CC BY
131Фарман КУЛИЕВ
Кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой социальных и политических дисциплин
Северо-Кавказского института — филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Пятигорск, Российская Федерация).
РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАКТОР В ГЕОПОЛИТИКЕ РОССИИ И ТУРЦИИ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Резюме
В статье рассматривается эволюция роли религиозного фактора и динамика влияния России и Турции на внутренние проблемы Северокавказского региона с XVIII века по на-
стоящее время. Формулируется ряд актуальных задач внешней политики России в связи с необходимостью стабилизировать положение на Северном Кавказе.
КЛЮЧЕВЫЕ религиозный фактор, геостратегия, СЛОВА: Российская империя, Османская империя,
Северный Кавказ, исламизация, мюридизм, пантюркизм, «новый османизм».
Введение
Уникальное географическое положение Северного Кавказа испокон веков являлось для его народов и благословением и проклятьем. Находясь в зоне умеренно континентального климата, отличаясь сбалансированным сочетанием гористо-лесистых местностей, плодородных низменностей и степных ландшафтов, регион был почти идеальным местом для всех видов традиционного хозяйствования. Кавказ, как лакомый кусок сам по себе и перекресток торговых, переселенческих и культурных дорог, с XVI века становится яблоком раздора между его могущественными соседями — Россией, Турцией и Персией.
Северный Кавказ с незапамятных времен рассматривается как один из важнейших геостратегических регионов, отделяющих Восточную Европу от азиатских степей, православие от ислама, как арена борьбы империй и межнациональных конфликтов.
На Северном Кавказе шла «позиционная» борьба за влияние на местные народы, в ходе которой успех доставался то одной, то другой стороне.
После распада СССР и исчезновения мировой системы социализма положение Турции в регионе резко изменилось. Для нее открылась уникальная возможность повысить геополитический статус путем пантюркистской экспансии в тюркские республики бывшего СССР, расширить влияние на российские регионы Поволжья, Северного Кавказа, даже Сибири, на Украину, Молдову, Грузию. Турецкое продвижение, особенно в мусульманские страны Кавказа и Центральной Азии, приветствовалось США и их союзниками как противовес возможному иранскому влиянию.
Ныне, опираясь на устойчивый экономический рост и консолидацию власти, Турция настойчиво возвращается к идее политического союза тюркоязычных народов, создания мощного механизма координации различных направлений своей внешней политики и наращивания национального могущества. Ситуация в современной Турции напрямую отражается в российских исламских регионах.
Религиозный фактор в геополитике России и Турции на Северном Кавказе в XVIII — начале XX века
Кавказ в истории Российской державы занимает особое место. Он стал военно-политической проблемой еще для Московской Руси в XVI—XVII веках. Затем наступила эпоха Российской империи. Через Кавказ Российская держава торила геополитический маршрут на восток и юг, входя здесь в непростые для себя соприкосновения с миром ислама.
С начала XVI века Кавказ вообще и Северный Кавказ в частности стал заманчивой добычей и для южных соседей — Ирана и империи турок-османов. До XVI века периодические столкновения между шиитским Ираном и суннитской Турцией заканчиваются компромиссными соглашениями, в результате чего иранское господство распространилось на Восточное Закавказье и Дагестан, турецкое — на Западное Закавказье, Северо-Западный и, отчасти, Центральный Кавказ. С началом XVI века на Северном Кавказе больше всего преуспела Турция и регион стал стратегически важным направлением во внешней политике Османской империи. Наличие тюркоязычного населения и преобладание ислама над другими религиями в Кавказско-Закавказском регионе открывали путь для постепенного и относительно мирного проникновения Османской империи на данные территории.
С конца 1760-х годов Российская империя вступила в открытое противостояние с Турцией. В результате двух русско-турецких войн Россия получила ряд территорий на Северном
Кавказе и упрочила таким образом свои позиции в регионе. По условиям Кючук-Кайнарджий-ского мирного договора 1774 года стороны брали на себя также обязательства в сфере религии: за Россией признавалось право защищать интересы христианского населения Османской империи, и, в свою очередь, оговаривалось покровительство султана «яко верховного халифа магометанского закона» мусульманам Российской империи. Предполагалось «назначить духовно подотчетного халифу верховного сановника-муфтия или хана из лиц коренного российского мусульманства, имевших соответствующее религиозное образование и дворянское достоинство»1.
После окончания войн царская Россия начинает массовое переселение на новые места. Метод массовых переселений, изначально имевший по преимуществу политическую подоплеку, был применен и в отношении мусульман. При этом многое зависело не только от внутриполитической ситуации, но и от порой весьма сложных отношений с соседними мусульманскими государствами — Персией и, в особенности, Османской империей. Царская власть не могла недооценивать эффект воздействия на подвластных мусульман исходившей оттуда пропаганды, исламской по форме, антирусской по содержанию. Поэтому «перед правительством стояла задача пресечь внешнеполитическую ориентацию российских мусульман (поволжских татар, горцев Северного Кавказа) на Турцию как на оплот мусульманства в мире»2.
В конце XVIII века Северный Кавказ охватила новая волна исламизации, причем со значительной долей радикализма. Усилия российских властей по христианизации населения, достигшие определенных успехов в Осетии, Ингушетии, отчасти Балкарии, были во многом сведены на нет. Практически все влиятельные политические силы региона, стремившиеся сохранить политическую самостоятельность, стали использовать исламскую идеологию почти во всех сферах своей деятельности. Исповедовать христианство становилось «не престижно», причем закреплению подобных взглядов среди населения активно способствовали феодальные круги, предоставляя определенные привилегии тем группам зависимого населения, что принимали ислам. Например, осетинский старшина (дворянин) Мирзабек Тулатов сообщал: «Если кто у них содержит магометанскую веру, тому дают преимущество и считают наравне со старшинами, а тех, которые содержат христианскую веру, считают их подданными»3. Стремительно менялся облик, образ жизни горского населения. Эти изменения отмечал пристав Кабарды Дельпоццо в начале XIX века: «Ныне многие уздени, которые почти 40 лет имеют от роду, учатся татарской грамоте, чтобы разуметь Коран... все переменили обычай в одеянии: вместо прежних коротких черкесок стали носить длинные, на шапки надели чалмы, отпустили бороду, перестали пить горячее вино, курить и нюхать табак, и ничего есть из скота, не убитого руками мусульманина, и почитают в сем свое спасение»4.
Со своей стороны, и Россия вынашивала не менее масштабные «модернизаторские» планы, но в них преобладал, условно говоря, западный вектор: имперско-государственная власть, внедрение единообразных законов, развитие хозяйства и социальной сферы, культурная «ве-стернизация», включая миссионерство, и т.д. Конечно же, эти преобразования также предполагали вторжение в привычный уклад горской жизни, что не нравилось проповедникам суфизма-мюридизма. В геополитике России и Турции в данном регионе всегда находилось место для людей с повышенной восприимчивостью и к исламским, и к российским «модернизаци-онным» проектам. И в каком-то смысле горские общества превращались в поле конкуренции
1 См.: КандурМ. Мюридизм. История кавказских войн. 1819—1859 гг. Нальчик, 1996. С. 234, 240; БарковскаяЕ.Ю. Ислам и государственное строительство России (вторая половина XVI в. — февраль 1917 г.). М., 2006. С. 44; Дегоев
B.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Статьи, очерки, эссе. 2-е изд. М., 2003. С. 18.
2 Юнусова А.Б. Ислам в Башкортостане. Уфа, 1999. С. 42 (см. также: Маремкулов А.Н. Юридические формы политики Российской империи на Северном Кавказе в XVIII—XIX вв.: историко-правовой аспект. Ростов-н/Д, 2005.
C. 17, 292).
3 Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России (вторая половина XVIII — 80-е годы XIX в.). М., 1984. С. 113.
4 РГВИА. Ф. ВУА. Оп. 16. Т. 3. Д. 18491. Л. 8—9.
идей, представляемых сторонниками ислама, с одной стороны, и российской имперской цивилизацией — с другой.
Быстрое продвижение Российской империи в XIX веке не могло не встревожить Персию и Турцию, а также Великобританию и Францию. Несмотря на свое влияние в данном регионе, Персия и Турция вскоре поняли, что им не избежать войны с Россией. Османская империя открыто считала Закавказье и Северный Кавказ своими исконными владениями, или, как ныне модно говорить, «сферой своих жизненных интересов».
Необходимо отметить, что все государства — участники «большой игры» на Кавказе преследовали свои собственные цели, стремясь использовать политическую ситуацию с максимальной выгодой для себя. Конечно же, главными игроками оставались Россия, Иран и Турция. Каждый из трех соперников старался, с одной стороны, привлечь на свою сторону как можно больше местных правителей, а с другой — не допустить объединения против него двух остальных.
Стратегическими противниками России выступали помимо региональных держав — Турции и Ирана, имевших на Кавказе территориальные владения, и европейские державы. Устремления последних на Кавказ были вызваны и политическими расчетами, и экономическими интересами, связанными с расширением рынка сбыта европейских товаров в Порте и Персии, в том числе в их кавказских владениях, и с источниками сырья, которое восточные державы предоставляли набирающей силу европейской промышленности.
Некогда доминировавшие на Кавказе Турция и Иран, не имея теперь сил победить Россию в войне, проводили среди кавказцев агитацию, направленную на дестабилизацию обстановки в регионе. Действовать совместно против Российской империи они не могли: их сотрудничеству препятствовали конфессиональные разногласия и взаимные территориальные претензии, лишним доказательством которых стала ирано-турецкая война 1821—1823 годов.
В результате войн с Турцией и Ираном во владение Российской империи к 1830 году формально переходит весь Северный Кавказ, а присоединение Ахалкалаки и Ахалцихе еще больше изолирует Чечню, Дагестан, Кабарду от османского влияния. Кроме того, присоединение закавказских пашалыков Порты позволяет Петербургу создать полосу безопасности между Грузией и Портой.
Российская империя научилась умело и терпеливо маневрировать на закавказской «шахматной доске», завоевывая и разобщая своих союзников. Россия путем умелого балансирования на противоречиях своих «врагов» и лавирования между интересами своих «друзей» попросту переиграла и тех и других. Осознание Турцией и Ираном этого факта вылилось в реваншистские войны первой трети XIX века, приведшие к полному вытеснению их из Закавказья.
В середине XIX века, во время Крымской войны, Османская империя и ее союзники делали ставку на мюридистское движение на Северном Кавказе, однако оно потерпело поражение. И Турция, и Персия пассивно отреагировали на мольбы мюридов о помощи, так как суннитская Турция и шиитская Персия постоянно враждовали друг с другом. Сотрудничество этих двух соперничающих держав в помощи мюридам было практически невозможно. С другой стороны, Россия умело использовала религиозные различия двух мусульманских государств и методично сеяла раздоры между ними.
Турецкие эмиссары делали ставку на религиозный фактор, призывая к эмиграции, чтобы улучшить жизнь на одной земле с единоверцами. Массированная пропаганда Порты способствовала даже переходу в ислам осетин-христиан, для того чтобы иметь возможность присоединиться к мигрантам по религиозному признаку.
В 1860-х годах российское руководство на Кавказе в лице помощников главнокомандующего на Кавказе генерал-адъютантов А.П. Карцева и Д.И. Святополк-Мирского, начальников Дагестанской области — генерал-адъютанта князя Л. И. Меликова, генерал-адъютанта М.Т. Лорис-Меликова, Кубанской области — генерал-адъютанта С.П. Сумарокова-Эльстона, Кавказского горного управления — генерал-майора Старосельского рекомендовало активнее распространять в регионе христианство, особенно в районах, где оно уже было укоренено:
Осетия, Закатальский округ и Сухумский отдел. «Мусульман на Кавказе около 850 тыс., христиан в Осетии — 32 тыс. на 47 тыс. населения, в Закаталье — 3,5 тыс. христиан на 52 тыс. населения, в Сухуми — 46 тыс. на 66,5 тыс. населения. В 1867 году из Сухумского округа выселилось в Турцию наиболее твердое, в мусульманской части, население. Из 500 тыс. горцев Западного Кавказа к 1865 году остались не выселенными в Турцию 90 тыс. Выселяются из северного и южного Дагестана, а также из Кабарды и Чечни. После окончания войны горцы находятся в переходном положении, но замена старых устоев новыми происходит несколько поспешно. Доверия к России нет — есть только меньше, чем было прежде, недоверия. Недоверие поддерживается фанатичным и всегда враждебным нам мусульманским духовенством»5.
В середине 1870-х годов, в преддверье очередной русско-турецкой войны, возросла активность турецкой пропаганды среди российских мусульман. Стамбул склонял местное население на свою сторону, обещая материальную и военную помощь, призывая к исламской солидарности, борьбе с иноверцами. По мере приближения войны контакты становились частыми и более активными. Горцы, ездившие в паломничество в Мекку и Медину, участвовали там и в Стамбуле в собраниях мусульман и по возвращении на родину созывали негласные совещания, рассказывая о положении Турции и о необходимости освободиться от власти Российской империи. Особенно усердно возбуждали народ хаджи, возвратившиеся из Турции осенью 1876 года и весной 1877 года, снабженные инструкциями турецких властей, а также духовные лица, слывшие учеными6. Данная работа осуществлялась не только в традиционных центрах сопротивления России — в Дагестане и Чечне, в Абхазии и среди черкесов, находившихся под сильным влиянием Турции, но и в других местах. Например, в караногайских степях, где муллы, агитаторы и сборщики денег для борьбы с христианами находили поддержку и скрывались местным населением от властей7. Наиболее активно работала турецкая агентура в Абхазии, с которой сохранялась торговая и политическая связь. Турецкие агенты часто появлялись в Сухуми, где собирали сведения политического характера, а также распространяли прокламации от имени султана и разными способами влияли на местное население, призывая содействовать Турции в случае войны с Россией8.
На территории Абхазии действовала целая группа агентов: Хаджи Хусейн, Мамед-бей, Бандикам Бекат и др.9
В горах Чечни за несколько месяце до начала русско-турецкой войны появились из Турции мухаджиры, в частности чеченцы Усман-Хаджиев и Алибек-Хаджи10.
В с. Согратль накануне войны прибыли очередные представители из Турции и предъявили письмо от сына имама Шамиля Гази-Мухаммада, генерала турецкой армии. В письме сообщалось о неизбежной победе Турции в войне с Россией, о скором прибытии османских войск «с деньгами и оружием», а также о том, что дагестанцы должны немедленно восстать против России11.
Для противодействия подобным явлениям начинается распространение через русско-татарские и русско-арабские газеты правдивой информации о жизни в Османской империи.
Царским правительством были предприняты и другие меры. В Стамбул в 1874 году был отправлен генерал Р.А. Фадеев, который встретился с бывшим генералом царской армии Мусой Кундуховым и сыном Шамиля Гази-Мухаммадом. Во время встречи генерал представил им
5 Всеподданнейший отчет Главнокомандующего Кавказской армией по военно-народному управлению за 1863—1869 гг. СПб, 1870. С. 86, 87, 109, 115, 117.
6 См.: Материалы для описания русско-турецкой войны 1877—1878 гг. на Кавказско-малоазиатском театре / Сост. В. Томкеев. Т. VI. Ч. II. Тифлис, 1910. С. 38.
7 Государственный архив Республики Дагестан (далее ГА РД). Ф. 126. Оп. 2. Д. 2. Л. 1.
8 См.: Мегрелидзе Ш.В. Вопросы Закавказья в истории русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Тбилиси, 1969.
С. 9.
9 См.: Там же. С. 6.
10 См.: Магомедов Р.М. Восстание горцев Дагестана в 1877 году. Махачкала, 1940. С. 32—33.
11 См.: История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. — 1917 г.). М., 1988. С. 289.
следующий проект: «создание на границе с Афганистаном государства, в которое переехали бы все горцы, находившиеся в Османской империи и пожелавшие выехать с территории Северного Кавказа; Россия берет на себя все расходы при условии, если это государство кавказцев на границе с Афганистаном признает протекторат России в качестве автономного государства и будет в подчинении царю. Данный проект преследовал цель... не допустить использования горцев-эмигрантов в интересах Турции в ходе войны, к которой царизм заканчивал готовиться». Данное предложение было отвергнуто, так как, кроме всего прочего, это «противоречило политике турецкого правительства, направленной на использование нашедших у Турции пристанище и переполненных. ненавистью и местью по отношению к царизму... кавказцев»12.
Во второй половине XIX века после краха идеи мюридизма Османская империя предложила кавказским народам новую идеологию, которая могла бы объединить их против России. Такой идеологией первоначально стал пантюркизм, а также панисламизм. Под данным термином понимается течение, ставящее своей задачей воссоздать в той или иной форме единое исламское государство в виде халифата. Старая идея газавата уже не могла привлечь достаточное количество горцев, однако новая идея религиозного и национального единения оказалась более прогрессивной и долговечной.
Еще во время Крымской войны зародилась идея о «Кавказском доме» — экономическом и политическом единстве кавказских народов. В начале 1880-х годов татарский общественный деятель и просветитель Исмаил Гаспринский разработал концепцию объединения тюрко-татар-ских народов Османской и Российской империй в единую федерацию. Посредством организованной И. Гаспринским газеты «Терджуман», которая издавалась на Кавказе и в Центральной Азии, в том числе и в тогда уже российской ее части — Туркестанском генерал-губернаторстве, распространялись идеологические представления пантюркизма. И. Гаспринский проводил параллели между мусульманским обществом России и Порты, разъяснял принципы пантюркиз-ма13. С одной стороны, его журналистская и просветительская деятельность являлась абсолютно законной, а с другой — его газета «Терджуман» открыто пропагандировала политические, религиозные и культурные ценности Османской империи, объединяя вокруг себя реакционные группы российских мусульман на Кавказе и в Крыму.
Идеологи Османской империи одинаковое внимание уделяли и единению тюркских народов, и идеям всеобщего религиозного воссоединения под властью султана, который являлся религиозным лидером мусульман на тот период14. Играя таким образом одновременно на национальном и религиозном сознании, Османская империя смогла укрепить свои позиции в Кавказском регионе, сокращая пространственный разрыв с «тюркским миром». Для распространения новых идеологических течений Порта пользовалась старыми, проверенными еще во время Кавказской войны методами: идеи пантюркизма и панисламизма распространяли специальные агенты. Так называемые идеологические проповедники под видом купцов, возвращающихся из Мекки паломников, учителей грамоты посещали местности со значительным мусульманским и тюркоязычным населением. Начавшаяся в начале XX века революция дала толчок развитию национальных идей на территории Российской империи, что открыло широкие возможности для пропаганды панисламизма. Перспектива объединения всех мусульманских народов под властью Халифа Абдульхамида II, а также последующего за этим возможного освобождения от России чрезвычайно привлекала горские народы. Соблазнительно было использовать и идеи пантюркизма, однако, хотя на Северном Кавказе и проживали тюркские народы — балкарцы, кумыки, каракалпаки, — делать ставку исключительно на эти идеи в регионе было рискованно.
Идеи пантюркизма и панисламизма смогли достаточно прочно связать Османскую империю, а впоследствии и Турецкую Республику с Северным Кавказом. Совмещение политики
12 Магомеддадаев А.М. Эмиграция дагестанцев в Османскую империю. Книга II. Махачкала, 2001. С. 81—82.
13 См., например: Гаспринский И. Турецко-русское общество // Терджуман (Стамбул), 1914, № 61.
14 См.: Malkhazouny I. Le Panslavisme et la question d' Orient. Paris, 1898. P. 45.
национализма и религиозного воздействия позволило Стамбулу прочнее закрепиться в регионе. Благодаря поддержке местного населения уже республиканская Турция продолжала свою политическую линию в регионе и на протяжении XX века. В бюджете Османской империи расходы на Северный Кавказ выделялись отдельной строкой. Так, Канцелярия шейхульислама в Стамбуле в 1907 году выдала 5 тыс. лир на усиление турецкой агентуры на территории России15. В 1907 году Кавказ и Туркестан тайно посетил личный адъютант султана Абдул Хамида полковник Исмаил Хаким-бей. В течение трех месяцев он вел агитацию среди тюркского и исламского населения, давал указания о способах связи российских мусульман с представителями Османской империи.
Накануне мировой войны идея создания однородного в этническом и религиозном отношении государства становится главенствующей во внешней политике османского правительства. Турецкие консульские учреждения были подчинены Учредительному комитету панисламизма, и, как и во время Кавказской войны, торговые и дипломатические представительства Порты в других странах (прежде всего — в России) становились центрами агентурной деятельности. На Северном Кавказе в качестве агентов и распространителей идеологии Османской империи часто выступали черкесы, дагестанцы и чеченцы, которые эмигрировали после Кавказской войны или войны 1878 года. Многие из них к тому времени занимали государственные или военные посты. Российские правительственные круги понимали, какую деятельность ведут османские торговые и консульские представительства на территории страны, особенно в Крыму и на Кавказе, однако официально не имели права запретить Порте их открывать.
Таким образом, на рубеже XIX—XX веков значительно возрастает геополитическое значение всего Кавказа в связи с вовлечением его в мировое хозяйство. А небывалое обострение социальных, межнациональных и религиозных конфликтов спровоцировало внешнее вмешательство Турции и ряда других государств во внутриполитические процессы в России.
Геополитические реалии современных взаимоотношений России и Турции
Начиная с 1990-х годов, после распада СССР, на фоне системного ослабления российского государства, выдавливания России из экономических, энергетических и транспортно-ком-муникационных проектов Турция попыталась заполнить возникший в регионе Центрального Кавказа вакуум, а также стать региональным лидером для новых независимых государств с тюркским населением. С одной стороны, это отвечало интересам Запада по ослаблению России. С другой — Турция выстраивала собственную политику, отличную от западной. Во-первых, она экспортирует в эти регионы так называемую доктрину кемализма, то есть светскую систему построения общества и государства, преимущественно ориентированную на Запад (в последние годы с экспортом идей кемализма и национализма парадоксально, но небезуспешно сочетается пропаганда исламской солидарности). И сегодня мы видим, что новообразованные тюрко-исламские постсоветские государства избирают для себя скорее турецкий, нежели иранский вариант. Второй момент: Турция очень прагматично подходит к выстраиванию отношений с новообразованными тюркскими государствами в вопросах экономики и энергетики: она предлагает себя в качестве транзитного государства и промежуточного импортера для новых энергетических потоков, а вслед за импортом нефти и газа создается и новый рынок сбыта экспортируемых ею товаров. Продукция турецкой промышленности мало конкурентоспособна на рынках Европы, но востребована в странах постсоветского пространства. В-третьих, Турцию и
15 cm.: Landay J.M. The Politics of Pan-Islam: Ideology and Organization. Oxford, 1990. P. 11.
новообразованные постсоветские государства с тюркским населением объективно связывают общие этнические корни, общие культурные процессы, в определенном смысле — менталь-ность и духовность. Поэтому и этот проект — программа культурного взаимодействия с Азербайджаном и субъектами РФ на Кавказе и с государствами Центральной Азии — фактически реализуется Турцией, что тоже создает базу интеграции. На это и направлена деятельность турецких средств массовой информации, неправительственных организаций, фондов, религиозных организаций, а также внешнеполитических государственных институтов (МИД, Агентства по развитию связей с тюркскими государствами СНГ и т.д.). Например, во всех новых тюркских государствах и в Турции попеременно проходят общетюркские курултаи (съезды). Турецкий государственный канал радио и телевидения (ТРТ) заявил о постепенном включении в свои передачи слов из языков других тюркских народов в целях их сближения.
Именно тогда бывший президент Турции Т. Озал даже предсказал, что «XXI век будет веком Турции, имеющей прекрасную перспективу нового исторического единения тюркских народов Средней Азии и Кавказа под турецкой эгидой»16. После смерти Т. Озала новый президент Турции С. Демирель заявил о «турецком мире, простирающемся от Адриатики до Великой Китайской стены»17.
Нужно отметить, что помимо налаживания официальных контактов по государственной линии заметную роль в турецкой экспансии играли неправительственные структуры. В значительной степени это были деловые и образовательные инициативы, исходившие из религиозной сетевой структуры Фетхуллаха Гюлена (т.н. «нурджулар»)18. Постсоветское пространство в значительной степени входит в сферу действия политики «нового османизма». Турецкое влияние на экономику, политику, на те или иные группы населения постсоветских стран наблюдалось и ранее. В новых условиях, при изменении внешнеполитической стратегии Турции, ее роль на евразийском пространстве может значительно измениться. Основным стратегическим направлением турецкой политики является Центральный Кавказ и, конечно же, Северный Кавказ.
«Новый османизм» (нео-османизм, тур.: ует osmanhclllk) стал предметом широкого экспертного обсуждения с 2008 года. 1 мая 2009 года главный архитектор новой внешней политики Анкары Ахмет Давутоглу был назначен министром иностранных дел Турции. Вскоре его многочисленные яркие «османские» выступления разошлись на цитаты. Некоторые аналитики, особенно из стран, ранее входивших в состав Османской державы, занервничав, выдали комментарии об «османской угрозе» и «возрождении кровавых традиций»19.
«Новый османизм» позиционирует Турцию как региональную супердержаву, географическую и культурную наследницу Османской и Византийской империй.
«Османская идея» нашла пути на российский Северный Кавказ, хотя и в несколько неожиданной форме. Османский язык оказался одним из обсуждавшихся в виртуальном пространстве вариантов официального языка «Имарата Кавказ». При этом очевидно, что поборники шариатского строя на Кавказе не имеют понятия об османском языке, который ныне бытует только в рукописях и старопечатных книгах, а звучит исключительно в редких университетских аудиториях. Для кавказских сепаратистов важен символ, «имперский» язык для планируемого многонационального государства, не выводящий на первый план какую-либо из местных этнических групп. Оторванность этого проекта от реальности не требует особых доказательств. Однако немаловажно, что «османские» идеи в той или иной форме имеют хождение
16 Панарокис К. Турецкие метаморфозы. В кн.: Пантюркизм и национальная безопасность России: Тез. докл. междун. науч. конф. М., 1994.
17 Заргарян Р. Турецкая модель «нового мирового порядка» // Обозреватель — Observer, 1996, № 6. С. 45.
18 Основателем был мулла Саид Нурси, проповедовавший крайне радикальные взгляды. Позднее, в 1970-х годах, идеи С. Нурси по установлению шариата активно стал проповедовать имам Фетхулла Гюлен Хаджи эфенди. Одним из главных направлений деятельности структуры являются внедрение и продвижение своих адептов в органы власти и управления как в Турции, так и в России и других странах СНГ.
19 Мелик-Шахназарян Л. Турецкий неоосманизм. Возрождение кровавых традиций? [http://www.golosarmenii. am/ru/19922/world/520/].
в радикализированной мусульманской среде20. Правительство Турции официально придерживается политики невмешательства в ситуацию на Северном Кавказе, но существуют многочисленные свидетельства активной деятельности официальных турецких эмиссаров в Чечне. Например, 13 мая 2012 года в Стамбуле прошла Международная кавказская конференция, организованная кавказской диаспорой Турции и неправительственной организацией «Имкан-дер». Как и их российские коллеги, многие турецкие деятели, являются приверженцами традиционной геополитики. Турция долгое время категорически возражала против пересмотра фланговых ограничений по Договору об обычных вооруженных силах в Европе. Этот договор жестко ограничивал уровни вооружений, которые Россия имела право разместить на Северном Кавказе. Со своей стороны, Турция укрепляет военное сотрудничество с Азербайджаном, которое фактически вплотную приблизилось к уровню военно-политического союза. В этой связи инициатива Баку о создании на его территории военной базы НАТО, при явной бесперспективности ее реализации в обозримом будущем, вероятно, была заранее согласована с Анкарой. Некоторые сторонники активной политики Турции на Кавказе были бы готовы разместить под Баку турецкую военную базу.
Для Турции характерна заметная раздвоенность позиции. «Геополитики» и «геоэкономисты» следуют иногда пересекающимися курсами. В то время как военные проявляют неуступчивость по поводу перспектив усиления российского военного присутствия в регионе, а энтузиасты пантюркизма рисуют новые грандиозные проекты, турецкие строительные фирмы возводят во Владикавказе городки для проживания российских военных. Возрождение традиционных образов врага не мешает деловым кругам обеих стран реализовывать масштабные проекты, подобные «Голубому потоку» (транспортировка российского газа в Турцию по дну Черного моря). Эти факты подтверждают очевидную истину: в Турции, как и в России, вектор будущего развития страны пока не определился, а модель будущей внешней политики формируется не столько в ходе национальных дебатов, сколько в результате борьбы различных тенденций во властных кругах. Российские внешнеполитические ведомства, другие государственные, общественно-политические и деловые организации и силы должны обратить особое внимание на укрепление экономических и гуманитарных связей двух стран с активным участием северокавказских государственных и предпринимательских структур. Только такая линия может обеспечить более благоприятный для России внешнеполитический курс Турции. Неиспользованным аргументом в позиции России остаются огромные выгоды, которые уже получает эта страна в последние годы от деятельности строительных и других фирм в РФ и от экономического и рекреационного туризма россиян в Турцию.
В целом вся политика Турции 1990-х и 2000-х годов свидетельствует о том, что та фактически реанимировала новую внешнеполитическую и геополитическую доктрину и концепцию пантюркизма — назовем ее неопантюркизмом — и пытается утвердить свое влияние на тюркоязычном пространстве. Так называемый туранский проект, поддерживаемый США, реализуется прежде всего с использованием Турцией идеологии и практики пантюркизма. В результате такой политики постоянно подогревается сепаратизм, национализм, религиозный фанатизм, подолгу сохраняются очаги напряженности и т.д.
В сложившейся ситуации для России в силу целого ряда причин противопоказано противостояние исламскому миру, с которым она исторически связана. Мусульманское население внутри страны является второй по численности, после православно-христианской, религиозной группой. Кроме того, концептуальная близость духовных ценностей ислама и православия, в отличие от западного христианства, дает основание говорить о межцивилизационном контакте и диалоге, культурном взаимопроникновении, а не о конфронтации и вражде в духе сценария «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона. «Феномен российской цивилизации, — подчер-
20 Например, такую работу ведет организация «Шейх Абдусалам» на территории Дагестана. На территории Северного Кавказа в ходе спецоперации уничтожен лидер террористического бандформирования гражданин Турции Муханнед, известный как «Шейх Абдусалам».
кивал Л.А. Баширов, — заключается не только в относительно мирном сосуществовании в составе единого государства народов-автохтонов христианского и мусульманского вероисповеданий. Речь идет о более глубинной основе единения этих народов — духовной близости и совпадении национальных менталитетов, сформировавшихся на общих доктринальных принципах и практике русского православия и «российского» ислама, взаимовлиянии и взаимопроникновении национальных культур»21.
Заключение
Северный Кавказ находится в едином пространстве горного массива Кавказа, который граничит с атлантистской Турцией, стратегически контролирующей, со своей стороны, пограничную зону с Россией. Здесь сильны влияния основных мировых религий — христианства, ислама, иудаизма и буддизма. Поэтому интерес к этому полиэтничному региону со стороны США, Турции, Ирана, Саудовской Аравии, Израиля и ряда других стран очевиден. Задача российской внешней политики и дипломатии — создание благоприятных внешних предпосылок для реализации главных целей — сохранения целостности государства и укрепления его единства при условии развития правового демократического государства. Для достижения этой задачи необходимо выработать и реализовать скоординированную стратегию, выражающую геополитические интересы России, основными направлениями которой должны быть следующие:
а) объяснение российской общественности и внешнему миру целей и методов российской политики на Северном Кавказе для достижения ее понимания и поддержки;
б) институциализация политического диалога с Турцией, способствующая достижению двумя странами стратегического взаимопонимания. Введение в практику консультаций на уровне генеральных штабов Вооруженных сил России и Турции;
в) принятие в качестве важнейшего приоритета нормализации и развития отношений с непосредственными соседями по всем основным направлениям;
г) осуществление мер, направленных на историческое примирение России с исламским миром с целью превратить традиционный ислам на Северном Кавказе в союзника в борьбе с экстремизмом;
д) изоляция экстремистских сил на Северном Кавказе путем заинтересованного диалога с руководством Турции, Египта, других государств Ближнего и Среднего Востока, стран СНГ, Европейского союза, США. Укрепление взаимодействия с соответствующими службами этих государств в целях совместной борьбы с международным терроризмом.
21 Баширов Л.А. Ислам и этнополитические процессы в современной России. М., 2000. С. 49.
