CC BY
37
РЕЦЕНЗИИ
Н.А. Власенко
Власенко Николай Александрович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации
Рецензия на книгу:
Законодательная дефиниция: логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы: Материалы Международного «круглого стола» (Черновцы, 21—23 сентября 2006 года)
Книга1 представляет собой достаточно емкое издание, посвященное вопросам легитимности законодательных дефиниций. Какочевидно, это только часть достаточно большой и сложной темы природы и функций правовых дефиниций. Организаторы форума и авторы сборника в качестве объекта исследования выбрали проблему дефиниро-вания и дефиниций в законотворческой деятельности. Надо отдать должное лидерам форума — мероприятие явно имело успех и оставило заметный след в юридической науке.
Структура сборника, тематика его разделовтак-же не вызывают возражений. Первые, или начальные, разделы посвящены общетеоретической проблематике легальных дефиниций. Другая часть книги сборника — отраслевые проблемы законодательных определений. С моей точки зрения, эта часть слишком объемная, излишне детализированная и где-то «подминает» теоретический раздел издания. С другой стороны, есть и плюсы такого подхода — многие авторы детально, последовательно и достаточно глубоко исследовали содержательную сторону отраслевых дефиниций, их роль в правовом регулировании, а также в юридической науке и практике. Понятно, что автору этой рецензии, специализирующемуся в области теории права, трудно оценить содержание каждого материала. Мною вбольшей мере ставилась задача проанализироватьтеоретические и теоретикоприкладные публикаций. В связи с этим пусть простят меня ученые «отраслевых» публикаций, которые в силу высказанных выше причин не могли быть подвергнуты детальному анализу. Думается, что представители отраслевых наук откликнутся на издание более тематическими отзывами.
Предваряет сборник содержательная статья В.М. Баранова «Законодательная дефиниция как общеправовой феномен» (с. 24—66), где, пожалуй, впервые в юридической науке дана многоаспектная характеристика законодательных определений, их социальная и юридической роли в обществе. Рассматривая законодательную дефиницию как «многопространственное и многовекторное юридическое явление», автор справедливо предлагает анализировать самые различные стороны этого феномена (их, по его мнению, бо-
лее 20): и как прием юридической техники, и как особую разновидность юридических норм, и как фактор стабилизации или дезорганизации правовой регламентации общественных отношений, и как социокультурное явление и др. (с. 26—27).
В статье В.М. Баранова сформулировано много интересных и практически полезных предложений, в частности, об унификации законов и иных нормативных правовых актов, в части единообразного предварения данных документов дефинициями и другими смежными феноменами. Следует признать оптимальным предложение ученого поместить это требование в «законе о правотворчестве» (с. 36). Верно и мнение о целесообразности в большинстве случаев использования для этого преамбул к законам и иным нормативным актам (с. 40). Обращается внимание на качество формирования дефиниций (с. 48), отсутствие внимания законодателя к проблеме тавтологичности дефиниций (с. 46), пробельности (с. 48), их иерархичности и соподчиненности(с. 64)и др.
Автор не в стороне от дискуссий о проблемах дефиниций в современной юридической литературе, в частности, справедливо возражает точке зрения о «вторичности» дефинитивных норм, их лишь техническому началу по отношению к нормам, непосредственно наделяющим субъектов правами и обязанностями (А.В. Поляков). Аргументацию В.М. Баранова стоит не только поддержать, но и дополнить следующим. С долей условности в системе права можно выделить так называемые «обслуживающие» по характеру нормы, например, нормы-принципы оперативные, коллизионные идр. Известныйтеоретик права В.М. Горшенев назвал их «нетипичными правовыми предписаниями». С точки зрения их структуры это верно, однако структурные признаки не позволяют сводить их лишь к техническому началу в праве, особенно когда речь идет о дефинитивных нормах. В свое время С.С. Алексеев, возражая В.М. Горшеневу в части их «нетипичной» природы в праве, достаточно убедительно писал: «Дело обстоит в сущности наоборот. В развитии правовой системы, отличающейся высоким уровнем специализации, разнообразные специализированные нормативные предписания — это типичное
явление»2. В связи с этим представляется, что дефинитивные правила — не просто элемент высокоразвитой системы права, ее признак, и сводить этот феномен к техническим вещам вряд ли верно, но и эту их особенность, подчеркнутую А.В. Поляковым, также отрицать нельзя.
Ряд достаточно важных идей для развития современного отечественного законодательства поставлен в работе известного специалиста в области правовых дефиниций Л.Ф. Апт в статье «Дефиниции в законодательстве Российской Федерации» (с. 71—85). На одну из них хотелось бы обратить внимание и поддержать. Речь идет об увлеченности современными нормоустанавливающими органами дефинициями. «Ихроль, —пишетЛ.Ф. Апт, — все-таки не стоит преувеличивать» (с. 76). Далее автор отмечает следующее: «Самые разнообразные определения, разъяснения вводятся там,где надо и не надо, совершенно не учитывая того, что российское законодательство по своим свойствам тяготеет к континентальной правовой системе, что предполагает отсутствие большого количества дефиниций» (с. 84).
«Сущность предмета, — продолжает Л.Ф. Апт, — отражается в понятии и долгое время остается неизменной, а жизнь развивается достаточно динамично» (с. 76). Аргумент в общем-то известный, и в данном случае оченьуместный. Всякая дефиниция, будь то научная или законодательная, фиксирует реальность, но любая дефиниция «устраивает», ибо фактические отношения, вещи и объекты реальности приобретают новые признаки и свойства. Это не может не сказаться на эффективности правоприменения, и это необходимо учитывать, в том числе и нормо-установителям.
Тему, поднятую Л.Ф. Апт, во многом продолжает в своей публикации В.Б. Исаков («Правовые словари итерминосистемы», с. 86—100), который приводит немало примеров дефиниций, определяющих одни и те же предметы и явления, порой выделяя у них совершенно разные признаки и свойства, что не может не сказаться на качестве правовой регламентации общеизвестных отношений. Автор верно подмечает еще одну тенденцию — «моду на определение общественных понятий, вообще не требующих дефиниций» (с. 89), например, химическая формула воды (ст. 1 Водного кодекса РФ). В.Б. Исаков предлагает подготовить и издать Российский словарьзаконодатель-нойлексики и излагаетего концепцию (с. 97—100). В связи с этим очень важны его предложения по приданию этому словарю решением Государственной Думы РФ официально-рекомендательного статуса, а также по разработке технологии внесения в него изменений и дополнений.
На необходимость широкого использования различных приемов юридической техники в деле закрепления дефиниций на примере трудового законодательства обращает внимание С.Ю. Головина («Проблемы формулирования дефиниций в трудовом законодательстве России», с. 651—670).
Надо признать, что, к сожалению, большинство авторов сборника сосредоточиваются вокруг так называемого законодательного глоссария, который в нормативных правовых актах обычно дается под рубрикой «Основные термины», «Основные понятия». Между тем, дефинирование как прием законодательной техники достаточно разнообразен. ИздесьС.Ю. Головина права.
Интересную и практически важную для правотворческой практики мысль проводят А.В. Маль-ко и К.В. Шундиков в статье «Целевая и инструментальная информация в языке законодательства» (с. 129—147). Исследователи верно пишут, что любой нормативный правовой акт должен иметь внутреннюю мыслительную «модель, включающую условия и средства, необходимые для реализации цели» (с. 130). Далее авторы справедливо отмечают, что цель охватывает любой мысленно представленный результат (с. 131). Действительно, пренебрежение целью размывает «дух» нормативно-правового акта, и здесь нор-моустановительдолжен четко представлять идею документа, которая что-либо стимулирует, либо вводит ограничения, либо будущий правовой регулятор — сложное комплексное нормативно-правовое образование. Это очень важные субъективные стороны юридической технологии в деле подготовки проектов законов и других нормативных правовых документов.
Актуальную проблему поднимает в своей статье С.Б. Карвицкая («Динамика трансформаций законодательной терминосистемы в истории украинского права», с. 463—473). Речь идет об упорядочивании правовой терминосистемы, «выстраивании» ее рядов, а также о связи между понятиями и их дефинициями. Представляется, что именно этой тенденции сегодня не хватаетвзако-нотворчестве не только Украины, но и России.
Не все идеи книги можно разделить. Так, Р.А. Ромашов в достаточно большой и интересной по ряду положений статье («Законодательная дефиниция в условиях интеграции правовых систем: проблемы унификации», с. 101—117) пытается разграничить «законодательные» дефиниции и «лингвистические». Под первыми автор понимает «определения, получившие закрепление в том или ином нормативно-правовом акте» (с. 102). Лингвистическая же дефиниция — это дефиниция, «закрепленная в соответствующем словаре» (с. 102). Далееавтор предлагает развести ихзначение и природу, основываясь, судя по всему, на идее Джона Локка и его последователей о разной природе слов и их значений. С нашей точки зрения, идея так называемых лингвистических дефиниций не выдержала проверки временем и практически мало кем поддерживалась после Джона Локка. Любая дефиниция — логическая операция, состоящая в определении предмета и (или) явления реального мира, посредством выделения его существенных свойств и признаков. Из этого исходит и В.В. Лазарев, один из авторов сборника, отмечая, что «дефиниция в
общем виде есть логический прием установления типичных и специфических признаков объекта... » (с. 158). Законодательная дефиниция — это «краткое логическое определение, устанавливающее существенные,отличительные в правовом отношении признаки предмета или правовое значение понятия — его правовое содержание и границы использования в сфере правового регулирования» (с. 159). Из этого исходят В.М. Баранов, В.Б. Першин, И.В. Першина, когда пишут: «Законодательная дефиниция является продуктом междисциплинарного взаимодействия юридической науки и формальной логики» (с. 240). Лингвистика же не что иное как языкознание, наука о языке, и говорить о каких-либо лингвистических дефинициях вряд ли оправданно, тем более сопоставлять их с законодательными. Язык — лишь средство выражения дефиниций, причем любых — законодательных, научных, бытовых и т. п. Далее Р.А. Ромашов в поисках разной природы между такими явлениями, как лингвистическая и законодательная дефиниции, утверждает: «...право есть текст, выражаемый посредством языка» (с. 102). Это посылка неверная — сводить право ктексту ошибочно, как и обосновывать идею лингвистических дефиниций и пытаться отделить их природу от природы законодательных дефиниций. Текст — лишь знаковое средство выражения права, его норм; одна из форм его выражения в реальном мире.
Другой аспект, который новым в правоведении не назовешь. Ряд авторов видит проблему дефиниций в свете познания и возможности применения характеристик истинности или ложности (с. 35; В.М. Баранов). Этой же точки зрения придерживается и В.М. Карташов, обосновывая положение о познавательной функции легальных (зафиксированных в нормативных правовых актах) дефиниций. Автор даже полагает, что с помощью законодательных определений «прирастают новые знания» (с. 594). В остальном же, статью В.Н. Карташова («Юридические дефиниции: некоторые методологические подходы, виды, функции», с. 580—597) следует оценить как добротное системное исследование правовыхдефи-ниций, их видов и функций. Другой ученый, А.А. Козловский, в достаточно эмоциональной статье «Философско-гносеологические основания законодательных определений» (с. 117—129) пошел дальше всех, заявив: «Есть познание — есть право, нет познания — нет и права, остается неправо или вообще бесправие» (с. 122). Точка зрения о том, что право обладает познавательной функцией, убедительно подвергнута критике достаточно давно3. Право ничего не познает и само является объектом познания. Не познает ничего и законодатель, его деятельность по характеру не познавательная и ценностно-ориентационная. Регулируя те или иные отношения, нормоустановитель использует готовые знания познающего субъекта. По характеру эти знания могут быть разные — научные, прикладные, быто-
вые и др. При подготовке проектов нормативных правовых актов данная информация привлекается, то есть «перетекает» посредством юридической техники в право, правовые установления. Дефиниции формулируются с учетом специаль-ныхзнаний, либо уже сформированные отраслевыми науками определения, примеров тому в действующем законодательстве немало, трансформируются в правовые нормы, которые называют дефинитивными. Проработав много лет в региональных правотворческих структурах, являясь автором ряда действующих нормативных правовыхактов, я неоднократно обосновывал позицию о том, что право не обладает функцией познания, тем более научным. Законодатель «познает» лишь познанное с целью перевода этих знаний для оптимального правового регулирования.
Однако вернемся еще раз к материалу A.A. Козловского, насыщенному эмоциями, частыми обращением к Богу, «Богу — Справедливости», заявлениями о «благих намерениях» законодателя при использовании такого важнейшего средства правового регулирования как дефиниции. Автор полагает, что законодательные дефиниции, мягко скажем, мало что дают, ибо формулируются при составлении проекта нормативного правового акта и являются основой «формирования нового правоотношения», а должны появляться, по мысли ученого, «в конце, когда известна практика реализации этого правоотношения» (с. 121). Замкнутый круг, и ничего иного. На самом деле, никакого парадокса здесь нет. Во-первых, в подавляющем большинстве случаев правоотношение как важнейшее составляющее механизма правового регулирования не может возникнуть без юридических норм, в том числе дефинитивных. Безусловно, юридические правила, в том числе дефинитивные, нередко несовершенны, и здесь роль юридической науки — не уходить в плоскость эмоций, а предложить оптимальные технологии для правотворческого процесса. Во-вторых, случаи новоявленныхдефини-ций, то есть понятий и определений, неизвестных для права, крайне редки. Если даже дефиниции нет в законодательстве, то, как правило, она есть в актах официального толкования, документах ведомственного правотворчества, в конце концов, в неофициальных юридических источниках и т. д. При изучении будущего предмета правового регулирования следует обратить внимание на зарубежную практику, отечественную дореволюционную и т. д., найти или сформулировать оптимальную дефиницию. Именно здесь проявляется талант нормоустановителя.
Врядли перспективна идея закрепления в действующем законодательстве дефиниции «правовая система», изложенная в публикации С.О. Серебровой («О необходимости законодательного закрепления дефиниции “правовая система”», с. 383—397). Действительно, термин «правовая система» иногда встречается в текстах норматив-
ных правовых актов, и это совсем не означает, что он должен иметь легальную дефиницию. Автором этих строкуже обосновываласьточка зрения о том, что далеко не всякое понятие и термин в законодательном тексте должны иметь определение. Более того, нередко это и не целесообразно. Дело в том, что содержание ряда понятий и терминов часто вытекает из смысла нормативного правового акта, его положений, и это один из сложных, но достаточно важных приемов юридической техники, в основе которого —оптимальность правовой регламентации. Стремление «за-дефинировать» любую терминологию ошибочно. В противном случае мы можем получить не законы, в которых закреплены юридические предписания, связанные между собой, а также с предписаниями других актов множеством невидимых генетических, функциональных и других связей, а справочник плохо взаимосвязанных определений, отражающих разные уровни познания действительности. Особую осторожность здесь необходимо проявлять и в случаях, когда термин используется одновременно и в международных нормативных правовых документах. Это имеет прямое отношение к термину «правовая система». Законодатель, используя то или иное понятие, уточняет его содержательное значение втек-сте документа. Увлеченность дефинированием лишает его такого права.
Крометого, термин «правовая система» в юридической науке достаточно новый, его элементный состав особенно спорен. Да и сама С.О. Сереброва предлагает следующее, на наш взгляд, не бесспорное определение этому явлению: «Правовая система — это активная составляющая (Здесь и далее курсив наш. — Н.В.) государственно-правовой деятельности, институциональной основой которой является исторически сложившиеся система права, концептуально-обусловленнаясовокуп-ность основополагающих идей (принципов), направленных на обеспечение позитивной жизнедеятельности и сосуществования членов общества, реализуемыхчерез совокупность правозащитных организаций, правоисследовательскихучреждений; законодательных, исполнительных и судебных органов и выполняемых ими функций»(с.397). Будет ли способствовать эффективности правового регулирования данная дефиниция после ее закрепления в конституциях, как предлагается, определить сложно. Аналогичное можно сказать и в отношении идеи В.Т. Азизовой о необходимости «четкого терминологического наполнения в це---------------------------------------— <
лях закрепления как законодательной дефиниции» термина «единое правовое пространство» (с. 489).
Сборник достаточно объемный, но, к сожалению, очень важная проблема качества дефиниций представлена не слишком широко (исключение — работы Л.Ф. Апт, В.Б. Исакова, Л.В. Смирнова и некоторыхдругихавторов). Л.В. Смирновобо-сновывает понятие дефектов дефиниций, их виды и причины. Автор предлагает немало интересных решений в деле их избежания (с. 327—339). Идеи ученого следует всячески поддержать и пожелать их успешного решения.
Достаточно полезными для нормотворчества являются «Методические рекомендации по использованию дефиниции в нормативных правовых актах» (подготовлены Л.Ф. Апт, В.М. Барановым, Т.А. Дорофеевой), представляющие собой систему технико-юридических правил по разработке и включению определений в текст нормативных правовых документов. Другими словами, это правила составления дефинитивных норм, которые полезны не только для федерального и регионального законодателя, но и всем, кто занимается нормоустановительной деятельностью. После определенной доработки данные правила целесообразно издать отдельной брошюрой для широкого распространения среди тех, кто интересуется проблемами юридической техники, связан с этим в своей практической деятельности, а также для учащихся юридических учебных заведений.
В целом сборник представляет собой достаточно добротное научное издание, которое, несомненно, долгое время будет востребовано для исследования проблем юридической техники и нормоустановительной практики.
Примечания
1. Законодательная дефиниция: логико-гносеологические, политико-юридические, морально-психологические и практические проблемы: Материалы Международного «круглого стола» (Черновцы, 21—23 сентября 2006 года) / Под ред. доктора юридических наук, профессора В.М. Баранова, доктора юридических наук, профессора П.С. Пацуркивского, кандидата юридических наук Г.О. Матюшкина. — Н. Новгород: Нижегородский исследовательский научно-прикладной центр «Юридическая техника», 2007. — 1456 с.
2. Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — М., 1982. — Т .2. — С. 38.
3. См., например: Черданцев А.Ф. Толкование права и договора. — М., 2003. — С. 15
