CC BY
84
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
РЕЛИГИОЗНАЯ СВОБОДА*
Р. ДВОРКИН**
В представленной главе из книги «Религия без бога»*** Рональд Дворкин рассматривает проблемы религиозной свободы. Он задается вопросом, охватываются ли защитой данного права нетеистические религии, не предполагающие существования бога. По мнению Дворкина, в целях защиты религиозных убеждений следует использовать более широкое понимание религии, нежели теизм. Однако это не означает, что все искренние убеждения должны защищаться наравне с признанными религиями, поскольку никакое общество не в состоянии принять настолько широкое право. Пацифизм, даже если он не основан на вере в бога, подпадает под такую защиту (дело Сигера в Верховном Суде США), а вера в Мамону нет. Соответственно существуют значительные трудности в определении границ предполагаемого особого морального права в сфере религии. Решение проблем и противоречий в понимании религиозной свободы, доказывает Дворкин, заключается в том, чтобы относить религиозные права не к сфере специальных прав, предполагающих высокий уровень защиты и четкие, единообразные критерии вмешательства со стороны государства, а к более общей сфере этической независимости, охватывающей и нетеистические религиозные системы и предполагающей более широкие основания допустимого вмешательства государства. При этом само вмешательство должно быть основано на религиозной и этической нейтральности государства. КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: религия без бога, религиозная свобода, право на этическую независимость, специальные права, религиозность.
DWORKIN R. RELIGIOUS FREEDOM
In this chapter of his last book "Religion without God" Ronal Dworkin pays attention to religious freedom. He asks whether non-theistic religions are protected by this fundamental right. In Dworkin's view a concept broader than theism should be used with the aim of defending religious beliefs. However it doesn't mean that all sincere convictions are to be protected on equal footing with recognized religions because no society is able to accept such a large-scale right. Pacifism, even not based on belief in god, is covered by religious freedom (US Supreme Court's case "United States v. Seeger") but belief
* Перевод с английского языка Д. А. Вовка ([email protected]); науч. ред. перевода С. П. Погребняк ([email protected]) по: Dworkin R. Religion without God. Harvard University Press, 2013. P. 105-147.
** Рональд Дворкин (1931 -2013) — профессор права и философии Университета Нью-Йорка, профессор юриспруденции Университетского колледжа Лондона.
Ronald Dworkin (1931 -2013) — Professor of Law and Philosophy at New York University, Professor of Jurisprudence at University College London.
© Ronald Dworkin, 2013
© Вовк Д. А., перевод на русский язык, 2015
© Погребняк С. П., научная редакция перевода, 2015
*** Здесь и в последующем тексте написание слова «бог» со строчной буквы соответствует авторскому замыслу и обусловлено пониманием Р. Дворкиным бога как предельно широкого понятия. — Прим. пер.
113
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
in Mammon is not. Thus there exist essential difficulties in defining the scope of such a special moral right in religious sphere. Dworkin argues that only attribution of religious freedom to the sphere of general ethic independence may resolve these problems and contradictions. The ethic independence covers both theistic and non-theistic religions and pre-supposes that a margin for the state interference is wider than in case with the special rights (such as freedom of speech). However the state interference should be based on religious and ethic neutrality.
KEYWORDS: religion without god, religious freedom, right for ethic independence, special rights, religiosity.
КОНСТИТУЦИОННЫЕ ВЫЗОВЫ
Религия фигурирует во многих политических конституциях и конвенциях о правах человека во всем мире. Статья 18 Всеобщей декларации прав человека провозглашает, что «каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу иметь свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных порядков».1 Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод содержит аналогичную гарантию и добавляет, что «свобода исповедовать свою религию или убеждения подлежит только таким ограничениям, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц».2 Первая поправка к Конституции США запрещает правительству как устанавливать какую-либо религию, так и запрещать свободное ее исповедание.
Считается, что упомянутые выше различные положения имеют драматические политические последствия. Они однозначно запрещают правительству устанавливать наказание за принадлежность к любой признанной религии или непринадлежность ни к одной из них. Они также часто, хотя и не всегда, трактуются как запрет для правительства провозглашать определенную религию государственной или поддерживать какую-либо религию или все религии путем субсидирования или предоставления иных привилегий, или устанавливать любые юридические ограничения, основанные на предположении о предпочтительности одной религии перед другими или религиозности перед нерелигиозностью. Большое практическое значение имеет вопрос, что считать религией для целей упомянутых положений конституционных и международно-правовых документов.
1 UN General Assembly, Resolution 217A (III), "Universal Declaration of Human Rights", December 10, 1948.
2 Council of Europe, "Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms", November 4, 1950, Article 9(2).
114
Ограничивается ли религия для этих документов воззрениями по поводу существования или природы бога? Или религия охватывает все религиозные убеждения, включая те, которые, если я прав, может отстаивать атеист? Если свободное исповедание религии ограничивается практикой или отрицанием теизма, то оно, например, не защищает права, связанные с осуществлением абортов. На самом деле множество возражений против абортов построено на предположении, что бог запрещает подобные действия. Однако не все возражения основаны на теизме, и более того некоторые женщины, желающие сделать аборт, верят, что бог приказал им это сделать. Если же, наоборот, свобода религии не сводится к воззрениям по поводу бога, но охватывает все глубинные убеждения о цели жизни и ответственности человека, то можно допустить, что вопрос о том, является ли право на аборт религиозным вопросом, остается открытым.
Упоминание о «религии» в конституционных документах трактуется большинством людей, по моему мнению, как указание на институционально организованные церкви или иные группы, почитающие определенную форму бога или что-то близкое к богу, как Будда. Конечно, первоначально битвы за свободу религии велись для того, чтобы защитить свободу выбирать, к какой подобной группе присоединиться сердцем и действием. Джон Локк, один из наиболее ранних поборников религиозной свободы, осторожно исключил атеистов из-под ее защиты. Атеистов, писал он в «Письмах о веротерпимости», не следует наделять правами граждан. Однако позже в право на свободу религии стали включать не только свободу выбора между теистическими религиями, но и свободу отказа от исповедания подобных религий как таковых, и атеисты попали под ее защиту. Но данное право все еще понималось как право человека сделать выбор относительно существования и природы бога. Позже я обращусь к решениям Верховного Суда США и других судов, распространивших защиту свободы религии на группы, считавшие себя религиями без бога (например, Общество этической культуры в США). Но исторически же, а для большинства людей и сейчас, религия означает веру в ту или иную форму бога. Должен ли этот факт общего понимания иметь решающее значение в определении круга лиц, подпадающих под защиту, провозглашенную различными документами?
Нет, поскольку интерпретация базовых конституционных понятий не зависит от их общего понимания или определений в словарях. Они выступают как интерпретируемые понятия, использование которых требует проверки совершенно иного рода. Такие интерпретируемые понятия, как свобода, равенство, достоинство, религия и иные, формируют нерв политических идеалов. Мы используем их для того, чтобы решить, что следует защищать в качестве прав человека и конституционных прав, и мы должны дать им такое определение, чтобы они имели смысл в этой своей чрезвычайно важной роли. Как следует понимать феномен религии, если нам необходимо обосновать утверждение о том, что свобода религии является важным основополагающим правом? Как следует воспринимать религию, если людям необходимо иметь защищенную свободу религиозного выбора
115
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
и соответствующих действий, не совершаемых в других сферах собственной жизни? Мы должны отбросить любые подходы к природе или сфере действия религии, которые делали бы отдельное право на свободу религии неразумным или случайным. Я уже приводил доводы относительно того, что с учетом разнообразия и важности человеческих убеждений лучше всего исходить из более широкого понимания религии, чем теизм.3 Теперь же мы посмотрим на этот вопрос по-другому — как на предмет политической морали и философского размышления.
ТОЛЬКО ЛИ БОГА КАСАЕТСЯ РЕЛИГИОЗНАЯ СВОБОДА?
Можем ли мы найти убедительный довод в пользу того, что свобода религии должна распространяться только на выбор одной из божественных религий, включая возможность отбросить каждую из них, но не более? Одно соображение: история религиозных войн и гонений показывает, что выбор, каким богам поклоняться, является предметом особой, трансцендентной важности для миллиардов людей. Такие люди продемонстрировали готовность убивать других людей, поклоняющихся иным богам или тем же богам, но иным способом, а также готовность быть убитыми, но не отказаться от поклонения своим богам своим собственным способом. Этот пыл был причиной ужасающих религиозных войн в Европе, следствием чего стало осознание важности религиозной терпимости. В наше время религиозный пыл продолжает вызывать массовые убийства в Центральной Азии и в некоторых других регионах. Никакие другие вопросы не пробуждают столь сильные эмоции, и это было и остается доводом для мира в пользу гарантирования религиозной свободы на уровне политических конституций и международных конвенций.
Эти важные факты, конечно, помогают пояснить зарождение идеи религиозной свободы и быстрый рост ее популярности: например, благодаря им становится ясно, почему люди в Европе XVII столетия ощущали крайнюю важность данной идеи в деле поддержания мира. Но эти факты не объясняют, почему специальное право необходимо исключительно для защиты теистических религий в большинстве регионов мира, включая США и Европу, где в любом случае сегодня вряд ли возможны яростные религиозные войны. Секты, извлекающие выгоду из свободы религии, в указанных странах представляют собой непопулярные малочисленные верования, чьи сторонники неспособны на эффективное сопротивление в случае, если их свобода будет отвергнута. Кроме того, в любом случае религиозная свобода очень широко воспринята в качестве права человека, а не просто полезной юридической конструкции, и политический аргумент о ее необходимости для поддержания мира не является адекватным аргументом для обоснования основополагающего права. Для защиты
3 Речь идет о предыдущих главах книги Рональда Дворкина «Религия без бога», где обосновывается данный тезис. — Прим. пер.
116
концепции религиозной свободы нам необходим аргумент иного рода. Мы должны установить какой-либо присущий людям конкретный интерес, интерес настолько важный, чтобы он заслуживал специальной защиты от вреда, причиняемого официальными или любыми иными лицами. Таким образом, возникает следующий вопрос: можем ли мы установить какой-либо специальный интерес, которым люди обладают в силу того, что верят в бога, и которого они были бы лишены, если бы они, как Эйнштейн и миллионы других, были сторонниками религии без бога?
Многие теистические религии в своих учениях провозглашают, что бог способен уничтожить народы или отправить людей в ад и сделает это, гневаясь на их неповиновение. Когда-то бытовало мнение, что такая божественная сила подталкивает людей к почитанию определенного культа. Это вряд ли можно считать доводом в пользу свободы, позволяющей людям исповедовать свою веру способами, которые могут вызвать гнев бога. Затем, предположим, мы говорим, что люди, которые в отличие от атеистов боятся проклятья, живут в состоянии своего рода террора. И поэтому они требуют специальной защиты? Будучи обоснованным таким образом, право становится чрезмерным (over-inclusive), поскольку многие люди, принадлежащие к традиционным религиям, не верят в воздаяние или наказание после смерти. Данное право также чрезмерно и в другом отношении: оно защищает атеистов от преследования, но толерантность в отношении атеистов может привести только к божьему гневу. В любом случае у людей много страхов. Некоторые опасаются, что новый ускоритель частиц4 уничтожит планету. Но от правительства требуется защищать людей только от тех страхов, которые кажутся ему реалистичными, и правительство может провозгласить страх ада реалистичным, только если одобрит определенный набор религиозных верований, что, как считается, право на свободу религии запрещает.
Если мы хотим ограничить защиту религиозных убеждений только божественными религиями, то мы должны найти обоснование для этого не в учении традиционных религий, а в их другой составляющей — ценностях, которые они поддерживают. Божественные религии налагают существенные обязанности и обязательства, которые не сводятся к обязанностям почитать бога и соблюдать диету, а включают и социальные обязательства. Правительство, которое запрещает своим гражданам соблюдать эти обязанности, серьезно задевает их достоинство и самоуважение. Разумеется, правительству может быть необходимо запретить то, что религия требует: некоторые верования претендуют на установление для верующих обязанностей убивать неверующих. Но когда запрет не оправдывается защитой прав других лиц, а лишь является следствием неодобрения религии, установившей ту или иную обязанность, то со стороны правительства имеет место нарушение права на свободу исповедания.
Однако эти рассуждения не оправдывают свободу, сведенную к исповеданию традиционных, божественных религий, поскольку атеисты часто
4 Речь, видимо, идет о Большом адронном коллайдере. — Прим. пер.
117
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
имеют столь же императивные представления о собственных обязанностях. Хорошо известным примером последних является пацифизм. Верховный Суд США дал правильное толкование закону, обеспечивающему возможность отказа от воинской службы для тех, чьи религиозные убеждения запрещают убивать, распространив его и на атеистов с аналогичными убеждениями. Ранее я уже описывал более абстрактное убеждение, которое, по моему мнению, является предметом религиозной веры: каждое лицо обладает присущей ему неизбежной этической обязанностью прожить успешную жизнь. Эта обязанность выступает частью религиозного отношения, которое разделяют и верующие, и атеисты. Она включает обязанность каждого лица решить для себя этические вопросы о том, какой способ жизни для него является подходящим, а какой унизительным. Государство нарушает это право, когда, например, запрещает или ограничивает гомосексуальные практики. Поэтому такое обоснование религиозной свободы через необходимость специальной защиты самоуважения человека делает безосновательным распространение данной свободы исключительно на верующих традиционных религий.
В США положения Первой поправки запрещают правительству устанавливать определенную религию или секту в качестве официального верования страны, как Англиканская церковь в Великобритании. Но понимание этого запрета значительно шире. Считается, что он включает также запрет молитвы в публичных школах, установку яслей на Рождество в общественных местах,5 воспроизведение Десяти заповедей на стенах судебных учреждений, а также преподавание якобы базируемых на вере учений в системе государственного образования. Считается, что с помощью таких недопустимых изображений и практик правительство делает выбор (или, как минимум, может показаться, что оно его делает) между религиями или между верующими и атеистами. Но существует ли какое-либо основание считать неправильным выбор между различными теистическими религиями, но не между альтернативными взглядами на то, что следует считать правильной жизнью? Например, не является ли неправильным выбор между альтернативными подходами к здоровой сексуальности?
Иногда можно услышать, что когда правительство делает выбор между религиями (например, путем провозглашения кальвинизма официальной верой народа), оно утверждает, что те, кто поклоняются богу каким-то другим образом или не поклоняются вообще, не считаются полноценными гражданами. Таким образом, установление в государственных школах времени для молитвы или обучение, что создание вселенной — дело рук разумного творца, означает неравное отношение к тем, у кого нет бога для молитвы или сотворения вселенной. Тем самым общественные или государственные средства, собранные в виде налогов со всего населения, используются для утверждения идентичности, не охватывающей подобных граждан. Но теперь представьте положение гомосексуалиста
5 Рональд Дворкин имеет в виду ясли Иисуса как один из символов его рождения. — Прим. пер.
118
в государстве, которое одобряет и всячески поддерживает институт брака, обеспечивая официальный механизм вступления в брак мужчин и женщин, но исключая возможность гомосексуального брака. Или, например, представьте убежденного монархиста, окруженного официальными декларациями о приверженности народа к демократии. Я не собираюсь отстаивать утверждение (и очень скоро его опровергну), что религиозная свобода гарантирует монархисту иммунитет от общественной поддержки демократии. Я имею в виду только то, что мы не можем отказать таким людям в иммунитете только потому, что они не основывают свои убеждения на определенной концепции бога.
СВОБОДА ВНЕ КОНТРОЛЯ?
Нами не было найдено надлежащего обоснования для наделения правом на специальную защиту исключительно теистических религий. Соответственно мы должны расширить сферу действия такого рода прав для того, чтобы увидеть более удачное обоснование. Как это сделать? Вопрос может показаться тривиальным: мы должны просто провозгласить, что люди в принципе наделены правом свободно выражать свои проникновенные убеждения относительно жизни и собственных обязанностей, вытекают они из веры в бога или нет, и правительство в своей политике и расходах должно оставаться нейтральным ко всем подобным убеждениям. Это предполагает простое экстраполирование специальных прав и привилегий, сфера действия которых сегодня ограничена признанными религиями, на все искренне отстаиваемые убеждения. Но никакое общество не в состоянии принять настолько широкое право.
Представим множество людей, которые, пользуясь популярной фразой, «поклоняются» Мамоне. Они, возможно, искренне, убеждены, что успешная жизнь имеет место тогда, когда она наполнена материальным успехом. Они придают этой цели трансцендентную важность. Их охватывает раскаяние в связи с плохими инвестициями или упущенными финансовыми возможностями. Однако мы не можем полагать, что таким образом религиозная свобода для этих людей включает освобождение их от подоходного налога. Представим расистов, которые убеждены, что расовое смешение искажает и уничтожает непорочность их жизней и жизней их детей. Их антипатии, по их же мнению, не являются проблемой вкуса, а отображают представление об обязанности людей жить со своим собственным видом. Нет оснований считать, что законодательство и политика правительства должны быть нейтральными к таким представлениям. Если мы решим, что всякое религиозное отношение к чему бы то ни было заслуживает право на специальную защиту, то нам потребуется более ограниченное определение религиозного отношения, нежели я предложил ранее.
Мы можем рассмотреть два подхода к более точному определению: функциональное определение, которое исходит из значения предполагаемого убеждения для человеческой личности вообще, и содержательное
119
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
определение, которое указывает только на некоторые убеждения о том, как жить, как на заслуживающие конституционной защиты. Верховный Суд США использовал функциональное определение при рассмотрении жалобы Даниэля Эндрю Сигера (Daniel Andrew Seeger), признав, что на него распространяется статус отказника совести во Вьетнамской войне, даже несмотря на то, что он был атеистом. Заявитель жалобы полагался на следующее положение закона: «Никакое положение настоящей статьи не может толковаться как требование принимать участие в войсковых учениях или военных действиях в составе Вооруженных Сил США, обращенное к лицу, которое по причине религиозного учения или веры сознательно выступает против участия в войне в любых формах. Религиозное учение или вера в связи с этим означает представления индивида о Высшем Существе, включающие обязанности, имеющие приоритет относительно любых обязанностей в человеческих отношениях, но не включает политические, социологические или философские по существу взгляды или просто личный моральный кодекс».6
Несмотря на отсылку к «Высшему существу» в законе, жалоба Сигера была удовлетворена Верховным Судом США, который предположил, что Конгресс не имел целью дискриминировать какие-либо религиозные убеждения, и предложил свое мнение по этому поводу:
«Тест7 можно сформулировать следующим образом: искренняя и содержательная вера, занимающая в жизни его носителя место, аналогичное (parallel) тому, чем является Бог для лиц, по общему признанию подпадающих под законодательное определение».8
Разбор такого требования, однако, представляется затруднительным. В каком смысле вера в неправильность войны как таковой является аналогичной вере в Бога? Каков бы ни был ответ на данный вопрос, мы должны понимать, что серьезное поклонение Мамоне пройдет этот тест.
Содержательное определение, которое ограничивает спектр убеждений, подлежащих защите на основании права на свободу религии, кажется более приемлемым. Оно связывает религиозный характер убеждений, подпадающих под защиту, с их предметом, а не с рвением в их отстаивании. В 1992 г. я пытался предложить содержательное определение как часть аргументации о применимости Первой поправки к вопросу абортов. Я говорил тогда о «религиозной попытке ответить на глубочайший экзистенциальный вопрос путем соединения индивидуальных человеческих жизней с объективной трансцендентной ценностью».9 Я процитировал одно из заявлений Экуменического совета: «Люди ожидают от различных религий разрешения загадок человеческого существования: Что есть человек? В чем смысл
6 Universal Military Training and Service Act of 1948, 50 U.S.C. Appx. § 456(j) (1948).
7 На религиозный характер убеждения. — Прим. пер.
8 United Sates v. Seeger, 380 U.S. 163 (1965).
9 See: Dworkin R. Freedom's Law: The Moral Reading of the American Constitution. Cambridge MA: Harvard University Press, 1996. P. 101.
120
и цель наших жизней?».10 Я отметил также, что вопрос о том, защищает ли Конституция США право женщины на ранний аборт, является, таким образом, вопросом о пределах действия Первой поправки в части ее религиозных положений. Я сказал, что «не представляю правдоподобного объяснения тому, каким должно быть верование по содержанию, чтобы считаться религиозным по характеру, что исключает формирование убедительного представления о том, как и почему человеческая жизнь имеет сущностную объективную важность».11
В своих мнениях относительно решения Верховного Суда, подтвердившего, что женщины имеют конституционное право на ранний аборт, трое судей предложили аналогичное понимание выбора, защищаемого Конституцией: «Вопросы, включающие наиболее сокровенные и личные выборы лица, осуществляемые в течение жизни, выборы, имеющие основное значение для человеческого достоинства и автономности, являются краеугольными для свободы, защищаемой Четырнадцатой поправкой.12 Сердцевиной свободы является определение своего собственного понимания существования, целей, вселенной и тайны человеческой жизни».13
Другие судьи и суды подчеркнули следующее ограничение: религиозное убеждение должно быть составляющей частью и выводится из общего, искреннего, ясного, системного и всеобъемлющего представления о том, почему для человека важно жить правильно и что значит жить правильно.14 Согласно такому повышенному стандарту люди, отстаивающие религиозные убеждения, должны быть способны идентифицировать это более широкое, всеобъемлющее представление любым доступным или показывающим осведомленность лица способом. Это скорее вопрос интерпретации, достаточно ли хорошо укладываются определенные представления, относительно которых лицо нуждается в защите, в определенное признанное
10 "Draft Declaration of the Church's Relations with Non-Christians" // Council Daybook. Vatican II, 3rd Sess., 1965. P. 282. — Данный документ упоминается и цитируется в деле Сигера.
11 Dworkin R. Freedom's Law: The Moral Reading of the American Constitution. P. 108.
12 Четырнадцатая поправка к Конституции США предусматривает, в частности, равенство всех граждан в правах и свободах. Будучи принятой сразу после окончания Гражданской войны, она была направлена в том числе и на установление равенства в правах граждан с различным цветом кожи, различными убеждениями, вероисповеданием и т. п. — Прим. пер.
13 Planned Parenthhood of Southeastern Pennsylvania v. Casey, 505 U.S. 833 (1992). — Трое судей (О'Коннор, Кеннеди и Саутер) отметили, что представление женщины о допустимости раннего аборта подпадает под категорию убеждения. Они не сказали, что свобода выбора защищается Первой поправкой в части положения о свободе исповедания (что и не могло иметь место с учетом имеющихся прецедентов, описывающих данное положение), но в их мнении содержится предположение о том, что вне указанных прецедентов религиозную свободу можно понимать как направленную на защиту убеждений, подобных описанному этими судьями.
14 О позициях Европейского суда по правам человека по данному вопросу см.: Letsas G. Is There a Right Not to Be Offended in One's Religious Belief // Law, State and Religion in the New Europe: Debates and Dilemmas / L. Zucca and C. Ungureanu (eds). Cambridge: Cambridge University Press, 2012. P. 239-260.
121
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
всеобъемлющее представление такого рода, и насколько жизнь лица и его другие представления соответствуют этому более всеобъемлющему представлению. Члены какой-нибудь государственной церкви подпадают под такое описание, если только их поведение не показывает исключительно формальную приверженность к ее принципам. Однако упомянутое описание вполне может быть распространено и на нетеистические убеждения, например, по поводу пацифизма или дозволенности абортов. В решении по делу Торкасо (Тогсаво) Верховный Суд среди религий, соответствующих его тесту, упомянул явно атеистические гуманистические общества.15
Эти содержательные ограничения относительно убеждений, которые должны защищаться правом на религиозную свободу, очень привлекательны. Однако их достоверность основана на допущении, что во власти правительства выбирать между искренними убеждениями, чтобы решить, что одни из них заслуживают защиты, а другие — нет. Такое допущение представляется противоречащим базовому принципу, согласно которому вопросы фундаментальной ценности выступают предметом личного, а не коллективного выбора. Мы не можем предполагать, что убеждения, которые правительство решило не защищать, являются неискренними, или, другими словами, неподлинными. Материализм или расизм способны прекрасно отобразить подлинное и захватывающее человека убеждение в том, чья жизнь действительно успешна, а чья потрачена зря. Студенты Ницше, возможно, нашли философски утонченный способ защиты своего ощущения, что власть — это единственное благо. Как только мы разрушаем связь между религиозным убеждением и традиционным теизмом, то кажется, что у нас уже не осталось прочного основания для исключения даже наиболее диких этических странностей из категории защищаемых верований.
КОНФЛИКТ ВНУТРИ СВОБОДЫ
Более того, у нас есть и вторая причина сомневаться, что, просто отделив религию от бога, мы получим новое, удовлетворяющее нас обоснование религиозной свободы. Даже когда мы ограничиваем религию теизмом, но в отдельных случаях отступаем от этого, то право на религиозную свободу, как его традиционно понимают, часто кажется внутренне противоречивым. Это право требует от правительства в принципе не устанавливать нормы общего характера, которые мешают людям исповедовать свою веру. Это право также обязывает правительство не дискриминировать религии в пользу любой из них. Но освобождение одного вероисповедания от ограничения, наложенного на другие вероисповедания, дискриминирует последние по религиозному признаку. Американские специалисты в сфере конституционного права хорошо осведомлены об этом противоречии.
15 Torcaso v. Watkins, 367 U.S. 488 (1961). — В этом решении Верховный Суд США на примере занятия должности нотариуса (public notary) подтвердил, что Конституция США запрещает штатам и Федеральному правительству требовать от претендентов на публичную должность прохождения любого теста на религиозность. — Прим. пер.
122
Первая поправка содержит два «религиозных» положения: одно запрещает правительству нарушать «свободное исповедование» религии; второе предостерегает его от «установления» религии, т. е. ее специального официального признания или защиты. Юристы говорят, что первое положение часто конфликтует со вторым.
Церковь коренных американцев (the Native American Church) использует пейотль, галлюциногенный наркотик, в своих религиозных ритуалах. Данный наркотик по общему правилу запрещен из-за вызываемого им опасного эффекта привыкания. Если для племени16 сделано исключение по причине важности пейотля для его ритуалов, то закон дискриминирует по признаку религии, например, последователей Олдоса Хаксли, верящих, что нахождение в трансе — это наилучший способ жизни.17 Если закон в связи с этим признает нетеистическую религию и при этом не признает убеждения тех, кто считает, что употребление наркотиков дает особенное понимание смысла жизни, то закон дискриминирует, также по признаку религии, тех, кто просто хочет «улететь».18
Другой пример: Католическая церковь не разрешает агентствам по усыновлению, которыми она управляет, передавать детей однополым парам. Правительство отказывается финансировать такого рода агентства. Церковь настаивает на том, что поскольку ее догматы запрещают однополые союзы, имеет место дискриминация по признаку религии со стороны правительства.19 Правительство же считает, что если сделать исключение для Католической церкви, то будет иметь место дискриминация в пользу последней других агентств, которые могут иметь собственные причины для отказа однополым парам в усыновлении, не основанные на теистической религии.
Теперь рассмотрим более сложный и яркий пример. Принцип, согласно которому правительство не должно «устанавливать» какую-либо религию, означает, что доктрина одной определенной религии не может преподаваться в публичных школах в качестве истинной. Но, как я уже говорил, у каждой религии есть свое подразделение, ответственное за учение. И вопрос заключается в том, может ли — и если да, то как — данное учение преподаваться в публичных школах просто как учение. В США этот момент является отдельной проблемой на уроках биологии. В Пенсильванском школьном округе учителям было дано распоряжение упоминать о теориях
16 Речь идет об индейских племенах, представители которых являются членами Церкви коренных американцев. — Прим. пер.
17 Рональд Дворкин здесь отсылает нас к наиболее известному произведению Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». В этом романе-антиутопии подавляющее большинство населения постоянно принимает так называемую «сому» — наркотик, употребление которого вызывает у человека чувство покоя, удовлетворенности и счастья. — Прим. пер.
18 Верховный Суд постановил, что Первая поправка не требует делать исключения из запрета на галлюциногенные наркотики (см.: Employment Division, Department of Human Resources of Oregon v. Smith, 494 U.S. 872 (1990)).
19 Goldstein L. Bishops Say Rules on Gay Parents Limit Freedom of Religion // New York Times, December 28, 2011.
123
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
происхождения жизни, которые отрицают дарвиновскую теорию эволюции на основе неопределенной изменчивости, и формулировать доказательства того, что человеческие существа были созданы сверхъестественным разумом. Судья федерального суда признал приказ неконституционным, исходя из «установительного» положения Первой поправки. Он отметил, что решение управления образования базировалось на религиозном убеждении, а не на научном суждении.
Томас Нагел (Thomas Nagel) провел анализ этого вопроса.20 Он указал, что чье-то суждение по вопросу о том, какое из объяснений происхождения человека является лучшим: божественное авторство или неопределенная изменчивость генов, в решающей степени зависит от убежденности лица в существовании бога. Атеист изначально отбросит идею божественного творения: даже если шанс на то, что неопределенная мутация и естественный отбор приведут к созданию человеческой жизни, относительно мал, разумное творение не будет для него альтернативой. Но теист, основываясь на исходной мысли о том, что бог существует, может легко прийти к выводу, что скорее бог, нежели шанс, ответствен за поразительное собрание растений и животных, населяющих нашу планету. Оба предположения (о том, что бог существует или не существует) кажутся одинаковыми с точки зрения науки. Каждое может считаться и научным, и ненаучным. Если неконституционно опираться при составлении школьных программ на одно из этих суждений, то также неконституционно опираться и на другое. В этой ситуации, таким образом, ссылка на специальное право учащихся или их родителей на то, чтобы правительство не делало выбор между религиями, кажется недейственной. Управление образования, как можно увидеть, не способно уклониться от выбора одной религиозной позиции и отклонить другую, какое бы решение оно ни приняло. В случае, подобном этому, конституционное требование правительству не выбирать [между религиями] побеждает само себя.
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРАВО НА РЕЛИГИОЗНУЮ СВОБОДУ?
Таким образом, у нас до сих пор нет удовлетворительного ответа на вопрос, с которого мы начали. Как мы должны интерпретировать право на религиозную свободу, которое провозглашается конституциями, документами и конвенциями? Общепринятые подходы содержат в себе моральную теорию. Они исходят из того, что люди наделены особым моральным правом на свободу выбора в сфере религиозных практик и интерпретация указанных выше правовых документов должна следовать в русле данного особого морального права. Однако мы увидели значительные трудности в определении границ этого предполагаемого особого морального права.
20 Nagel T. Public Education and Intelligent Design // Philosophy and Public Affairs. Vol. 36. N 2 (2008). P. 187-205.
124
Его защиту неразумно ограничивать только божественными религиями. Но мы также не можем разумно определить это право как распространяющееся на все убеждения, подпадающие под более общее понимание религии. И мы выявили противоречие в двух идеях, каждая из которых вроде бы относится к предполагаемому моральному праву: что правительство не должно ограничивать исповедование религии, но также и не должно дискриминировать в пользу какой-либо религии. Время рассмотреть более радикальный подход. Однако мне необходимо сделать несколько предварительных пояснений для описания того, что я имею в виду.
Политическая свобода имеет две отдельные составляющие. Каждое государство должно признавать одновременно и очень общее право на то, что мы можем назвать «этической независимостью», и специальные права на конкретные свободы.21 Первая из этих составляющих — этическая независимость — означает, что правительство никогда не вправе ограничить свободу только потому, что оно считает, что один способ жизни — одна идея о том, какую жизнь более всего стоит прожить — в действительности лучше других не из-за того, что последствия такого способа жизни лучше, а из-за того, что люди, живущие подобным образом, лучше других. В государстве, уважающем свободу, это следует оставить индивидам, которые сами для себя разрешат данный вопрос, а не выводить его на уровень правительства для того, чтобы взгляды одного сделать взглядами всех. Поэтому, например, правительство не должно запрещать употребление наркотиков из-за того, что считает это постыдным; оно не может запретить вырубку леса просто потому, что считает людей, не ценящих большие леса, заслуживающими презрения; оно не может взимать налоги с высокой прогрессивной шкалой только потому, что считает материализм злом. Но, конечно, этическая независимость не препятствует вмешательству правительства в выбор граждан по иным основаниям: в связи с защитой других людей от причинения вреда, например, или для защиты красот природы, или для увеличения общего благосостояния. Поэтому правительство может запретить наркотики для того, чтобы защитить общество от социальных последствий их употребления, оно может взимать налоги для финансирования дорог и помощи бедным, и оно может защищать леса, так как они действительно прекрасны. Оно может защищать их, даже если никто из граждан не думает, что жизнь, проведенная в скитаниях по лесу, имеет хоть какую-то ценность.
Таким образом, этическая независимость является препоной для ограничения свободы со стороны правительства только по определенным основаниям, а не по каким-либо другим. Специальные права, с другой стороны, налагают на правительство гораздо более жесткие и общие ограничения. Свобода слова — специальное право: правительство не может посягать на него, если только у него нет того, что американские юристы называют «неопровержимым» оправданием (compelling justification).
21 Dworkin R. Justice for Hedgehogs. Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 2011. Chap. 17 "Liberty".
125
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
Носители права не могут подвергаться цензуре даже тогда, когда то, что они говорят, может иметь негативные последствия для других людей: потому, что они [говорящие] ведут кампанию за вырубку леса или потому, что их защита от возмущенной толпы будет дорогостоящей. Право на свободу высказываний может ограничиваться только в чрезвычайных ситуациях: исключительно для предотвращения, — снова используя любимую американскими юристами фразу, — очевидной, реально существующей и, мы должны добавить, серьезной, опасности. Право на надлежащую процедуру и справедливый суд в соответствии с установленной процедурой для тех, кто обвинен в преступлении, представляет собой другое специальное право; оно устанавливает даже более высокие барьеры. Правительство не вправе обвинять кого-то, кого оно считает невиновным, или судить кого угодно без традиционных гарантий справедливого суда, даже если правительство полагает, что эти его действия существенно укрепят безопасность.
Теперь я могу выдвинуть следующее утверждение: проблемы, с которыми мы столкнулись в определении свободы религии, происходят из попытки считать это право специальным и одновременно отделить религию от бога. Мы же, наоборот, должны строить рассуждения путем отказа применительно к религиозной свободе от идеи специального права с его высоким барьером защиты и в связи с этим исключительной необходимостью четких пределов и аккуратного определения. Мы должны рассуждать, применяя к традиционному предмету предполагаемого права только более общее право на этическую независимость. Различие в этих двух подходах является важным. Специальное право сосредоточивает внимание на таком вопросе: специальное право в сфере религии предусматривает, что правительство не препятствует вероисповедованию в любой форме при отсутствии чрезвычайной ситуации. Общее право на этическую независимость, наоборот, акцентирует внимание на отношении между правительством и гражданами: оно ограничивает основания, по которым правительство может ограничить свободу граждан как таковую.
Следует спросить: достаточно ли защищаются убеждения, которые мы хотим защитить, с помощью общего права на этическую независимость, чтобы у нас не было необходимости в проблемном специальном праве? Если мы решим, что достаточно, то у нас появятся серьезные основания для переосмысления всех конституций, конвенций и пактов о правах человека. Мы должны понимать провозглашаемое ими моральное право на религиозную свободу как право на этическую независимость. Мы знаем, что в силу исторических причин это право формулировалось как ограниченное сферой религии, но мы настаиваем, что, рассматривая религиозную толерантность как пример более общего права, мы придаем данному праву наиболее адекватный современный смысл и наилучшее возможное обоснование.
Поэтому я повторю наш вопрос: дает ли нам общее право на этическую независимость защиту, в необходимости которой после проведенных размышлений мы убеждены? Общее право защищает историческое ядро религиозной свободы. Оно осуждает любую явную дискриминацию или
126
установление, которые предполагают (подобная дискриминация действительно всегда содержит такое предположение), что один вариант религиозной веры превосходит другие в истинности или добродетельности, или что политическое большинство наделено правом отдавать предпочтение одной вере перед другими, или что атеизм — это отец безнравственности.22 Этическая независимость защищает религиозное убеждение также и в более трудно уловимом смысле: путем запрета любых внешне нейтральных ограничений, чья цель скрыто предполагает определенную прямую или косвенную субординацию. Достаточно ли такой защиты? Необходимо ли нам специальное право, требующее не просто обычного, а неопровержимого обоснования для любого ограничения?
Вернемся к пейотлю и ритуалу. Когда Верховный Суд США постановил, что из Первой поправки не вытекает исключения для Церкви коренных американцев, Конгресс в ответ принял Акт о религиозной свободе (Religious Freedom Restoration Act),23 в котором настаивалось на том, что решение Суда было ошибочным. Был ли Конгресс прав? Если мы проверим решение суда на соответствие общему праву на этическую независимость, то нет. Данное общее право не защищает использование запрещенных галлюциногенов в религиозных целях, когда такое использование несет общую угрозу для соответствующей группы людей. Поэтому акт Конгресса, отменивший решение Суда, был, в сущности, декларацией о том, что религиозные потребности требуют большей защиты, чем предлагает общая этическая независимость. Никакой акт, вмешивающийся в религиозные практики, недопустим, провозгласил Конгресс, сколь бы законной и недискриминационной ни была его цель, если только не существует «неопровержимой», а не просто обычной потребности в таком акте, т. е. если такой акт не необходим для предотвращения какой-то чрезвычайной ситуации или смертельной опасности. Акт о религиозной свободе стал широко известен.24 Но с точки зрения политической морали Суд был прав,
22 В то же время согласно данному тесту британское «установление» Англиканской церкви в качестве официальной религии не нарушает этической независимости, если это является исключительно историческим пережитком, не предполагающим каких-либо обязательных платежей. Представим легкость, с которой сейчас оказались от древнего правила, устанавливающего право первородства в конституционном праве наследования престола. Никакой дискриминационной составляющей в старом правиле не осталось.
23 Religious Freedom Restoration Act of 1993, 107 Stat. 1488 (1993).
24 Дело Смита (см. сноску 18. — Прим. пер.) возмутило общество. Многие группы начали объединяться. Либеральные группы (например, Американский союз гражданских свобод), консервативные группы (например, Коалиция традиционных ценностей) и другие группы (например, Христианское юридическое общество, Американский еврейский конгресс, Национальная ассоциация евангелистов) объединили усилия для поддержки Акта о религиозной свободе, восстановившего тест Шерберта, на основании которого были отменены законы, ограничивающие религию. Акт, ставший реакцией Конгресса на дело Смита, был принят палатой единогласно, голосование в Сенате было 97 на 3 в пользу принятия акта, после чего он был подписан Президентом Биллом Клинтоном. Позднее он был признан неконституционным как относящийся к компетенции штатов (см.: City of Boerne v. Flores, 521 U.S. 507 (197)). — Прим. пер.: тест Шерберта состоит
127
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
а Конгресс ошибался. Если Церковь коренных американцев не подпадает под действие законодательства о контроле за оборотом наркотиков, то и последователи Хаксли также не подпадают, и скептически настроенные хиппи могут осудить весь механизм контроля за оборотом наркотиков как форму установления религии.
Если мы отрицаем специальное право на свободное осуществление религиозных практик и полагаемся исключительно на общее право на этическую независимость, то религии могут принуждаться ограничивать свои практики в целях соблюдения рациональных, недискриминационных законов, которые не проявляют неравное отношение к любой из таких религий. Вы находите это шокирующим? Последнее из приведенных требований (равное отношение) требует от законодательного органа обращать внимание на то, считает ли та или иная группа действие, которое предлагается запретить или ограничить, священной обязанностью. Если какое-либо исключение может быть сделано без значительного ущерба для правил игры, то было бы неразумно такое исключение не сделать. Финансирование католических агентств по усыновлению, которые не принимают однополые пары в качестве кандидатов в усыновители, на тех же условиях, что и агентств, которые это делают, может быть оправдано с той точки зрения, что последних достаточно, а значит, ни дети, ни однополые пары, ищущие детей для усыновления, не страдают. Однако если, как в случае с пейотлем, исключение подвергает людей серьезному риску, который закон стремится избежать, то отказ в подобном исключении не ставит под сомнение равное отношение. Этот приоритет недискриминационного коллективного управления над частными религиозными практиками выглядит неизбежным и правильным.
НОВЫЕ РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ
Ранее я указал новый форум для древних религиозных войн — политику. Мы можем подвергнуть нашу новую гипотезу о том, что общее право на этическую независимость предоставляет религии всю соответствующую защиту, более конкретной проверке путем рассмотрения в ее свете сильных противоречий, лежащих в основе таких войн. Это не битвы между различными организованными религиями; это войны между верующими и неверующими. У многих народов предметом существенных разногласий
из четырех критериев, используемых для определения того, было ли допущено нарушение индивидуального права на свободу вероисповедания со стороны правительства. В соответствии с тестом, во-первых, суд определяет: (1) основывается ли иск лица на искренней религиозной вере, и (2) является ли действие правительства существенным ограничением способности лица действовать в согласии с этой верой. А во-вторых, правительство должно доказать: (1) что оно действует в интересах продвижения неопровержимого государственного интереса, (2) что данный интерес преследуется наименее ограничительным или обременительным для религии способом.
128
выступает сегодня вопрос о том, можно ли носить религиозные символы в публичных школах, правительственных офисах и зданиях, общественных местах. Уже имели место язвительные и иногда яростные споры вокруг того, могут ли публичные школы выделять время для личной тихой молитвы, можно ли размещать текст Десяти заповедей на стенах судебных учреждений, может ли населенный пункт выставлять ясли на общественных площадях в Рождество, можно ли запретить носить головные платки или паранджу в школах или на улицах и можно ли запретить минареты в швейцарских кантонах. Представляется, что одни из таких практик американские юристы посчитают проявлением свободного вероисповедания, а другие — формой установления религии. Но мы должны спросить, как все эти случаи должны разрешаться, если единственным подходящим политическим правом является общее право на этическую независимость.
Этическая независимость безусловно осуждает официальную демонстрацию символов организованных религий на стенах судебных учреждений или общественных улицах, если только они действительно не приобрели скорее экуменическое культурное значение, как, например, городские Санта-Клаусы, навещающие сирот. В ином случае такая демонстрация использует государственные финансы и собственность для чествования только теистической религии, или теистической религии в предпочтении перед нетеистической религией или нерелигиозностью. Однако головные платки и паранджа представляют случай иного рода, а именно частную демонстрацию. Какое оправдание может предложить государство для запрета кому-либо что-то носить?
Иногда можно услышать, что национальное право имеет надлежащую цель внушать чувство коллективной секулярной идентичности, которое иначе подрывалось бы разделяющими людей знаками религиозной идентификации. Но из этого вытекает, в нарушение права на этическую независимость, что один вид идентификации более привлекателен, нежели другой, или что, вопреки тому, что думают многие граждане, религиозная идентификация недостаточно важна, чтобы отдать ей приоритет перед любыми патриотическими идентификациями. Государство должно выработать иные обоснования для подобных запретов, которые не будут нарушать этическую независимость. Можно, например, апеллировать к тому, что когда студенты носят знаки определенной религии, другие студенты ощущают потребность протестовать из чувства долга по отношению к своей вере, и от этого страдают академическая дисциплина и успеваемость. Но доказательств последнего не существует, поэтому, по-видимому, в данном случае имеет место рационализация.25 Запрет ношения головных платков в Турции долгое время является вопросом, разделяющим общество; давно существующий запрет скорее спровоцировал, нежели предотвратил множество случаев насилия в этой стране. Турция также наиболее явный пример, который показывает, почему указанный выше запрет нарушает
25 То есть, в данном случае, поиск рационального объяснения поведения, имеющего неосознаваемые причины. — Прим. пер.
129
КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО: ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИОЗНОЙ СВОБОДЫ
этическую независимость. Данный запрет был основной составляющей кампании Кемаля Ататюрка по изменению того, что турки считают надлежащим способом прожить жизнь, имевшим целью культурный переход от набожности к полному секуляризму.
Молитва в публичных школах — вопрос более сложный. Одна крайность — это британская практика ежедневной христианской молитвы во всех, за некоторым исключением, школах. Другая крайность — французский категорический запрет любых религиозных моментов в публичных школах. В Соединенных Штатах после длительных дебатов, вылившихся в несколько решений Верховного Суда, практика, по всей видимости, складывается в направлении разрешения школам вводить так называемую «минуту тишины», в течение которой школьники вольны молиться или, как часто говорится, «медитировать» по своему усмотрению. Или просто дать отдохнуть своим глазам. Такой порядок, по моему мнению, удовлетворяет требованиям этической независимости, если только законодательное предписание не является проявлением намерения поддержать именно божественные религии. По сути, введение минуты тишины не направлено на поддержку ни студентов, исповедующих теистическую или нетеистическую религии, ни студентов, верящих, что им нет нужды о чем-то медитировать.
Теперь посмотрим на религию в системе публичного образования с перспективы общего права на этическую независимость, а не специального права в сфере религии. Ранее я приводил конкретный аспект этот проблемы : нарушает ли управление образования религиозную свободу, когда дает указание упоминать в образовательном процессе о разумном творении как альтернативе дарвиновской эволюции? Томас Нагел, повторюсь, указывает, что предположение о неправильности учения о разумном творении основано на атеизме, являющемся религиозным подходом, поэтому запрет разумного творения означает, что государство принимает чью-то сторону в религиозном вопросе. Его точка зрения является уместной, когда мы понимаем религиозную свободу в предметном смысле, как того требует специальное право. Однако, основываясь не на каком-либо специальном праве, а на более общем праве на этическую независимость, мы видим данный вопрос по-другому.
Этическая независимость требует, чтобы правительство не ограничивало свободу граждан, если оправдание ограничения строится на предположении, что одна концепция, как жить или что делает жизнь успешной, предпочитается другим. Это часто нуждающийся в пояснении, а иногда и проблемный вопрос о том, действительно ли политика отображает такое предположение. В условиях американской культуры указание управления образования об обучении разумному творению как альтернативе дарвинизму отображает не только допущение существования созидательной способности бога просто как вопроса космической истории, но и поддержку всего набора этических подходов о роли религии в успешно прожитой жизни, а также стремление привить данные подходы следующему поколению. Данное указание направлено не просто на поддержание баланса в академическом предмете, как это имело место, когда управление
130
настаивало на том, чтобы изучение американской истории включало материалы, показывающие несправедливые практики рабства. Иную природу имеют политические кампании, когда сначала была сделана попытка ввести в школах обучение креационизму, согласно которому Земле только семь тысяч лет, а затем, когда суды не дали этого сделать, — продвинуть более изощренный подход разумного творения. Эти кампании представляют собой часть национальной кампании так называемого «религиозного права» на повышение роли теистической религии в общественной жизни. Данное суждение кажется мне нуждающимся в пояснении, но не проблемным. Американский судья, провозгласивший неконституционным требование обучать разумному творению в публичных школах, опирался на такой же нуждающийся в пояснении вывод. Он указал, что прошлое, деятельность и утверждения большинства членов управления образования показывают, что они действовали главным образом не в силу академических мотивов, а в духе упомянутой выше национальной кампании.
Такой же спорный вопрос, безусловно, может быть задан относительно решения школьного управления изучать доводы за и против теории Дарвина без упоминания об альтернативном разумном творении. Мы должны спросить, отражает ли данное решение стремление склонить школьников держаться подальше от теистических религий. Но это слишком невероятное предположение в условиях современной американской культуры. Сообщества ученых и энтузиастов-любителей, которые соглашаются с основными положениями эволюционной теории Дарвина, включают огромное количество людей, принадлежащих к той или иной божественной религии; они убеждены, что их вера в эволюцию прекрасно согласуется с верой в бога. Нет также оснований полагать, что преподаватели научных дисциплин могут разумно рассматриваться как участники кампании по продвижению атеизма. Когда мы изучаем этот вопрос с точки зрения этической независимости, то видим не предложенную Томасом Нагелем симметрию, а важную асимметрию.
В конце нашей работы мы возвращаемся к тому, что, вне всякого сомнения, является наиболее неоднозначным вопросом, а именно к сексуальной и репродуктивной морали. Когда Верховный Суд США решил, что государство лишено полномочий для криминализации гомосексуальных контактов или ранних абортов, доктринально его мнение основывалось скорее на равной защите и положениях надлежащей процедуры (due process) в Конституции США, нежели на гарантиях религиозной свободы, содержащихся в Первой поправке. У Верховного Суда не было выбора. Оппоненты гомосексуальности и абортов очень часто, хотя и не всегда, ссылаются на волю бога как на обоснование, и, как я указывал выше, некоторые мужчины или женщины, которые хотят иметь выбор в данных вопросах, воспринимают свое желание как основанное на религии. Но если, в отличие от позиций американского конституционного права, мы трактуем религиозную свободу как часть этической независимости, то либеральный подход становится единственно возможным. То же самое касается и тендерного равенства в браке. Мне уже приходилось обосновывать данное
131
утверждение в другой работе, и хотя этот общий вывод может вызывать удивление, здесь я не буду повторять или дополнять мои аргументы.26
В 2009 г. на референдуме граждане Швейцарии приняли шокировавшее весь мир решение о внесении изменений в конституцию в части запрета строительства минаретов в стране. Федеральное правительство, католическая церковь и множество других институтов были против такого запрета, но, тем не менее, на референдуме он получил поддержку значительного большинства населения. Один из сторонников запрета доказывал, что поскольку исламская религия не требует строительства минаретов при мечетях, данный запрет не может считаться нарушением свободы религии. Если мы воспринимаем свободу религии как специальное право, ограниченное религиозной сферой, то тот факт, что наличие минаретов не вытекает из какого-либо религиозного требования или религиозной обязанности (если это так и есть), может показаться имеющим значение. Но если мы воспринимаем религиозную свободу как основной вопрос более общего права на этическую независимость, то этот факт теряет свое значение. Ни один хорошо осведомленный о сути данной полемики человек не может сомневаться, что голосование на данном референдуме выразило огульное осуждение исламской религии и культуры. Оно провозгласило войну эгалитарному идеалу этической справедливости.
Я закончу надеждой — даже, скорее, если вы не будете возражать, — молитвой. В этой работе я предполагаю, что люди наделены фундаментальным религиозным импульсом, который проявляет себя в различных убеждениях и эмоциях.27 Большую часть истории этот импульс генерировал два вида убеждений: веру в разумную сверхъестественную силу — бога и набор глубоких этических и нравственных убеждений. Оба эти вида веры являются следствием более глубокого базисного морального отношения, но они независимы друг от друга. Таким образом, атеисты могут принять теистов в качестве полноправных партнеров в своих глубинных религиозных устремлениях. Теисты могут согласиться, что атеисты имеют ту же основу для моральных и политических убеждений, как и они. Обе партии могут прийти к согласию, что то, что они сегодня воспринимают как непреодолимую пропасть, на самом деле является всего лишь эзотерическим проявлением научного несогласия без моральных или политических импликаций. Или по крайней мере многие из них могут. Хватит ли этого для надежды? Весьма вероятно.
26 Dworkin R. 1) Life's Dominion: An Argument about Abortion, Euthanasia, and Individual Freedom. New York: Alfred A. Knopf, 1993; 2) Is Democracy Possible Here? Princeton, NJ: Princeton University Press, 2006. — Вопрос абортов является более сложным, чем я излагаю в настоящем тексте, так как мое мнение основывается на отстаиваемом в названных книгах выводе о том, что плод не наделен правами до достижения высокого уровня развития нервной системы.
27 Детальнее об этом см. главу I книги Рональда Дворкина «Religion without God». — Прим. пер.
132
