики становится намного более религиозным, и я также думаю, что в изучении религий нам следует осознать, что нельзя отделить религию от понимания совокупности всего сущего. Поэтому их просто следует соединить»13.
Теперь, надеюсь, хоть в каком-то смысле будет понятна третья высшая позиция в верхней вершине нашего треугольника
(Т/ДЕЦ/ВТПЕ), то есть — (Творец / Дух Единого Целого / Всетворящая Пустота Единого). Этой позиции соответствует уже не столько какая-либо наукообразная теория или концепция мироздания, сколько постоянное внутреннее состояние человека, осознающего свою внутреннюю единосущность с мировой духовно-психо-физической Целостностью. Соответствующий такому состоянию образ мироздания, конечно, обычно имеется, но он служит лишь «пальцем», указывающим на неуловимого, невидимого, неопределяемого, не имеющего формы — Творца всех форм Вселенной. Скажем, сюжетно-игровая картина мира — вариант такого вспомогательного указателя-инструмента. К сожалению, подобный «палец-образ» обычно и принимается за сущность, за Бога.
В то время как человек, постоянно находящийся в таком состоянии осознания тотального присутствия в мире Творца, чувствует, мыслит и действует иначе, хотя может заниматься самыми обычными делами: «До просветления носил воду и колол дрова, и после него делаю то же самое» («то же самое», очевидно, только для внешнего поверхностного наблюдателя). Выращивать в себе такую, никогда не теряемую, «пропитку» Творцом, очевидно, весьма не просто и не скоро.
Напомню, в качестве иллюстрации, дзенскую историю, в которой мастер спрашивает своего бывшего ученика, уже ставшего учителем и навестившего его в дождливый день: куда ты поставил в прихожей зонтик — справа или слева от башмаков; а тот, поняв, что еще не достиг такой степени осознанности всех своих действий, вернулся учеником к мастеру еще на шесть лет.
И последний комментарий — к стрелкам на треугольнике позиций: жирные стрелки соответствуют наиболее вероятным переходам из позиции в позицию, а пунктирные — наименее вероятным, связанным с каким-то сильным необыкновенным потрясением.
Каким же должно быть общество, которое может обеспечить человеку полноценное развитие? Казалось бы, прежде чем говорить о духовном развитии личности, ей надо обеспечить как минимум еду, крышу над головой, заботливую семью, многогранное воспитание, образование и работу. На нашей памяти тоталитарные режимы вроде бы и пытались обеспечить
этот общественный идеал, но приоритет материальной сферы и оттеснение духовных институтов на задворки жизни, вплоть до их уничтожения, рано или поздно приводили эти режимы к краху. Причиной возможного краха всей нашей цивилизации, на наш взгляд, является не только и не столько тоталитарность общественного строя, сколько ориентация на решение всех проблем в материальной плоскости. Так, доктор филологических наук Валентин Непомнящий в речи, посвященной творчеству
А. С. Панарина, говорит: «...Во все времена все религиозные, нравственные, идеологические учения исходили из того и направлены были на то, каким надобно бы быть человеку, — представления могли быть разными, но сам импульс был поступательным, человек призывался к труду над самим собой; в нынешнем мире человек должен улучшить не себя, а лишь условия, в которых он живет; душа не “обязана трудиться”, поступательность заменена проворством, главная святыня — удобства»14.
Известный философ и культуролог Г. С. Померанц считает, что восстановление «контакта с собственной глубиной» в сочетании со свободой мысли обещает Европе и России новую роль — центра встречи мировых религий, центра диалога, в котором, возможно, будет создаваться общее небо над процессами глобализации.
«Субглобальные цивилизации опирались на имперско-конфессиональное единство. Мыслимая глобальная цивилизация может опираться на общее признание священного, открывающегося только в тишине созерцания. По мере осознания этого станет возможным переход цивилизации к равновесию с природой и сосредоточенности на духовном росте (вместо роста материального, разрушающего биосферу)»15.
Мы полагаем, что реализация такой глобальной стратегии человечества возможна через «собирание» всех институтов социума (религий, науки, системы образования, форм искусства, политических и экономических структур) для решения единственной, главной, определяющей судьбу человечества задачи — воспитание каждого человека в гармонии духовного и материального, в понимании целостности Мироздания, своего места в нем и личной ответственности за общее настоящее и будущее.
Рассмотрим в заключение два конкретных примера: непонимания и приятия сюжетно-игровой картины мира, которые подарила нам жизнь во время дискуссии на презентации книги «Живая Вселенная» 5 июня 2005 года в Доме работников искусств города Саратова. Известный не только в регионе математик, логик и художник, профессор университета пытался проанализировать и понять причины своего многолетнего мировоззренческого расхождения с автором книги О. В. Шимельфенигом, несмотря на их 50-летнюю дружбу и профессиональное сотрудничество. Он справедливо заметил, что не понимает как совмещается в потоке мировых событий его непрерывность и бесконечность с как бы ниоткуда возникающими дискретными и конечными объектами и явлениями. И, хотя его первая профессия — художник, с которой он никогда не расставался и имел много персональных выставок в рамках работы Союза художников России, он пришел к выводу, что его логика, система понятий и модели восприятия мира более жесткие, ограниченные и формализованные, чем метафорический язык и модели автора презентуемой книги. В качестве иллюстрации непреодолимости и «замороженности» этой ситуации разнопонимания, он привел знаменитую притчу Джалалиддина Руми «Спор о слоне» (спор слепых — в другой редакции притчи), где люди в темном помещении, щупая разные части слона, спорили о том, на что он похож (державшийся за ногу сравнивал слона с бревном, прикасавшийся к уху — с опахалом и т. д.). Но, к сожалению, наш уважаемый профессор и коллега не обратил внимания на мысль, ясно выраженную в финале этой притчи:
Все представляли это существо По-разному, не видевши его.
Их мненья — несуразны, неверны —
Неведением были рождены.
А были б с ними свечи — при свечах Иразногласья не было б в речах.
Как мы видим, выступающий своим толкованием, пониманием этой притчи о слоне и слепых постулировал для всех и каждого невозможность выйти из положения слепца,
способного воспринимать лишь ближайшую к нему часть целого. Пафос же этой истории у древних мудрецов как раз и состоит в призыве — открыть глаза, пробудиться и обрести возможность видеть как слона (читай — мир, Вселенское Действо) целиком, так и всевозможные, но, в соответствии с замыслом Творца, действительно ограниченные позиции персонажей, соучастников этого Действа, его «подельников», принимающих свои специфические картины мира за нечто «объективное», «как на самом деле происходящее», а потому не видящих своей неизбежной специфической включенности в общее коммунальное действо, а значит, не осознающих и своей тотальной ответственности за происходящее. Этот сюжет из жизни перекликается с 95-м фрагментом из Гераклита: «Для бодрствующих существует единый и всеобщий Космос (из спящих же каждый отвращается в свой собственный)».
Разделяемый же нами древнейший образ мира как Божественной Космической Игры отражает как раз именно эту сценаристско-режиссерскую позицию по отношению к миру в целом, к которой и должно подтолкнуть глубокое осмысление притчи о слоне. То есть, сюжетно-игровой подход — это не позиция одного из множества слепцов-игроков с частичным, односторонним восприятием, а установка на «открытие глаз», пробуждение от «Г ераклитова сна» и попытка увидеть мир именно как многообразие позиций, глазами каждого «игрока», неизбежно соучаствующего в формировании целостного потока мировых событий, но, как правило, не осознающего своего вклада и своей ответственности. Позиция же сценаристско-режиссерская не исключает, а напротив, предполагает одновременно и исполнение какой-то «роли» в жизни, подобно играющему тренеру. Все остальные «игроки» тоже, конечно, пытаются схватывать, по мере возможности, в единый сюжет все, что их окружает, но они неосознанно «деформируют», «сплющивают» позиции других под рамку своей картины, своего «сна» о единой реальности. Сюжетно-игровой подход предлагает, в отличие от такого бессознательного «сплющивания» всего воспринимаемого, вживаться в каждого «игрока» Вселенского Действа per se — в чистом виде — как он есть (не насилуя его, не впихивая его в чужую для него, «усеченную» картину мира), что отнюдь не
мешает, а только помогает строить и эффективно реализовывать свою собственную стратегию поведения, исходя из понимания своей роли и ответственности в происходящем.
На этой же презентации книги «Живая Вселенная» прозвучало глубокое выступление известного саратовского художника Владимира Мошникова, озабоченного судьбами России и человечества в целом. Он обратил внимание на две тенденции в современном обществе: негативную и позитивную. Первая заключается в том, что представления людей о мире распадаются на множество атомарных, индивидуальных и мелкогрупповых образов, что при отсутствии глубины рефлексивного, осознанного понимания порождает конфликтность и провоцирует на агрессивные вооруженные действия. Позитивная же тенденция состоит в увеличении числа людей, становящихся на путь духовного поиска, осмысления и выбора среди мировых традиций своей картины мира.
В. Мошников высказал мысль о том, что как презентуемая книга, так и возможный курс лекций на ее основе могли бы помочь и студентам творческих профессий, и всем другим — в осмыслении и выборе собственной картины мира, что и сделает их более ответственными и деятельными членами общества. Гибкость мышления и образность понятий сюжетно-игрового подхода будет, по его мнению, способствовать решению этой важной социальной проблемы.
Закончим нашу работу второй половиной притчи «Мелочи» Энтони де Мелло (первая половина была в эпиграфе):
Астроном хотел поразить Мастера чудесами современной науки. Слушая его, тот вдруг сказал: «Из миллионов загадочных явлений Вселенной — черных дыр, квазаров и пульсаров — самое загадочное, самое невообразимое — человеческое “я ”!»
Примечания
1 Гачев Г. Д. Космо-Психо-Логос : национальные образы мира. М., 2007.
2 Там же. С. 11.
3 Там же. С. 13.
4 Там же. С. 21.
5 Там же.
6 Что есть реальность? : беседы о реальности: Саратовская
интеллигенция в «INTELLECT GAME SESSION» / О. В. Шимельфениг, Л. Я. Солодовниченко. Саратов, 2009.
7 Черникова И. В. Постнеклассическая наука и философия процесса. Томск, 2007. С. 19.
8 Ошо. Истина суфиев : священники и политики. М., 1999. С. 36—37.
9 См.: Независимая газета. 2000. 16 февр.
10 Шимельфениг О. В. Живая Вселенная : сюжетно-игровая картина мира : XXI век. «Самозавет» или «Самоапокалипсис». Саратов, 2005.
С. 240—258.
11 Что есть реальность? С. 564—567.
12 См.: Материалы Всемирного Конгресса «Синтез науки и религии». Бомбей, 1986. С. 59.
13 Там же. С. 23.
14 Непомнящий В. Реванш истории как явление русской культуры // Наш современник. 2004. № 9. С. 248.
15 Померанц Г. С. Живучесть древних основ // Знамя. 2004. № 8. С. 184.
