CC BY
12
Рец. на кн.: Schadler P. John of Damascus and Islam: Christian Heresiology and the Intellectual Background to Earliest Christian-Muslim Relations. Leiden; Boston: Brill, 2018. X, 264 p. (History of Christian-Muslim Relations; 34).
Rev. of: Schadler P. John of Damascus and Islam: Christian Heresiology and the Intellectual Background to Earliest Christian-Muslim Relations. Leiden; Boston: Brill, 2018. X, 264 p. (History of Christian-Muslim Relations; 34).
Фигура прп. Иоанна Дамаскина традиционно занимает одно из наиболее значимых мест в восточной патрологии, прежде всего как основоположника систематического богословия в православной традиции и крупнейшего идеолога ико-нопочитания. В меньшей степени он известен как автор, составивший первое критическое описание ислама, которое существенно повлияло на дальнейшую христианско-мусульманскую полемику. Впрочем, в последнее время эта грань его творчества получает все большее внимание ученых, свидетельством чего служит, в частности, появление рецензируемой книги Питера Шедлера.
Как правило, исследователи оценивали описание ислама прп. Иоанном как неудовлетворительное, во многом потому, что сравнивали его с современным, а не с ранним исламом. Последний с 70-х гг. XX в. является объектом пристального изучения со стороны так называемых ревизионистов1, которые предлагают строить представления о нем, исходя не из позднейших мусульманских источников, а из современных ему, в частности, христианских. Однако творчество прп. Иоанна, как отмечает Шедлер, ранее почти не рассматривалось в таком свете, и именно в этом он видит свою главную задачу, которую решает в 3-5-й главах монографии. В двух первых главах решается другая основополагающая задача книги — понять, в каком смысле знаменитый богослов прилагал к исламу греческий термин «aïp£Oiç», включив описание религии мусульман в качестве заключительной главы в свой труд «Сто ересей». Текст этой главы в греческом оригинале с английским переводом2 и перечень предположительных отсылок Иоанна Дамаскина к кораническому тексту составляют приложения к монографии;
1 См. основополагающие работы в этом направлении: Crone P., Cook M. Hagarism: Making of the Islamic World. Cambridge, 1977; Wansbrough J. The Sectarian Milieu: Content and Composition of Islamic Salvation History. Oxford, 1978; Hoyland R. G. Seeing Islam as Others Saw It: A Survey and Evaluation of Christian, Jewish and Zoroastrian Writings on Early Islam. Princeton (NJ), 1997.
2 К сожалению, Шедлер не дает пояснений относительно источника греческого текста и используемых им в критическом аппарате сокращений, а также не уточняет, им ли выполнен английский перевод.
после них помещены пространная библиография3 и указатель, объединяющий имена собственные и ключевые понятия.
В первой главе Шедлер делает экскурс в историю употребления термина «афшц;» и показывает, что, по мнению ученых разного профиля (социологов, историков и богословов), по крайней мере с IV в. это слово использовалось почти исключительно для обозначения ложного учения по отношению к ортодоксии, от которой оно отклонилось. Такое понимание находит основание в трудах ряда раннехристианских писателей, прежде всего блж. Августина, чье влияние в данном вопросе могло быть решающим. На первый взгляд, этой модели противоречит традиционное включение в ересиологические трактаты манихейства, несмотря на то что его основатель Мани не был христианином. В действительности же, как показывает Шедлер, это исключение лишь подтверждает правило: очевидно, именно чтобы реализовать данную модель, в позднейших сирийских источниках Мани стала приписываться изначальная принадлежность к христианской иерархии. Однако дальнейшие рассуждения Шедлера в этом вопросе выглядят непоследовательными. С одной стороны, он признает кажущуюся нелогичность причисления прп. Иоанном ислама к ересям при таком их понимании, с другой, как отметил и Д. С. Кукарелла4, — напрасно и без должных оснований отказывается видеть возможный ключ к объяснению этого феномена в указании прп. Иоанна Дамаскина на связь Мухаммада с неким арианским монахом. Такой эвристический алгоритм, устанавливающий преемственную связь основателя ислама с христианством, впоследствии не только получил распространение на Востоке в легенде о Бахире, о чем неоднократно пишет Шедлер, но и был доведен до своего логического завершения на Западе: в середине XIII в. в «Золотой легенде» Иакова из Варацце Мухаммад представлен как ученик и орудие мести неудачника-кардинала, а в конце того же столетия, в анонимной «Книге Николая», сам изображен клириком Римской Церкви, который, не добившись Папского престола, решил отомстить, изобретя новую ересь5. Фактически здесь мы видим доведенное до логического завершения приложение к Мухаммаду того же приема, который Шедлер отмечал в отношении Мани. Поэтому ничто не препятствует предполагать, что в зачаточном виде его мог использовать и прп. Иоанн Дамаскин.
3 Тем не менее автором не были учтены некоторые недавние исследования, важные для его темы, в частности: Davids A., Vabkelberg P. John of Damascus: The Heresy of the Ishmaelites // The Three Rings: Textual Studies in the Historical Trialogue of Judaism, Christianity, and Islam / B. Roggema, M. Poorthuis, P. Valkenberg, eds. Leuven, 2005. P. 71-90; Janosik D. J. John of Damascus, First Apologist to the Muslims: The Trinity and Christian Apologetics in the Early Islamic Period. Eugene (Oregon), 2016; Anthony S. W. Fixing John Damascene's Biography: Historical Notes on His Family Background // Journal of Early Christian Studies. 2015. Vol. 23. № 4. P. 607-627 (в последнем среди прочего предлагается более поздняя датировка кончины прп. Иоанна).
4 Cucarella D. S. Rev. of: Schadler P. John of Damascus and Islam: Christian Heresiology and the Intellectual Background to Earliest Christian-Muslim Relations // Melanges de l'Institut dominicain d'études orientales. 2019. Vol. 34. P. 390-394.
5 Подробнее о развитии этой темы на Востоке и Западе см.: Моисеева С. А., Лучиц-кая С. И. Мухаммад: Восприятие в средневековой христианской традиции // Православная энциклопедия. 2017. Т. 48. С. 57-66.
Schadler P. John of Damascus and Islam: Christian Heresiology and the Intellectual Background...
Во второй главе автор фокусируется на богословско-литературном контексте, в котором следует рассматривать трактат «О ересях» как часть трилогии «Источник знания». Последняя, в отличие от тесно связанных с ней богословских компиляций «Doctrina Patrum de Incarnatione Verbi» и «Sacra Parallela»6, носит систематический характер и предполагает прочтение целиком. В этом качестве труд, по мнению Шедлера, был призван укрепить православную идентичность в условиях иноверного окружения. Для этого прп. Иоанн выбрал модель ересиоло-гии как всемирной истории, разрабатывавшуюся ранее Иустином Философом, Иринеем Лионским и Епифанием Кипрским, поскольку модель собственно церковной истории, введенная Евсевием Кесарийским, с приходом ислама утратила для восточных христиан свою актуальность. Эсхатологический взгляд на ислам, характерный для Ближнего Востока VIII в., проявился у прп. Иоанна не только в несколько искусственном «наращивании» ересей с целью, чтобы последняя, ислам, стала сотой. Шедлер проводит интересную параллель между композицией трактата «О ересях», где в сотой главе измаильтяне названы «предтечами антихриста», и другой частью трилогии, «Точным изложением православной веры», где в сотой же главе говорится о конечном поражении антихриста. Значительное внимание Шедлер уделяет ересиологической системе свт. Епифания Кипрского в его труде «Панарион», краткий конспект которого (Anacephalaeosis) лег в основу сочинения прп. Иоанна Дамаскина. Исследователь пытается показать, как уже у Епифания, а затем в еще большей мере у Иоанна Дамаскина уходят на второй план, если не исчезают совсем, три основные причины возникновения ересей, на которые указывали раннехристианские авторы: отход от Церкви, демоническое воздействие и увлечение античной философией, — и ересь, таким образом, понимается преимущественно как определенная система взглядов.
В третьей главе Шедлер переходит к вопросу о степени и характере знакомства прп. Иоанна с исламом и, прежде всего, был ли он знаком с арабским текстом Корана, в какой версии и в какой мере7. Краткий обзор биографических сведений, которые могут считаться более или менее достоверными, подводит
6 Позиция Шедлера в отношении этого сочинения не вполне ясна и, как кажется, варьируется в зависимости от логики выстраиваемых им суждений: хотя он и оговаривает спорность атрибуции, но на с. 50 использует «Sacra Parallela» скорее как анонимный труд, а на с. 76 — как предположительное сочинение прп. Иоанна. Подобный источниковедческий субъективизм наблюдается и в отношении первого Жизнеописания (Сиры) Мухаммада: сначала (с. 148), демонстрируя поздний характер мусульманских источников о Мухаммаде, Шедлер рассматривает это сочинение как труд Ибн Хишама (ум. в 833), даже почему-то сдвигая его датировку на середину IX века и ставя под вопрос существование послужившего для него основой несохра-нившегося труда Ибн Исхака (VIII в.), а затем (с. 167) уже без оговорок упоминает как сочинение Ибн Исхака, пытаясь доказать раннее использование мусульманами легенды о монахе, благословившем Мухаммада.
7 На наш взгляд, автор слишком бегло касается принципиального в этом контексте вопроса о времени возникновения греческого перевода Корана, почему-то датируя его около 870 г. (с. 97). Согласно последним изысканиям, он мог появиться уже в VIII или первой половине IX в. (см.: Ulbricht M. Coranus Graecus: Die älteste überlieferte Koranübersetzung in der «'Ауатроял той Kopaviou» des Niketas von Byzanz: Diss. Berlin, 2015. 3 Bde.; он же (Ульбрихт М.). Никита Византийский: Греческий перевод Корана (Coranus Graecus), использованный Н. В. // Православная энциклопедия. 2018. Т. 49. С. 552-553).
Шедлера к выводу о том, что прп. Иоанн имел все условия, как объективные, так и субъективные, чтобы получить максимально доступную на тот момент информацию об исламе. Употребление Иоанном Дамаскином ряда специфических слов и выражений указывает на его знакомство с мусульманской лексикой, что полностью согласуется с нашими представлениями об их достаточно глубоком проникновении в мелькитскую среду этого времени (исследователь проводит убедительную параллель с арабским трактатом VIII в. «Апология христианской веры»). Вместе с тем, источником этого знания, как показывает Шедлер в анализе ряда ключевых пассажей, вряд ли был известный нам текст Корана. Эта же ситуация наблюдается у писавшего об исламе несколько ранее прп. Анастасия Синаита (ум. ок. 700) и в «переписке» халифа Умара II (717—720) с византийским императором Львом III (717—741)8, которая даже имеет ряд некоранических параллелей с трудом Иоанна Дамаскина (детали истории о женитьбе Мухамма-да на Зейнаб, указание на женское обрезание). Наконец, Шедлер обращается к ключевому сюжету в изложении прп. Иоанна, в связи с которым его обычно упрекают в незнании Корана: это история об убитой верблюдице и ее детеныше, очевидно, отсылающая к кораническому рассказу о верблюдице аравийского пророка Салиха. Возможное существование современной Корану версии, отраженной в стихах Умаййи ибн Аби-с-Салта (ум. ок. 630) и в ряде деталей совпадающей с изложением прп. Иоанна, позволяет Шедлеру поставить вопрос о том, какие источники, помимо Корана, могли быть использованы Дамаскином в его опровержении ислама. К решению этого вопроса он переходит в четвертой главе.
После достаточно подробного обзора ревизионистской теории и других современных подходов к изучению раннего ислама Шедлер констатирует, что большинство исследователей сходятся в двух базовых положениях: что все традиционные исламские источники по меньшей мере на столетие отстоят от смерти Мухаммада и что, реконструируя этот «темный» век, мы сталкиваемся не с монолитным исламом, а с целым рядом сосуществовавших верований и религиозных практик. В свете этого Шедлер далее рассматривает присутствующие у Иоанна Дамаскина «неточности»: смешение Каабы и «места» Ибрахима, указание на три райские реки вместо четырех, на получение Мухаммадом знаний от монаха-арианина и на якобы данное Мухаммадом предписание о женском обрезании, наконец, отсутствие упоминаний о «пяти столпах» ислама, — и показывает, что при детальном анализе ни одна из них не может служить доказательством неосведомленности или небрежности автора.
В заключительной, пятой, главе Шедлер сравнивает взгляды Иоанна Дамаскина на ислам с тем, что писал его идейный продолжатель Феодор Абу Кур-ра, епископ Харранский (ок. 750 — ок. 830). Сделав подробный экскурс в status quaestionis относительно аутентичности греческого корпуса трудов Абу Курры, исследователь подчеркивает, что вне зависимости от решения этой проблемы греческие сочинения адекватно отражают воззрения еп. Феодора, известные из его арабских трудов. В целом, Абу Курра близок к Иоанну Дамаскину в плане от-
8 Вопрос об авторстве этого источника является дискуссионным, однако в любом случае текст отражает реалии начала VIII в.
Schadler P. John of Damascus and Islam: Christian Heresiology and the Intellectual Background...
рицательной оценки личности Мухаммада и, возможно, даже напрямую от него зависит, поскольку также упоминает факт ученичества Мухаммада у арианина. Однако в отношении Корана позиция Абу Курры совершенно другая: он уже активно использует коранический текст, цитирует его точно, и даже с его помощью пытается обосновать истинность своих слов (прием, получивший широкое распространение в арабо-христианской средневековой литературе).
В заключение Шедлер, наряду с резюмированием уже высказанных мыслей, выдвигает и ряд новых суждений. В частности, он предполагает, что включение Иоанном Дамаскином мусульман в общую классификацию еретиков могло иметь и практическую цель — чтобы таким образом к ним могли быть применимы относящиеся к еретикам церковные каноны. В целом, по мнению Шедлера, «Сто ересей» является ярким примером того, как прп. Иоанн мог сочетать в своем творчестве традиционализм и новаторство. Жаль, что исследователь считает текст главы 100 «слишком пространным» для проведения детального сопоставительного анализа с Кораном (с. 113), поскольку без осуществления данной задачи вряд ли возможно обоснованно ответить на поставленные им в книге вопросы. Впрочем, проблема, к которой обратился Шедлер, действительно, еще далека от разрешения, о чем свидетельствует новая попытка рассмотреть жизнь и творчество прп. Иоанна Дамаскина со сменой угла зрения с провизантийского на арабо-исламский9. Остается надеяться, что такой подход позволит исследователям не только глубже проникнуть в тексты этого крупнейшего христианского богослова, но и приблизиться к пониманию современного ему периода формирования мусульманской религии.
Моисеева Софья Александровна,
канд. филол. наук,
ПСТГУ
Российская Федерация, 127051, г. Москва, Лихов пер., д. 6, стр. 1; Церковно-научный центр «Православная энциклопедия» Российская Федерация, 105120, г. Москва, ул. Нижняя Сыромятническая, д. 10А, стр. 1 vost.moisseeva@mail.ru ОИСГО: 0000-0002-7559-948Х
Sofia Moiseeva, Candidate of Sciences in Philology, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 6/1 Likhov per., Moscow, 127051, Russian Federation;
Research Centre "The Orthodox Encyclopaedia", Russian Orthodox Church, 10A/1 Nizhnyaya Syromyatnicheskaya Str., Moscow, 105120, Russian Federation vost.moisseeva@mail.ru ORCID: 0000-0002-7559-948X
9 Cm.: Awad N. G. Umayyad Christianity: John of Damascus as a Contextual Example of Identity Formation in Early Islam. Piscataway (NJ), 2018.
