Научная статья на тему 'Репрезентация славянской мифологии в творчестве О. Громыко'

Репрезентация славянской мифологии в творчестве О. Громыко Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1732
233
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ОЛЬГА ГРОМЫКО / СЛАВЯНСКАЯ МИФОЛОГИЯ / АВТОРСКОЕ МИФОТВОРЧЕСТВО / ФЭНТЕЗИ / МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА / РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ МИФОЛОГИИ / AUTHOR'S MYTH-MAKING / OLGA GROMYKO / SLAVIC MYTHOLOGY / FANTASY / REPRESENTATION OF MYTHOLOGY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Валитова В. А.

В статье анализируются две модели репрезентации славянской мифологии в жанре фэнтези на материале произведений Ольги Громыко: реконструкция мифологической «действительности», в которой описываемый мир приближен к реальности, а «чудесное» не выходит за рамки мифологии, и авторское мифотворчество, основанное на мифопоэтических воззрениях древних славян.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

This article proposes to consider two models of representation of Slavic mythology in the fantasy. These models are reconstruction of mythological "reality", when fantasy world is not different of reality and miracle is not beyond the mythology, and the author's myth-making based on mythology of the ancient Slavs.

Текст научной работы на тему «Репрезентация славянской мифологии в творчестве О. Громыко»

УДК 81-161

Валитова В.А.

Репрезентация славянской мифологии в творчестве О. Громыко

В статье анализируются две модели репрезентации славянской мифологии в жанре фэнтези на материале произведений Ольги Громыко: реконструкция мифологической «действительности», в которой описываемый мир приближен к реальности, а «чудесное» не выходит за рамки мифологии, и авторское мифотворчество, основанное на мифопоэтических воззрениях древних славян.

This article proposes to consider two models of representation of Slavic mythology in the fantasy. These models are reconstruction of mythological "reality", when fantasy world is not different of reality and miracle is not beyond the mythology, and the author's mythmaking based on mythology of the ancient Slavs.

Ключевые слова: Ольга Громыко, славянская мифология, авторское мифотворчество, фэнтези, массовая литература, репрезентация мифологии.

Key words: Olga Gromyko, Slavic mythology, author's myth-making, fantasy, representation of mythology.

К концу 90-х годов возрастает интерес русскоязычного читателя к мифологии своего народа и становится популярным поджанр «славянского фэнтези», возникший по примеру и в противовес фэнтези западному, заполонившему прилавки книжных магазинов после распада СССР. Многие писатели возвращаются к истокам, пытаясь создать психологически достоверный мир, заселенный персонажами славянской мифологии (Ю. Никитин, М. Семенова, А. Маслюков, А. Сапковский, В. Панов и т.д.). И так как при формировании мифологической составляющей авторы произведений опираются не только на выстроенную учеными мифологическую систему, но и на собственные впечатления от сказочных сюжетов и народных поверий, существующих до сих пор, значительная часть этой «мифологии» не может не домысливаться (подобно «славянскому баснословию» XVIII века). В зависимости от того, какую ее часть составляет информация, добытая автором в научных изданиях, а какую - плоды авторского воображения, можно говорить о двух моделях репрезентации мифологии в современной литературе: о реконструкции мифологической «действительности» или об авторском мифотворчестве, основанном на мифопоэтических воззрениях древних народов.

Реконструкция мифологической «действительности» определяется по следующим трем приметам.

1. Автор приближает описываемый мир к реальному, «заселяя» его реально существующими или существовавшими народами. История и гео-

© Валитова В.А., 2015

29

графия этих народов либо воссозданы по историческим источникам, либо не упоминаются, но угадываются по именам персонажей и описанию их быта.

2. Мифологическая система описываемого мира почти не выходит за рамки известного читателю. Верования персонажей совпадают с верованиями народа-прототипа: те же боги, суеверия, правила общения с представителями «чудесного» мира. Автор, несомненно, привносит в данную систему что-то новое, но делает это осторожно: это либо закрашивание «белых пятен», либо сглаживание спорных моментов, либо добавление неких непротиворечивых подробностей в угоду сюжету.

3. Психологическая «достоверность» описываемого мира имеет первостепенную важность. Фантастические элементы могут присутствовать, но всегда остаются в рамках правил выбранной мифологической системы.

Авторское мифотворчество, основанное на мифологии какого-либо народа, характеризуют следующие черты.

1. Описываемый мир не имеет ничего общего с реальным. Персонажами становятся представители вымышленных, никогда не существовавших в действительности народов, история и география которых полностью придумывается автором; часто составляется карта местности, чтобы читатель мог следить за передвижением путешествующих героев. При этом в описании быта персонажей угадывается народ-прототип.

2. Мифология описываемого мира имеет существенные различия с мифологией народа-прототипа в теогонической системе (при этом многие представители «чудесного» мира, а также бытовые верования и суеверия остаются общими) либо в правилах общения с «чудесным» (при общем совпадении систем). Автор легко добавляет в список «чудесных» существ новых представителей, выдуманных самостоятельно или заимствованных из мифологии других народов.

3. Элементы фантастического присутствуют, но зависят только от авторской фантазии.

Вариантом этой модели может быть «переосмысление» общепринятой системы, когда описываемый мир приближен к реальному, однако известные большинству читателей мифологические образы автор представляет в неожиданном свете. Создается психологическая достоверность при описании реального мира, но фантастическая составляющая не имеет никаких рамок и подчинена исключительно авторской логике.

В данной статье рассматриваются обе модели репрезентации славянской мифологии на примере произведений Ольги Громыко. Автор, проявляя интерес к славянской мифологии, пробовала свои силы как в литературном воссоздании мифологической «действительности», отраженной в народных верованиях (цикл рассказов «Грань»), так и в создании собственных мифологических систем на основе тех же верований («Белор-ский» цикл).

30

Слишком большое распространение в русскоязычной массовой литературе жанра фэнтези (в том числе славянского) закономерно привело к возникновению пародий (М. Успенский, Н. Метелева, А. Белянин, Д. Мансуров и пр.). Первые романы «Белорского» цикла О. Громыко также написаны как пародия на фэнтези вообще - европейское и славянское одновременно (пародийное изображение персонажей западноевропейского фольклора в славянском антураже; мифологическая система, совмещающая демонологию европейских и славянских народов). Постепенно тяга автора к пародированию европейского фэнтези сходит на нет, и, хотя повествование остается юмористическим, описываемый мир обретает серьезность, а в описании судеб персонажей появляется драматизм; но изменить пародийность устоявшейся мифологической системы уже не представляется возможным. После «Белорского» цикла к западноевропейской мифологии О. Громыко больше не обращается, но возвращается к персонажам славянской демонологии, снова представляя их в пародийном свете, при написании романа «Плюс на минус».

Первая модель - реконструкция мифологической «действительности» - у О. Громыко представлена в цикле «Грань», состоящем из двух рассказов: «Листопад» и «Птичьим криком, волчьим скоком». Автор не изучала историю, географию, а также особенности верований и быта древних славян профессионально, чтобы создать произведение, из которого средний читатель смог бы почерпнуть для себя что-то новое. Но она и не ставит перед собой такой задачи. Рассказы «Листопад», «Птичьим криком, волчьим скоком» имеют скорее развлекательный характер, хотя написаны серьезно, без обычного для творчества О. Громыко юмора. Славянская «действительность» реконструируется за счет упоминания имен персонажей (Леся, Жалена, Всемила, Мечислав Кречет), демонологических существ (домовые, лешие, водяницы), одежды, символики, предметов и обычаев, свойственных славянам, и хотя ни место действия, ни время прямо не называется, читателю нетрудно догадаться, к какому народу принадлежат персонажи. «Человека пришлого, кмета княжьего»; «прижала локтем болтавшийся у пояса оберег-уточку»; «намитку слетевшую, не поленился, закопал под кустом» [8].

Четкой мифологической системы в рассказах не прослеживается. Автор лишь поверхностно знаком с мифологией древних славян, а потому не выстраивает вокруг нее мир, а лишь использует народные поверья в качестве орнамента к сюжету. Между тем, нельзя не заметить, что, стремясь приблизить мир «Грани» к реальному, О. Громыко описывает верования древних славян очень осторожно. Пристальное внимание уделяется наиболее популярным и общеизвестным персонажам низшей мифологии, божества же только называются, причем лишь те, чьи упоминания сохранились в фольклоре белорусского народа. «Кадук нашептал!» [11, с. 310]. «Дед Гаюн может обидеться за неуважение к его дарам» [11, с. 298]. «Откуда ж Куря золото взял? Цмок за ласку принес?» [8].

31

Неустойчивость мифологической системы не допускает упоминания богов других народов: это могло бы привести к смешению образов в сознании читателя, что не позволило бы говорить о реконструкции мифологической «действительности», а лишь об авторском мифотворчестве на основе славянской мифологии. Добавляет же красочности и объема мифологическому миру «Грани» подробное описание персонажей низшей мифологии. Воссоздавая демонологические образы - точнее, создавая «чудесных» персонажей, максимально похожих на демонологических персонажей, в которых верили древние славяне и описание которых дошло до современного читателя в фольклорных жанрах, - автор реконструирует для читателя «действительность» славянского язычества. О. Громыко позволяет себе в угоду сюжету дополнить эти образы некоторыми незначительными подробностями (выдуманными самостоятельно или взятыми из народных поверий), которые, тем не менее, не опровергают знание читателя о воссоздаваемом мире, а гармонично вписываются в общую картину. Способствует этому тот факт, что знание читателя о мире «чудесного» почти совпадает со знанием персонажей, а все «новое» он «узнает» от ведь-маря, владельца многих тайн, неизвестных «простым людям»: «Чаще всего водяницами становятся скинутые до срока, умершие во чреве и присланные младенцы женского роду. Иногда - сговоренные девушки, умершие перед свадьбой. И, само собой, утопленницы» [8].

Фантастические элементы также не должны выходить за рамки воссозданной мифологии, но сам факт их присутствия никак не влияет на достоверность реконструируемого мира. При реконструкции действительности исторической магические явления могут быть переданы только через призму восприятия персонажей, верящих в чудеса, чтобы у читателя была возможность объяснить все необычное с точки зрения реальности. При реконструкции «действительности» мифологической это совершенно не обязательно. Для древних славян «чудесное» не было «фантастическим». Согласимся с Е.М. Мелетинским, который отмечал, что миф создает некую фантастическую «высшую реальность», которая воспринимается как первоисточник и идеальный прообраз» [10, с. 177]. На миф, который для языческих народов являлся и историей, и сводом правил поведения, накладывался образ реального мира, и это сочетание порождало действительность, состоящую из разных, но взаимопроникающих друг в друга плоскостей, в каждой из которых действовали свои природные законы. И если плоскость «реального», совпадая с привычным для читателя миром, не допускает ничего фантастического, то плоскость «ирреального» ставит единственное условие: фантастическое должно находиться в рамках конкретной мифологии, подчиняясь ее законам. Фантастический эпизод, когда персонаж-славянин встречает в лесу лешего, соответствует поверьям языческих славян, а потому не повлияет на «достоверность» мифологической действительности. Однако если на месте лешего окажется вампир в традиционном европейском описании, от психологической «достоверности»

32

мифологической действительности ничего не останется, и можно будет говорить лишь о второй модели репрезентации славянской мифологии - авторском мифотворчестве.

Заметим, что образы, в которых угадываются черты демонологических персонажей, у О. Громыко при этом не являются отрицательными. Представители реальной и мифической плоскостей живут по своим собственным законам и мирно соседствуют на нейтральной территории, которой и является мифологическая «действительность» - в этом одно из наиболее ярких отличий реконструкции мифологической «действительности» от авторского мифотворчества на основе мифологии. В мирах, построенных по второй модели, характерно присутствие некого зла, чью логику понять невозможно: темные боги, демоны или, что чаще, кровожадная «нечисть», заимствованная из сказок и верований различных народов. В первом же случае «добрые люди» соблюдают некие правила поведения с «соседями» (с лесным зверьем и демонологичными персонажами; лесной и «чудесный» мир часто объединяются для людей в один -чужой, противопоставленный домашнему), сохраняя тем самым равновесие мира, а зло идет от людских пороков - гордости, зависти, жадности или глупости, в конце концов превращая (метафорически или физически) их носителей в ту самую «нечисть», о которой ходит множество страшных слухов.

В рассказе «Листопад» изначально заявлены две беды «чудесного» происхождения: волкодлак, задравший за год дюжину человек, и неизвестно кем насланное проклятье (свидетельством которого служит найденный на поле «залом»), до полусмерти пугавшее селянку Лесю. Однако после гибели волкодлака от меча ведьмаря тело чудища возвращается к облику «лавошника», которого все уважают, а потому не верят в его темную сущность и обвиняют ведьмаря в убийстве «доброго человека». Не согласна с односельчанами только «дурочка»: «Этот ваш лавошник, между прочим, жену до самогубства довел, а после того родное дитя видеть не захотел, родичам подкинул!» [11, с. 315]. Чуть раньше выясняется, что «залом» скрутил не колдун, а позарившийся на приданое жених Леси - чтобы напугать и заставить беспрекословно слушаться: «Не упырь, не колдун - обычный человек, ради двух-трех десятин земли едва не погубивший чужую жизнь» [11, с. 311]. В рассказе «Птичьим криком, волчьим скоком» «чудесным» злом заявлены водяницы, вдруг начавшие топить всех, кто близко подойдет к воде. Выясняется, что водяницы пытались мстить людям за появление в их владениях новой души: староста деревни с сыном убили женщину, не зная, что она была беременна, и утопили труп в озере. Когда ведьмарь дает понять старосте, что его злодеяние перестало быть тайной, тот с сыновьями приходит убивать уже ведьмаря: «Встали, пригнувшись, у самой черты, как упыри» [8].

По второй модели репрезентации славянской мифологии - авторское мифотворчество на основе мифопоэтических воззрений славянского наро-

33

да - О. Громыко писала «Белорский цикл» (романы «Профессия: ведьма», «Ведьма-хранительница», «Ведьмины байки», «Верховная ведьма», «Верные враги» и сборник рассказов и повестей «Белорские хроники»). Примером варианта второй модели является роман «Плюс на минус», написанный О. Громыко в соавторстве с А. Улановым.

Все эти произведения принадлежат к жанру юмористического фэнтези. По содержанию первые четыре романа можно отнести к пародии на фэнтези, но по мере того как росло писательское мастерство О. Громыко, пародия сменялась более серьезным отношением к созданному фэнтезий-ному миру, хотя от юмора, которым стали знамениты произведения О. Громыко, автор не отказывалась. Роман «Верные враги» можно уже отнести к поджанру героического фэнтези, а роман «Плюс на минус» - к городскому фэнтези.

Мир «Белории» имеет типичные для фэнтезийного жанра черты, часто обыгранные в пародийном ключе. Он максимально отдален от реальности и заселен никогда не существовавшими народами; О. Громыко продумала оригинальный животный и растительный мир, географию и даже составила карты местности (что типично для жанра фэнтези), но народы, к которым принадлежат герои, имеют свои легко узнаваемые прототипы. Время мира скорее приближено к современности, где место науки занимает магия, противопоставленная вере. В городах население смешанное, в равной степени обладающее славянскими и западноевропейскими чертами. Образованные горожане пользуются волшебными аналогами современной техники, придерживаются моды, близкой к реальной современности, в большинстве своем являются атеистами. В деревнях же живет «простой люд», чьи быт, внешность, суеверия и особенности речи сразу указывают на принадлежность к племени, схожему со славянским. Бытовых описаний немного, однако и нескольких ярких черт вполне хватает для составления узнаваемого образа славянской народности: упоминание блюд славянской кухни, отсылки к славянскому фольклору, суевериям. «Винесские женщины славятся пышнотелой дородностью, и я живо представила Орсану лет эдак через двадцать, румяной бабищей в полтора обхвата, с блюдом вареников в руках» [3, с. 147].

Помогают узнаванию названия городов и стран, в которых зашифрованы названия государств, образованных славянами: «Белория» переделано от «Белоруссия», в названии столицы «Стармин» заметно слияние слов «старый» и «Минск»; город Озерного Края Брас соответствует Браславу, туристическому центру Браславских Озер. А также имена персонажей, созвучные славянским (Вузя Хваток, Данька, Дар Рудничный, Бровыка) или произведенным от современных русских (Вольха/Ольга, Енька/Женька, Орсана/Оксана). Также немаловажную роль в создании образа славянской народности играет народный язык, которым изъясняются малообразованные персонажи, соответствующий русскому, белорусскому или украинскому языкам: «А чаво мне на него смотреть? Вона они, болезныя, ужо

34

нагляделися!» [6, с. 173] «Как говорят селяне в восточных землях, ''трымай порты, ховайся у бульбу''» [7, с. 280]. «Та вылазила якась змяюка. Мы ей шмат сала кинули, вона и видчапилася» [3, с. 429]. Перевода славянским языкам автор не дает, предполагая, что читатель способен их понять самостоятельно. Названия месяцев также образованы от корней славянских языков: заснежень, сеностав, колосень и т.д.

Теогоническая система мира «Белории» описывается всего дважды за весь цикл, но даже по этим упоминаниям можно составить цельную картину. Противопоставленная магии (но когда-то основанная на ней) религия мира «Белории» отдаленно напоминает христианство, совпадая с ним атрибутами (иконы, кресты, кадила, ладан, мощи святых и т.д.), но расходясь в основе: «Богов четверо, как концов креста, их жрецы прозываются дайнами, а верующих после смерти ждут либо хлебосольные небеса, либо огненная преисподняя с мракобесами» [7, c. 324]. Как и в реальном мире, после принятия всеобщей религии о прежних богах (если кто-то и был) стали забывать, чего нельзя сказать о персонажах низшей мифологии: с одной стороны, с их существованием связано слишком много суеверий и разговорных выражений, с другой - вся «нечисть» в мире «Белорского» цикла действительно существует, ее можно увидеть, потрогать, прогнать или убить. Ассортимент «нелюдей» обширен: кроме персонажей славянской демонологии (вроде тех же домовых, кикимор, подкаморников, упырей) встречаются и персонажи западного фольклора (кракены, гарпии, тролли, эльфы), и плоды авторской фантазии (руоешь, й'инайти, загрызень, нацыга).

«Славянская» нечисть в мире «Белории», как правило, имеет те же черты, что и в народной демонологии реального мира, «европейская» же может частично или кардинально отличаться от своих прототипов. В описании эльфов видно ироничное заимствования образа, составленного Дж. Р. Р. Толкином, а известное по поверьям европейских народов описание вампиров названо суеверием, которое сами вампиры используют в свою пользу: «Если узнают, что летать вампиры не умеют, кусаться не кусаются, убить их проще простого, а Догева - огромный кус плодородной <...> земли, никакой Договор от войны не удержит» [7, с. 267]. Маги (аналог ученых) знают особенности каждого вида нечисти, а «простой народ» обладает примерно тем же или меньшим уровнем знаний, что и средний читатель массовой литературы: «Селянская классификация нежити несколько отличалась от общепринятой магической, включая всего три вида: «вупыр», «вомпэр» и «щось такэ зубасто»» [6, с. 173].

Точно такое же заимствование с «переосмыслением» используется в варианте модели авторского мифотворчества, основанного на славянской мифологии. Если основная модель используется, как правило, в жанре фэнтези массовой литературы, то ее вариант наиболее популярен в поджанре городского фэнтези. Среди творчества О. Громыко по вариантной

35

модели строится роман «Плюс на минус» (написанный в соавторстве с А. Улановым).

Главная особенность городского фэнтези в том, что действие происходит в современном городе, при этом произведение имеет фантастический элемент, основанный на мифологии - городской или авторской. До середины XX века мифология, лежащая в основе городского фэнтези, как правило, происходила из отечественной городской культуры (первопроходцами жанра считаются Н.В. Гоголь и М. Булгаков, хотя истоки городских чудес можно найти еще в бытовых повестях XVI-XVII веков) [1]. После 1960-х годов в русскоязычной литературе расцвел жанр городской сказки, яркой представительницей которого стала повесть Стругацких «Понедельник начинается в субботу». К концу 90-х стала популярной эстетика городского фэнтези, когда в современную городскую жизнь привносился элемент волшебного, прежде действовавшего в антураже средневековья («Ведьмин век» М. и С. Дяченко), и «фольклорный» вариант современной городской сказки, восходящий одновременно к бытовому анекдоту и быличке (этому варианту свойственна ирония, а также взгляд на обычные вещи с нестандартной точки зрения). «Чудесное» здесь - чужая человеку природная сила, не враждующая с ним, но и не помогающая ему. Как и при реконструкции мифологической «действительности», во главе угла стоит не противостояние добра и зла, а сохранение равновесия между ними.

Роман О. Громыко «Плюс на минус» отвечает критериям фольклорного варианта городского фэнтези: вымышленный мир копирует современную реальность, действие происходит в Минске и его окрестностях; фантастической составляющей мира является реальное существование «нежити», заимствованной из славянской демонологии (домовой, леший, коровья смерть, лихо, опивень и т.д.). Описание демонологических существ в этом мире в целом совпадает с их народным описанием в мире реальном. Существенное различие - в их добровольном взаимодействии с тайной государственной организацией, контролирующей действия «нежити»: «Госнежохрана, одно из подразделений Госнежконтроля. <...> Мы оберегаем миролюбивую нежить <...> Вроде соцзащиты для видовых меньшинств» [9, с. 37]. «Миролюбивая нежить» действует в рамках конвенции, ограничивающей опасные для людей действия; инспекторы Гос-нежохраны исполняют роль участковых милиционеров, следящих за порядком («в Веснянку съездила, там опивень увлекся: поминки тещи в недельную гулянку растянулись» [9, с. 301]). По той же конвенции они обязаны в ответ защищать нежить от обидевших ее людей (как правило, обида связана с каким-либо проявлением неуважения к природе). «Злобная и несговорчивая» нежить под пункт об охране не попадает, поэтому при встрече с ней рекомендуется соблюдать методы защиты, известные по народным поверьям: «Ни один упырь не перешагнет начерченный вокруг

36

костра круг, ни один леший не сможет запутать в лесу человека в вывернутой одежде или ступающего задом наперед» [9, с. 117].

Поджанр городского фэнтези, повествующий о существовании некой таинственной фантастической организации, действующей на улицах реального города, особенно популярен у городской молодежи, мечтающей увидеть необыкновенное в обыденных вещах. Особенно если, по логике мира, практически любой человек может не только прикоснуться к миру «чудесного», но и как-то повлиять на равновесие добра и зла. Подтверждением этому служит популярность «Дозоров» С. Лукьяненко (книги выходили многотысячными тиражами в разных изданиях, по первым двум романам был снят фильм). Роман «Плюс на минус» написан по той же схеме (правда, пародийный прием помещения фольклорных персонажей в декорации современности и наполненное юмором повествование мешает серьезному восприятию описываемого мира), но, в отличие от «Дозоров», фантастические персонажи взяты исключительно из славянского фольклора. Это возвращает читателя к национальным корням, заставляя его вспомнить русские сказки, былички и суеверия, казалось бы, давно отодвинутые на задний план более «современными» персонажами европейского фольклора (вроде растиражированных американским кинематографом вампиров, мстительных призраков или кровожадных зомби), чье пребывание в городских условиях кажется более привычным и логичным.

Заметим, что наличие или отсутствие фантастических элементов в вымышленном мире, мифология которого выстроена по любой из перечисленных моделей, особенной роли не играет. Важен способ формирования этой мифологической системы, так как именно он влияет на «достоверность» произведения. Тексты, реконструирующие мифологическую «действительность», имеют больший кредит доверия у читателя, так как представляют на его суд гармоничный мир с устойчивыми правилами, знакомыми читателю по народным поверьям, впаянным в бытовое поведение и речь («Грань»). Но как бы тщательно при описании вымышленного мира автор ни копировал мир реальный, если правила взаимодействия «чудесного» и реального миров нарушены, ни о какой достоверности речи уже быть не может («Плюс на минус»).

Произведения Громыко, во многом благодаря юмористичности повествования, заработали несомненную популярность в нише своего жанра: первая книга «Белорского» цикла вышла тиражом 10 тыс. экз., последняя -40 тыс. экз., книги несколько раз переиздавались, были переведены на чешский язык. Автор не ставит цели научить читателя, а всего лишь развлекает его, попутно заражая интересом к славянской мифологии. Среди читателей много подростков и молодежи, которые, увлекшись миром Бе-лории, устраивают по нему форумные ролевые игры, систематизируя почерпнутую из романов информацию и заполняя оставленные автором пробелы данными из энциклопедий по мифологии, в том числе славянской. Многие поклонники творчества О. Громыко, заинтересовавшись сла-

37

вянской мифологией в целом, переходят на более серьезную литературу, начинают изучать историю, всерьез увлекаются славянской культурой. Надо полагать, при таком положении дел потомки славян могут не опасаться потери национальной идентичности, которой так боятся антиглобалисты.

Список литературы

1. Гончаров В., Мазова Н. Мифология мегаполисов // Если. - 2004. - № 09. -С. 191.

2. Громыко О. Белорские хроники. - М.: Альфа-книга, 2008. - 410 с.

3. Громыко О. Ведьма-хранительница: Фантастический роман. - М.: Альфа-книга, 2003. - 441 с.

4. Громыко О. Ведьмины байки: Повести. - М.: Альфа-книга, 2003. - 378 с.

5. Громыко О. Верные враги: Фантастический роман. - М.: Альфа-книга, 2005. -

476 с.

6. Громыко О. Верховная ведьма: Фантастический роман. - М.: Альфа-книга, 2004. - 411 с.

7. Громыко О. Профессия: ведьма: Фантастический роман. - М.: Альфа-книга, 2003. - 444 с.

8. Громыко О. Птичьим криком, волчьим скоком. - [Электронный ресурс]: www.ogromyko.by/story/story (дата обращения: 09.05.2014).

9. Громыко О., Уланов А. Плюс на минус: Фантастический роман. - М.: Альфа-книга, 2007. - 405 с.

10. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М.: Вост. лит., 2006. - 408 с.

11. Никого над нами: Сборник фантастических произведений / послесл. И. Черного. - М.: Альфа-книга, 2007. - 378 с.

38

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.