CC BY
47
E. Kaburaki // Harvard Studies in Syntax and Semantics 1 / ed. by S. Kuno. 1975. P. 1-73.
3. Rogers, C. R. A theory of therapy, personality and interpersonal relationships as developed in the clientcentered framework // Psychology : A
study of a science / ed. by S. Koch. N.Y., 1959. Vol. 3.
4. Subject, Theme, and the Speaker's Empathy // A Reexamination of Relativization Phenomena. 1976. P. 18-49.
А. в. сафонов
роль иронии в катартической реакции при восприятии медиа-текстов
В статье представлены образцы анализа медиа-текстов с точки зрения функций иронии в них. Автор придерживается теории Л. С. Выготского об аффективных противоречиях.
Ключевые слова: катарсис, медиа-текст, аффективное противоречие, ирония, сарказм.
Мы исходим из предположения, что ирония в медиа-тексте может быть не только антика-тартичной (на чем настаивают критики теории катарсиса1 в современности), но зачастую она выступает в качестве кристаллизатора ценностей, категории, проверяющей ценности на прочность (создающей аффективное противоречие за счет эффекта преодоления).
Многослойность, присущая не только художественному, но и журналистскому тексту, позволяет автору как сообщать аудитории прикладную информацию, так и с помощью целого ряда приемов, характерных для художественного произведения, доносить «скрытый смысл» публикации, побуждать к соразмышлению по поводу мировоззренческих проблем, доставлять читателю удовольствие спецификой организации текста. Общеизвестно: одна и та же прикладная, утилитарная информация имеет в разных изданиях различный круг аудитории. Аудитории, воспринимающие один и тот же, но по-разному изложенный факт, отличаются друг от друга численностью, социальным составом, целым рядом других характеристик. То есть, для потребителя информации важно не только, то, о чем говорится, но и то, как говорится. Второй аспект содержит, помимо прочего, неутилитарную, эстетическую составляющую, в наши дни часто именуемую «креативом».
Во многом именно эстетические приемы создания журналистского текста позволяют доносить информацию между строк. Причем, традиция подобной «шифровки» обусловлена не только субъективными факторами, например, цензурой, но и потребностями аудитории, привыкшей домысливать, делать собственные выводы. То есть, читатель, обращаясь к СМИ
за информацией, рассчитывает также и на получение «более чистого» удовольствия. На наш взгляд, это дает возможность рассматривать журналистский текст, в том числе, с точки зрения категории катарсиса в той трактовке, которую дал Л. С. Выготский. Попытаемся понять, при каких условиях ирония является катализатором трактуемой им эстетической реакции.
Проблематичность восприятия иронии как источника катартической реакции очевидна, в том числе, с точки зрения теории Л. Выготского2. Напомним, что катарсис, согласно концепции исследователя, - результат пересечения двух противоположно направленных аффективных линий. Противоположная направленность создает напряжение. Чем выше напряжение, тем больше удовольствие от самоуничтожения аффектов, то есть разрядки. отметим, что напряжение - разность потенциалов. Его степень прямо зависит от величины этой разности. Соответственно, чем ярче заложенные в тексте антагонизмы (на содержательном, формальном или формально-содержательном уровнях), тем выше напряжение и степень последующего наслаждения. Между тем, ирония в силу своих свойств во многих случаях нивелирует разность потенциалов - в отличие, например, от сарказма, являющегося инструментом предельно жесткой полемики, ярко выраженного конфликта, борьбы «добра» со «злом». Анти-катартичная едкость сарказма компенсируется его четко определенной направленностью и, соответственно, мощной энергетикой, способной стимулировать создание аффективных пар, служить источником удовольствия. В свою очередь, ирония, будучи носителем доли язвительности, не столь определенна. Она - своео-
бразный компромисс между высоким и низким, прекрасным и отвратительным. Ироничный герой, в отличие от героя саркастического констатирует неблагополучие, но не борется с ним. А тот кто, мирится со злом, героем быть не может, следовательно, утрачивается одно из главных условий аристотелевского катарсиса.
Тем не менее, при всей проблематичности сосуществования содержательных аспектов иронии и катарсиса, постараемся доказать эффективность применения иронии как категории формы для эстетизации медиа-текста и достижения реакции, сходной с катартической. Остановимся на основных функциях, которые выполняет ирония в современных журналистских текстах.
1. Проверка ценности на прочность. По-настоящему ценно то, что выдерживает испытание иронией. В этом случае ироничное снижение высокого - очищение ценности от пафоса. Происходит столкновение претендующего называться героическим и иронии. При мощном потенциале героя и достаточном остроумии автора создается аффективное противоречие, способное вызвать эстетическую реакцию.
2. Взгляд на привычное явление с другого ракурса. Ирония позволяет ненавязчиво констатировать незамеченный ранее конфликт между реальностью и общепринятыми представлениями о должном.
3. Усиление трагического эффекта. Уместно использованная ирония не растворяется в трагедии, нивелируя ее, а оттеняет. Остроумные ироничные фразы, считываемые аудиторией - разминка для читателя. Сознание, словно «взрыхляется», готовится к впитыванию чего-то более важного и энергетически мощного. Основная аффективная пара, безусловно, та, которая формирует трагедию. Однако наибольшее воздействие на аудиторию достигается именно за счет противоречия этой пары с предшествующей иронией.
Ирония может выполнять несколько функций одновременно. Примером первой может послужить заголовок «Барак с видом на будущее» к материалу об избранном президенте США Бараке Обаме («Русский Newsweek». № 46. 10-16 ноября 2008 г.). Обыгрывание имени Барак (ассоциация с разрушающейся постройкой, с которой скрыто сравнивается сегодняшняя Америка) в сочетании со словом «будущее» - элементы иронии, причем, достаточно жесткой. Ее подкрепляет и второй абзац материала, где Обама предстает словно
супермен на презентации, что достигается нарочито «презентационной» стилистикой авторского текста. Вместе с тем, взвешенный анализ журналистами политико-экономической ситуации не развенчивает образ человека-надежды. Скорее, ирония работает на этот образ. В том числе, цитируемая фраза самого избранного президента, сказанная во время предвыборной кампании: «Этот Барак, кажется, отличный парень. Вот только не уверен, что это я и есть». Образ, слепленный по канонам PR-технологий и образцам классических героев, успешно противостоит не только оппонентам, грядущим трудностям, но и иронии автора текста. Тема этого номера озаглавлена, кстати, также красноречиво: «Тяжела ты, шапка демократа».
Иллюстрацией двух других функций иронии является публикация Андрея Колесникова в газете «Коммерсант» под заголовком «Как Путин взял Видяево». Объектом внимания журналиста является встреча руководства ВМФ, региональных чиновников и президента страны с родственниками моряков, погибших на подводной лодке «Курск» в августе 2000 года. Данная публикация - жанровый синтез репортажа, отчета и очерка. ироничность авторского взгляда подчеркивается фиксацией деталей окружающей действительности, цитатами действующих лиц, а также соотнесением деталей и цитат с контекстом ситуации. Многие из приводимых высказываний выявляют конфликт реального с должным - одна из аффективных пар текста, формируемая зачастую с помощью иронии. Вторая пара - несоответствие надежд родственников и свершившейся реальности -трагическая сторона публикации.
Первая пара представляет собой параболический переход иронии в сарказм и затем вновь снижение накала до ироничного восприятия действительности. Такую же параболу представляет собой трагическая коллизия: надежда - восприятие факта, что надежды нет - смирение. Ветви обеих парабол пересекаются, вызывая психологическую реакцию. Проследим это более детально.
Материал начинается с серии ироничных деталей. «На КПП у въезда в Видяево у нас два раза проверили документы... Военные искренне интересовались, нет ли в автобусах журналистов». источник иронии - наречие «искренне» в сочетании с процессом проверки документов. «Рядом стояла подлодка "Тамбов" с нарисованным на рубке волчьим оскалом. Благодаря этому в темноте лодка оказалась на-
рядной. Ее плавные хищные очертания внушали отчетливый оптимизм». Набор парадоксов -источников аффективных противоречий: «волчий оскал» - «нарядная», «плавные хищные», «хищные» - «отчетливый оптимизм».
иронию сменяет фиксация трагедии:
«- Они все погибли. Там нет ни одного живого! - громко сказала одна женщина.
Она очень хотела, чтобы ей возразили.
- А, может быть, и есть, - неохотно ответил капитан. - Может норвеги поднимут. Все-таки водолазы.
- А может, и лодку поднимут?
- Нет, не поднимут, - уверенно сказал капитан. - Нет таких средств на флоте.
- А Клебанов сказал...
- Это он теоретически сказал. Правда, говорят, что заводы скоро получат заказы.
- Господи! - воскликнул кто-то в темноте. -Что же они нас так мучают! А трупы они будут поднимать, не знаете?
- Как вы смеете! - закричала девушка лет двадцати. - какие трупы?! Не знаю, конечно, как ваш там, а мой брат жив!»
Этот трагический эпизод разбивается скрытой иронией по поводу высказываний капитана о заводах, которые скоро получат заказы, и тогда будут деньги на подъем лодки. Первый из показательных моментов, демонстрирующих, что сильный не слышит боль другого. Абсурдность реплики военного комична. Комизм оттеняет беду обычных людей.
Вызывающая смех глухота власти чередуется с красноречивыми деталями, показывающими истинную трагедию родственников моряков. На протяжении материала чередование становится наиболее частым (иногда даже в пределах одного абзаца), описание трагедии острее, а ирония постепенно перерастает в сарказм. «Утро началось с того, что по "Маяку", единственному на судне источнику информации, передали песню "Как прекрасен этот мир, посмотри!" Я посмотрел. Было хмуро, холодно и тоскливо. Я подумал, каково сейчас просыпаться тем из них, кто все-таки заснул». Показательно: «Маяк» в данном контексте назван источником информации. Суть переданного «сообщения» отражает информационный вакуум, сопровождавший трагедию на подлодке.
Далее сарказм усиливается и в описании замкомдива, который приказывает подчиненным оставить работу с семьями, чтобы скотчем прикрепить бирку «Центр психологической разгрузки», потому что приедет главком, и в
изложении встречи главкома с родственниками, и в портрете истинного депутата Госдумы, которая использовала трагедию для самопрезентации, причем, делала это, действительно, смешно. В эпизоде, когда мать погибшего подводника вцепилась в вице-премьера и ее пытались оттащить «сразу несколько полковников» - конфликт силы и слабости, смелости, рожденной катастрофической безысходностью, и высокопоставленного подхалимажа.
А. Колесникову удается не распространять сарказм на обездоленных. Он подчеркивает лишь трагизм, иногда ради этого используя ироничную интонацию. «Родственники подписывались под письмом президенту России. В нем был пункт о немедленном подъеме лодки, об оставлении ее в списках дивизии, о дислокации в Видяево, о переименовании дивизии отчего-то в "Русь", о передаче магазина "Мебель" под церковь и об отстранении от должности маршала Сергеева.» И в конце абзаца: «Но большинство людей пришли к дому офицеров потому, что больше некуда». Ироничным перечислением пунктов оттеняется, делается ярче, а потому больнее и трагичное слово «некуда».
Саркастический накал снижается к описанию встречи Путина с семьями подводников. В изложении диалога «президента с народом» проскальзывают лишь элементы иронии. Вновь своеобразное испытание героя на прочность. Президент ответил на все вопросы, почти успокоил и даже один раз заставил зал рассмеяться (то есть «Путин взял Видяево»): «Он ушел президентом этого народа, который до этой встречи готов был разорвать его». В этой фразе заключен эффект преодоления. И для аудитории, воспринимающей главу государства в качестве героя не в культурологическом смысле, а буквально - уже это является источником удовольствия.
Тем не менее, фабула текста антикатартич-на, несмотря на обилие аффективных противоречий, большинство из которых выражаются именно на фабульном уровне. Получаем боль без терапевтического эффекта. Чтобы этого эффекта достичь, читатель должен приложить дополнительные интеллектуальные усилия: трактовать описанные ситуации с точки зрения актуальных проблем социума и мировоззренческих проблем, феномена национальной мен-тальности. «Произведения постмодерна также имеют причинную обусловленность художественных аффектов. После восприятия произ-
ведения у субъектов возникает обусловленный формой произведения эффект незавершенной, открытой катастрофы, - переживаемое дисгармоничное состояние, которое определяется как «антикатарсис». Снятие этого эффекта катастрофы, - его смысловое структурирование, завершающая гармонизация, предполагает индивидуальную активность.»3 При условии интерпретации прочитанного, размышлении о сути происходящего чередование комического и трагичного способно создать эффект очищения. Ирония играет здесь одну из ключевых ролей.
Примечания:
1 Обзор точек зрения см.: Сафонов, А. В. Природа катартической реакции в литературе постмодернизма и современной публицистики // Знак : проблемное поле медиаобразования. 2007. № 1 (1). С. 81-91.
2 Выготский, Л. С. Психология искусства. Изд. 3-е. М. : Искусство, 1986.
3 Грязева-Добшинская, В. Г. Современное искусство и личность : гармонии и катастрофы. М. : Академический проект, 2002.
