CC BY
17
Рец. на кн.: Exegetical Crossroads: Understanding Scripture in Judaism, Christianity and Islam in the Pre-Modern Orient / G. Tamer, R. Grundmann, A. E. Kattan, K. Pinggera, eds. Berlin; Boston: De Gruyter, 2018. viii, 399 pp. (Judaism, Christianity, and Islam — Tension, Transmission, Transformation; 8).
Rev. of: Exegetical Crossroads: Understanding Scripture in Judaism, Christianity and Islam in the Pre-Modern Orient / G. Tamer, R. Grundmann, A. E. Kattan, K. Pinggera, eds. Berlin; Boston: De Gruyter, 2018. viii, 399 pp. (Judaism, Christianity, and Islam — Tension, Transmission, Transformation; 8).
Рецензируемый сборник статей стал восьмым томом в серии «Judaism, Christianity, and Islam — Tension, Transmission, Transformation», в которой начиная с 2015 г. публикуются монографии, сборники, издания и справочники, освещающие различные пути взаимодействия между тремя монотеистическими религиями. Сборник основан на материалах конференции, проходившей 20—22 февраля 2014 г. в Университете им. Фридриха-Александра в Эрлангене (Германия). Как отмечают в предисловии организаторы конференции и составители сборника, отправной точкой для выбранной темы послужило представление об иудаизме, христианстве и исламе как о «религиях слова» (word religions), основанных на акте коммуникации в самом широком понимании, включая и акт интерпретации сакральных текстов. Сложные связи как между Танахом, Новым Заветом и Кораном, так и между толковавшими их представителями соответствующих религий создают почти безграничное поле для исследований.
Сборник закономерно открывается статьей, посвященной ключевой для всех трех религий фигуре праведного Авраама/Ибрахима. На примере этого персонажа У. А. Грэм (William A. Graham) вводит понятие «парадигматического повествования» (patterning narrative), которое становится источником идей и образов не только внутри конкретной религиозной традиции, но и в других сферах жизни: искусстве, языке, литературе, быту. В случае образа Авраама к ключевым для «авраамических» традиций обычно относят три составляющие: монотеизм Авраама в противовес окружающему его язычеству; испытание Авраама жертвоприношением его сына; Авраам как образец веры и отец верующих. Грэм добавляет четвертый аспект — Авраам как странник и основатель новых мест поклонения Единому Богу (в библейской истории — в Ханаане, в корани-ческой — в Мекке)1. Анализируя как внутритекстовые связи в Библии и Коране, так и последующую экзегетическую традицию, исследователь показывает, что в каждой из трех религий этот аспект получил различное прочтение: в иудаизме
1 Парадигматичность этого аспекта в христианской традиции можно наблюдать, например, в арабо-мелькитской агиографии Х—Х1 вв. (см.: Ибрахим ибн Юханна. Житие Антиохий-ского патриарха Христофора / пер. С. А. Моисеевой // Арабы-христиане в истории и литературе Ближнего Востока. М., 2013. С. 29).
Exegetical Crossroads: Understanding Scripture in Judaism, Christianity and Islam in the Pre-Modern Orient
это прообраз исхода евреев из Египта во главе с Моисеем2; в христианстве — верующего как странника в земном мире; в исламе — Мухаммада как создателя главного святилища на Земле (Каабы) и связанных с ним ритуалов паломничества (хаджа)3.
Далее в сборнике можно выделить три статьи концептуального характера, каждая из которых фокусируется на одной из монотеистических традиций. Первая, написанная мэтром арабо-христианских исследований С. Гриффитом (Sidney Griffith), трактует использование христианами Корана, а мусульманами — Библии в их средневековой межрелигиозной полемике начиная с VIII в. Эти параллельные процессы «исламизации» Библии и «библеизации» Корана вошли в фазу наибольшего взаимодействия в XIII в. в Каире, что Гриффит демонстрирует на примере сочинений мусульманского юриста аль-Джа'фари и копто-арабского богослова ас-Сафи ибн аль-Ассаля. В большой обзорной статье Л. Лемхауса (Lennart Lehmhaus) предпринята попытка дать предварительный обзор ряда аспектов постталмудической (поздней мидрашитской) литературы VIII—X вв. с целью показать пути пересечения иудейской (раввинистической и нераввинистической), арабо-мусульманской и сиро/арабо-христианской культурных моделей с учетом того, что каждая из них, в свою очередь, была далеко не гомогенной. Исследователь останавливается на таких аспектах рассматриваемой литературы, как исключительное внимание к библейскому тексту, особенно к его лингвистической стороне, стремление писать на «чистом» иврите, рост авторского начала, элементы композиционной структурированности, черты литературы адаба и т. д. Все эти новшества, по мнению Лемхауса, находят объяснение не только в ситуации внутри иудейского мира, но и в параллельных процессах у мусульман и христиан, причем немаловажную роль в этом обмене мог сыграть персидский культурный фон. Наконец, Н. Синай (Nicolai Sinai) излагает свою концепцию так называемой самоинтерпретации Корана, согласно которой позднейшие аяты иногда могут прояснять или уточнять более ранние в рамках либо одной суры (expansion), либо разных (backreferencing)4. Первый тип рассматривается им на материале аятов 84:25, 37:112—113 и 73:20, второй — на примере мотива заступничества Ибрахима за своего отца и повествования об Адаме.
Остальные публикации посвящены более частным вопросам. Так, в статье К. Хорн (Cornelia Horn) объектом анализа служат рассказы о чудесах младенца Иисуса/'Исы в христианской и исламской традициях на раннем этапе их развития. Анализируя эту тему, получившую распространение в раннехристианских апокрифах начиная с «Протоевангелия Иакова», исследовательница подробно останавливается на сиро-арабской традиции, особенно значимой в контексте
2 Автор предполагает, что данную парадигму можно распространить и на основополагающую для времени после Второго храма тему галута, но не подтверждает эту гипотезу ссылками на какие-либо источники.
3 Как и в случае иудейской традиции, автор видит возможность расширения парадигмы на ключевое для исламской истории событие хиджры, но опять-таки констатирует, что эта идея не получила развития в классическом тафсире.
4 Эту теорию, сформулированную с опорой на аналогичный подход в библеистике, автор развивает и в других своих публикациях, в частности в монографии: Sinai N. Forschreibung und Auslegung: Studien zur frühen Koraninterpretation. Wiesbaden, 2009. S. 1-22, 59-160.
возможного влияния на мусульманскую рецепцию, а именно на сирийском «Житии Благословенной Девы Mарии», арабских «Евангелий детства»5 и апокрифическом «Евангелии от Иоанна». Особое внимание Хорн уделяет глубоко укорененному в христианской литературе мотиву младенца, говорящего мудрые речи в несоответствующем возрасте, чтобы защитить себя или свою мать от агрессии. Но если в христианских текстах этот мотив применительно к Иисусу служит доказательством Его Божественности, то в Коране (3:46; 5:110; 19:29) он демонстрирует профетический статус 'Исы. Хорн делает вывод о том, что одна из этих интерпретаций возникла в ответ на другую, однако вопрос о направлении влияния остается открытым, в том числе ввиду слабой изученности текстологии рассматриваемых памятников.
Две статьи сконцентрированы на творчестве известных восточно-христианских экзегетов. Х. П. Mонферрер Сала (Juan Pedro Monferrer Sala) рассматривает толкование библейского рассказа о гибели Содома и Гоморры (см.: Быт 19) несторианином 'Абдаллахом ибн ат-Таййибом (ум. в 1043), главной целью которого было донести до современных ему арабоязычных единоверцев экзегетическую традицию Церкви Востока, сформировавшуюся на сирийском языке. В статье проводится тщательный филологический анализ комментария, включая сопоставление с сирийским, еврейским и греческим текстами Библии, а также кораническими параллелями и раввинистическими комментариями; выявляются небольшие, но значимые изменения, привносимые Ибн ат-Таййибом при использовании послужившего для него основой комментария Ишодада Mервского (IX в.). А. Салвесен (Alison Salvesen), изучающая творчество видного западно-сирийского богослова Иакова Эдесского, современника арабских завоеваний, попыталась на его примере показать, как на библейской экзегезе могла отразиться смена ближневосточной религиозной парадигмы с приходом ислама. В частности, толкуя 1 Цар 14, Иаков Эдесский использует так называемое богословие Второзакония (Deuteronomic theology), чтобы объяснить покорение христиан мусульманами как наказание за их возросшую греховность.
Еще две публикации посвящены использованию и толкованию библейских текстов в неэкзегетических по своему характеру произведениях. M. Хаймгартнер (Martin Heimgartner), рассмотрев различные экзегетические стратегии в письмах восточно-сирийского патриарха Тимофея I (780—823), приходит к выводу, что главенствующим принципом для этого автора было приведение толкуемых текстов в согласие с догматическим учением Церкви Востока. В исследовании M. Н. Суонсона (Mark N. Swanson) показано, как библейские цитаты и аллюзии могли стать цементирующим материалом для составлявшегося непрерывно на протяжении веков компилятивного копто-арабского труда «История Александрийских патриархов».
5 Отечественному читателю в этой связи можно порекомендовать недавно опубликованный перевод editioprinceps, выполненный акад. И. Ю. Крачковским (Евангелие Детства / пер., предисл. И. Ю. Крачковского // Крачковский И. Ю. Труды по истории и филологии христианского Востока / сост. А. А. Долинина; Ин-т вост. рукописей РАН; ИМЛИ РАН; Вост. фак. СПбГУ. М., 2015. С. 138-161).
Exegetical Crossroads: Understanding Scripture in Judaism, Christianity and Islam in the Pre-Modern Orient
X. Бен-Шаммай (Haggai Ben-Shammai) попытался проследить эволюцию иудейской экзегезы в эпоху гаонов (VIII—XI вв.), отмеченную формированием иудео-арабской культуры и возникновением религиозной философии и библейской экзегезы как самостоятельных литературных направлений6. В качестве объекта был выбран эпизод явления царю Саулу умершего пророка Самуила по действию аэндорской волшебницы (1 Цар 28). Исследователь обращает внимание на смещение акцента в комментировании этого сюжета с этического на богословский: в каком состоянии и почему явился Саулу пророк Самуил, — причем мнение о воскрешении последнего могло развиться в иудейской традиции в ответ на христианские толкования, а от иудеев перейти в мусульманскую литературу.
Начатую С. Гриффитом тему связи Священного Писания и полемической литературы продолжают еще несколько публикаций. Так, Н. Дж. Авад (Nagib George Awad) в контексте научной полемики об использовании сакральных текстов в христианско-мусульманском диалоге рассматривает творчество одного из первых арабо-христианских богословов Феодора Абу Курры (2-я половина VIII — 1-я треть IX в.) и приходит к выводу об абсолютном преобладании у него методов рационалистической аргументации над доводами «от Писания». Авад даже делает смелое предположение о том, что Абу Курра считал необходимым, чтобы и христиане и мусульмане подвергали Библию и Коран испытанию на соответствие критериям разума. Исходным пунктом статьи M. Аккада (Martin Accad) является абсолютно верное, на наш взгляд, представление об арабоязыч-ной теологической традиции как о самостоятельном направлении внутри христианского богословия, развивавшемся в контексте постоянного «метадиалога» с исламом. Один из ключевых вопросов этого диалога, на котором останавливается Аккад, — обвинение мусульманами христиан (и иудеев) в искажении своего Писания (tahrif), причем изначально подразумевалось искажение смысла (tahrif al-ma'na), и лишь с XI в. наряду с этим появилось обвинение в текстологическом искажении (tahrif al-lafz). Последнее обвинение, по сути противоречащее Корану, стало, по выражению исследователя, тупиком, для выхода из которого следует обращаться к более ранним мусульманским авторам, активно и разносторонне использовавшим библейский текст, и таким образом искать платформу для современного диалога с исламом7 . Р. Пурджавади (Reza Pourjavady) демонстрирует интерес к Корану иудейского мыслителя XIII в. Ибн Каммуны,
6 Автор справедливо подчеркивает, что пионером этого синтеза богословия и философии вопреки распространенному мнению был не Са'адия Гаон, а Давуд аль-Мукаммас, ставший своего рода посредником между христианской, иудейской и мусульманской традициями. В связи с этим Бен-Хаггай ссылается на первое издание С. Струмзой его трактата «Двадцать глав» (1989 г.). В предисловии к вышедшему теперь второму, переработанному и дополненному, изданию этот аспект творчества аль-Мукаммаса акцентирован в еще большей мере (см.: Dawud al-Muqammas. Twenty Chapters / S. Stroumsa, ed., transl. Provo (UT), 2017).
7 Впрочем, перспективы этого диалога в изображении автора статьи представляются все же крайне экуменическими: осторожно предлагаемая им попытка найти для Мухаммада место в библейском учении о пророках противоречила бы установкам даже самых мягких в отношении ислама арабо-христианских апологетов, никогда не преступавших грань, отделяющую Мухаммада от библейского пророка (подробнее см.: Моисеева С. А. Мухаммад: В восточно-христианской традиции // Православная энциклопедия. М., 2017. Т. 48. С. 58—60).
который не только выступал с критикой исламских представлений о сакрально-сти и исключительности Корана в своем трактате «Исследование трех вер», но и положительно оценивал его с эстетической точки зрения, а в некоторых менее известных трудах даже обращался к его толкованию, опровергая или поддерживая тех или иных мусульманских экзегетов.
Наконец, несколько статей посвящено преимущественно коранической экзегезе. Г. С. Рейнолдс (Gabriel Said Reynolds) рассматривает повествование о пророке Моисее/Мусе в 26-й суре в плане как его отличий от библейского рассказа, так и эволюции его исламских толкований: в ранних комментариях приводились в основном фактологические уточнения; в классический период толкователи обращали внимание на причины конфликта между Мусой и фараоном, а также на лексическую сторону текста; для современных комментаторов наибольший интерес представляет характер персонажей, раскрывающийся в их репликах (например, в аяте 26:22 усматривается сарказм). Проблему композиционного единства коранического текста (в частности применительно к самой длинной суре «Корова») анализирует Ст. Уайлд (Stefan Wild), демонстрируя широкий спектр мнений современных исламских и светских западных исследователей на этот счет8. Б. Мецлер (Berenike Metzler) прослеживает эволюцию взглядов средневековых исламских экзегетов относительно доступности для человеческого толкования так называемых mutasabihat (неясных аятов; см.: Коран 3:7). Преимущественное внимание она уделяет воззрениям багдадского мыслителя IX в. аль-Мухасиби на роль человеческого разума в толковании священного текста, считая его позицию промежуточным звеном между рационализмом мута-каллимов и мистицизмом суфиев.
Издание снабжено библиографией и указателями, в том числе библейских и коранических цитат. В целом сборник наглядно демонстрирует возросший в современной науке интерес к компаративным исследованиям в области изучения монотеистических религий и ключевую роль, которую играет в этом процессе филологический подход. Как свидетельствует широкий спектр рассмотренных авторами проблем, для «религий слова» экзегеза является не только ключом ко многим внутрирелигиозным вопросам, но и важнейшим способом ведения межрелигиозного диалога.
Моисеева Софья Александровна,
канд. филол. наук,
ПСТГУ
Российская Федерация, 127051, г. Москва, Лихов пер., д. 6, стр. 1; Церковно-научный центр «Православная энциклопедия»
Sofia Moiseeva, Candidate of Sciences in Philology, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 6/1 Likhov per., Moscow, 127051, Russian Federation;
Research Centre "The Orthodox Encyclopaedia",
8 К сожалению, по вполне понятным языковым причинам, автором не была учтена статья, в которой анализируются мнения о рассматриваемой проблеме ряда не только упомянутых Уайл-дом исследователей, но и, что особенно важно, средневековых мусульманских комментаторов (см.: Фролов Д. В. Заметки о композиции Корана: сура «Корова» // Он же. Арабская филология: Грамматика, стихосложение, корановедение: Статьи разных лет. М., 2006. С. 370—390).
Treiger A. Unpublished Texts from the Arab Orthodox Tradition
Российская Федерация, 105120, г. Москва, ул. Нижняя Сыромятническая, д. 10А, стр. 1 vost.moisseeva@mail.ru ORCID: 0000-0002-7559-948X
Штефан Владислава Витальевна,
Russian Orthodox Church, 10A/1 Nizhnyaya Syromyatnicheskaya Str., Moscow, 105120, Russian Federation vost.moisseeva@mail.ru ORCID: 0000-0002-7559-948X
ПСТГУ
Российская Федерация, 127051, г. Москва, Лихов пер., д. 6, стр. 1; shtefanvv.0812@gmail.com ORCID: 0000-0001-8015-4859
Shtefan Vladislava, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 6/1 Likhov per., Moscow, 127051, Russian Federation; shtefanvv.0812@gmail.com ORCID: 0000-0001-8015-4859
Pe^ Ha: Treiger A. Unpublished Texts from the Arab Orthodox Tradition (2): Miracles of St. Eustratius of Mar Saba (Written ca. 860) // Chronos: Revue d'Histoire de l'Université de Balamand. 2016. № 33. P. 7-20; Treiger A. Unpublished Texts from the Arab Orthodox Tradition (3): The Paterikon of the Palestinian Lavra of Mar Chariton // Chronos: Revue d'Histoire de l'Université de Balamand. 2018. № 38. P. 7-46.
Rev. of: Treiger A. Unpublished Texts from the Arab Orthodox Tradition (2): Miracles of St. Eustratius of Mar Saba (Written ca. 860) // Chronos: Revue d'Histoire de l'Université de Balamand. 2016. № 33. P. 7-20; Treiger A. Unpublished Texts from the Arab Orthodox Tradition (3): The Paterikon of the Palestinian Lavra of Mar Chariton // Chronos: Revue d'Histoire de l'Université de Balamand. 2018. № 38. P. 7-46.
Исследователь ближневосточного христианства неизбежно сталкивается с тем печальным фактом, что практически все нарративные источники по Христианскому Востоку уже больше ста лет назад были открыты, изданы и введены в научный оборот. Мы оперируем примерно тем же корпусом арабо-христиан-ских текстов, что и В. В. Бартольд и И. Ю. Крачковский в начале XX в. Когда-то мне казалось, что радикально расширить круг исторических источников можно лишь через обращение к внелитературной информации, в первую очередь, к материалам археологических изысканий. К счастью, пессимизм по поводу исчерпания письменных памятников ныне можно считать преждевременным. Даже оставляя в стороне колофоны и приписки к рукописям, почти нетронутое направление исследований, таящее яркие и неожиданные открытия, нельзя не признать, что и в наше время еще возможно обнаружить новые арабо-христи-анские литературные тексты, несущие уникальную историческую информацию.
В последние годы целый пласт подобных памятников ввел в научный оборот Александр Трейгер, канадский исследователь российского происхожде-
