НАТАЛИЯ ВЛАДИМИРОВНА ВАРЛАМОВА
Институт государства и права Российской академии наук 119019, Российская Федерация, Москва, ул. Знаменка, д. 10 E-mail: varlam_n@list.ru SPIN-код: 6063-4291 ORCID: 0000-0002-0968-3296
ПРИНЦИПИАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО ПРАВА И ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
Аннотация. В рамках либертарной концепции права В.С. Нерсесянца права человека и право в целом (право в объективном смысле) рассматриваются как принципиально тождественные явления, разные проявления единой сущности права, воплощенной в принципе формального равенства. Формальное равенство, в свою очередь, предполагает признание за всеми людьми равной свободы и регулирование их взаимоотношений, исходя из этой базовой посылки. Отсюда в качестве прав человека могут и должны признаваться притязания на индивидуальную свободу. Данные притязания носят естественный и неотчуждаемый характер, выражая неизменную природу человека как существа, наделенного свободой воли. Они не произво-дны от государства (публичной власти) и позитивного права, а должны признаваться и обеспечиваться ими. Такое представление о правах человека утвердилось в Новое время (благодаря трудам Т. Гоббса, Дж. Локка и др.) и нашло закрепление в первых конституционных актах эпохи буржуазных революций. Однако сегодня в юридической науке и практике данная трактовка прав человека уже не находит поддержки. В большинстве современных непозитивистских концепциях прав человека их собственно юридическая природа отрицается, им придается религиозный, моральный или социальный (доюридический) характер.
В статье обосновывается несостоятельность этих подходов. Они ведут к «размыванию» понятия прав человека и беспредельному расширению перечня притязаний, которые могут квалифицироваться таким образом. Неизбежным следствием этого становится произвольность такой квалификации и в конечном счете снижение уровня гарантий прав человека. Естественные права человека превращаются в нечто абсолютно неопределенное и утрачивают свое регулятивное значение. Не случайно, в современных исследованиях наблюдается отказ от содержательной, сущностной интерпретации прав человека и распространение сугубо прикладных (так называемых политических, структурных, статусных) их концепций, в рамках которых права человека трактуются как производные от существующих институциональных механизмов и процедур их защиты. В данном случае обеспечение прав человека оказывается столь же зависимым от усмотрения власти (как законодательной, так и судебной), что и при позитивистском их понимании.
Придание естественным правам человека собственно юридического, непосредственно регулятивного значения требует их четкого определения, позволяющего отграничивать их от иных притязаний, требований, ценностей, благ и потребностей. Именно такое понимание прав человека достигается в рамках либертарной концеп-
ции права, где они рассматриваются исключительно как притязания на индивидуальную свободу.
Ключевые слова: права человека, право, свобода, мораль, религия, либертар-ная концепция права, В.С. Нерсесянц
NATALIA V. VARLAMOVA
Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences 10, Znamenka str., Moscow 119019, Russian Federation E-mail: varlam_n@list.ru ORCID: 0000-0002-0968-3296
FUNDAMENTAL UNITY OF LAW AND HUMAN RIGHTS
Abstract. Within the framework of the libertarian concept of law of V.S. Nersesyants, human rights and the law in general are considered to be identical phenomena, different manifestations of the single essence of law embodied in the principle of formal equality. Formal equality, on its part, presupposes recognition of equal freedom for all people and regulation of their mutual relations on the basis of this basic premise. That is why the claims to individual freedom may and shall be recognized as human rights. These claims are of natural and inalienable character, manifesting unchanging human nature being endowed by the free will. They are not derived from the state (public power) and the positive law, and shall be acknowledged and provided for by them. This notion about human rights was established in the New Times (due to the works of Th. Hobbes, J. Locke and others) and was enshrined in the first constitutional acts of the era of bourgeois revolutions. However today this interpretation of human rights doesn't find support in the legal science and practice. Most of the modern neo-positivist concepts of human rights deny their proper legal nature, they are given religious, moral or social (pre-judicial) character.
The article substantiates the inconsistency of these approaches. They lead to the "watering out" of the notion of human rights and to the limitless expansion of the list of claims which can be qualified in this way. The inevitable consequence of this becomes the arbitrariness of such qualification, and ultimately the lowering of the level of human rights' guarantees. Natural human rights turn into something totally undefined and lose their regulatory significance. It's not by chance that in the modern researches there is a denial of the meaningful, substantive interpretation of human rights and dissemination of their purely applied (so called political, structural, status) concepts, within the framework of which human rights are interpreted as derivative from the existing institutional mechanisms and procedures of their protection. In this case the ensuring of human rights appears to be as dependent on the discretion of the authorities (legislative as well as judicial) as in the case of their positivist understanding.
Giving the natural human rights the proper legal, directly regulative meaning demands a clear definition of them, enabling to separate them from other claims, demands, values, benefits and necessities. It's this understanding of human rights that is being es-
tablished within the libertarian concept of law considering them as solely claims to individual freedom.
Key words: human rights, law, freedom, morality, religion, the libertarian concept of law, V.S. Nersesyants
Право вообще и права человека — это не различные (по своей сути и назначению) феномены, ведущие независимую друг от друга жизнь, а явления принципиально одного порядка и одного типа.
В.С. Нерсесянц1
1. Введение
Фраза, вынесенная в эпиграф, как и многие афористичные высказывания В.С. Нерсесянца, таит в себе несколько взаимосвязанных смыслов. Далее он поясняет: «Права человека (в тех или иных формах и объемах их бытия и выражения) — это необходимый, неотъемлемый и неизбежный компонент всякого права, определенный (а именно — субъектно-человеческий) аспект выражения сущности права как всеобщей и необходимой формы свободы людей. Право без прав человека так же невозможно, как и права человека без и вне права»2.
Таким образом, согласно воззрениям В.С. Нерсесянца (в рамках его либертарной концепции) права человека и право в целом (как принято говорить в юридической догматике — право в объективном смысле) — принципиально тождественные явления, точнее — разные проявления единой сущности права, воплощенной в принципе формального равенства. Формальное равенство, в свою очередь, предполагает равенство в свободе, отсюда и права человека представляют собой притязания на индивидуальную свободу и выступают (наряду с правом в объективном смысле) необходимой (единственно возможной) формой (способом) социального бытия свободы.
Эти выводы, которые с неизбежностью следуют из либертарной концепции, сегодня, как правило, не находят поддержки среди философов и теоретиков права, а потому нуждаются в дополнительном обосновании, чему и будет посвящена статья.
1 Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 311.
2 Там же. С. 311-312.
2. Права человека как собственно юридическое явление
Права человека — идея Нового времени. Начиная с Г. Гроция, они выводились из природы человека, стремящегося к взаимному общению с другими и обладающего естественной свободой3. Более того, естественное право, причем и в субъективном, и в объективном смысле, отождествлялось со свободой человека4. Необходимость перехода в политическое состояние и формирования позитивного (государственного) права обосновывалась стремлением защитить принадлежащую человеку свободу, которая в естественном состоянии не гаранти-рована5. Таким образом, права человека изначально рассматривались как собственно юридическое явление, первооснова, цель и содержание правопорядка (как естественного, так и позитивного) и обеспечивающей его политической организации (государства). Эти представления нашли блестящее выражение в ст. 16 французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г.: «Общество, где не обеспечена гарантия прав и нет разделения властей, не имеет Конституции»6.
Причем гоббсовское сведение естественного права (и объективного, и субъективного) к индивидуальной свободе7 имеет глубокий теоретический смысл и в определенной мере подтверждается современными интерпретациями основных (естественных неотчуждаемых) прав человека.
В большинстве конституционных доктрин им придается двоякое значение; они рассматриваются и как собственно субъективные права, которыми обладает каждый человек, и как принципы, задающие параметры всего конституционного устройства8. «Конституционные поло-
3 См.: Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1994. С. 48.
4 См.: Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 2001. С. 89.
5 См.: Локк Дж. Два трактата о правлении / Пер. с англ. // Локк Дж. Два трактата о правлении М., 2009. С. 301-304.
6 Французская Республика. Конституция и законодательные акты / Под ред.
B.А. Туманова. М., 1989. С. 29.
7 «Естественное право, называемое обычно писателями jus naturale, — подчеркивал Т. Гоббс, — есть свобода всякого человека использовать собственные силы по своему усмотрению для сохранения своей собственной природы, т.е. собственной жизни, и, следовательно, свобода делать все то, что, по его суждению, является наиболее подходящим для этого (Гоббс Т. Указ. соч. С. 89).
8 См., например: Хессе К. Основы конституционного права ФРГ. М., 1981.
C. 147-158; Лопес-Пина А. Судебная защита основных прав в Испании // Защита прав человека в современном мире / Отв. ред. И.А. Ледях. М., 1993. С. 85-87.
жения о правах человека и гражданина, по логике и смыслу юридического типа правопонимания, имеют двоякое значение, — подчеркивал В.С. Нерсесянц, — эти положения значимы не только в плане проблем индивидуальной правоспособности и правосубъектности, но в качестве исходных правовых начал имеют одновременное и всеобщее регулятивное значение и выступают как общеобязательный правовой стандарт и конституционное требование к правовому качеству официальных нормативных актов, к организации и деятельности всех ветвей государственной власти и должностных лиц»9.
С позиций либертарной концепции права естественные и неотчуждаемые права человека функционируют одновременно и как субъективные права, и как правовые нормы, фиксирующие признание и защиту соответствующих притязаний каждого человека10. Именно эта идея выражается в традиционных конституционных формулировках «каждый имеет право на...»11. В качестве субъективных прав естественные права человека носят абсолютный характер в том смысле, что им корреспондируют обязанности неограниченного числа лиц (всех иных субъектов права) воздерживаться от их нарушения и не препятствовать их реализации12; в качестве первичных правовых норм они предопределяют содержание всего объективного (позитивного) права, которое, по сути, является их конкретизацией применительно к различным правоотношениям.
Однако в большинстве современных непозитивистских концепций прав человека их собственно юридическая природа отрицается,
9 Нерсесянц В.С. Философия права. 2-е изд. М., 2006. С. 465.
10 См.: Четвернин В.А. Введение в курс общей теории права и государства. М., 2003. С. 147-148.
11 На специфическую юридическую природу основных прав человека (их «объективно-субъективный» характер») обращают внимание и другие исследователи (см., например: Матузов Н.И. Актуальные проблемы теории права. Саратов, 2003. С. 80-81).
12 В юридической догматике абсолютные права традиционно рассматриваются как вещные — права на собственно вещи (имущество, результаты интеллектуальной деятельности) и в отношении вещей (легаты и сервитуты). Но абсолютными являются и права человека, если можно так выразиться, на самого себя (собственность в ее широком, локковском смысле). «Достаточно ясно, — писал Г. Гегель, — что только личность имеет право на вещи, и поэтому личное право есть, по существу, вещное право, если понимать вещь в ее общем смысле как внешнее по отношении к свободе, то внешнее, к которому относятся также мое тело, моя жизнь. Это вещное право есть право личности как таковой» (Гегель Г.В.Ф. Философия права / Пер. с нем. Б.Г. Столпнера и М.И. Левиной. М., 1990. С. 100).
им придается религиозный, моральный или социальный (доюриди-ческий) характер.
3. Религиозные основания прав человека
Религиозное обоснование прав человека кажется наиболее простым и очевидным. Необходимость надлежащего обращения с человеком, предполагающего уважение его достоинства и естественных прав, является безусловным следствием его сотворения по образу и подобию Божию13. Авторы естественно-правовых доктрин Нового времени и первых конституционных актов, провозглашавших естественные и неотчуждаемые права человека, также отсылали к Творцу как источнику прав, выражающих заложенную Им в человека природу 14. Общепризнано религиозное происхождение прав человека в качестве политических притязаний15. Г. Еллинек убедительно показал, что все права человека проистекают из его права на свободу вероисповедания. То, что право на самостоятельное выстраивание отношений с Богом «не даровано какою-либо земною властью и... поэтому не может быть ограничено никакой земной властью»16, кажется совершенно очевидным. Из этого права затем выводили притязания на свободу слова (изначально — религиозной проповеди), собраний (верующих), самоорганизации (религиозной общины) и в целом такой социальной организации, в рамках которой обеспечивается жизнь, свобода, безопасность и собственность человека как творения Божьего. «Установить законодательным путем ряд неотчуждаемых, прирожденных, священных прав индивида — эта мысль не политического, а религиозного происхождения; то, что до сих пор считали последствием революции, на самом деле было плодом реформации и вызванной ею борьбы»17, — подчеркивал Г. Еллинек.
13 См.: Алекси Р. Существование прав человека / Пер. с англ. С.И. Максимова // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 4. С. 26.
14 См., например: Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 219; Декларация независимости США от 4 июля 1776 г. // Соединенные Штаты Америки: Конституция и законодательные акты / Под ред. О.А. Жидкова. М., 1993. С. 25—28.
15 См.: Еллинек Г. Декларация права человека и гражданина / Пер. с нем. 3-е изд. М., 1906. С. 45—60; Локк Дж. Послание о веротерпимости // Локк Дж. Два трактата о правлении. С. 15—66.
16 Еллинек Г. Декларация права человека и гражданина. С. 46.
17 Там же. С. 60.
Между тем идея прав человека возникла на излете Возрождения и вобрала в себя произошедшее в ту эпоху переосмысление представлений о человеке. Именно в этот период утверждается своеобразный культ человека, признается самоценность его индивидуальности, незыблемость его достоинства. В божественной природе человека акцентируется его свобода, в том числе и в вопросах веры. Такое «прочтение» божественной природы человека по сути своей во многом было антирелигиозным18. Права человека, несущие в себе идею его самоутверждения и свободы, церковью воспринимались как имеющие «подчеркнуто антихристианский смысл»19. Не случайно, в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» 2000 г. отмечается, что в современном понимании права человека предстают как «права индивидуума вне его связи с Богом» и сам человек «трактуется не как образ Божий, но как самодостаточный и самодовлеющий субъект»20.
Идея свободы человека, причем свободы вполне себе земной, мирской, посюсторонней, утвердилась в Возрождение во многом под влиянием античной и римской традиций (в том числе римского права), обращение к которым дало и само название данной эпохе. Равным образом и идея договора как основания политической организации, создаваемой в целях защиты естественных прав человека, также носит дохристианский характер.
Ю.М. Лотман различал и противопоставлял две типологические системы отношений — магию и религию21. Магия предполагает вза-
18 См., например: ТолстыхВ.Л. Ренессансное понимание достоинства и его влияние на современную концепцию прав человека // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2016. № 2. С. 48—61. Весьма показательна, в частности, характеристика автором значения Возрождения в сфере искусства: «Оно подарило миру непревзойденные шедевры живописи и архитектуры, центральными мотивами которых были красота и величие человека. В изображении библейских персонажей человеческие черты не скрывались, а, наоборот, усиливались — можно сказать, что человек создавал Бога по своему образу и подобию» (там же. С. 50).
19 Тимошина Е.В. Права человека и нравственная ответственность личности в свете христианской антропологии // Философия права в России: история и современность: Материалы третьих философско-правовых чтений памяти акад. В.С. Нерсесянца / Отв. ред. В.Г. Графский. М., 2009. С. 160.
20 См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Русская Православная Церковь. Официальный сайт Московского Патриархата. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/419128.html (дата обращения: 30.07.2018).
21 См.: Лотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 345—355.
имность и эквивалентность отношений, т.е. договор — как с высшими силами, так и в социальных практиках, в том числе с властью. В основе религии лежит идея «безоговорочного вручения себя во власть»22, как божественную, так и государственную, которая при этом также «наделялась чертами святости и истинности. Ценность ее безусловна — она образ небесной власти и воплощает в себе вечную истину. Перед ее лицом отдельный человек выступает не как договаривающаяся сторона, а как капля, вливающаяся в море. Отдавая себя, он ничего не требует взамен, кроме права себя отдавать»23.
Магическими были языческие верования. Христианство, как и все современные монотеистические религии, хотя и сохраняют в себе определенные магические черты, в целом преодолевают присущую магии систему отношений, которая по сути своей является правовой. Не случайно, в Древнем Риме господствующее юридическое мышление подкреплялось магическими культами языческих богов.
Таким образом, права человека не являются религиозными в своей основе. Напротив, их обоснование свидетельствует о десакрализа-ции социальных отношений, привнесении в их организацию нового (старого) юридического принципа, который в том числе распространяется и на религиозное самоопределение человека (признание свободы совести) как на одну из самых актуальных проблем того времени. Религиозные истоки прав человека обусловлены тем, что в Средние века религиозное сознание было столь всеобъемлющим, что юридическое мировоззрение могло утвердиться не в противоборстве с ним, а только внутри него, христианство как бы преобразовывало и в определенной мере отрицало самого себя24.
4. Права человека как морально оправданные притязания
Современные непозитивистские трактовки прав человека, как правило, обосновывают их моральную природу. Р. Алекси считает моральность важнейшим признаком прав человека. Права человека, по его мнению, имеют исключительно моральную действительность,
22 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 345.
23 Там же. С. 350-351.
24 Подробнее см.: Соловьев Э.Ю. От теологического к юридическому мировоззрению (проблема церкви, государства и права в эпоху ранних буржуазных революций) // Философия эпохи ранних буржуазных революций / Отв. ред. Н.В. Мо-трошилова, Э.Ю. Соловьев. М., 1983. С. 159-256.
т.е. должны быть морально обоснованы25. «Требование права предполагает морально-этическую аргументацию и не может быть установлено никаким иным образом»26, — утверждает Р. Дворкин. Причем мораль в данном случае понимается не просто как некоторые стандарты человеческого поведения, не нашедшие закрепления в позитивном праве27, а как собственно моральные стандарты. Права человека в таком контексте сводятся к притязаниям на надлежащее с точки зрения некоторой универсальной или партикулярной — признаваемой тем или иным сообществом — морали обращение со стороны государства и общества28.
Попытку сформулировать некоторые универсальные фундаментальные принципы естественного права, из которых проистекают и естественные права человека, предпринимает Дж. Финнис 29. Эти принципы у него указывают на виды блага, к которым надо стремиться («основные формы человеческого процветания»), и «методологические требования практической разумности», которые сами по себе также образуют одну их форм человеческого процветания и представляют критерии, позволяющие проводить различие между разумными и неразумными действиями, «т.е. между морально правильными и морально ошибочными способами поведения, — и, таким образом, позволяют сформулировать некоторое множество моральных стандар-тов»30. Принципы естественного права затрагивают у Дж. Финниса не только сферу собственно морали (этики индивидуального поведе-
25 См.: Алекси Р. Существование прав человека. С. 23—24.
26 Дворкин Р. О правах всерьез / Пер. с англ. М.Л. Лахути, Л.Б. Макеевой. М., 2004, С. 206.
27 См.: ФуллерЛ.Л. Позитивизм и верность праву. Ответ профессору Харту / Пер. с англ. В.В. Архипова // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2005. № 6. С. 128.
28 Особняком здесь стоит концепция моральных прав человека Г. Харта, которые у него образуют особую сферу морали — отличаются от других моральных понятий и сводятся к равному праву всех людей на свободу. Характеристика прав человека как моральных у Г. Харта лишь подчеркивает их надпозитивный характер; по сути, им развивается юридическая концепция прав человека (см.: Hart. H.L.A. Are There Any Natural Rights? // The Philosophical Review. 1955. Vol. 64. No. 2. P. 175-191).
29 Под естественными правами человека он понимает права, «на которые можно ссылаться независимо от того, реализованы ли они в законодательстве какого-либо сообщества» (Финнис Дж. Естественное право и естественные права / Пер. с англ. В.П. Гайдамака и А.В. Панихиной. М., 2012. С. 251).
30 Там же. С. 43.
ния), но и политику и право31. Универсальность и надпозитивность (естественность) этих принципов заключается в том, что они «будут оставаться в силе в качестве принципов независимо от того, в какой степени они остаются незамеченными, применяются неправильно, игнорируются в практическом мышлении, а также от того, сколь мало они признаются теми, кто занимается теоретической рефлексией относительно человеческого мышления»32.
К числу таких универсальных принципов (ценностей), составляющих аспекты благой жизни, Дж. Финнис относит жизнь (в самом широком витальном смысле, предполагающем заботу о здоровье, самосохранении, продолжении рода); знание (любознательность и стремление к истине); игру; эстетический опыт; общительность (и дружбу как ее высшее проявление); практическую разумность (стремление к упорядочению своих действий и образа жизни в целом); религию (в широком смысле как признание некоего «трансцендентного начала всеобщего порядка вещей»33 и стремление сообразовывать с ним свои поступки и образ жизни)34.
Все иные самые разные виды благ (целей и ценностей человеческой жизни) по Дж. Финнису представляют собой отдельные аспекты или пути поиска и реализации какого-либо из этих семи основных видов блага или их сочетания35. Признание данных ценностей (видов блага) основными обусловливается тем, что они не сводимы друг к другу (или к средствам реализации других ценностей) и не находятся между собой в иерархической соподчиненности (индивидуально-личностные приоритеты существуют, хотя и не являются незыблемыми)36.
Подчеркивая универсальность выделяемых им семи ценностей, Дж. Финнис отмечает, что разнообразие моральных мнений проистекает из ненадлежащей реализации основных требований практической разумности37, а именно — из исключительного внимания
31 Финнис Дж. Указ. соч. С. 44.
32 Там же.
33 Там же. С. 123.
34 См.: там же. С. 87-174.
35 См.: там же. С. 123-125.
36 См.: там же. С. 125-128.
37 К данным требованиям, структурирующим стремление к основным благам, Дж. Финнис относит наличие ясного плана жизни, отсутствие произвольных предпочтений между ценностями и между людьми, беспристрастность и приверженность своим убеждениям, учет последствий своих действий (требование их эффективности), внимание к каждой из основных ценностей в каждом поступке и отказ
к какой-либо одной из ценностей и невнимания к другим, из не контролируемой интеллектом спонтанности действий или из предвзятости и упущений, вызванных как социальными условиями, так и се-бялюбием38.
Но при этом Дж. Финнис отмечает огромное разнообразие возможных реализаций его основных ценностей и невозможность их полной и исчерпывающей реализации «ни отдельным действием, ни прожитой жизнью, ни каким-либо установлением, ни культурой (или каким-то их конечным числом)»39. Люди и целые культуры «различаются в решительности, энтузиазме, сдержанности, дальновидности, восприимчивости, постоянстве и во всех прочих модальностях реакции на любую ценность»40. Таким образом, социальные порядки, основанные на основных ценностях Дж. Финниса, могут быть сколь угодно разнообразны, а регулятивный потенциал этих ценностей оказывается крайне невелик.
На требованиях партикулярной морали права человека основываются в концепции Р. Дворкина. По его мнению, права человека зависят от существующих в данном обществе обычаев и общественной морали, которая предстает как то общее, на что претендуют различные конкурирующие утверждения членов общества 41, и включает в себя политическую мораль, «предполагаемую законами и установлениями данного общества»42. Таким образом, у Р. Дворкина права человека «выводятся» из сложившихся в обществе моральной и правовой систем. В данном контексте не очевидно, как права человека могут функционировать в качестве «политических козырей в руках людей», которые выставляются против коллективных целей, мешающих им что-либо делать или иметь43. По крайней мерее, сила этих «козырей» будет не слишком большой, а само их наличие (признание тех или иных притязаний правами человека) во многом определяется как раз коллективными целями. «Вполне возможно, — отмечает он, — что справедливое общество признает разнообразные индивидуаль-
от действий, наносящих вред какому-либо основному благу, необходимость способствовать достижению общего блага своего сообщества, следование голосу своей совести (см.: Финнис Дж. Указ. соч. С. 135—174).
38 См.: Финнис Дж. Указ. соч. С. 166.
39 Там же. С. 117.
40 Там же. С. 118.
41 См.: Дворкин Р. Указ. соч. С. 182.
42 Там же. С. 179.
43 См.: там же. С. 11.
ные права и для обоснования разных совокупностей этих прав будет использовать разные моральные соображения»44. Не случайно и сам Р. Дворкин признавал, что его понимание индивидуальных прав «носит формальный характер» и «не указывает, какие именно права люди имеют, и даже не гарантирует, что они вообще их имеют»45.
Стремление к моральному обоснованию прав человека (и права в целом) лишает их самостоятельного содержания (отличного от морально-нравственного). В рамках либертарной концепции права, напротив, обосновывается различная направленность двух базовых со-ционормативных систем — правовой и морально-нравственной. Право, в его либертарном понимании, акцентирует свободу и автономию человека, гарантируя ему возможность действовать по своей воле, уважая при этом такую же (формально равную) свободу других членов общества. В основе морально-нравственной регуляции (при всем разнообразии их систем) лежит идея солидарности (а в пределе — любви46) в рамках того или иного сообщества. Нравственные требования ориентируют на взаимопомощь, сострадание, заботу, ответственность. Мораль всегда делает упор на включенность человека в определенное сообщество и предписывает ему соизмерять свои желания с интересами других людей, и прежде всего с интересами всего сообщества, отдавая им приоритет47.
В религиозных48 и этических трактовках права человека включаются в понятие общего блага (образуют его элементы) и обусловливаются обязанностями, сопряженными с заботой об общем благе. Так,
44 Дворкин Р. Указ. соч. С. 366. Дж. Финнис замечает в связи с этим, что теория Р. Дворкина, «столь тесно связанная с моральными убеждениями и практиками данного общества, не является общей теорией — такой, какой претендуют быть теории естественного права» (Финнис Дж. Указ. соч. С. 41).
45 Дворкин Р. Указ. соч. С. 11.
46 В данном случае речь идет о любви в самом широком смысле, предполагающей, как писал Л.И. Петражицкий, отсутствие склонности к зложелательным возбуждениям по адресу других и обильном развитии склонностей противоположного благожелательного характера (см.: Петражицкий Л.И. Введение в изучение права и нравственности: Основы эмоциональной психологии. СПб., 1908. С. 258).
47 «Как бы ни были разнообразны нравственные понятия у различных народов — все они сходятся между собой в том, что человек должен поступаться некоторыми личными интересами ради блага общего, ограничивать свой произвол ради ближних» (Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права // Трубецкой Е.Н. Труды по философии права. СПб., 2001. С. 311).
48 Религия, как и мораль, зовет людей к единению, причем идея всеобщей любви здесь даже больше выражена.
по Ж. Маритену права человека производны от естественного права, воплощающего в себе Божественный разум и определяющего основные наши обязанности49. Дж. Финнис считает, что ссылка на права человека «просто более определенно выражает то, что имплицитно содержится в термине "общее благо"»50. Права человека у него — это «различные аспекты человеческого процветания» и основные составляющие «такого образа жизни в сообществе, который в тенденции способствует всестороннему процветанию человека»51. При этом «понятие долга, обязанности или требования» играет у него «стратегически более важную объяснительную роль, чем понятие прав. Значимость или достоинство прав при таком рассмотрении отнюдь не умаляется: ведь общее благо — это не что иное, как благо индивидуумов, чья выгода от исполнения обязанностей другими есть их право, так как требуется от этих других по справедливости»52.
Таким образом, этическое понимание прав человека не позволяет вычленить их из различных аспектов общего блага. Любое притязание может рассматриваться как право человека, если оно направлено на достижение определенных общественно значимых целей53. Современные концепции прав человека, развивающиеся в континентальной Европе, исходят из того, что права человека нельзя формально отличить от других интересов 54. Дж. Раз утверждает, что в понятии прав нет ничего такого, что выражало бы особое значение стоящих за ними интересов55. С точки зрения Р. Алекси, права человека являются лишь «соображениями, которые могут быть вытеснены другими соображе-ниями»56, например коллективной пользой57. В рамках этих подходов совершенно не очевидно, зачем вообще в моральный (религиозный, социальный, политический) дискурс вводится специальная категория
49 См.: МаритенЖ. Человек и государство / Пер. с англ. Т. Лифинцевой. М., 2000. С. 91-92.
50 Финнис Дж. Указ. соч. С. 270.
51 Там же. С. 278.
52 Там же. С. 265.
53 McHargA. Reconciling Human Rights and the Public Interest: Conceptual Problems and Doctrinal Uncertainty in the Jurisprudence of the European Court of Human Rights // The Modern Law Review. 1999. Vol. 62. Iss. 5. P. 681.
54 См.: Rivers J. Proportionality and Variable Intensity of Review // Cambridge Law Journal. 2006. Vol. 65. No. 1. P. 180.
55 Raz J. The Morality of Freedom. Oxford, 1986. P. 186-192, 254-255.
56 См.: Alexy R. A Theory of Constitutional Rights. Oxford, 2002. P. 57.
57 См.: McHarg A. Op. cit. P. 674.
«права человека» и уж тем более не понятно, каким образом они могут функционировать в качестве «козырей в руках людей» (Р. Дворкин).
Из подобных трактовок прав человека следует, с одной стороны, абсолютная неопределенность и беспредельность притязаний, которые могут быть признаны правами человека58, а с другой — их ок-троированность, производность от сообщества (его общего блага) и обусловленность исполнением обязанностей (как самим субъектом права, так и другими членами сообщества).
Весьма показательна в этом отношении развиваемая Л. Валентини статусная концепция достоинства личности. Ортодоксальная концепция неотъемлемо присущего человеку достоинства как основы признаваемых за ним прав отвергается ею, поскольку погружает рассуждения о правах человека «в темные воды метафизики»59. Взамен предлагается статусная концепция достоинства. Статусное достоинство человека в ее представлении — это нормативные стандарты поведения, атрибутируемые определенным выполняемым социальным ролям — гражданина, родителя, наемного работника и т.п. Оно предполагает как стандарты обращения с человеком (пассивное статусное достоинство), так и стандарты его собственного поведения (активное статусное достоинство). Обе составляющие достоинства взаимосвязаны: нарушение активного статусного достоинства (ненадлежащее поведение) ведет к утрате пассивного статусного достоинства (оправдывает отдельные виды обращения с человеком, недопустимые при его надлежащем поведении). Например, согласно принятым моральным стандартам лицо, допускающее жестокое и унижающее обращение с невиновным, нарушает пассивное
58 «Сторонник такого мировоззрения, — иронично замечает Б. Мелкевик,— ...настаивает на том, что если существует необходимость питаться, в таком случае существует и зеркальное право на питание. Точно так же если существует "здоровье", то право на здоровье представляет собой естественное следствие из самого факта существования здоровья. Разумеется, факт голодания свидетельствует об ущемлении "права", реализация которого должна была бы в полной мере удовлетворять потребности в питании; то же самое касается и другого "права", которое должно было бы обеспечить охрану здоровья и защиту от болезней» (Мелкевик Б. Говорите на языке «нового нарратива о праве», или О том, как политкорректность «юридически» узаконивает себя / Пер. с франц. М.В. Антонова, Е.А. Патрикеевой // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2012. № 1. С. 38). Когда отмечается «недостаток чего-либо бытийного или чего-либо материального», речь «всегда идет о предполагаемом ущемлении гарантированного всем "права"» (там же. С. 39).
59 Valentini L. Dignity and Human Rights: A Reconceptualisation // Oxford Journal of Legal Studies. 2017. Vol. 37. Iss. 4. P. 863.
статусное достоинство жертвы. Оно одновременно не исполняет требования, атрибутируемые его статусу (свое активное статусное достоинство) и в силу этого частично утрачивает свое пассивное статусное достоинство — оно может быть подвергнуто обращению, которое в противном случае было бы недопустимым в отношении него (причинение физического вреда или ограничение свободы). Аналогично лицо, которое употребляет наркотики, также (временно) утрачивает свое пассивное статусное достоинство: его зависимость от наркотиков и влияние, которое это оказывает на его способность управлять своими действиями, изменяет характер допустимого с ним обращения, в частности, в отношении него может быть установлена опека, невозможная применительно к лицу, сохраняющему способность к здравым рассуждениям и управлению своими действиями60.
При этом конкретизация статусного достоинства, присущего тем или иным социальным ролям, зависит от признаваемых в данном сообществе нормативных требований, ассоциируемых с соответствующим статусом61. Никаких объективных общезначимых операциональных критериев тех требований, которые образуют активное и пассивное статусное достоинство, и тех пределов, до которых может нарушаться пассивное достоинство при несоответствии поведения активному статусному достоинству, не выдвигается.
Наконец, моральное обоснование как бы выводит естественные и неотчуждаемые права человека из собственно правовой сферы. Так, у Р. Дворкина моральные права (а к таковым он относит и политические права, которые граждане имеют по отношению к государству)62 приобретают юридический характер, лишь будучи закреплены в конституции и законах или признаны судебной практикой63. Это сближает этические трактовки прав человека с социологическими и позитивистскими.
5. Права человека как социально признанные и институционально гарантированные притязания
Социологические трактовки прав человека, как правило, не акцентируют их религиозных или моральных оснований. Увязывание неприкосновенности и защиты прав человека с данными неправовы-
60 См.: Valentini L. Op. cit. P. 866-867.
61 Ibid. P. 866.
62 См.: Dworkin R. A Matter of Principle. Cambridge, 1985. P. 11.
63 См.: ДворкинР. Указ. соч. С. 151-174, 252-254.
ми понятиями сторонникам этого подхода кажется непродуктивным в связи с неопределенностью проистекающих из указанных оснований критериев для установления пределов пользования теми или иными правами и разрешения конфликтов в случае конкуренции отдельных прав между собой и с публичными интересами. Права человека предлагается рассматривать как права, утвердившиеся в общественном сознании и в связи с этим закрепленные в конституциях, законах, международно-правовых актах. Именно факт социального признания тех или иных возможностей человека, а не только индивидуальные притязания придает им статус прав человека. Социальная общепризнанность данных прав первична, а их позитивация (признание государством) лишь придают им большую юридическую определенность. Источником прав человека здесь выступает общественное согласие по поводу необходимости их обеспечения64.
Вряд ли в рамках такого понимания прав человека могут быть предложены более четкие критерии их обеспечения и защиты, чем при их естественно-правовой (религиозной или моральной) трактовке, если только не делать упор на позитивированность прав, в отношении которых в обществе достигнуто согласие. Одновременно социологическая интерпретация прав человека также акцентирует принадлежность человека к сообществу, и признаваемые сообществом права рассматриваются прежде всего как «целый комплекс взаимосвязанных правовых возможностей, открывающих человеку путь к развитию и участию в различных сферах жизни общества и государства»65. Предназначением прав человека здесь является «не просто предоставление человека самому себе во всех случаях, но сохранение для индивидов возможности быть включенным в жизнь общества»66. А идеалом социального устройства видится «конечное слияние личности и общества в одно гармоничное целое, при котором каждый из них, являясь самоцелью, взаимно друг друга дополняли бы, а не подавляли или упраздняли»67.
Однако смысл прав человека, среди прочего, заключается и в возможности противопоставления соответствующих притязаний обще-
64 См., например: ТроицкаяА.А. Основные права: происхождение, юридическая природа и пределы защиты // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 1. С. 66-68, 78.
65 Там же. С. 78.
66 Там же. 77.
67 Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права // Кистяковский Б.А. Избранное: В 2 ч. Ч. 1. М., 2010. С. 485.
ственному мнению, предъявлении государству и обществу требования их уважения, независимо от отношения к ним. В противном случае права человека не смогли бы ни утвердиться, ни развиваться.
При социологическом подходе к правам человека необходимость как их признания, так и ограничения в большинстве случаев обосновывается практическими соображениями, а не собственно юридиче-скими68. Р. Алекси, например, отождествляет права человека с принципами, которые признаются в рамках данной конституционной системы и могут быть реализованы в той или иной мере в зависимости от фактических и юридических возможностей69.
Впрочем, такие установки не чужды и сторонникам религиозно-нравственного обоснования прав человека. Ж. Маритен, например, подчеркивал, что реализация естественного права «подчинена конкретным возможностям данного общества»70 и в определенные исторические периоды от осуществления некоторых прав полезно отка-заться71.
Социологические интерпретации прав человека востребованы судебной практикой. В частности, Конституционный Суд РФ неоднократно подчеркивал, что цели ограничений конституционных прав и свобод «должны быть не только юридически, но и социально оправ-
данны»72.
Отражением социологических подходов к пониманию прав человека в практике Европейского суда по правам человека является
68 См.: Kumm M. Constitutional Rights as Principles: On the Structure and Domain of Constitutional Justice. A review essay on A Theory of Constitutional Rights, by Robert Alexy. Translated by Julian Rivers. Oxford University Press, 2002, 463 pp. // International Journal of Constitutional Law. 2004. Vol. 2. No. 3. P. 582.
69 См. Alexy R. A Theory of Constitutional Rights. Oxford, 2002. P. 47-48, 57.
70 МаритенЖ. Указ. соч. С. 98.
71 Там же. С. 99.
72 См.: определение Конституционного Суда РФ от 10 марта 2016 г. № 450-0 по жалобе гражданина Барсукова Александра Викторовича на нарушение его конституционных прав подпунктом 58 статьи 2 и пунктом 2.1 статьи 33 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (п. 2 мотивировочной части) // Вестник Конституционного Суда РФ. 2016. № 2; постановление Конституционного Суда РФ от 29 ноября 2016 г. № 26-П по делу о проверке конституционности подпункта 8 пункта 2 статьи 235 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 17 Федерального закона «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» в связи с запросом Верховного суда Республики Башкортостан (п. 4 мотивировочной части) // СЗ РФ. 2016. № 50. Ст. 7169.
развиваемая им доктрина «европейского консенсуса». Под ним Суд понимает достаточное единообразие регулирования определенных отношений в государствах — участниках Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.73 От наличия «европейского консенсуса» зависит признаваемая Европейским судом за государствами степень свободы усмотрения при обеспечении гарантированных Конвенцией прав. Если «европейский консенсус» существует, но государство ему не следует, оно должно предоставить особо убедительное обоснование своей позиции74. Европейский суд считает, что он обязан учитывать изменение условий в государствах — участниках Конвенции и реагировать на достижение согласия в отношении стандартов, к которым необходимо стремиться 75. Сам термин «европейский консенсус» скорее является метафорой, ни о каком реально существующем консенсусе речь не идет. В практике Европейского суда было лишь одно дело, когда он констатировал полное единообразие регулирования, причем на уровне не общих принципов и подходов, а конкретных правовых предписаний (относительно права женщин при вступлении в брак сохранить свою фамилию, которое признавалось во всех государствах — участниках Конвенции кроме Турции76). Обычно «европейский консенсус» означает не более чем наличие общей тенденции или подходов в регулировании тех или иных вопросов в правопорядках многих (большинства) государств — участников Конвенции77.
73 СЗ РФ. 2001. № 2. Ст. 163.
74 См., например: Eur. Court H.R.: Dickson v. the United Kingdom. Application no. 4436/04. Judgment of 4 December 2007. Para 81; S.L. v. Austria. Application no 45330/99. Judgment of 9 January 2003. Para 31; Tanase v. Moldova. Application no. 7/08. Judgment of 27 April 2010. Para. 176; Demir and Baykara v. Turkey. Application no. 34503/97. Judgment of 12 November 2008. Para. 85; Weller v. Hungary. Application no. 44399/05. Judgment of 31 March 2009. Para. 28; Stec and Others v. the United Kingdom. Applications no. 65733/0165900/01. Judgment of 12 April 2006. Paras. 63-64; Unal Tekeli v. Turkey. Application no. 29865/96. Judgment of 16 November 2004. Para. 54; Stafford v. the United Kingdom. Application no. 46295/99. Judgment of 28 May 2002. Para. 68; Kiyutin v. Russia. Application no. 2700/10. Judgment of 10 March 2011. Para. 65; Konstantin Markin v. Russia. Application no. 3078/06. Judgment of 22 March 2012. Para. 126.
75 Eur. Court H.R. Bayatyan v. Armenia. Application no. 23459/03. Judgment of 07 July 2011. Para. 101.
76 Eur. Court H.R. Unal Tekeli v. Turkey. Application no. 29865/96. Judgment of 16 November 2004.
77 См.: Dzehtsiarou K. Does Consensus Matter? Legitimacy of European Consensus in the Case Law of the European Court of Human Rights // Public Law. 2011. P. 541-546;
Таким образом, наднациональные стандарты обеспечения прав человека, утверждать которые призван Европейский суд, ставятся в зависимость от сложившегося на национальном уровне понимания содержания тех или иных прав человека, пределов их осуществления и допустимых ограничений, т.е. от того социального контекста, в рамках которого они реализуются.
Доктрина «европейского консенсуса» используется Судом применительно практически ко всем гарантируемым Конвенцией правам78. При этом исследователи отмечают, что особенно часто Европейский суд обращается к ней в делах «с ярко выраженным моральным под-текстом»79. Европейский суд исходит из отсутствия «единообразной европейской концепции морали». Требования морали находят в законодательстве различное отражение в зависимости от времени и места, причем наша эпоха отличается быстрой и радикальной эволюцией мнений по разным моральным проблемам. Национальные власти, непосредственно и непрерывно взаимодействуя с жизненно важными для страны общественными интересами и соприкасаясь с реакцией на те или иные решения в своих странах, в принципе могут лучше, чем международный суд, оценить точное содержание требований морали, принятой в соответствующей стране, и ограничения прав человека, необходимые для их соблюдения80. И когда дело касается «особо деликатных вопросов», Суд склонен предоставлять государствам большую свободу усмотрения81.
Доктрина «европейского консенсуса» подвергается серьезной критике, в центре которой как раз и находится вопрос о социальном признании прав человека как условии их обеспечения. С одной стороны, отмечается, что она лишает государства возможности развивать права человека согласно нравам, традициям и культуре, присущим их обще-
Dzehtsiarou K. European Consensus and the Legitimacy of the European Court of Human Rights. Cambridge, 2015. P. 10-14.
78 См.: Dzehtsiarou K. Does Consensus Matter? Legitimacy of European Consensus in the Case Law of the European Court of Human Rights. P. 546-548.
79 Нуссбергер А. «Консенсус» как элемент аргументации Европейского суда по правам человека // Международное правосудие. 2013. № 1. С. 17.
80 Eur. Court H.R. Handyside v. the United Kingdom. Application no. 5493/72. Judgment of 7 December 1976. Series A. No. 24. Para. 48; A., B. and C. v. Ireland. Application no. 25579/05. Judgment of 16 December 2010. Para. 223.
81 См., например: Eur. Court H.R. Stübing v. Germany. Application no. 43547/08. Judgment of 12 April 2012. Para. 61.
ствам82, с другой — что она способствует сохранению status quo и отдает обеспечение прав человека на откуп государствам, действующим в рамках своего социального контекста83.
Критики доктрины «европейского консенсуса»84 подчеркивают, что, несмотря на свой кажущийся демократизм, она ориентирована на учет доминирующих представлений и подходов (как собственно юридических, так и нравственных) на национальном уровне и не может обеспечить защиту прав меньшинств85. Основываясь на доктрине «европейского консенсуса», Европейский суд оказывается не в состоянии выполнять свою функцию «внешнего гаранта от тирании большинства»86.
В ряде случаев государства пытались оправдать свой отказ от следования «европейскому консенсусу» ссылками на так называемый внутригосударственный консенсус 87, т.е. свои устойчивые и обще-
82 См.: Martens P. Perplexity of the National Judge Faced with the Vagaries of European Consensus // Dialogue between Judge. Strasbourg. 2008. European Court of Human Rights. URL: https://www.echr.coe.int/Documents/Dialogue_2008_ENG.pdf (дата обращения: 23.07.2018).
83 См.: Murray J. Consensus: Concordance or Hegemony of the Majority // Dialogue between Judge. Strasbourg. 2008. European Court of Human Rights. URL: https:// www.echr.coe.int/Documents/Dialogue_2008_ENG.pdf (дата обращения: 23.07.2018).
84 Критике подвергается также неочевидность и недостаточная надежность сравнительно-правовых методов, к которым прибегает Европейский суд в целях установления «европейского консенсуса» (см., например: Полгари Э. Страсбург-ский суд и европейский консенсус / Пер. с венгерского Л. Кутеповой // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. № 3. С. 110; Нуссбергер А. Указ. соч. С. 22; Дегтярев К. Спасет ли консенсус суд? Размышления о роли европейского консенсуса в прецедентном праве Европейского суда по правам человека // Российский ежегодник Европейской конвенции по правам человека. № 2 (2016): «Автономное толкование» Конвенции и «судейский активизм». М., 2016. С. 60-63), но данная проблема выходит за рамки статьи.
85 См.: Benvenisti E. Margin of Appreciation, Consensus, and Universal Standards // New York University Journal of International Law & Politics. 1999. Vol. 31. Iss. 4. P. 850-854. Показательно, что, по мнению Европейского суда, защита безопасности, идентичности и образа жизни меньшинств необходима не только в целях обеспечения их интересов как таковых, но и для сохранения культурного разнообразия как ценности всего сообщества (курсив мой. — Н.В.) См.: Eur. Court H.R. D.H. and Others v. the Czech Republic. Application no. 57325/00. Judgment of 13 November 2007. Para. 181.
86 Macdonald R.S. The Margin of Appreciation // The Europe System for the Protection of Human Rights / Ed. by R. Macdonald, F. Matscher, H. Petzoud. Dordrecht; Boston; London, 1993. P. 124.
87 См.: Лондрас де Ф., Дегтярев К. «А., В. и С. против Ирландии»: возникновение блокирующего внутригосударственного консенсуса / Пер. с англ. С. Усоскина, М. Тимофеева // Международное правосудие. 2013. № 1. С. 25-35.
признанные культурные традиции88, моральные позиции, ценностные ориентации, социальную эффективность тех или иных институ-тов89. Европейский суд в целом признает возможность отступления от «европейского консенсуса» по серьезным внутригосударственным историческим и политическим причинам, но редко соглашается с такими доводами90.
Однако в деле А., В. и С. против Ирландии Суд признал, что действующее в Ирландии ограничение права на аборт исключительно случаями, когда беременность угрожает жизни матери, совместимо с Конвенцией, несмотря на существующий «европейский консенсус» в отношении гораздо более либерального регулирования данного вопроса. Европейский суд аргументировал свою позицию тем, что установленные в Ирландии ограничения основывались на существующих там «принципиальных этических взглядах на природу жизни»91 (курсив мой. — Н.В., т.е. не на обоснованной в решении Суда «природе жизни», а на существующих в Ирландии этических взглядах на природу жизни92 ). От установления «природы жизни» и момента ее возникновения Европейский суд самоустранился в силу отсутствия по этому поводу «европейского научного и юридического консенсуса»93, оставив решение данного вопроса, а следовательно, и регулирование абортов на усмотрение государств — участников Конвенции.
При использовании доктрины «европейского консенсуса» судебная аргументация базируется не на собственно юридических доводах (относительно природы соответствующих прав, характера проистекающих из них притязаний, способов и пределов их обеспечения),
88 Eur. Court H.R. Buscarini v. Sun Marino. Application no. 24645/94. Judgment of 18 February 1999. Para. 32.
89 Eur. Court H.R. Tyrer v. the United Kingdom. Application no. 5856/72. Judgment of 25 April 1978.
90 См., например: Eur. Court H.R. Tanase v. Moldova. Application no. 7/08. Judgment of 27 April 2010. Paras. 174-176.
91 Eur. Court H.R. A. B. and C. v. Ireland. Application no. 25579/05. Judgment of 16 December 2010. Para. 226.
92 Спорность принятого Европейским судом обоснования наличия таких взглядов составляет отдельную проблему. Показательно, что данное решение Европейского суда вызвало в Ирландии прямо противоположные движения как за либерализацию, так и за ужесточение регулирования абортов (см.: Лондрас де Ф., Дегтярев К. Указ. соч. С. 33-34).
93 Eur. Court H.R. A. B. and C. v. Ireland. Application no. 25579/05. Judgment of 16 December 2010. Para. 237.
а на сугубо социологических — признанность соответствующих стандартов в государствах — участниках Конвенции. Не случайно доктрина «европейского консенсуса» рассматривается как один из инструментов легитимации Европейского суда (как его деятельности в целом, так и конкретного решения), необходимой для эффективного исполнения его решений94. Причем в основе этой легитимности лежат опять-таки не собственно юридические качества решения Суда (его юридическая обоснованность), а его соответствие практике, сложившейся в государствах — участниках Конвенции.
Исследователи подчеркивают, что доктрина «европейского консенсуса» и особенно «внутригосударственного консенсуса» позволяет Европейскому суду уйти от необходимости формулирования четких очертаний конвенциональных прав в спорных сферах отношений95.
94 См.: Дегтярев К. Спасет ли консенсус суд? Размышления о роли европейского консенсуса в прецедентном праве Европейского суда по правам человека. С. 68-75; Dzehtsiarou K. Does Consensus Matter? Legitimacy of European Consensus in the Case Law of the European Court of Human Rights P. 534-541. Dzehtsiarou K. European Consensus and the Legitimacy of the European Court of Human Rights. Cambridge, 2015; HelferL.R. Consensus, Coherence and the European Convention on Human Rights // Cornel International Law Journal. 1993. Vol. 26. Iss.1. P. 133-165.
95 См.: Лондрас де Ф., Дегтярев К. Указ. соч. С. 34.
Необходимо отметить, что доктрина «европейского консенсуса» не является единственным основанием аргументации Европейского суда. Наличие или отсутствие «европейского», равно как и «внутригосударственного», консенсуса однозначно не определяет позицию Европейского суда, и в целом ряде дел она формировалась с учетом того, что демократия не предполагает осуществление исключительно воли большинства; необходим баланс, обеспечивающий уважительное отношение к меньшинствам и исключающий возможность злоупотребления доминирующим положением (Eur. Court H.R. Young, James and Webster v. the United Kingdom. Applications no. 7601/76 7806/77. Judgment of 13 August 1981. Series A. No. 44. Para. 63). Так, в решении по делу Тайрер против Соединенного Королевства Европейский суд указал, что даже если телесные наказания несовершеннолетних считаются эффективным средством предотвращения преступного поведения и поддерживаются общественным мнением жителей острова Мэн, они не перестают быть унижающими достоинство и в силу этого противоречат ст. 3 Конвенции, запрещающей унижающее достоинство обращение и наказание. И применение такого наказания в принципе недопустимо, каким бы ни был его сдерживающий эффект (Eur. Court H.R. Tyrer v. the United Kingdom. Application no. 5856/72. Judgment of 25 April 1978. Para. 31). В деле Даджен против Соединенного Королевства Европейский суд не принял довод государства-ответчика относительно того, что в силу особого консерватизма и религиозности североирландского общества декриминализация гомосексуальных отношений между взрослыми мужчинами по взаимному согласию натолкнется на активное неприятие и нанесет серьезный урон его моральным устоям. Суд специально подчеркнул, что демократическое общество
Отход от содержательных (сущностных) интерпретаций прав человека характерен и для их современных доктринальных трактовок.
Натуралистические (сущностные) интерпретации прав человека отвергаются как недостаточно функциональные и нерелевантные современной практике их защиты. Права человека перестают рассматриваться как естественные, доинституциональные (т.е. возникшие до формирования институтов, обеспечивающих их защиту), которыми все люди обладают в силу их человеческой природы96. Акцентируется политическая функция прав человека — ограничивать действия представителей власти.
Все большую популярность получают так называемые политические, функциональные, инклюзивные, институциональные и т.п. концепции прав человека, в рамках которых права человека трактуются как производные от существующих институциональных механизмов и процедур их защиты и одновременно — в качестве условий включенности человека в политическое сообщество — национальное и глобальное97.
Современные исследователи подчеркивают, что этические концепции прав человека бенефициароцентричны; в их рамках больше внимания уделяется самому требованию, выраженному в соответствующем праве, — тем интересам, которые защищает данное право, и причинам, обусловливающим его универсальность, таким как характер соответствующих действий, базовые потребности, достойная жизнь, человеческое достоинство и т.п., чем той стороне, которая призвана их обеспечивать и несет ответственность за их уважение и защиту.
Между тем универсальные моральные права, по их мнению, сами по себе не могут обосновать необходимость своей защиты, даже когда они увязываются с самыми базовыми и насущными интересами и по-
характеризуется терпимостью и открытостью, и моральное неприятие гомосексуализма в Северной Ирландии не может являться оправданием для столь серьезного вмешательства в частную жизнь лица (Eur. Court H.R. Dudgeon v. the United Kingdom, Judgment of 22 October 1981. Series A. No. 45. Para. 46, 53-54, 56, 60-61).
96 См.: Vila M.I. Subsidiarity, Margin of Appreciation and International Adjudication within a Cooperative Conception of Human Rights // International Journal of Constitutional Law. 2017. Vol. 15. No. 2. P. 395.
97 См., например: Rawls J. The Law of Peoples with "The Idea of Public Reason Revisited". Harvard, 1999. P. 78-81; Beitz C. The Idea of Human Rights. Oxford; N.Y., 2009; Raz J. Human Rights in the Emerging World Order // Transnational Legal Theory. 2010. Vol. 1. Iss. 1. P. 31-47; Cohen J. Minimalism about Human Rights: The Most We Can Hope for? // Journal of Political Philosophy. 2004. Vol. 12. Iss. 2. P. 190-213.
требностями человека. В связи с этим предлагаются различные концепции, показывающие, как в конкретном историческом и социокультурном контексте моральные права трансформируются в собственно права человека. В рамках таких гибридных концепций акцентируется по меньшей мере две характерные черты прав человека, отличающих их от доинституциональных моральных прав. Во-первых, права человека динамичны по своему характеру. Они изменяются во времени и являются сложным продуктом рациональных оснований и случайностей. Права человека рассматриваются в контексте (1) стандартных угроз базовым интересам человека в современных условиях жизни; (2) наиболее эффективных способов защиты этих интересов, исходя из институциональных механизмов реально или потенциально доступных для этого; (3) справедливости, надежности и достаточности существующих институциональных структур для защиты таких интересов от стандартных угроз в плюралистичном мире. Во-вторых, права человека являются законодательно признанными и юридически обеспечиваемыми, они функционируют как юридические стандарты, определяющие институциональную динамику (развитие институтов)98.
Строго политические концепции прав человека вообще отказываются увязывать их с какими-либо этическими притязаниями; права человека рассматриваются как требования «относительной справедливости». Существование прав человека ставится в зависимость от социальных отношений, которые оправдывают защиту определенных благ и интересов. В отличие от общих моральных (естественных) прав права человека могут быть концептуализированы как наши права как членов сообщества в самом широком смысле слова. Права человека в отличие от моральных прав не могут существовать вне социальных структур99. С одной стороны, они выражают требования справедливости в контексте институционального взаимодействия, с другой — выступают в качестве критериев для оценки того, насколько хорошо функционируют институциональные структуры в отношении обеспечения основных благ.
Таким образом, права человека ассоциируются с идеей членства в политическом сообществе и являются базовым условием включенности в него. Игнорирование основных интересов, ассоциируемых
98 См.: Vila M.I. Op. cit. P. 396.
99 Утверждение о возможности существования естественных (моральных) прав вне социальных структур достаточно спорно, поскольку и права человека, и мораль — явления социальные.
с этими правами, означает отрицание минимальных условий гражданства100. Другими словами, не сущность прав человека определяет требования к институциональной структуре политического сообщества, а, напротив, признаваемые в рамках сообщества блага и интересы и существующие способы их обеспечения и защиты определяют права человека.
В итоге собственно юридические права человека перестают быть естественными и неотчуждаемыми, поскольку юридическими признаются только позитивированные права, а естественные права низводятся до уровня благих пожеланий, адресуемых государству. Одновременно утрачивается и связь прав человека с его свободой, а также и с самим человеком.
Л. Валентини, например, приписывает различные статусные достоинства не только людям, осуществляющим те или иные социальные роли, но и государству, корпорациям и даже животным. В частности, она рассматривает помещение льва в маленькую клетку (нарушение нормативных стандартов обращения с ним) как нарушение его статусного достоинства101. Движение за признание прав животных получает все большее распространение102. При этом ряд исследователей специально подчеркивают, что они не проводят различие между признанием прав животных и защитой их благополучия103. Очевидно, это различие не значимо и применительно к человеку. Так, у Л. Валентини права человека — это универсальные стандарты, образующие пассивное статусное достоинство субъектов, подчиненных суверенной власти, и универсальные стандарты активного статусного достоинства суверенных властей, т.е. человек как субъект своих прав на самом деле выступает лишь объектом заботы со стороны государства104. Данная трактовка вполне коррелирует с основополагающим и самоочевидным
100 См.: Vila M.I. Op. cit. P. 396-397.
101 См.: Valentini L. Op. cit. P. 866. В данном контексте непонятно, почему само по себе помещение льва в клетку не рассматривается как нарушение его статусного достоинства.
102 См., например: The Great Ape Project: Equality beyond Humanity / Ed. by P. Singer, P. Cavalieri. London, 1993.
103 См.: McCausland C. United Nations Declaration on Animal Welfare: Why not Rights? // Regarding Rights April 19 2013. URL: http://asiapacific.anu.edu.au/regard-ing-rights/2013/04/19/united-nations-declaration-on-animal-welfare-why-not-rights/ (дата обращения: 23.07. 2018); Kotzmann J., Seery C. Dignity in International Human Rights Law: Potential Applicability in Relation to International Recognition of Animal Rights // Michigan State International Law Review. 2018. Vol. 26. Iss. 1. P. 1-42.
104 См.: Valentini L. Op. cit. P. 881.
моральным правом «на равную заботу и уважение» (right to concern and respect) со стороны государства у Р. Дворкина105.
Безграничное расширение перечня притязаний, которые могут квалифицироваться как «права человека» в рамках моральных и социальных их трактовок, неизбежно влечет за собой произвольность (в нейтральном значении данного слова) такой квалификации (или отказа в ней) и избирательный подход при обеспечении и защите «прав человека», особенно в ситуации их конкуренции, т.е. фактически их негарантированность. Права человека в данном случае превращаются в нечто абсолютно неопределенное и в конечном счете еще более зависимое от усмотрения власти (уже не законодательной, а судебной), чем при сугубо позитивистской их интерпретации.
В либертарной концепции права выстраивается прямо противоположная зависимость. За правами человека здесь признается «общерегулятивное значение». Они выступают «определяющим критерием наличия или отсутствия, соблюдения или отрицания права вообще, критерием правового характера» действующего позитивного права и государства106.
Придание естественным правам человека собственно юридического значения требует их четкого определения, позволяющего отграничивать их от иных притязаний, требований, ценностей, благ и потребностей.
6. Права человека как притязания на свободу
Ироничное замечание Р. Алекси «чем меньше предоставляется прав, тем проще и надежнее их защита»107 на самом деле абсолютно верно обозначает проблему.
Изначально (в Новое время) права человека отождествлялись с его свободой, под которой, в свою очередь, понималось отсутствие для человека внешних препятствий «делать желаемое, поскольку он по своим физическим и умственным способностям в состоянии это сделать»т. Либертарная концепция, едва ли не единственная из современных, сохраняет такое понимание прав человека.
105 См.: Дворкин Р. Указ. соч. С. 247-251, 366-374.
106 Нерсесянц В.С. Философия права. С. 465.
107 Алекси Р. О структуре принципов права / Пер. с нем. В.Н. Корнева, М.С. Синявской // Российское правосудие. 2017. № 3. С. 34.
108 Гоббс Т. Указ. соч. С. 145.
Религиозные, моральные и социологические трактовки прав человека акцентируют единение и общее благо сообщества, поэтому свобода не рассматривается ими в качестве правообразующей ценности, исключительного или, по крайней мере, основополагающего притязания. Так, «для христианского правосознания идея свободы и прав человека неразрывно связана с идеей служения. Права нужны христианину прежде всего для того, чтобы, обладая ими, он мог наилучшим образом осуществить свое высокое призвание к "подобию Божию", исполнить свой долг перед Богом и Церковью, перед другими людьми, семьей, государством, народом и иными человеческими сообще-ствами»109.
Среди семи основных универсальных принципов (целей, ценностей) благой жизни Дж. Финниса свободе места не находится. По мнению, Р. Дворкина, «право на свободу представляет собой ложную идею, которая оказывает плохую услугу политической мысли»110. Наличие у людей права на свободу в абстрактном смысле он отрицает и признает лишь права на конкретные свободы (слова, собраний, вероисповедания и т.п.), ограничения которых наносят человеку ущерб или подвергают его унижению, или имеют иные негативные последствия, т.е. фактически люди, в его представлении, имеют право не на свободу, а на определенные ценности, интересы или социальный статус111. Свобода у Р. Дворкина уступает место равенству: «Индивидуальные права на отдельные свободы только тогда должны признаваться, когда можно доказать, что этих прав требует более основополагающее право на обращение как с равными»112. Любое право у него приобретает этот особый статус лишь постольку, поскольку оно направлено на достижение определенных общественно значимых це-лей113. Самоценность свободы им отрицается.
Между тем традиция обособления свободы от иных благ и признание ее в качестве особого притязания, собственно и образующего права человека, достаточно развита в философии права. В частности, Г. Харт напоминал, что Т. Джефферсон специально подчеркивал различие между счастьем и правом на стремление к счастью, указывая,
109 См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви.
110 Дворкин Р. Указ. соч. С. 364.
111 См.: там же.
112 Там же. С. 368.
113 См.: McHargA. Op. cit. P. 681.
что свобода мысли и выбора являются основой притязаний на права человека114.
В либеральном утилитаризме Дж. Ст. Милля признавалась «особая полезность основных прав», что предполагает защиту человека от неоправданного вмешательства в его свободу обеспечивать свое благополучие и защиту свободы каждого человека во всех ее проявлениях, которые не причиняют вреда другим людям, т.е. защиту свободы как таковой, причем в равной мере применительно ко всем лицам115.
Дж. Ролз в своей концепции справедливости разграничивал два ее принципа и соответственно две части социальной структуры, в рамках которой они реализуются, а именно — аспекты социальной системы, обеспечивающие всем равные основные свободы, и аспекты, устанавливающие социальное и экономическое неравенство116.
Его первый принцип «требует, чтобы определенные виды правил, определяющие основные свободы, применялись равным образом ко всем и чтобы они позволяли наибольшим свободам совмещаться с подобными свободами для всех. Единственная причина для ограничения основных свобод и для уменьшения их сферы состоит в том, что в противном случае они будут противоречить друг другу»117.
Весьма показательно, что при всей социальной направленности своей концепции Дж. Ролз проводит четкое различие между обеспечением равенства всех членов общества в свободе (равноправия) и распределением доходов, богатств и благоприятных возможностей; между фундаментальными правами и свободами и экономическими и социальными преимуществами118.
Свобода у Дж. Ролза понимается как свобода от ограничений делать или не делать что-либо, защищенная от вмешательства других лиц и государства. При этом отдельные свободы образуют целостную систему119.
Свобода и проистекающие из нее права выводятся у Дж. Ролза из системы организованного перераспределения и образуют самостоятельную сферу регулирования, в рамках которой они «могут
114 См.: Hart H.L.A. Utilitarianism and Natural Rights // Hart H.L.A. Essays in Jurisprudence and Philosophy. New York, 1983. P. 189.
115 См.: Mill J.S. Utilitarianism // Collected Works of John Stuart Mill / Ed. by J. Robson. 1969. Vol. 10. P. 241, 250-251, 259.
116 См.: Ролз Дж. Теория справедливости / Пер. с англ. В.В. Целищева. Новосибирск, 1995. С. 66.
117 Там же. С. 69.
118 См.: там же. С. 67-68.
119 См.: там же. С. 183.
быть ограничены или стать частью компромисса только при конфликте с другими основными свободами», и нарушение основных свобод не может быть оправдано или компенсировано «большими социальными и экономическими преимуществами»120. Его концепция справедливости не позволяет «обмена между основными свободами и экономическими и социальными приобретениями»121. Свобода по Дж. Ролзу «может быть ограничена лишь ради самой свободы, т.е. ради гарантии того, что та же самая или какая-либо другая основная свобода должным образом защищены, и для того, чтобы организовать эту самую систему свобод наилучшим образом»122.
При этом Дж. Ролз отказывается рассматривать в качестве ограничений свободы «неспособность воспользоваться своими правами и возможностями в результате бедности или невежества, а также общего недостатка средств». С его точки зрения, все это влияет на ценность свободы (той или иной свободы) для конкретных лиц (которая зависит от их способности преследовать свои цели в рамках данной свободы), но не является ограничением свободы123.
Либертарная концепция права наследует этой традиции. Права человека рассматриваются в ней как притязания исключительно на свободу — возможность самостоятельно (без внешнего принуждения) определять свое поведение, а также на защиту своей свободы от нарушений со стороны частных лиц и органов публичной власти. При этом свобода самоценна (как качество, неотъемлемо присущее человеку и выражающее его сущность, его собственно человеческую природу) и едина. Обеспечение различных проявлений свободы не требует их религиозного, морального или социального (в плане социальной полезности) оправдания, и, как писал еще Г. Еллинек, «при ближайшем рассмотрении нетрудно... убедиться, что мы имеем здесь дело не с отдельными правами, а только с особо признанными направлениями индивидуальной свободы, которая сама по себе едина и означает свободное от вмешательства государства состояние индивида»124.
Все иные притязания (на достойный уровень жизни, на внимание и уважение со стороны общества, на социальную помощь и поддержку, на фактическое равенство возможностей в реализации сво-
120 См.: Ролз Дж. Указ. соч. С. 67.
121 Там же. С. 68.
122 Там же. С. 184.
123 См.: там же. С. 184.
124 Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 2004. С. 406.
боды и т.п.) правами человека не являются. Это не значит, что они не подлежат обеспечению в рамках политического сообщества, просто они не рассматриваются в одном ряду с правами человека в силу того, что не являются естественными и необходимыми проявлениями его природы. Их обеспечение находится в зависимости от социально-исторического контекста — социального признания, моральной оправданности, экономической возможности, социально-политической целесообразности и т.п. Различные блага, являющиеся предметом этих притязаний, октроируются государством и обществом, т.е. предоставляются по их усмотрению.
В рамках либертарной концепции принципиально иную интерпретацию получает и идея общего блага как цели политической организации и допустимого основания ограничения прав человека. Общее благо трактуется не как принадлежность некоторого абстрактного или конкретного социального целого (общества, государства, социальной группы), подчиняющее себе индивидуальные интересы входящих в него лиц, а как необходимое условие совместного бытия людей, позволяющее каждому члену сообщества свободно реализовывать свое частное благо (интересы, волю)125. Общее благо, подчеркивал В.С. Нерсесянц,-«это не отрицание различий интересов, притязаний, воль, целей и т.п. отдельных условий, а общее условие их возможности. Право не подчиняет себе жизнь, не унифицирует разные интересы, не уничтожает свободу воли отдельных субъектов и т.д., а лишь представляет и выражает необходимый порядок (нормы, формы, масштабы, институты, процедуры и проч.) для равного, одинаково справедливого и свободного для всех внешнего проявления этих различий»126.
По сути, общее благо отождествляется с правопорядком, основанным на принципе формального равенства, в рамках которого каждый человек на формально равных основаниях с другими может реализовать свою свободу. Общее благо — это правопорядок, созданный в целях обеспечения и защиты прав человека. Отсюда все допустимые ограничения прав человека в целях защиты «общего блага» должны быть выражены через права человека, которым может быть нанесен ущерб127.
125 См.: Нерсесянц В.С. Философия права. С. 95-102; Нерсесянц В.С. Проблема общего блага в постсоциалистической России // Российское правосудие. 2006. № 4. С. 4-13.
126 Нерсесянц В.С. Философия права. С. 98.
127 См.: Лапаева В.В. Критерии ограничения прав человека и гражданина в Конституции Российской Федерации // Государство и право. 2013. № 2. С. 17-18.
Представляется, что только либертарное (весьма ограниченное128) понимание прав человека придает им собственно юридическое значение, обеспечивает их верховенство в правовой системе и реальное регулятивное воздействие на общественные отношения.
7. Заключение
«Как реально-исторически, так и теоретически (логически) каждая исторически данная система права включала и включает в себя (явно или латентно) определенную юридическую концепцию человека как субъекта права и соответствующие представления о его правах и обязанностях, его свободе и несвободе»129, — подчеркивал В.С. Нер-сесянц. А.В. Поляков также отмечает, что «современное правопонима-ние в любом его доктринальном обосновании представляет собой вариант ответа на вопрос, как право связано с человеком»130. Эти ответы могут быть самыми разными. В определенной мере они коррелируют с установками сообщества, в котором живет и работает исследователь: «Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии»131. При этом «даже те общества, которые считают лишенными осознания прав и обязанностей индивида, отводят ему (= отводят каждому человеку) вполне определенное место; налево, направо, и т.д., как в лагере»132. Концепция прав человека призвана быть гарантией от такой социальной организации. Представляется, что многие современные трактовки прав человека, акцентирующие их религиозную, моральную или социальную обу-
128 В.С. Нерсесянц специально подчеркивал, что принцип формального равенства как равенства в свободе задает «границы (и ограниченность)... правовой формы опосредования, регуляции и упорядочения общественных отношений» (Нерсесянц В.С. Право — математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. М., 1996. С. 13).
129 Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. С. 311.
130 Поляков А.В. Нормативность правовой коммуникации // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 5. С. 39.
131 Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис. Политические исследования. 1994. № 1. С. 35.
132 Mauss M. Parentés à plaisanteries // Annuaire de l' Écode pratique des Hautes Études // Section des Sciences Religieuses. 1927-1928. P. 4. Цит. по: Дюмон Л. Homo Hierarchicus: опыт описания системы каст / Пер. с франц. СПб., 2001. С. 355.
словленность, выполнять данную функцию не способны. Если права человека — это «лишь идеал, принятый нашим обществом и нашей "цивилизацией" и воплощенный в нашем быту или в наших установлениях», то ведь «все общества имеют свои идеалы, и общества каннибалов не менее, чем цивилизованные. Если принципы являются достаточно оправданными тем фактом, что они принимаются обществом, то принципы каннибализма столь же оправданы и обоснованы, сколь и принципы цивилизованной жизни. С этой точки зрения, первые, конечно, не могут быть отвергнуты как просто порочные. А поскольку идеалы нашего общества, по общему признанию, постоянно изменяются, то нет ничего, кроме тупой и скучной привычки, что могло бы препятствовать нам спокойно принять изменения в направлении каннибализма»133.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Алекси Р. О структуре принципов права / Пер. с нем. В.Н. Корнева, М.С. Синявской // Российское правосудие. 2017. № 3. С. 19-34.
Алекси Р. Существование прав человека / Пер. с англ. С.И. Максимова // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 4. С. 21-31.
Гегель Г.В.Ф. Философия права / Пер. с нем. Б.Г. Столпнера, М.И. Левиной. М.: Мысль, 1990.
Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М.: Мысль, 2001.
Дворкин Р. О правах всерьез / Пер. с англ. М.Л. Лахути, Л.Б. Макеевой. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.
Дегтярев К. Спасет ли консенсус суд? Размышления о роли европейского консенсуса в прецедентном праве Европейского суда по правам человека // Российский ежегодник Европейской конвенции по правам человека. № 2 (2016): «Автономное толкование» Конвенции и «судейский активизм». М.: Статут, 2016. С. 58-76.
Дюмон Л. Homo Hierarchicus: опыт описания системы каст / Пер. с франц. А.В. Тавровского, С.О. Цветковой, А.В. Эрмана, А.П. Саниной. СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001.
Еллинек Г. Декларация права человека и гражданина / Пер. с нем. 3-е изд. М.: Типография Товарищества И.Д. Сытина, 1906.
Еллинек Г. Общее учение о государстве / Пер. с нем. СПб.: Юридический центр-Пресс, 2004.
133 Штраус Л. Естественное право и история / Пер. с англ. Е. Адлера, Б. Путь-ко. М., 2007. С. 8-9.
Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права // Кистяковский Б.А. Избранное: В 2 ч. Ч. 1. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 33—640.
Лапаева В.В. Критерии ограничения прав человека и гражданина в Конституции Российской Федерации // Государство и право. 2013. № 2. С. 14—24.
Локк Дж. Два трактата о правлении // Локк Дж. Два трактата о правлении / Пер. с англ. М., 2009. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2009. С. 67-397.
Локк Дж. Послание о веротерпимости // Локк Дж. Два трактата о правлении / Пер. с англ. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2009.С. 15-66.
Лондрас де Ф, Дегтярев К. «А., В. и С. против Ирландии»: возникновение блокирующего внутригосударственного консенсуса / Пер. с англ. С. Усоскина, М. Тимофеева // Международное правосудие. 2013. № 1. С. 23-35.
Лопес-Пина А. Судебная защита основных прав в Испании // Защита прав человека в современном мире / Отв. ред. И.А. Ледях. М.: Институт государства и права РАН, 1993. С. 83-100.
Лотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 3. Таллинн: Александра, 1993. С. 345-355.
Маритен Ж. Человек и государство / Пер. с англ. Т. Лифинцевой. М.: Идея-Пресс, 2000.
Матузов Н.И. Актуальные проблемы теории права. Саратов: Издательство Саратовской государственной академии права, 2003.
Мелкевик Б. Говорите на языке «нового нарратива о праве», или О том, как политкорректность «юридически» узаконивает себя / Пер. с франц. М.В. Антонова, Е.А. Патрикеевой // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2012. № 1. C. 37-56.
НерсесянцВ.С. Общая теория права и государства. М.: НОРМА — ИНФРА-М, 1999.
Нерсесянц В.С. Право — математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. М.: Юристъ, 1996.
Нерсесянц В.С. Проблема общего блага в постсоциалистической России // Российское правосудие. 2006. № 4. С. 4-13.
Нерсесянц В.С. Философия права. 2-е изд. М.: Норма, 2006.
Нуссбергер А. «Консенсус» как элемент аргументации Европейского суда по правам человека // Международное правосудие. 2013. № 1. С. 17-22.
Петражицкий Л.И. Введение в изучение права и нравственности: Основы эмоциональной психологии. СПб.: Типография Ю.Н. Эрлих, 1908.
Полгари Э. Страсбургский Суд и европейский консенсус / Пер. с венгерского Л. Кутеповой // Сравнительное конституционное обозрение. 2005. № 3. С. 105-111.
Поляков А.В. Нормативность правовой коммуникации // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 5. С. 27-45.
Ролз Д. Теория справедливости / Пер. с англ. В.В. Целищева, В.Н. Карповича,
A.А. Шевченко. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995.
Соловьев Э.Ю. От теологического к юридическому мировоззрению (проблема церкви, государства и права в эпоху ранних буржуазных революций) // Философия эпохи ранних буржуазных революций / Отв. ред. Н.В. Мотрошилова, Э.Ю. Соловьев. М.: Издательство «Наука», 1983. С. 159-256.
Тимошина Е.В. Права человека и нравственная ответственность личности в свете христианской антропологии // Философия права в России: история и современность: Материалы третьих философско-правовых чтений памяти акад.
B.С. Нерсесянца / Отв. ред. В.Г. Графский. М.: Норма, 2009. С. 154-172. Толстых В.Л. Ренессансное понимание достоинства и его влияние на современную концепцию прав человека // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2016. № 2. С. 48-61.
Троицкая А.А. Основные права: происхождение, юридическая природа и пределы защиты // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 1. С. 65-81.
Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права // Трубецкой Е.Н. Труды по философии права. СПб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2001. С. 287-420.
Финнис Дж. Естественное право и естественные права / Пер. с англ. В.П. Гайдамака, А.В. Панихиной. М.: ИРИСЭН; Мысль, 2012.
Фуллер Л.Л. Позитивизм и верность праву. Ответ профессору Харту / Пер. с англ. В.В. Архипова // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2005. № 6. С. 124-159.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. // Полис. Политические исследования. 1994. № 1. С. 33-48.
Хессе К. Основы конституционного права ФРГ / Пер. с нем. Е.А. Сидоровой. М.: Юридическая литература, 1981.
Четвернин В.А. Введение в курс общей теории права и государства. М.: Институт государства и права РАН, 2003.
Штраус Л. Естественное право и история / Пер. с англ. Е. Адлера, Б. Путько. М.: Водолей Publishers, 2007.
Alexy R.A. Theory of Constitutional Rights. Oxford: Oxford University Press, 2002. Beitz C. The Idea of Human Rights. Oxford: Oxford University Press, 2009. DOI: 10.1093/acprof: oso/9780199572458.001.0001
Benvenisti E. Margin of Appreciation, Consensus, and Universal Standards // New York University Journal of International Law & Politics. 1999. Vol. 31. Iss. 4. P. 843-854.
Cohen J. Minimalism about Human Rights: The Most We Can Hope for? // Journal of Political Philosophy. 2004. Vol. 12. Iss. 2. P. 190-213. DOI: 10.1111/j.1467-9760. 2004.00197.x
Dworkin R.A. Matter of Principle. Cambridge: Harvard University Press, 1985. Труды Института государства и права РАН. 2018. Том 13. № 4
Dzehtsiarou K. Does Consensus Matter? Legitimacy of European Consensus in the Case Law of the European Court of Human Rights // Public Law. 2011. P. 534-553.
Dzehtsiarou K. European Consensus and the Legitimacy of the European Court of Human Rights. Cambridge: Cambridge University Press, 2015. DOI: 10.1017/ CBO978113964 4471
Hart H.L.A. Utilitarianism and Natural Rights // Hart H.L.A. Essays in Jurisprudence and Philosophy. New York: Oxford University Press, 1983. P. 181-247. DOI: 10.1093/acprof: oso/9780198253884.001.0001
Hart. H.L.A. Are There Any Natural Rights? // The Philosophical Review. 1955. Vol. 64. No. 2. P. 175-191. DOI: 10.2307/2182586
Helfer L.R. Consensus, Coherence and the European Convention on Human Rights // Cornel International Law Journal. 1993. Vol. 26. Iss. 1. P. 133-165.
Kotzmann J., Seery C. Dignity in International Human Rights Law: Potential Applicability in Relation to International Recognition of Animal Rights // Michigan State International Law Review. 2018. Vol. 26. Iss. 1. P. 1-42.
Kumm M. Constitutional Rights as Principles: On the Structure and Domain of Constitutional Justice. A review essay on A Theory of Constitutional Rights, by Robert Alexy. Translated by J. Rivers. Oxford University Press, 2002, 463 pp. // International Journal of Constitutional Law. 2004. Vol. 2. No. 3. P. 574-596. DOI: 10.1093/icon/2.3.574
Mauss M. Parentés à plaisanteries // Annuaire de l' École pratique des hautes Études, Section des sciences religieuses. Melun: Imprimerie Administrative, 1927-1928. P. 3-21.
Macdonald R.S. The Margin of Appreciation // The Europe System for the Protection of Human Rights / Ed. by R. Macdonald, F. Matscher, H. Petzoud. Dordrecht; Boston; London: Martin Nijhoff, 1993. P. 83-124.
Martens P. Perplexity of the National Judge Faced with the Vagaries of European Consensus // Dialogue between Judge. Strasbourg: European Court of Human Rights; Council of Europe, 2008. URL: https://www.echr.coe.int/Documents/Dialogue_2008_ ENG.pdf (дата обращения: 23.07.2018).
McCausland C. United Nations Declaration on Animal Welfare: Why not rights? // Regarding Rights April 19 2013. URL: http://asiapacific.anu.edu.au/regard-ing-rights/2013/04/19/united-nations-declaration-on-animal-welfare-why-not-rights/ (дата обращения: 23.07.2018).
McHarg A. Reconciling Human Rights and the Public Interest: Conceptual Problems and Doctrinal Uncertainty in the Jurisprudence of the European Court of Human Rights // The Modern Law Review. 1999. Vol. 62. Iss. 5. P. 671-696. DOI: 10.1111/1468-2230.00231
Mill J.S. Utilitarianism // Collected Works of John Stuart Mill / Ed. by J. Robson. 1969. Vol. 10: Essays on Ethics, Religion and Society. Toronto: University of Toronto Press. P. 203-260.
Murray J. Consensus: Concordance or Hegemony of the Majority // Dialogue between Judge. Strasbourg. 2008. Strasbourg: European Court of Human Rights; Council of Europe. URL: https://www.echr.coe.int/Documents/Dialogue_2008_ENG.pdf (дата обращения: 23.07.2018).
Rawls J. The Law of Peoples with " The Idea of Public Reason Revisited". Harvard: Harvard University Press, 1999.
Raz J. Human Rights in the Emerging World Order // Transnational Legal Theory. 2010. Vol. 1. Iss. 1. P. 31-47. DOI: 10.1080/20414005.2010/11424500
Raz J. The Morality of Freedom. Oxford: Oxford University Press, 1986. Rivers J. Proportionality and Variable Intensity of Review // Cambridge Law Journal. 2006. Vol. 65. Iss. 1. P. 174-207. DOI: 10.1017/S0008197306007082
The Great Ape Project: Equality beyond Humanity / Ed. by P. Singer, P. Cavalieri. London: Fourth Estate Publishing, 1993.
Valentini L. Dignity and Human Rights: A Reconceptualisation // Oxford Journal of Legal Studies. 2017. Vol. 37. Iss. 4. P. 862-885. DOI: 10.1093/ojls/gqx011
Vila M.I. Subsidiarity, Margin of Appreciation and International Adjudication within a Cooperative Conception of Human Rights // International Journal of Constitutional Law. 2017. Vol. 15. No. 2. P. 393-413. DOI: 10.1093/icon/mox035
REFERENCES
Alexy, R. (2000). Zur Struktur der Rechtsprinzipien. In: B. Schilcher, P. Koller and B.-C. Funk, eds. Regeln, Prinzipien und Elemente im System des Rechts. Wien: Verlag Österreich, pp. 31-52. (in Germ.). [Russ. ed.: Alexy, R. (2017). O strukture printsipov prava [On the Structure of Legal Principles]. Translated from German by V.N. Kornev and M.S. Sinyavskaya. Rossiiskoepravosudie [Russian Justice], (3), pp. 19-34].
Alexy, R. (2012). Law, Morality, and the Existence of Human Rights. Ratio Juris, 25(1), pp. 2-14. DOI: 10.1111/j.1467-9337.2011.00499.x [Russ. ed.: Alexy, R. (2011). Su-shchestvovanie prav cheloveka [The Existence of Human Rights]. Translated from English by S.I. Maksimov. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (4), pp. 21-31].
Alexy, R.A. (2002). Theory of Constitutional Rights. Oxford: Oxford University Press. Beitz, C. (2009). The Idea of Human Rights. Oxford: Oxford University Press. DOI: 10.1093/acprof: oso/9780199572458.001.0001
Benvenisti, E. (1999). Margin of Appreciation, Consensus, and Universal Standards. New York University Journal of International Law & Politics, 31(4), pp. 843-854.
Chetvernin, V.A. (2003). Vvedenie v kurs obshchei teoriiprava i gosudarstva [Introduction to the Course of General Theory of Law and State]. Moscow: Institut gosudarstva i prava RAN. (in Russ.).
Cohen, J. (2004). Minimalism about Human Rights: The Most We Can Hope for? Journal of Political Philosophy, 12(2), pp. 190-213. DOI: 10.1111/j.1467-9760.2004.00197.x Dumont, L. (1966). Homo Hierarchicus: Essai sur le système des castes. Paris: Gallimard. (in Fr.). [Russ. ed: Dumont, L. (2001). Homo Hierarchicus: opyt opisaniya siste-my kast. Translated from French by A.V. Tavrovskii, S.O. Tsvetkova, A.V. Erman and A.P. Sanina. Saint Petersburg: Izdatel'skaya gruppa "Evraziya"].
Dworkin, R. (1977). Taking Rights Seriously. Cambridge: Harvard University Press. [Russ. ed.: Dworkin, R. (2004). Opravakh vser'ez. Translated from English by
M.L. Lakhuti and L.B. Makeeva. Moscow: "Rossiiskaya politicheskaya entsiklopediya" (ROSSPEN)].
Dworkin, R.A. (1985). Matter of Principle. Cambridge: Harvard University Press.
Dzehtsiarou, K. (2011). Does Consensus Matter? Legitimacy of European Consensus in the Case Law of the European Court of Human Rights. Public Law, pp. 534-553.
Dzehtsiarou, K. (2015). European Consensus and the Legitimacy of the European Court of Human Rights. Cambridge: Cambridge University Press. DOI: 10.1017/ CBO978113964 4471
Dzehtsiarou, K. (2016) Spaset li konsensus sud? Razmyshleniya o roli evropeiskogo konsensusa v pretsedentnom prave Evropeiskogo suda po pravam cheloveka [Would Consensus Save the Court? Reflections on the Role of European Consensus in the Case Law of the European Court of Human Rights]. In: Rossiiskii ezhegodnikEvropeiskoi konventsii po pravam cheloveka [Russian Yearbook of the European Convention on Human Rights]. Issue 2: "Avtonomnoe tolkovanie"Konventsiii "sudeiskiiaktivizm" ["Autonomous Interpretation" of the Convention and "Judicial Activism"]. Moscow: Statut, pp. 58-76.
Finnis, J. (1980). Natural Law and Natural Rights. Oxford: Clarendon Press. [Russ. ed.: Finnis, J. (2012). Estestvennoepravo i estestvennyeprava. Translated from English by V.P. Gaidamak and A.V. Panikhina. Moscow: IRISEN; Mysl'].
Fuller, L.L. (1958). Positivism and Fidelity to Law. Reply to Professor Hart. Harvard Law Review, 71(4), pp. 630-672. DOI: 10.2307/1338226 [Russ. ed.: Fuller, L.L. (2005). Pozitivizm i vernost' pravu. Otvet professoru Khartu. Translated from English by V.V. Arkhipov. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (6), pp. 124-159].
Hart, H.L.A. (1955). Are There Any Natural Rights? The Philosophical Review, 64, (2), pp. 175-191. DOI: 10.2307/2182586
Hart, H.L.A. (1983). Utilitarianism and Natural Rights. In: Hart, H.L.A. Essays in Jurisprudence and Philosophy. New York: Oxford University Press, pp. 181-247. DOI: 10.1093/acprof: oso/9780198253884.001.0001
Hegel, G.W.F. (1981). Grundlinien der Philosophie des Rechts oder Naturrecht und Staatswissenschaft im Grundrisse. Nach der Augabe von Eduard Hans herausgegeven und mit eine Anhang von Hermann Klenner. Berlin: Akademie Verlag. (in Germ.). [Russ. ed.: Hegel, G.W.F. (1990). Filosofiyaprava [The Legal Philosophy]. Translated from German by B.G. Stolpner and M.I. Levina. Moscow: Mysl'].
Helfer, L.R. (1993). Consensus, Coherence and the European Convention on Human Rights. Cornel International Law Journal, 26(1), pp. 133-165.
Hesse, K. (1978). Grundzüge des Verfassungsrechts der Bundesrepublik Deutschland. Heidelberg: Mülle. (in Germ.). [Russ. ed.: Hesse, K. (1981). Osnovy konstitutsionnogo prava FRG [The Fundamentals of the Constitutional Law of the Federal Republic of Germany]. Translated from German by E.A. Sidorova. Moscow: Yuridicheskaya literatura].
Hobbes, Th. (1651). Leviathan, or, the Matter, Form, and Power of a Common-Wealth Ecclesiastical and Civil. London: Printed for Andrew Crooke. [Russ. ed.: Hobbes, Th. (2001). Leviafan ili Materiya, forma i vlast'gosudarstva tserkovnogo igrazhdanskogo. Translated from English. Moscow: Mysl'].
Huntington, S. (1993). The Clash of Civilizations? Foreign Affairs, 72(3), pp. 22-49. DOI: 10.2307/20045621 [Russ. ed.: Huntington, S. (1994). Stolknovenie tsivilizatsii. Translated from English. Polis. Politicheskie issledovaniya [Polis. Political Studies], (1), pp. 33-48].
Jellinek, G. (1900). Allgemeine Staatslehre. Berlin: O. Häring. (in Germ.) [Russ. ed.: Jellinek, G. (2004). Obshchee uchenie ogosudarstve [General Doctrine of State]. Translated from German. Saint Petersburg: Yuridicheskii tsentr-Press Publ.].
Jellinek, G. (1904). Die Erklarung der Menschen- und Bürgerrechte: Ein Betrag zur modernen Verfassungsgeschichte. Leipzig: Duncker & Humblot. (in Germ.). [Russ. ed.: Jellinek, G. (1906). Deklaratsiyaprava cheloveka igrazhdanina [The Declaration of the Rights of Man and of Citizens]. Translated from German. 3th ed. Moscow: Tipografiya Tovarishchestva I.D. Sytina].
Kistyakovsky, B.A. (2010). Sotsial'nye nauki i pravo. Ocherki po metodologii sotsi-al'nykh nauk i obshchei teorii prava [The Social Sciences and Law. Essays in the Methodology of the Social Sciences and the General Theory of Law]. In: Kistyakovsky, B.A. Izb-rannoe: v dvukh chastyakh [Selected Writings in Two Parts]. Part 1. Moscow: Rossiiskaya politicheskaya entsiklopediya (ROSSPEN), pp. 33-640. (in Russ.).
Kotzmann, J. and Seery, C. (2018). Dignity in International Human Rights Law: Potential Applicability in Relation to International Recognition of Animal Rights. Michigan State International Law Review, 26(1), pp. 1-42.
Kumm, M. (2004). Constitutional Rights as Principles: On the Structure and Domain of Constitutional Justice. A Review Essay on A Theory of Constitutional Rights, by Robert Alexy. Translated by J. Rivers. Oxford University Press, 2002, 463 pp. International Journal of Constitutional Law, 2(3), pp. 574-596. DOI: 10.1093/icon/2.3.574
Lapaeva, V.V. (2013). Kriterii ogranicheniya prav cheloveka i grazhdanina v Konsti-tutsii Rossiiskoi Federatsii [The Criteria of the Rights of Man and Citizens Limitations in the Constitution of the Russian Federation]. Gosudarstvo ipravo [State and Law], (2), pp. 14-24. (in Russ.).
Locke, J. (1698). Two Treatises of Government: in the Former, the False Principles and Foundation of Sir Robert Filmer, and His Followers, are Detected and Overthrown. The Latter is an Essay Concerning the True Original, Extent, and End of Civil-Government. London: Printed for Awnsham and John Churchill, at the Black Swan in Paternoster Row. [Russ. ed.: Locke, J. (2009). Dva traktata o pravlenii. In: Locke, J. Dva traktata opravlenii [Two Treatises of Government]. Translated from English. Moscow: "Kanon+" ROOI "Reabili-tatsiya", pp. 67-397.
Locke, J. (1796). A Letter Concerning Toleration. Translated from Latin by W. Popple. Huddersfield: Printed for J. Brook. [Russ. ed.: Locke, J. (2009). Poslanie o veroterpimo-sti. In: Locke, J. Dva traktata opravlenii [Two Treatises of Government]. Translated from English. Moscow: "Kanon+" ROOI "Reabilitatsiya", pp. 15-66].
Londras de, F. and Dzehtsiarou, K. (2013). Grand Chamber of the European Court of Human Rights, A., B. & C. v. Ireland. Decision of 17 December 2010. International and Comparative Law Quarterly, 62(1), рр. 250-262. DOI: 10.1017/S0020589312000620 [Russ. ed.: Londras de, F. and Dzehtsiarou, K. (2013). "A., V. i S. Protiv Irlandii": voznikno-venie blokiruyushchego vnutrigosudarstvennogo konsensusa. Translated from English
by S. Usoskin and M. Timofeev. Mezdunarodnoepravosudie [International Justice], (1), pp. 23-35.
Lopes-Pina, A. (1993). Sudebnaya zashchita osnovnykh prav v Ispanii [Judicial Protection of Fundamental Rights in Spain]. In: I.A. Ledyakh, ed. Zashchita prav cheloveka vsovremennom mire [Human Rights Protection in the Modern World]. Moscow: Institut gosudarstva i prava RAN, pp. 83-100. (in Russ.).
Lotman, Yu.M. (1993). "Dogovor" i "vruchenie sebya" kak arkhetipicheskie modeli kul'tury ["Agreement" and "Self-giving" as Archetypal Models of Culture]. In: Lotman, Yu. M. Izbrannyestat'i v trekh tomakh [Selected Articles in Three Volumes]. Volume 3. Tallinn: Aleksandra, pp. 345-355. (in Russ.).
Macdonald, R.S. (1993). The Margin of Appreciation. In: R. Macdonald, F. Matscher and H. Petzoud, eds. The Europe System for the Protection of Human Rights. Dordrecht; Boston; London: Martin Nijhoff, pp. 83-124.
Maritain, J. (1956). Man and the State. Chicago: Phoenix Books; University of Chicago Press. [Russ. ed.: Maritain, J. (2000). Chelovekigosudarstvo. Translated from English by T. Lifintseva. Moscow: Ideya-Press].
Martens, P. (2008). Perplexity of the National Judge Faced with the Vagaries of European Consensus. In: Dialogue between Judge. [ebook] Strasbourg: European Court of Human Rights; Council of Europe. Available at: https://www.echr.coe.int/Documents/Dia-logue_2008_ENG.pdf [Accessed 23 July 2018].
Matuzov, N.I. (2003). Aktual'nyeproblemy teoriiprava [The Actual Problems of Legal Theory]. Saratov: Saratovskaya gosudarstvennaya akademiya prava Publ. (in Russ.).
Mauss, M. (1927-1928). Parentés à plaisanteries. In: Annuaire de l'École pratique des hautes Études, Section des sciences religieuses. Melun: Imprimerie Administrative, pp. 3-21. (in Fr.).
McCausland, C. (2013). United Nations Declaration on Animal Welfare: Why Not Rights? [online]. Regarding Rights. Available at: http://asiapacific.anu.edu.au/regarding-rights/2013/04/19/united-nations-declaration-on-animal-welfare-why-not-rights/ [Accessed 23 July 2018].
McHarg, A. (1999). Reconciling Human Rights and the Public Interest: Conceptual Problems and Doctrinal Uncertainty in the Jurisprudence of the European Court of Human Rights. The Modern Law Review, 62(5), pp. 671-696. DOI: 10.1111/1468-2230.00231
Melkevik, B. (2007). Parler novdroit! Un désarroi saisi par la philosophie du droit. Revista româna de dreptprivat, (6), pp. 214-250. (in Fr.). [Russ. ed.: Melkevik, B. (2012). Govorite na yazyke "novogo narrativa o prave", ili o tom, kak politkorrekt-nost' "yuridicheski" uzakonivaet sebya [Speak the Language of "New Law Narrative" or How Does Political Correctness "Legally" Legitimate Itself]. Translated from French by M.V. Antonov and E.A. Patrikeeva. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (1), pp. 37-56.
Mill, J.S. (1969). Utilitarianism. In: J. Robson, ed. Collected Works of John Stuart Mill. Volume 10: Essays on Ethics, Religion and Society. Toronto: University of Toronto Press, pp. 203-260.
Murray, J. (2008). Consensus: Concordance or Hegemony of the Majority. In: Dialogue between Judge. [ebook] Strasbourg: European Court of Human Rights; Council of Europe. Available at: https://www.echr.coe.int/Documents/Dialogue_2008_ENG.pdf [Accessed 23 July 2018].
Nersesyants, V.S. (1996). Pravo — matematika svobody. Opytproshlogo iperspektivy [The Law as the Mathematics of Freedom: Past Experience and Future Prospects]. Moscow: Yurist". (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (1999). Obshchaya teoriyaprava igosudarstva [General Theory of Law and State]. Moscow: NORMA — INFRA-M. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2006). Filosofiyaprava [Philosophy of Law]. 2nd ed. Moscow: Norma. (in Russ.).
Nersesyants, V.S. (2006). Problema obshchego blaga v postsotsialisticheskoi Rossii [The Problem of the Common Good in Postsocialist Russia]. Rossiiskoepravosudie [Russian Justice], (4), pp. 4-13. (in Russ.).
Nußberger, A. (2013). "Konsensus" kak element argumentatsii Evropeiskogo Suda po pravam cheloveka ["Consensus" as an Element in the Argumentation of the European Court of Human Rights]. Mezdunarodnoepravosudie [International Justice], (1), pp. 17-22.
Petrazycki, L.I. (1908). Vvedenie v izuchenie prava i nravstvennosti: Osnovy emotsio-nal'noipsikhologii [Introduction to the Study of Law and Morality. Fundamentals of Emotional Psychology]. Saint Petersburg: Tipografiya Yu. N. Erlikh. (in Russ.).
Polgäri, E. (2005). A strasbourgi birösäg 6s az europai konszenzus: Ertelmez6-si mödszer vagy utölagos igazoläs? Fundamentum, 11(1), pp. 5-13. (in Hung.). [Russ. ed. Polgäri, E. (2005). Strasburgskii Sud i evropeiskii konsensus [The Strasbourg Court and the European Consensus]. Translate from Hungarian by L. Kutepova. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative Constitutional Review], (3), pp. 105-111].
Polyakov, A.V. (2011). Normativnost' pravovoi kommunikatsii [Normativity of Legal Communication]. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedenii. Pravovedenie [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (5), pp. 27-45. (in Russ.).
Rawls, J. (1971). A Theory of Justice. Cambridge; Massachusetts: The Belknap Press of Harvard University Press. [Russ. ed.: Rawls, J. (1996). Teoriya spravedlivosti. Translated from English by V.V. Tselishchev, V.N. Karpovich and A.A. Shevchenko. Novosibirsk: Novosibirskii universitet Publ.].
Rawls, J. (1999). The Law of Peoples with "The Idea of Public Reason Revisited". Harvard: Harvard University Press.
Raz, J. (1986). The Morality of Freedom. Oxford: Oxford University Press.
Raz, J. (2010). Human Rights in the Emerging World Order. Transnational Legal Theory, 1(1), pp. 31-47. DOI: 10.1080/20414005.2010/11424500
Rivers, J. (2006). Proportionality and Variable Intensity of Review. Cambridge Law Journal, 65(1), pp. 174-207. DOI: 10.1017/S0008197306007082
Singer, P. and Cavalieri, P., eds. (1993). The Great Ape Project: Equality beyond Humanity. London: Fourth Estate Publishing.
Solov'ev E. Yu. (1983). Ot teologicheskogo k yuridicheskomu mirovozzreniyu (problema tserkvi, gosudarstva i prava v epokhu rannikh burzhuaznykh revolyutsii) [From a Theological to a Legal World-View: The Problem of the Church, State and Law in the Period of Early Bourgeois Revolutions]. In: N.V. Motroshilova and E. Yu. Solov'ev, eds. Fi-losofiya epokhi rannikh burzhuaznykh revolyutsii [The Philosophy of the Period of the Early Bourgeois Revolutions]. Moscow: "Nauka" Publ., pp. 159-256. (in Russ.).
Strauss, L. (1953). Natural Right and History. Chicago: The University of Chicago Press. [Russ. ed. Strauss, L. (2007). Estestvennoepravo i istoriya. Translated from English by E. Adler and B. Put'ko. Moscow: Vodolei Publ.].
Timoshina, E.V. (2009). Prava cheloveka i nravstvennaya otvetstvennost' lichnosti v svete khristianskoi antropologii [Human Rights and Individual Moral Responsibility in the Light of Christian Anthropology]. In: V.G. Grafskiy, ed. Filosofiya prava v Rossii: istoriya i sovremennost': Materialy tret'ikh filosofsko-pravovykh chtenii pamyati akad. VS. Nerse-syantsa [Legal Philosophy in Russia: The History and the Present Time. Materials of the 3rd Philosophical-Legal Readings in Memoriam of the Academician V.S. Nersesyants]. Moscow: Norma, pp. 154-172. (in Russ.).
Tolstykh, V.L. (2016). Renessansnoe ponimanie dostoinstva i ego vliyanie na sovre-mennuyu kontseptsiyu prav cheloveka [Renaissance Understanding of Dignity and its Influence on the Modern Concept of Human Rights]. Izvestiya vysshikh uchebnykh zave-denii. Pravovedenie. [Proceedings of Higher Education Institutions. Pravovedenie], (2), pp. 48-61. (in Russ.).
Troitskaya, A. (2013). Osnovnye prava: proiskhozhdenie, yuridicheskaya priro-da i predely zashchity [Basic Rights: Their Origin, Legal Nature and Limits of Protection]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie [Comparative Constitutional Review], (1), С. 65-81. (in Russ.).
Trubetskoi, E.N. (2001). Lektsii po entsiklopedii prava [Lectures on the Encyclopaedia of Law]. In: Trubetskoi, E.N. Trudy po filosofii prava [Works on the Philosophy of Law]. Saint Petersburg: Russkii Khristianskii gumanitarnyi institut Publ., pp. 287-420. (in Russ.).
Valentini, L. (2017). Dignity and Human Rights: A Reconceptualisation. Oxford Journal of Legal Studies, 37(4), pp. 862-885. DOI: 10.1093/ojls/gqx011
Vila, M.I. (2017). Subsidiarity, Margin of Appreciation and International Adjudication within a Cooperative Conception of Human Rights. International Journal of Constitutional Law, 15(2), pp. 393-413. DOI: 10.1093/icon/mox035
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Варламова Наталия Владимировна — кандидат юридических наук, доцент, ведущий научный сотрудник сектора прав человека Института государства и права Российской академии наук.
AUTHOR'S INFO:
Natalia V. Varlamova — Candidate of Legal Sciences, Associate Professor, Leading Research Fellow of the Human Rights Department, Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Варламова Н.В. Принципиальное единство права и прав человека // Труды Института государства и права РАН / Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 2018. Т. 13. № 4. С. 83-124.
CITATION:
Varlamova, N.V. (2018). Fundamental Unity of Law and Human Rights. Trudy instituto gosudarstva i provo RAN — Proceedings of the institute of State and Low of the RAS, 13(4), pp. 83-124.