CC BY
30
Познахирев В.В. ©
Кандидат исторических наук, кафедра истории и социально-политических дисциплин, Смольный институт Российской академии образования (Санкт-Петербург)
РЕГИСТРАЦИЯ И УЧЕТ ТУРЕЦКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В РОССИИ В КОНЦЕ XVII - НАЧАЛЕ XX ВВ.
Аннотация
В статье освещается процесс эволюции порядка регистрации и учета военнопленных Османской империи в России на протяжении всех 11 русско-турецких вооруженных конфликтов конца XVII - начала XX вв., анализируются как общие, так и специфические особенности указанного процесса.
Ключевые слова: регистрация и учет иностранцев, русско-турецкая война, турецкие военнопленные. Keywords: registration and recording of foreigners, the Russian-Turkish War, Turkish prisoners of war.
Регистрация и учет иностранных пленников всегда выступали базовыми элементами институ -та военного плена, поскольку именно они создавали необходимые предпосылки для реализации пред -ставителями враждебной стороны их прав, исполнения ими своих обязанностей и осуществления запретов, предусмотренных статусом военнопленного.
Научное познание эволюции данного процесса, как представляется, вполне может быть обеспечено в ходе исследования учета и регистрации в России подданных Османской империи, чему способствуют частота и регулярность русско-турецких вооруженных конфликтов конца XVII - начала XX вв.
Как следует из анализа документов Архивного фонда РФ, уже в войнах XVII столетия данные о каждом османском пленнике обязательно вносились в «именной список». Правда, вплоть до конца XVIII в. все обычно ограничивалось фиксацией имени, чина, вероисповедания, национальности, пола, а также места пленения. Крайне редко указывался возраст. Дети (а зачастую и женщины) поименно в списках не перечислялись, а приводилось лишь их общее количество, иногда с дифференциацией по полу. На общем сборном пункте при составлении новых списков данные о месте плене -ния обычно «исчезали», а имена нередко искажались, что впоследствии затрудняло розыск пленника. Впрочем, на практике встречался и более упрощенный подход. Так, в списках турок, работавших в ходе русско-турецкой войны 1787-1791 гг. в г. Херсоне, большинство пленных фигурируют лишь под одним именем («Хасан», «Мустафа», «Али» и т.п.), другие, наоборот, искусственно наделены русифицированными «фамилиями» («Измаил Цареградский», «Ибрагим Очаковский», «Хасан Анатоль-ский» и др.) [1, 186].
О каких-то единых требованиях к форме учета военнопленных можно говорить лишь приме -нительно к периоду Крымской войны 1853-1856 гг., когда в списках появляются графы: чин, имя, вероисповедание, национальность, откуда родом, где, когда и при каких обстоятельствах взят в плен, когда прибыл на пограничный пункт и когда отправлен далее. (Впрочем, наличие граф еще не означало, что на практике все они непременно заполнялись). В эти же годы на сборных пунктах начинают вести Алфавитные книги пленных. Правда, они не всегда оправдывали себя, ибо не содержали данных о воинской части пленника, месте его рождения, месте и дате пленения и т.п. Вместе с тем, книги эти давали хоть какую-то информацию и, к примеру, в 1878 г. позволили Бессарабскому губернскому воинскому начальнику, в ответ на запрос Главного штаба о возможном местонахождении рядового Гассан Мехмета, сообщить хотя бы то, что за время войны через Кишинев в Харьков проследовало 5 нижних чинов турецкой армии носящих имя «Гассан Мехмет». (Вообще, проблему «однофамильцев» среди турецких военнопленных на местах пытались решать по-разному. Так, в феврале 1856 г. в Курске числились 2 турецких капитана с одинаковым именем «Мустафа». Зарегистрированы они были как: «капитан Мустафа оглы 1-й» и «капитан Мустафа оглы 2-й» [2, 2]).
В период русско-турецкой войны 1877-1878 гг. в списки пленных стали вносить более детальные сведения о воинской части: требовалось указать номер батальона, полка и корпуса, в которых пленник проходил службу. Однако неполнота вносимых сведений в сочетании с искажением имен
© Познахирев В.В., 2013 г.
становились предпосылками для трудноразрешимых проблем. Так, в 1878 г. МИД Турции разыскивал Магмета Али эфенди - капитана 3-го кавалерийского полка 3-го корпуса. По данным же российского учета в списках военнопленных числился Магмет Али (без приставки «эфенди») - капитан 1-го кавалерийского эскадрона 3-го корпуса. При этом, разумеется, никто не мог однозначно сказать, идет ли речь об одном и том же человеке [3, 78а].
В какой-то степени указанные недостатки были устранены в период Первой мировой войны, когда формализованные списки пленных стали включать в себя такие сведения, как имя, возраст, воинское звание, воинская часть, год рождения, «место жительства в отечестве», «где и когда взят в плен». Кроме того, пленный должен был в соответствующей графе собственноручно написать свое имя на родном языке. И хотя графы эти не всегда скрупулезно заполнялись, такой подход оказался более эффективным и, к примеру, позволил в свое время обнаружить одного из рядовых 51-го пехотного полка турецкой армии, 1892 г.р., плененного 1 января 1915 г., даже несмотря на то, что в разных документах этот человек фигурировал под именами: Хазан Али, Али Хасан и даже Улханов Али Ах-мет [4, 262, 273].
Однако все названное выше во многом теряло смысл при массовом пленении, как это было, к примеру, в ходе Сарыкамышской операции Кавказского фронта в декабре 1914 - январе 1915 гг. Так, информируя Начальника штаба Кавказского военного округа о движениях партий пленных, Начальник Тифлисской местной бригады доносил 24 декабря 1914 г. о том, что «накануне в 8 час. утра в Тифлис прибыла группа пленных турок в составе около 1 200 чел., которые отправлены по назначению в 24 час. того же дня. При этом констатировалось, что турки прибыли без списков и без списков убыли далее, ибо «при неимении переводчиков регистрация партии не могла быть выполнена» [5, 112]. В другом своем донесении (от 14 января 1915 г.) Начальник Тифлисской местной бригады сообщал, что «26 декабря в 11 час. прибыла на станцию Навтлуг партия пленных в 1 414 чел. Партия отправлена была из Сарыкамыша без всяких письменных сведений и именного списка <...> По прибытию при-ступлено было к составлению списков, но это пришлось оставить, т.к. за малым числом переводчиков задержка поезда произошла бы еще более» [6, 84].
О том, что явления такого рода носили далеко не единичный характер, свидетельствует пись -мо Тифлисского уездного воинского начальника от 11 марта 1915 г. на имя Заведующего военно-судной частью Кавказской армии о невозможности розыска интересующих того лиц из числа военнопленных, потому что «с указанными именами и фамилиями разновременно проследовали через ст. Тифлис в распоряжение Ростовского окружного воинского начальника по нескольку лиц. Кроме того, большая масса прошла без регистрации (Курсив наш - В.П.)» [7, 124].
В свете изложенного трудно не согласиться с Заведующим Центральным справочным бюро о военнопленных при Российском Обществе Красного Креста генерал-лейтенантом И.А. Овчинниковым, который уже летом 1915 г. признавал, что «дело регистрации пленных турок <...> до сих пор находится в крайне неудовлетворительном положении» [8, 17-18].
Все это периодически ставило российские власти перед необходимостью перерегистрации пленных. Впервые этот вопрос возник еще в период русско-турецкой войны 1735-1739 гг. Но тогда он так и не был реализован. Да и касался он лишь турок, находившихся во власти не государства, а частных лиц [9, 152-154]. Более основательно к нему подошли в период Крымской войны 1853-1856 гг. Так, в циркуляре МВД от 26 январе 1856 г. констатировалась «неполнота и неточность сведений, доставленных Военному министерству о пленных неприятельских армий», и признавалось необходимым «произвести поверку всех имеющихся по сему предмету сведений и составить подробные списки всем военнопленным, находящимся в России», для чего губернаторам было поручено как можно скорее представить Инспекторскому департаменту Военного министерства «самые полные и точные именные списки» по разработанной форме (имя и фамилия на русском и «природном» язы -ках, воинское звание, должность и номер части, где и когда взят в плен, «взят ли с боя или дезертир или добровольно передавшийся», «где находится на жительстве») [10, 172].
В 1917 г. к идее перерегистрации пришлось вернуться, запланировав ее проведение на середину октября 1917 г., для чего 25 августа 1917 г. Главное управление Генерального штаба разослало в округа и на флоты бланки для переписи военнопленных и разработанную для этой цели инструкцию. Причем в тексте последней прямо признавалось, что «существующая у нас числовая система учета военнопленных на основании данных штабов военных округов <...>, не дает в настоящее время достаточно точных данных об общей численности военнопленных и распределении их по территории России [11, 57, 64]. Однако в силу наступления известных событий эту работу тогда так и не удалось довести до конца.
Обобщая изложенное, считаем возможным утверждать, что в рассматриваемых хронологиче -ских рамках принятый в России порядок учета и регистрации иностранных военнопленных, в целом, соответствовал своему времени и, несмотря на отдельные недостатки, развивался в направлении все большей полноты и детализации.
Литература
1. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 197. Оп. 1. Д. 10.
2. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 395. Оп. 111. 1856 г. 2-е Отделен. Д. 391.
3. Там же. Ф. 400. Оп. 3. Д. 2058.
4. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 3604. Оп. 1. Д. 1.
5. РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466.
6. Там же. Д. 506.
7. Там же. Ф. 2100. Оп. 2. Д. 475.
8. Архив внешней политики Российской Империи. Ф. 160. Оп. 708. Д. 1623.
9. Российский государственный архив древних актов. Ф. 248. Оп. 7. Кн. 410.
10. Государственный архив Тульской области. Ф. 90. Оп. 1. Д. 24027.
11. РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2323.
