Книга О.В. Будницкого напоминает экскурсию, что водят по своим родовым гнездам в Европе отпрыски некогда владетельных, но ныне оскудевших фамилий. Историю - чуть не от сотворения мира, - приспосабливают они, чтобы служила подходящим фоном для повествования о безупречно славных предках. Достоверностью излагаемого не озабочиваются, недоумения иных из плеб еев-экскурсантов бесстрастно «не слышат» и, утомляя подъемом на самую высокую башню, небрежно минуют действительно интригующие, накрепко запертые двери - то ли в застенки, то ли в гардеробные со скелетами в шкафах. А посетителям надлежит уважать право хозяина на тайну частной жизни и разделять его рациональное убеждение, что история - историей, но надо ведь по счетам платить, заботиться о крыше, фасаде, налоге на наследство, наконец... Privacy, господа!
Аналогия была бы полной, но 500-страничный текст доктора истори-че ских наук далеко не столь безобиден, как враки гида-дилет анта, а история Гражданской войны в России - не предмет чьей бы то ни было приватизации.
Труд О.В. Будницкого - обоснование его утверждения, что «только евреев в Гражданской войне убивали за то, что они евреи, независимо от по ла, юзраста и политиче ских убеждений» и что «погромы эпохи Гражданской войны явились предвестием» Холокоста (с. 343).
Оставлю на профессиональной совести автора утверждение, что за национальную принадлежность в годы Гражданской войны убивали «только евреев». Напомню об армянах, тысячами убиваемых в 1918 - 1919 гг
азербайджанцами и турками, об азербайджанцах, истребляемых тогда же армянами, а также о русских, вырезаемых по окраинам бывшей империи именно за то, что они русские: на Украине, Северном Кавказе, в Туркестане, Бухаре, Хиве...
Важнее в данном случае те зис о еврейских погромах времен Граждан-ской войны как «предвестии» Холокоста. В основе он не нов. Но отдадим должное прямоте О.В. Будницкого: он впервые провозгласил это без каких-либо стыдливых ого юрок. Если прежде речь велась о «Холокосте украинского еврейства» (Д. Роскис), о том, что «в некоторых отношениях... погромы сопоставимы с Холокостом» (А. Гринбаум), что «стихийные грабежи и убийства о ставили по себе наследие, которое двадцать лет спустя привело» к Холокосту, о чем писал Р. Пайпс, справедливо подчеркивая, что именно тогда возник «вопрос о связи еврейства и большевизма», то О.В. Будницкий убеждает читателя: Гражданская война стала предше ственницей Холокоста для всего российского еврейства, намертво зажатого между красными и белыми и истребляемого ими. А в подтексте - вывод: погромы, убийства, тотальный зоологический антисемитизм русских вовсе не зависели от их идеологических предпочтений. Таким образом, следуя логике автора, если немцы после Второй мировой «очистились» от юдофобии как только избавились от идеологии гитлеризма, то русским такой благодати никак не сподобиться. Вот об этом-то, по сути, все 500 страниц книги.
Фактически они потребовались О.В. Будницкому, чтобы сказать то же, что один из персонажей И.Э. Бабеля сформулировал в двух фразах: «Разве со стороны Бога не было ошибкой поселить евреев в России, чтобы они мучились, как в аду? И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озера, гористый воздух и сплошные французы?»
Поэтому претенциозное название книги только поначалу выглядит всего лишь претенциозным («ради красного словца...»). В действительности, заголовок точно выражает суть авторского замысла, возвращая к вопросу «кто виноват?» Автор, в сущности, вдохновляется тем же, в чем в 1920-х упражнялись многие, «героическирубившиеся» в обозахГражданской. Тем, от чего уже тогда предостерегал мудрый Г.В. Гессен, приступая к изданию своего «Архива русской революции»: «Нет, пожалуй, более вредного и праздного занятия, чем искать... правых и виноватых. Никакой натяжки нет в том, если сказать, что виноватых нет, или еще вернее, что мы все виноваты...»
К задаче обоснования своих утверждений О.В. Будницкий подошел с легкостию необыкновенной. Так, он позволяет себе весьма ответственные заявления и обобщения о вооруженных силах - и красных, и белых, - имея самые приблизительные представления об их устройстве и деятельности, личностях военочальников, настроениях рядовых. И не удо суживаясь даже ознакомиться хотя бы с самыми необходимыми на сей счет документами, хранящимися в РГВА. Не востребован им и значительный массив документальных публикаций, без учета которых сегодня просто немыслима выра-
ботка полноценных представлений о тех сюжетах истории го сударственно-го и военного строительства, национальной политики и межнациональных отношений эпохи Гражданской войны, что прямо соотносятся с проблематикой книги. В этом числе оказались ранее секретные документы В.И. Ленина, VIII съездаРКП(б), повестки зас еданийПолитбюро ЦК, протоколы СНК, ВСНХ, РВСР, информсводки ШК о политико-моральном состоянии советского тыла, переписка большевистских «вождей», письма «во власть» рядовых граждан и т.п. Проигнорированы даже справочники по истории Красной и белых армий и современные специализированные энциклопедические издания.
Ничем не оправданно е и никак не поясняемое автором, это откровенно е пренебрежение не восполнить ни обильными ссылками на высказывания и оценки зарубежных авторов, ни лавиной пространных цитат из воспоминаний современников. Уместно вспомнить меткое замечание Б. А. Слуцкого: «Мемуары не история, а эпос, только без ритма. Разве эпос может быть справедливым?»
Но О.В. Будницкого «справедливость», то есть непредвзятость источника, беспокоит явно в последнюю очередь. Поэтому, например, без каких-либо оговорок - лишь бы «в строну» - испольл ется подчас информация откровенно сомнительного свойства. Вроде «характерных и отчасти забавных», по заверению О.В. Будницкого, эпизодов, известных лишь со словВ. Севского (с. 121, 452-453). Этот фельетонист-пасквилянт, сотрудничавший в прессе Белого юга, очевидно, принадлежал к числу поклонников «еврейских анекдотов». Во всяком случае, его «известия» об антисемитизме красных, что небрезглию подобрал О.В. Будницкий, выдержаны в соответствующем духе. И не более правдоподобны. Если уж на то пошло, куда респектабельнее было обратиться к творчеству другого современника и очевидца событий -причем гораздо более авторитетного - Арк. Аверченко. У него отыщутся вполне подходящие пассажи. Например: «Если русскому... запеть «Интернационал», он сейчас же начинает вешать на фонаре прохожего человека в крахмальной рубашке и очках...» Это вполне укладывается в задаваемые автором представления об этно-культурных особенностях русских.
Подобранная О.В. Будницким источник)вая база, на которой он основывает свои построения, используется весьма своеобразно. Особенно впечатляет эквилибристика вокруг якобы антисемитизма выдающегося православного мыслите ля-гуманиста С.Н. Булгакова. Аккуратно процитировав свидетельство В. А. Маклакова, что отец Булгаков - «определенный противник погромов», и дополнив это ссылкой на А.В. Карташева, который характеризовал личность Булгакова как «благородное, вершинное достижение русской культуры», автор, однако, «развивает сюжет»: будто бы в «эмигрантской печати появились сообщения о погромных проповедях Булгакова и даже о том, что их тексты расклеиваются в виде прокламаций». А затем, не вдаваясь в выяснения, заключает: «каково было содержание «прокламаций», принадлежавших (Разрядка моя. -А. К.) перу Булгакова... судить
трудно, ибо их тексты не сохранились» (с. 272-273). Вот и еще аргумент в пользу тезиса о природном антисемитизме русских.
Вполне определенный оггенок придан лично сти А.И. Деникина - знаковой для Белого движения. Автор подчеркивает, что это был «один из самых прогрессивных российских военачальников» (с. 165), причем «самый лояльный по отношению к евреям» (с. 212). Но, оказывается, - тоже замаскировавшийся антисемит. От инсинуаций относительно участия в «погромной агитации» в этом случае автор предусмотрительно воздержался: все же реальные действия главкома В СЮР документированы несравненно полнее, нежели бытие философа-беженца. Да и ссылка на анонимные «сообщения эмигрантской печати» здесь явно не проходит. Зато у одного из почтенных мемуаристов - князя П. Д. Долгорукова - отыскало сь-таки упоминание, как грубо-пренебрежительно отреагировал генерал на предложение содействия со стороны некоего И. С. Шнеерсона. Якобы «резолюция Деникина» гласила: «Никаких Шнеерзонов» (с. 212).
Находка так возрадовала О.В. Будницкого, что он озаглавил ею один из разделов своего труда и сделал стержнем обобщения: «Эта фраза Деникина [Может, все же Долгорукова? -А. А".] вполне может служить эпитафией к «взаимоотношениям» евреев и Добровольческой армии...» (с. 212)
Слов нет - взаимоотношения складывались прискорбно. Но для понимания подоплеки этого, раз уж дошло до обобщений, стоит обратить внимание на «сущую мелочь»: «Шнеерзон» бескорыстно предлагал себя армии не бойцом на передовую, но поставщиком продовольствия. А махинации, творимые по интендантской части коммерсантами-«доброхогами», в том числе и из евреев, имели давнюю скандальную известность. Напомню, что тот же И.Э. Бабель, цитируемый автором весьма избирательно, со знанием дела писал о «банкирах без роду и племени, выкрестах, разжившихся на поставках», что «настроили в Петербурге множество пошлых, фальшивовеличавых замков». А барон Н.Е. Врангель (его содержательные мемуары относятся к числу многих, которые автор не стал использовать) свидетельствовал, что, столкнувшись с реальностями продовольственных поставок в армию еще в ходе войны 1877 - 1878 гг., пришел к выводу: «Чтобы иметь дело с интендантами, надо быть либо сумасшедшим, либо мошенником». Русско-японская и мировая войны дали множество примеров вопиющих злоупотреблений со стороны поставщиков, «работавших на оборону». Предметно известные русскому генералитету, они побудили Деникина, человека щепетильного и бескорыстного, к подозрительно сти в отношении снабженческих операций торговцев, обусловили его убежденность в корыстолюбии всех поставщиков независимо от национальности.
Но О.В. Будницкий внимания на взглядах и репутации генерала-бес-сребреника не акцентирует (просто не знает их?) и совершенно у малчивает о репутации на сей счет конкретного «Шнеерзона».
Ко всему этому маститый автор начинил текст ни на чем не основанными обобщениями, которые порой просто и й мляют изощренностью при всей их внешней простоватости.
«...Главным источником антисемитской пропаганды, временами принимавшей совершенно поджигательский характер, стала православная церковь, точнее (!) отдельные священнослужители» (с. 268). Эго - об одном конкретном священнике: В.И. Востокове. «...Антиеврейское насилие... начинает исходить именно о т власти, точнее (!) от тех сил, которые претендовали на то, чтобы быть центральной властью» (с. 372). А это - об эпохе тотального развала государственности, когда чуть не в каяедом уезде имелись претендующие на центральную власть.
Так обстоит дело с источниками и их авторской интерпретацией.
Теперь об объекте исследования.
Профессионалу-историку, каковым и является автор книги, несомненно, ясно, что в любой, а тем более гражданской, войне основные жертвы неизменно несет мирное население. Эту ужасную закономерность тысячекратно подтвердила и Гражданская война в России. В 1917 - 1920 гг «между красными и белыми», то есть между наиболее активными и организованными сторонами трагедии, пребывало абсолютное большинство население страны. Беззащитное, разобщенное, ограбляемое, унижаемое, насилуемое, убиваемое. Страдающее и вымирающее повсеместно и без национальных различий. В том числе, несомненно, и большинство российских евреев. Осознавая все это, казалось бы, невозможно настаивать на исключительно этническом критерии выявления тех, кто тогда оказался в наиболее уязвимой («между...») позиции. А если и так, то скорее уж о восставших в 1919 г. башкирах или о немцах-колонистах Северной Таврии в 1920 г. позволительно сказать, что они были «между красными и белыми».
Но кого же разумеет О.В. Будницкий, когда говорит о «российских евреях», которые стали, по его мнению, исключительными жертвами Гражданской? Может, именно мирных обывателей местечек, городских ремесленников, мелких буржуа, рядовых служащих и интеллигентов? Ничуть не бывало. Все эти «маленькие люди» интересуют автора исключительно ста-тистиче ски: в виде сводных и округленных цифр жертв погромов. И ни слова искренней скорби по этим слабым и беспомощным, ни в чем не повинным, ни за что замученным не найти в тексте. И даже не почувствовать. Менее всего этот пухлый том пригоден в качестве эпитафии истинным мученикам, а равно и безвестным героям. Всего-то и хватило - на саркастическое замечание, что раз евреи были в составе большевистского руководства, то следовало в отместку искалечить еврея-сапожника, изнасиловать его жену и убить ребенка. Сарказм характерный. Но от профессионала-ис-торика стоило ожидать хотя бы попытки оценить, как эти действительно бессмысленные злодейства увязываются с бесконечной чередой злодейств не менее «логичных». Например, убийством в 1918 г. более 800 петроградцев «в ответ» на убийство одного конкретного М.С. ^фицкого одним конкретным Л.И. Каннегисером. Или массовыми расстрелами в 1919 г. в Москве «в ответ» на убийство германскими офицерами в Берлине «вождей гер-
майского пролетариата Карла Либкнехта и Розы Люксембург». Это - о жертвах и «логике» Гражданской войны.
Во введении О.В. Будницкий предусмотрительно сделал «книксен» своим неизбежным критикам, заявив, что, действительно, еврейская трагедия - лишь часть тогдашней общероссийской, что в числе евреев были и жертвы, и палачи, и что о них, разделенных на различные группы, «невозможно говорить «вообще»» (с. 8-9). Только ют заявление это, как и прочие правильные слова, осталось декларацией, прямо расходящейся с основным содержанием книги. Введение, замечу, выглядит написанным совсем к другой книге. В действительности автор говорит именно о «евреях вообще», по мере надобности имея в виду то традиционалистски-религиозных иудеев, то «отказавшихся от религии предков», «ассимилированных» в разной степени. В том числе не только о носителях, но и деятелях русской культуры. А также о тех, кто «интернационалистски» не придавал своему еврейству никакого значения (как многие советские властители), либо же подчеркнуто от сюих корней отрекся (как командир Красной армии Т.С. Хвесин). Зато искусственно и напрочь выведена за пределы внимания влиятельная группа немецких, австрийских, венгерских «зарубежных интернационалистов», а в действительности - мадьяризованных и германизированных европейских евреев во главе с палачом Крыма Бела Куном.
Соответственно, автор полностью развязывает себе руки для жонглирования фактами, оценками, соображениями, предположениями и, наконец, утверждениями по поводу места и роли евреев в Белом движении и в строительстве большевистского режима.
Что касается белых, то в одном с автором можно согласиться: в Вооруженных силах на юге России действительно предпочитали евреев на службу не брать. Но распространять аналогичное представление на остальные белые армии достаточных о снований у автора нет. Вообще, его экскурсы за пределы относительно освоенного им региона малоудачны. Примером может служить «николаевский [-на-Амуре] инцидент» 1920 г., вопреки известным фактам представленный автором прежде всего в виде еврейского погрома.
Возвращаясь кВСЮР, отметим, что О.В. Будницкий приводит факты участия, несмотря ни на что, отдельных представителей ро ссийских евреев в материальной и политической поддержке Белого движения и в боях в составе белых формирований. В том числе в качестве соратников генерала Л.Г. Корнилова по «Ледяному» пожду. Иначе гоюря, признает, что и в среде белых евреи были.
Однако это обстоятельство буквально топится в красочных описаниях тех преследований, которым белые подвергали искренне стремившихся в их ряды евреев - военных и политиков. Общее впечатление, которое складывается при чтении соответствующих разделов книги, вполне однозначно: автор настойчиво старается убедить читателя, что вовсе не политические, культурные, духовно-патриотические соображения стали причинами
отторжения единомышленниюв-евреев, - главным неизменно выступал антисемитизм белых русских, иррациональный, всеобщий и неодолимый.
Красным уделено значительно меньше внимания: две сравнительно небольшие главы - «Большевики и евреи» и «Евреи и Красная армия». По существу, и в той, и в другой основное место занято рассуждениями о «красных» погромах. О ру ко водящем участии евреев в создании большевистского режима сказано невнятно. Хотелось бы напомнить, что на вершине большевистской пирамиды находились вовсе не наркомы, о которых пишет О.В. Будницкий. А большевистская властная элита вовсе не ограничивалась теми десятками персонажей, среди которых он подбирает единичные (что ему и требуется) примеры участия евреев в руководстве жизнью Советской России. Если не лукавить, говорить надо о весьма значительной массе партийных, военно-политических, административных и, наконец, чекистских рукоюдителей, юторьге в тогдашних условиях быстро сорганизовались в многочисленные региональные и ведомственные группы. О.В. Будницкий сознательно или по неведению обходит вопрос, кто юзглавлял эти группы.
По сути, речь о том, кто в те х конкретных условиях буквально распоряжался жизнью и смертью каждого человека в каждой губернии, каяедом уезде, был «царем, богом и воинским начальником» повсеместно - от волости до отрасли. Поэтому простой констатации того, что да, действительно, в ЦК партии большевиков было несколько евреев, совершенно недо статоч-но для суждения о существе дела. Источники (не заинтересовавшие автора) убедительно свидетельствуют, что уже в 1918 - начале 1919 гг. весьма значительную часть рукоюдителей не только центральной, но и - что особенно важно! - ме стной власти со ставляли именно евреи. Среди них: первые секретари губкомов и укомов партии, председатели тыловых и прифронтовых ревкомов, губернских и уездных исполкомов Совдепов, ревтрибуналов, рукоюдители всевозможных чрезвычайных снабженческих и заготовительных органов, чекистских органов, наконец.
Та же самая картина наблюдалась повсеместно и в вооруженных силах Советской России. Не только в Красной армии, но и, к сведению О.В. Будницкого, в Красном флоте, юйсках внутренней охраны, Продоюль-ств енной армии, а также многочисленных «частях о собого назначения» вс ех губерний, уездов и городов. Источники, помогающие увидеть эту картину, -не за семью печатями.
Учитывая все это, разделы книги, посвященные пребыванию евреев в рядах красных, могли бы быть куда более объемистыми и объективными. Но совершенно очевидно, что автор сознательно ушел от противоречащего его установкам материала. Ведь главным для него было доказать трагичность и безысходность положения «евреев вообще».
Этот мотив неизменно звучит на всех страницах куцей главки «Евреи и Красная армия». Здесь автор не в материале. Он путает партизанские отряды с частями регулярной Красной армии, Красную армию Советской Украины с РККА Советской России, смешивает различные понятия и пытает-
ся судить о процессах в уже объединенной с июня 1919 г 5-миллионной Красной армии на материалах караульных взводов. Глава явно понадобилась как своего рода замковый камень, чтобы удержать весь «свсд» авторского замысла. Действительно, нельзя ж гоюрить о евреях «между красными и белыми», не показав красных.
Так или иначе, специфика источниковой базы и авторской аргументации особенно сказалась на этой главе. На ее недостатках принципиально важно остановиться подробнее. Ибо несмотря на скромный объем текста и достоверной информации, именно здесь сосредоточены самые значимые обобщения автора.
Многогранную тему «Евреи и Красная армия» автор рассматривает исключительно односторонне, упрощая и уплощая. Все сводится к ««победам» красных частей над еврейским населением» (с. 453) и «проблеме призыва евреев в Красную армию» (с. 438). Причем призыв превратился в проблему будто бы исключительно из-за неискоренимого антис емитизма, «свойственного бойцам Красной армии» (с. 448). Куда честнее было бы назвать главу «Евреи и антисемитизм Красной армии».
Открывает главу нарочито подробное повествование о попытках еврейских организаций в 1919 г. привлечь наконец-то евреев в строевые части Красной армии. Разговорно-бумажная эта работа действительно очень показательна. Но только своей пустопрожно стью и микроскопическими результатами. Зато ее живописание позволило автору буквально утопить в словах стержневой вопрос - место и роль евреев в Красной армии.
Автор утверждает: «Установить, сколько евреев на самом деле служило в Красной армии, довольно затруднительно. Статистики по национальному или вероисповедному принципу не велось» (с. 447). Эго не так. И статистика по национальному принципу велась, и установили, сколько евреев служило в Красной армии, довольно давно. Еще в начале 1980-х при исследовании социального и национального состава РККА выяснилось, в частности, что по состоянию на 1-е января 1921 г. доля евреев в личном составе большинства войсковых объединений не превышала 0,3 % и лишь в тех, что дислоциров ались на территории Украины, достигала в среднем 1,6%. При тогдашней штатной организации стрелковых соединений РККА это означало в среднем по 3 - 16 человек на бригаду или 9 - 42 на дивизию. А судя по сводным данным о командном составе и о награждениях периода Гражданской войны, распределялся этот национальный контингент отнюдь не в польл строевых подразделений. Прежде всего обращает на себя внимание процент евреев в составе руководящих военно-политических органов. Во фронтоюм и армейском звеньях (РВС фронтов и армий) он составлял соответственно 6,5 и 12,3 %, в дивизионном (военкомы) - 10,2 % в стрелковых и 5,6 % в кавалерийских дивизиях. Это - без учета политотделов, политкомов штабов и управлений. Кстати, строевые командиры-евреи в числе командующих фронтами отсутствовали, среди начдивов и наштади-вов - их буквально единицы, среди командармов - лишь один (8-й армией с
октября 1919 по март 1920 гг командовал, и не слишком удачно, ГЯ. Сокольников). И еще в единичных случаях имело место «временное исполнение должности» строевых начальников их политкомиссарами на срок от двух дней до двух месяцев. А в числе награжденных орденом Красного Знамени за 1919 - 1921 гг. в общей сложности 57 военнослу жащих-евреев лишь 7 были рядовыми красноармейцами (включая одного курсанта). А ют политработников различных уровней - 21, то есть втрое больше. Остальные служили на различных командных и административных должностях, вклю-чая медперсонал и «со стоящих дляпоручений при...». Ивэтом случае соответствующие источники и исследования - не за семью печатями.
Таким образом, основная масса красноармейцев-фронтовиков не видела в своей среде евреев-бойцов, знала единицы евреев-командиров, но много слышала о евреях-политрабогниках. Ведь если не романтизировать «комиссаров в пыльных шлемов», надо признать: командир на передовой часто действовал по принципу «делай, как я», а политрабо тник обычно слал из тыла бумаги с указанием «делай, какятебе сказал». Авторитета у бойцов это не приносило никогда и никому.
Уйдя от выяснения и осмысления ме ста и действительной роли евреев в Красной армии как одного из факторов возникновения антисемитизма среди красноармейцев и трагических последствиях его роста к 1920 г., автор смещает фокус внимания на погромы - по его утверждению, «практически ничем не отличавшиеся от деникинских» (с. 479). Те, что учинили бойцы 1-й Конной армии во второй половине сентября 1920 г. в ряде местечек Полтавской и Волынской губерний. Вспышка «антиеврейских (переплетавшихся с антикоммунистическими) настроений» среди конармейцев преподносится исключительно как неизбежный результат исконного антисемитизма казаков и крестьян Дона, Кубани и Ставрополья, из которых по преимуществу и состояли самые боевитые полки 1-й Конной (с. 480-490).
Между тем именно тогда ставшие популярными у части первоконников лозунги типа «Идем почистить тыл от жидов», цитируемые самим О.В. Будницким, наводят на мысль, что инициирующий импульс для антисемитских эксце ссов дала как раз ситуация в тылу, где на крови, пролитой в боях первоконниками, упрочивалась власть большевиков. Та самая власть, которая погнала уцелевших победителей «беляков» на польские пушки и пулеметы ради какой-то неведомой им «мировой революции». Та, которая, едва очистили от деникинцев Северный Кавказ, начала насильно отбирать по продразверстке последнее, что еще оставалось в разоренных хозяйствах красных бойцов, обрекая на голод их стариков-родителей, жен и детей. Та, наконец, которая расстреляла их перюго и любимого командира Б.М. Думен-ко. Именно эта власть должна была уже прочно ассоциироваться в их сознании со звучными еврейскими фамилиями, что чуть не ежедневно приходило сь слышать в приказах, зачитываемых перед стро ем, и от политбойцов, перечитывающих им советские газеты. Вот и случилось, что случилось: насилия и ложь «комиссародержавия», тяжелейшие потери, позор и бед-
ствия доселе небывалого разгрома и отступления вызвали вспышку ненависти к «жидам в тылу», которая обрушилась на несчастных местных жителей - евреев и не только.
Подчеркну, что ни в коей мере не клоню здесь к самомалейшей попытке оправдания погромщиков и убийц. Кара, которую часть из них понесла по приговору трибунала в том же 1920-м , быть может, даже недостаточное возмездие за мерзкие злодеяния. Во всяком случае, подобным преступлениям нет и не должно быть оправданий. Но точно также и «объяснение» тех условий - социально-культурных, военно-политических и т.п., - которые превратили бойцов в преступников, не может и не должно быть ложным. Необходимо объективно, в реальном историческом контексте рассмотреть, что же в действительности взращивало антисемитизм в сознании рядовых красноармейцев и вышедших из их же среды командиров, что сплетало его в тугой узел с антибольшевизмом. Сделать это О.В. Будницкий даже не попытался.
Его обращение к действительно черным страницам истории 1-й Конной и трагедии жертв тогдашних погромов сродни журналистскому смакованию «жареного» и сводится к воспроизведению единичных цитат из дневниковых записей ряда современников и поверхностно-фактографических публикаций. Эго позволило представить трагические события в заранее заданном свете, избавив от труда исследования той исторической реальности, в которой расцвели антисемитские настроения в 1-й Конной в юнце лета - начале осени 1920 г. (И для верности масштаба подчеркну: в 1-й Конной, но не во всей Красной армии.)
Для такого исследования - всестороннего и объективного - давно и исчерпывающе доступны все необходимые архивные источники, в том числе документы Политуправдения РВСР, штаба, РВС и политотдела 1-й Конной. Дело лишь за исследователем, готовым и способным к непредвзятому их осмыслению и интерпретации. Уже простое знакомство с хранящимися ныне в РГВА материалами, полагаю, предостерегло бы О.В. Будницкого от легковесно-безответственных суждений вроде того, что «части Красной армии, особенно в период неудач, иногда компенсировали поражения от белых «победами» над еврейским населением» (с. 453).
Факт сурового наказания погромщиков из числа первоконников побудил О.В. Будницкого одобрительно отозваться о «беспощадной расправе» большевиков с антисемитами в рядах Красной армии (с. 493). Однако в книге почему-то не нашлось места даже для упоминания о самых ярких проявлениях этой действительной беспощадности. Особенно странно - тем более для некогда ростовского историка - выглядит умолчание о громком ростовском «деле Думенко».
Командир Конно-св одного корпуса Борис Макеевич Думенко, выходец из семьи донского иногороднего крестьянина, организовал в начале 1918 г. на Дону партизанский конный отряд и в беспрерывных боях с белоказаками вырастил его в соединение, по служившее затем о сновой 1-й Конной армии.
В январе 1920 г. его Конно-сводный юрпус взял Новочеркасск, внеся решающий вклад в победу над войсками Деникина. А в феврале комкора Думенко вместе с работниками его штаба арестовали по личному указанию Л.Д. Троцкого. Предлогом стало неизвестно кем совершенное убийство военкома корпуса В.Н. Микеладзе. А вот причиной...
27 марта реввоентрибунал Кавказского фронта, основываясь единственно на показаниях комиссаров и командиров из числа завистников и недругов Думенко, сформулировал обвинение. Один из первых пунктов гласил, что комкор и его соратники «вели явно и тайно антисемитскую пропаганду, называя ответственных руководителей Красной Армии и коммунистов жидами, засевшими в тылу». (А ничем не доказанное убийство военкома отодвинулось в последний, десятый, пункт.)
Основанием послужило утверждение политкома одной из бригад: якобы Думенко сорвал с груди врученный Троцким в марте 1919 г. в Царицыне орден Красного Знамени и бросил его со словами «Не надо мне его от жида Троцкого, с которым придется воевать». На следствии комбриг Д.П. Жлоба, метивший занять место комкора, подкрепил это обвинение, показав, что будто бы на пьянках в штабе корпуса возглашалось: «Долой жидов и коммунистов!».
Судила Думенко и его соратников 5-6 мая 1920 г. в Ростове-на-Дону выездная сессия Реввоентрибунала Республики. Руковсдить - для обеспечения нужного приговора - Троцкий прислал зампреда РВТР Я. А. Розенберга.
Думенко на суде заявил: «Я никакой антисемитской пропаганды не вел, никакой агитации антикоммунистической в моих частях не было, и нигде я не участвовал ни в какой пропаганде против жидов и тд. Если лично ругал жидов, ругал коммунистов, то до сего времени не знал, что это - государственное преступление... Когда сбросили Николая, то говорили, что каждый может гоюрить то, что он хочет...» Розенберг прямо уцепился за это: «...Вы в разговоре не только ругали того или иного коммуниста лично. Конечно, лично можно выругать, это не есть агитация, но вы гоюрили, что коммунисты, комиссары растаскивают народное достояние, что жиды забрали всю власть, что Советская власть - это сволочь...» Думенко все отрицал, равно как аттестование Троцкого «жидом» и прочее, старательно слеп-ленно е следствием из слухов и клеветы.
Розенбергу попытался помочь другой член суда - председатель РВТ Кавказского фронта Зорин: «Не гоюрили ли вы, что жиды засели в тылу и пишут приказы?» - «Я этого не говорил. Когда мне на митинге был задан вопрос, почему с нами нет евреев, я сказал, что они не способны служить в коннице».
Показательно, что обвинители Колбановский и А.Г Белобородов, понимая, что обвинения в антисемитизме шиты белыми нитками, даже не упомянули о них, напирая на почерпнутые из тех же наветов «партизанщину» и «бандитизм».
Зато приглашенные председателем Донисполкома А.А. Знаменским защитники - присяжные поверенные Исай Израилевич Шик и Иосиф Ио си-
фович Бышевский, - мимо такой «борьбы с антисемитизмом» пройти не могли. Просто совесть и профессиональная честь не позволили. «Если подсудимые ругали коммунистов, называли евреев жидами и разделяли кавалерийский предрассудок, что еврей не способен сидеть на коне и должен служить в пехоте, то все это - не государственное преступление...» - заявил Шик. Ему вторил Бышевский: «Говорят; что Думенко антисемит и вел юдофобскую пропаганду в своем корпусе, и фактов не представляют. Где этому обвинению доказательства? Он бранился, правда, обидными для национального самолюбия словами, но в слова эти никогда не вкладывал челов ею ненавистнического и погромного смысла. Где на его пути победного шествия были погромы? Да не ему ли и созданной им коннице суд обязан тем, что теперь спокойно в Ростове судит его, Думенко, и его штаб?»
Но Розенберг явно считал себя обязанным не Думенко, а своему патрону - Троцкому. И первым пунктом приговора - к расстрелу! - поставил именно антисемитизм: «Вели систематическую юдофобскую и антисоветскую политику, ругая Центральную Советскую вдасть и обзывая в форме оскорбительного ругательства ответственных руюводителей Красной Армии жидами...»
Роювую роль, юторую сыграло в судьбе героя-юмкора обвинение в «оскорбительном ругательстве» по адресу Троцкого, ярю и документально точно показал в своем романе-дилогии «Думенко» писатель В. Карпенко. Другие эпизоды борьбы с антисемитизмом, юторой в РККА руководили евреи, занимавшие видные посты в тыловых и фронтовых органах управления, еще 5вдут своего исследователя.
Итак, изучение темы «Евреи и Красная армия» требовало бы прежде всего выяснения вопроса: почему те «тысячи пареньков из местечек», что пошли в «по следний и решительный бой» против старой Ро ссии, в массе своей устремились вовсе не на передовую - в строевые части Красной армии, - но в ее политические, снабженческие и карательные органы?
О.В. Будницкий не отвечает на этот вопрос внятно. Во всяюм случае, неординарная социальная мобильность еврейсюй молодежи в 1918 -1920 гг., масштабы юторой он не уточняет, но и не может игнорировать, явно не привела к сколько-нибудь заметному увеличению числа евреев во фронтовых частях. Ставшие общим местом ссылки на особую ненависть выходцев из еврейских местечек к «белобандитам», которая побеждала их прямиком двигаться в чекистские органы, а равно и утверждения о якобы высоком уровне образования, делавшем еврейских юношей незаменимыми в разнообразных тыловых учреждениях, не выдерживают критики и во всяком случае требуют конкретизации и персонализации. А может быть, определяющими в этой ориентации стали все же иные причины? Вспомним: в ходе войны, - об этом неоднократно упоминали и Ленин с Троцким, - прежде всего в армию направлялись те материальные ресурсы, которыми располагала тогда Советская Россия, и именно военному ведомств большевистское рукоюдство неизменно отдавало предпочтение в нормах вещевого снабжения и размерах продовольственных пайков. В связи с этим тыловые орга-
ны, учреждения и заведения Красной армии, включая фактически находивши-еся в тылу военно-политические и карательные органы (в том числе особые отделы, реввоентрибуналы, всевозможные военно-учебные заведения и т.п.) предоставляли оптимальную возможность сравнительно безопасного использования всех материальных и властных привилегий. Плюс к этому в некоторых случаях появлялась возможность отмщения реальным, мнимым и потенциальным обидчикам.
Так может быть, это включился - в очередной раз и в специфической форме - механизм выживания, выработанный тысячелетним трагическим опытом народа? Ведь от смерти пытались спрятаться все. Колоссальные масштабы уклонения от мобилизаций широко известны. Но способы уклонения каждый выбирал по себе. Крестьяне привычно разбегались по лесам. А жители городов и местечек искали свои пути. В том числе - возглавляя Комиссии по борьбе с дезертирством.
Конечно, эти соображения не могут иметь и не имеют расширительного истолкования. Самоотверженность конкретных лиц на фронтах Гражданской столь же неоспорима, как и героизм многих тысяч советских евреев на фронтах Великой Отечественной, когда исторические реалии были уже не сравнимо иными.
Гражданской войне российские евреи дали и честных фронтовиков-трудяг, и ярких геро ев. К первым отнесу Мирона Иосифовича Короля (впоследствии - видный чекист С.Н. Миронов), который, будучи поручиком старой армии, добровольно вступил в РККА рядовым и с 1918 по 1920 гг. - «от звонка до звонка» - провоевал в артиллерийских частях на передовой. Другой пример-начдив-16 Самуил ПиюусовичМедведовский. Его имяО.В. Будницкий хотя бы упоминает, перечисляя наиболее известных в Красной армии евреев - политработников и командиров. Но, право же, легендарное бесстрашие и полководческие способности этого кавалера Георгиевских наград и орденов Красного Знамени, перед которым робел даже четырежды орденоносный Я.Ф. Фабрициус, служивший под его началом комбригом, заслуживали гораздо большего, чем формально-списочно е упоминание имени. Известен и другой герой -уже Белого движения, - полковник Генштаба Борис Александрович Штейфон. Цитируя его во споминания, ведает ли О.В. Будницкий, что дважды упоминаемый (и даже «досрочно произведенный» им в генералы) офицер - сын харьковского крещеного еврея, цехоюго мастера? Имена первопоходников-корниловцев, о которых О.В. Будницкий упоминает, к сожалению, частью оставлены им безымянными. Хотя они -своего рода дважды герои Белого движения.
Впрочем, все это понятно: ведь О.В. Будницкого, в соответствии с его установками, интересуют не евреи-герои, но евреи-жертвы Гражданской войны. А в армии - прежде всего антисемитизм, якобы равно разлитый в массе и «белых», и «красных».
О.В. Будницкий стремится убедить читателя, что от службы в Красной армии в 1918 - 1920 гг. евреи всеми правдами и неправдами уклонялись не
столью по «шкурным» соображениям (присущим, тут он прав, не им одним), сколько из-за «антисемитизма, свойственного бойцам Красной армии не в меньшей степени, чем их противникам» (с. 448-449,471). Но не меняет ли он местами причину и следствие? Приведенные им же самим цитаты из документов, авторы которых понимали и чувствовали проблему «изнутри» (с. 447, 471, 474), подтверждают: антисемитские настроения разрастались среди красноармейцев пышным цветом именно из-за отсутствия евреев на передовой при их переизбытке в тыловых учреждениях.
18 апреля 1919 г Политбюро ЦК РКП(б) обсуждало острый вопрос, «что огромный процент работников прифронтовых ЧК, прифронтовых и тыловых исполкомов составляют латыши и евреи, что процент их на самом фронте сравнительно невелик и что по этому поводу среди красноармейцев ведется и находит некоторый отклик сильная шовинистическая агитация...» Как видим, речь осторожно велась не о центральном аппарате партии и государства, не о верхушке армии, и сводилась к «некоторому отклику» красноармейцев на опасную агитацию. Несомненно, это было связано и с тем обстоятельством, что вопро с вне с член Политбюро и высший военный руководитель Л. Д. Троцкий. Обсудив, решили издать директиву о «более равномерном распределении» партийцев «между фронтом и тылом». Каких-либо свидетельств издания и реализации такой директивы - нет. Зато известно другое: четырнадцать месяцев спустя и за четыре месяца до погромов, учиненных первоконниками, в начале июня 1920 г., Троцкий констатировал: «На Западном и Юго-Западном фронтах повторяется все та же история: крайне ничтожное число евреев в действующих частях. Отсюда неизбежное развитие антисемитизма». Он четко ставил все на свои места... О.В. Будницкий привел эту цитату (с. 474) и тут же заглушил описаниями все тех же разговорно-бумажных мероприятий еврейских организаций по привлечению евреев в Красную армию, двинутую «советизировать» Польшу.
Не надо забывать: ю все времена фронтовик не жаловал «вошь тыловую». Во всех бедах и неудачах неизменно обвиняли «тыловых» и «штабных». Солдатскими грубостями не ограничивалось - доходило до рукоприкладства, а то и оружия. Гражданская война ситуацию обострила: особо мобильный характер бо евых действий многократно увеличил риск гибели, ранения и пленения; сколько-нибудь полноценное снабжение, а равно медицинская помощь отсутствовали, обрекая здоровых на боле зни, а раненых и больных - на смерть. И когда, вдобавок, разруха, безвластие, беззаконие и ожесточение перехлестнули все мыслимые пределы, какого отношения к «засевшим в тылу» можно было ожидать от фронтовиков? От тех, кто добровольно, обычно уже вынеся тяготы империалистиче ской, взялся за оружие, чтобы «бить кадет ов», кто с 1918 г похоронил десятки и согни бо евых товарищей, прошел «огонь, воду, медные трубы и чертовы зубы» и, главно е, сполна вкусил «власть, рожденную винтовкой»?
У белых, кстати, было то же самое. Фронтовики с презрением и озлоблением относились к «тылу», к тем, кто сытно и безопасно «отбывал номера» в многочисленных, невероятно разбухших тыловых штабах и учреждениях. «Торгашей-спекулянтов» обвиняли в дороговизне, голоде и срыве снабжения войск, при этом либо не делая особых различий между русскими, евреями, армянами и т.д., либо всех скопом именуя «жидами». И зачастую, особенно в период поражений, ненавидели «окопавшихся в тылу» и не ж-лающих ничем жертвовать ради «спасения России» столь же яростно, сколь «жидо-болыневиков» и «комисрантов», «погубивших Россию».
Убежден, что растущий в ходе Гражданской войны антисемитизм крестьянской в основном Красной армии питался складывающейся обстановкой в тылу и в значительной мере (в какой именно - еще предстоит изучать) был проявлением роста антибольшевистских настроений крестьянства, которое на собственном горьком опыте знакомилось с реальностями построения «рабоче-крестьянского государства», быстрым вырождением «советской» власти в «комиссародержавие», повседневно пробуя на собственной спине политику, якобы ведущую к «торжеству мировой революции».
Нельзя не сказать еще об одной, может быть наиболее о строй и боле з-ненной, стороне проблемы. Не стала ли дополнительным фактором затягивания и ожесточения Гражданской войны деятельность в советском воєнно м ведомстве конкретных, весьма видных евреев-«интернационалистов», а также сам факт известной службной привилегированности в Красной армии множества подобных «интернационалистов» рангами помельче? Разумеется, имею в виду не абсурдное «еврейское засилье» и во всем «евреи виноваты». Речь - о целесообразности учета и выяснения меры того воздействия, которое, вполне вероятно, оказала на ход Гражданской войны в многонациональной стране высокая концентрация представителей о д н о г о из национальных меньшинств в военном рукоюдстве одной из сражавшихся сторон. Во всяком случае, кровавое «расказачивание», беспощадно е подавление народных восстаний, расстрелы за якобы антисемитизм популярных командиров, безумный красный террор в Крыму, оставленном армией Врангеля, и многое другое дают серьезные основания для размышлений на этот счет.
В завершение скажу лишь, что книга О.В. Будницкого побуждает вновь задуматься над национальным аспектом Гражданской войны. В том числе над теми «больными» вопро сами, которые слишком долго замалчивались или пребывали в тени одно сторонних исследований аспекта социального.
А.В. Крушелътщкий
261