CC BY
124
КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
Н.В. Балуева
РЕГЕНТ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ ПРОТОИЕРЕЙ МИХАИЛ ФОРТУНАТО:
ЕЩЕ ОДИН ВЗГЛЯД НА «БОГОСЛОВИЕ ЦЕРКОВНОГО ПЕНИЯ»1
«Я утверждаю, что без богословия, без проникновения в судьбы Церкви, мы не должны приступать к пению»
прот. Михаил Фортунато [16, с. 4].
В 1988 году в связи с празднованием Тысячелетия Крещения Руси состоялся Поместный Собор Русской Православной Церкви. Он стал своего рода рубежом, отделяющим время гонений и упадка от периода возрождения всех сторон церковной жизни в России. В 1990-х годах открывается большое количество новых церковных приходов, заново воссоздаются духовные училища и семинарии. При этом, в большинстве случаев (особенно на периферии) эти процессы воссоздания происходят после многолетнего перерыва и утраты многих компонентов целостной системы знаний, а главное, живой практики. Весьма сложно дается восстановление всех сторон богослужебного пения, которое всегда в значительной мере зависело от устной трансмиссии. В подобных условиях особенно актуальным становится опыт сохранения и развития богослужебно-певческой традиции Русской Православной Церкви за рубежом. Выдающимся представителем «зарубежного направления» русского церковного пения является клирик Сурожской епархии2, регент, протоиерей Михаил Фортунато.
Михаил Фортунато принадлежит ко второму поколению русских эмигрантов. Его родители покинули Россию после революции 1917 года и, также как тысячи других русских беженцев, нашли приют во Франции. М. Фортунато родился в Париже в 1931 году и был воспитан в православной русской среде. Он окончил Богословский Свято-Сергиевский институт в Париже, где получил не только всестороннее и глубокое богословское образование, но и прошел отличную практику клиросного пения под руководством регента храма Сергиевского подворья Н.М. Осор-гина (род. в 1924 г.). В 1961 году Михаил Фортуна-
то переехал в Англию по приглашению всемирно известного проповедника, миссионера и богослова митрополита Антония (Блума)3. С 1965 года М. Фортунато стал регентом кафедрального собора Успения Божией Матери и Всех Святых в Лондоне. Его предшественником являлся замечательный регент, самобытный музыкант М.И. Феокритов4. В 1969 году Михаил Фортунато был рукоположен в священники. С этого времени прот. Михаил постоянно совмещает регентское и пастырское служение. Общий стаж его профессиональной деятельности на сегодняшний день составляет более 40 лет. С начала 1990-х годов отец Михаил постоянно приезжал в Россию на довольно продолжительные сроки. Здесь он поддерживал многочисленные профессиональные контакты с регентами, светскими музыкантами и учеными-музыковедами, участвовал в семинарах и конференциях, преподавал в духовных школах, проводил спевки и службы, помогал молодым регентам, занимался издательской деятельностью. С 1992 по 2000 годы прот. Михаил неоднократно посещал Кострому: читал лекции, работал с хорами, регентовал на богослужениях в Духовной семинарии.
В нашей статье мы коснемся той стороны регентской деятельности прот. Михаила, которая связана с подготовительным этапом работы: осмыслением содержательной стороны певческого оформления богослужений. По существу речь пойдет о богословском содержании церковного пения, в котором не только текстовое содержание, но и иные его параметры - место в богослужении, время исполнения, уровень распевности - несут богословскую нагрузку.
«Богословие церковного пения» - тема, безусловно, сложная, емкая и требующая всесто-
роннего и длительного проникновения. В данной статье мы попытаемся кратко, с одной стороны, выяснить каковы основания богословской сущности Православного церковного пения в целом, а с другой - изложить богословское понимание церковного пения протоиерея Михаила Форту-нато в связи с осмыслением им различных сторон богослужения.
Для того чтобы глубже вникнуть в суть рассматриваемой проблемы, совершим, краткий экскурс в историю богословского осмысления церковного пения5.
Очевидно, что тема «богословия церковного пения» выходит за рамки музыковедческой науки и находится, скорее, на стыке литургики, богословия и музыковедения. Неудивительно поэтому, что рассуждения, прямо или косвенно относящиеся к этой теме, можно встретить в богословской литературе самого разного направления.
Многое в интересующей нас проблеме становится ясным в свете исторической литургики и истории развития гимнотворчества. Так, М. Ска-балланович в «Толковом Типиконе» приводит свидетельства о том, что одной из причин развития гимнографии и пения была борьба с ересями. Псалмы и песни были православным ответом гимнам еретиков. В IV в. в борьбе с ересями посредством песнотворчества прославился, в частности прп. Ефрем Сирин: «он возвышенными и духовными песнями своими преподал учение
о рождестве Христовом, крещении, вознесении и прочих таинствах онаго Божественного промышления...» [10, с. 173]. Приведенная цитата и другие исторические свидетельства доказывают, что церковное (и, шире, духовное) пение изначально мыслилось как форма богословия, что ему придавалась большая воспитательная функция, что оно рассматривалось как способ христианского научения, просвещения, как форма проповеди.
К церковному пению, как разновидности церковного искусства, можно отнести многое из того, что сказано о православной иконе. Как известно, православное учение об иконопочитании было сформулировано на Седьмом Вселенском Собо-ре6, который ознаменовал окончание иконоборческого периода. Определение, или, орос Собора гласит: «.мы храним не нововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконным живописанием, как согласное с повествованием евангельской проповеди и слу-
жащее нам к удостоверению истинного, а не призрачного воплощения Бога Слова, и к подобной пользе; ибо вещи, которые друг на друга указывают, без сомнения, и уясняют друг друга» [2, с. 561]. В этих определениях для нас важна мысль о сохранении церковных преданий, и, безусловно, о соответствии иконописи евангельской проповеди.
Слово предание, по мнению Л.А. Успенского, употребляется в оросе Собора в двух значениях, в зависимости от контекста. По одному из них церковные предания - «это различные виды внешней передачи Откровения, связанные с естественными способностями людей: слово, образ, жест, обычай.. .или предание литургическое, иконографическое и другие» [11, с. 152-153]. В свете сказанного, богослужебное пение, как и иконопись, является одним из видов «внешней передачи Откровения» и, подобно иконографии, соответствует евангельской проповеди. «Церковное искусство по самой своей природе литур-гично, и это не потому только, что оно обрамляет богослужение или его дополняет, а потому, что оно ему совершенно соответствует» [11, с. 159].
Труд прот. Александра Шмемана «Введение в литургическое богословие» посвящен проблемам литургики, но при этом проливает свет и на вопрос богословского основания и функции церковного пения. Если «литургическое богословие», по мысли автора, «есть раскрытие богословского смысла богослужения» [19, с. 24], то это справедливо также и для богословия церковного пения - поскольку последнее, по выражению И. Гарднера, «есть одна из форм самого богослужения» [3, т. 1, с. 61]. Богословие церковного пения, таким образом, должно опираться на литургическое богословие и на уяснение литургической функции богослужебного пения. Функция церковного пения, по мнению А. Шмемана, определилась в «после-константиновское» время, когда происходили большие изменения в Уставе и «литургическом благочестии». Этому новому Уставу и «ритуальному драматизму» [19, с. 193] соответствовала и новая роль богослужебного пения: церковное пение стало «выражением и признаком торжественности» [19, с. 187], как особой литургической функции.
Для уяснения специфики богословского понимания церковного пения большое значение также имеет мысль А. Шмемана о литургическом благочестии, которое автор определяет как религиозность или религиозное чувство. «Это
есть психологическое восприятие культа, его переживание в религиозном чувстве, его преломление в сознании верующих» [19, с. 113].
Вполне «в духе» А. Шмемана и Л.А. Успенского рассматривает интересующую нас проблему
Н.В. Лосский в статье «Богословские основы церковного пения»1. Автор прослеживает очевидную связь между иконой и церковным пением, и считает, что все определения II Никейского (Седьмого Вселенского) Собора приложимы ко всем видам церковного искусства: «всякая форма искусства во время богослужения участвует в проповеди», а «проповедь есть по преимуществу богословие» [6, с. 234]. Из общих предпосылок Н.В. Лосский выводит ряд принципов, относящихся собственно к пению: церковный музыкант должен быть богословом «в смысле культивирования в себе самом «кафолического» сознания Церкви», богослужебное пение «не может противоречить евангельскому посланию», «слово и музыка должны быть слиты воедино, чтобы можно было сказать, что слово поет, музыка возвещает» [там же] и т. д.
Приведенные выше мысли принадлежат в основном авторам русского послереволюционного зарубежья: А. Шмеман, Л.А. Успенский и Н.В. Лосский - это религиозные мыслители «парижской школы». Труд М. Скабаллановича был впервые издан в 1910 году в Киеве. В советский период истории, несмотря на все сложные перипетии истории и жизни Церкви, мысли о церковном пении высказывались - но в основном на страницах закрытой тогда для общества церковной литературы (в «Журнале Московской Патриархии», «Богословских трудах»). Но, можно сказать, что настоящее возвращение к осмыслению сущности богослужебного пения произошло в конце ХХ века.
В 1990-х, в 2000-м годах в России, одна за другой, стали выходить книги, посвященные разным аспектам русского церковного пения, в том числе и его «философии», его «социально-этическому бытию»8.
Одной из первых книг второй половины ХХ века, в которой осмысливается этическая и духовная ценность древнего распева, является вдохновенно-поэтический и, вместе с тем, глубоко аналитический труд священника и знатока древнерусского пения протоиерея Бориса Николаева «Знаменный распев и крюковая нотация как основа русского православного церковного пения».
Богословскому осмыслению знаменного распева посвящена книга В.И. Мартынова9 «История богослужебного пения».
Сборник статей Б.П. Кутузова10 под общим названием «Знаменный распев - поющее богословие» - своего рода гимн знаменному распеву.
При различии контекста и стиля, в подходе авторов к решению проблемы присутствуют черты сходства. Во-первых, «богословие церковного пения» строится исключительно на древних распевах (главным образом - на знаменном). Во-вторых, древние распевы в большинстве случаев рассматриваются вне богослужебного контекста. Многие авторы считают, что в знаменном распеве мелодия, как таковая, несет богословскую нагрузку.
В итоге анализа отдельных высказываний и целых трудов, посвященных богословскому осмыслению богослужебного пения можно сделать следующие выводы.
Церковное пение - есть форма проповеди. В этом смысле, как и все в Церкви, оно выполняет богословские функции.
Церковное пение - форма богослужения и, соответственно, форма литургического богословия.
Богословскую нагрузку в церковном пении несет не только текст (что естественно), не только включенность в чинопоследование (участие в «богословии времени»), но и музыкальный элемент. Певческое оформление церковных песнопений, характер их исполнения, отклик молящихся является, в частности, выражением благочестия священства, певцов, народа.
На основании всего изложенного можно попытаться вывести некое определение «богословия церковного пения».
«Богословие церковного пения» - это совокупность богословского смысла трех основных «факторов» богослужебного пения в их взаимодействии друг с другом: богословского содержания текстов песнопений, богословского смысла богослужебного порядка, смыслового соответствия музыкального элемента целостному замыслу богослужения и конкретным текстам, а также духовного и душевного отклика на певческое оформление богослужения молящегося народа (фактор благочестия).
Еще один взгляд на «богословие церковного пения»
«Богослов - тот, кто молится». Эту перефразированную выдержку из высказывания св. Евагрия Понтийского («Если ты богослов, то будешь молиться истинно, а если истинно мо-
лишься, то ты - богослов») [4, с. 83] прот. Михаил часто повторяет певчим и регентам. Постоянно она возникает в процессе работы с хором в качестве призыва к осмыслению текстов песнопений и смысла очередной службы. Выражение «богослов - тот, кто молится» означает некое активное «сомыслие», соучастие в богослужении. И, конечно, оно отражает собственную регентскую позицию отца Михаила. Для него подготовка к богослужению начинается задолго до спевки, на которой разучиваются песнопения предстоящей службы. Не прекращается она и после ее окончания. Длительное, внимательное изучение уставных особенностей и богословского содержания текстов молитвословий, постоянный, непрекращающийся процесс проникновения в их суть и смысл, составляет неотъемлемую часть регентской работы прот. Михаила. «Поскольку, регент призван пением исполнять священные тексты, он должен быть способным оценить их богословское содержание, подобно тому, как проповедник изучает значение евангельской вести для наставления народа Божьего. Также, регент должен знать - как самому постичь и как передать своим певчим дух и смысл того, что им предстоит петь» [15, с. 4].
Свои взгляды на проблему «богословия церковного пения» прот. Михаил Фортунато формулирует в ряде докладов, статей и устных выс-туплений11.
Из авторов, труды которых мы упоминали выше, отцу Михаилу ближе всего А. Шмеман («Введение в литургическое богословие»). Церковное пение регент рассматривает исключительно в связи с богослужением и литургикой.
Прот. М. Фортунато никогда не ставил цели системного изложения богословских взглядов на церковное пение. Его «богословие» носит скорее афористический и дидактический характер, направлено на церковно-певческую практику. «Это не умственные построения, а мысли, порожденные опытом стояния на клиросе, где человек говорит с Богом и святыми»12.
Весьма часто богословские высказывания возникают в контексте подготовки к богослужениям или в процессе осмысления некоторых песнопений в виде отдельных замечаний и комментариев. Их главная цель - приблизить певчих к пониманию богослужения, сделать пение сознательным, осмысленным. Так, описывая различные стороны музыкальной выразительности тро-
паря Рождества Христова А. Кастальского, отец Михаил говорит об отношениях словесного содержания с музыкой. «Образ Божий видится Святыми Отцами не только в духе, но и в теле человека. Если перевести это в песнопение, то можно сказать так: слово несет вероучительную истину, а музыка или не противоречит ей или даже помогает ее уразуметь. Музыка становится духоносной, потому что она интимно сопрягается со словом» [12].
В «богословии» регента есть идеи, которые можно определить как центральные, понятия, к которым он возвращается постоянно, на протяжении всей своей творческой деятельности. Таковыми являются, например, мысли о пространстве и времени Церкви.
По мнению регента, кроме храма видимого существует внутреннее «богослужебное пространство». Внешний, видимый храм, его архитектура, стиль, внутреннее устройство, наполнение играют немалую роль, во многом определяя наше самочувствие, формируя настрой.
«Входишь в храм, тебя окружают иконы, незыблемый образ Бога, ставшего Человеком... Церковь есть место Его образного пребывания на земле»13. «Геометрическая середина храма, которая традиционно именуется ambo - амвон, есть место, где происходит церковное чтение, проповедь, различные священнодействия. Здесь может происходить и пение хора»'4.
Но «внутренняя Церковь - считает регент, -естественно шире, глубже, богаче видимого рукотворного храма. Внутренний храм всегда в тебе, и накоплены в нем бесчисленные впечатления действия, как Бога, так и людей. Внутренний храм отражается во внешнем, а внешний - во внутреннем»15.
Постоянно находясь в ритме годового круга богослужений, мы окунаемся в иное время -«время Церкви». «Время Церкви - это есть содержание пути, на который человек-христианин стал, и которым идет по избранному назначению вослед Господу. Начинается этот путь со встречи с Богом, с момента искреннего обращения к Нему, единственному Источнику жизни, и наполняется подвигом глубокой веры в Него». «Время Церкви - это измерение Божьего Царства, собирание Богом своих овец, подготовка Им Второго Пришествия, режим Таинств, мир чудес и духовного врастания человека “в меру возраста Христа”»16.
Время Церкви, таким образом, также имеет внешние и внутренние параметры. С одной стороны, это «особое временное измерение» богослужений, время, в котором проходят события церковной жизни. С другой - есть внутреннее время верующего христианина, которое приближает его к Последнему Дню.
Из этого следует, что время и пространство Церкви - это не просто контекст деятельности регентов и певчих, а важнейшие «духовные координаты», без осознания, «чувствования» которых церковное пение не может быть полноценным и осмысленным.
Наиболее последовательно «богословие церковного пения» отца Михаила изложено в связи с конкретными богослужениями. В центре его внимания регента - воскресные службы: Всенощное бдение и Литургия. В значительной мере это обусловлено регентской практикой, которая по большей части связана с воскресными богослужениями. Но, кроме того, празднование Воскресения Христова является центральным моментом «богословия времени».
Богословие Божественной Литургии
Божественная Литургия, по мнению прот. Михаила - это служба, которая имеет «самое высокое богословское содержание», и для которой написано «самое большое количество хоровой музыки» [14, с. 16]. «Сердце» этого богословия заключено в воспоминании в Тайной вечери.
«Одновременно, Литургия также является знаком Пятидесятницы, когда в Своем сошествии на апостолов Святой Дух положил начало бытию Церкви» [14, с. 16].
В седмичном круге богослужений для Литургии не отведено какое-то определенное время -Литургия пребывает как бы вне времени и пространства. Она может совершаться ранним или поздним утром, а также - вечером. «Литургия иноприродна всем прочим службам седмично-го круга» [13]. Еще один важный момент - Литургия по преимуществу вся поется, что, по
А. Шмеману, является признаком торжественности, праздничности.
Первый возглас священника: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа...», - означает начало Божьего действия и служит сигналом к тому, что все верные должны быть в сборе.
«Возглас Священника имеет евангельское содержание: «приблизилось Царство Небесное» и мы его приветствуем и благословляем. Если мы и
наши певчие сознательно услышали эту благую весть, то наше «Аминь» прозвучит полное надежды на исполнение этого пророчества» [14, с. 16].
Литургия оглашенных.
Регент называет ее назидательной частью Литургии. Псалмы, Апостольские Послания и Евангельское благовестие составляют основное содержание Литургии оглашенных.
Великая ектения создает настроение спокойствия и размеренности. Спокойно и созерцательно звучат антифоны. Пение антифонов и тропарей чередуется с малыми ектениями. «Пульс» службы учащается.
Прот. Михаил обращает внимание на особый характер тропаря «Единородный Сыне», отличающийся «декларативным характером исповедания» [14, с. 17]. Тем самым он напоминает «Символ веры».
«Малый вход» говорит нам о древней литургической практике, когда архиерей в этот момент входил из притвора в храм и затем следовал в алтарь вместе с духовенством.
«Святый Боже», «Елицы во Христа» и «Кресту Твоему» являлись в свое время тропарями Входа. Это следующая ступень в движении к чтению Священного Писания.
Наконец, прокимен (предлежащее) непосредственно вводит в чтение Апостола, а «Аллилуйя» - в Евангельское благовествование.
«Книга Евангелия прообразует самого Христа, для Которого и поется хвалебная песнь «Аллилуиа». Эта хвала по достоинству поется только Богу» [14, с. 16].
Таким образом, первая часть Литургии построена на смысловом движении к чтению Евангелия и постепенном внутреннем духовном подъеме.
Литургия оглашенных «. есть богослужение Божиего Слова, построенное на системе пения псалмов и тропарей, ведущая с определенным нарастанием духовного напряжения к торжественному чтению Слова Божия» ... «регент и его певчие должны осознавать и почувствовать эту дугу напряжения и осмыслить ее качество и направление в выборе пения и манере его исполнения» [14, с. 17].
Литургия верных.
В Литургии верных регент видит четыре основных части:
1) перенос приготовленных за Проскомидией хлеба и вина с жертвенника на престол под пение «Иже Херувимы»;
2) благодарственная молитва священника в алтаре;
3) дробление священником хлеба, ставшего Телом Христовым;
4) вынос чаши народу и причастие Тела и Крови Христовых.
Эти четыре литургических действия соответствуют действиям Спасителя на Тайной вечери.
«В четырех частях Литургии мы можем усмотреть основные действия Христа, совершенные в Сионской Горнице на Тайной вечери (Мф. 26:26; Мк. 14:22; Лк. 22:19), а именно: (1) Христос «взял хлеб», (2) «возблагодарил», (3) «преломил его», наконец, (4) «дал егоучени-кам и апостолам». «Это преемство жестов от самого Господа делает Литургию в прямом смысле «божественной» [14, с. 18].
Сердцевина первой части Литургии верных -это Великий вход под пение Херувимской песни. Регент обращает внимание на то, что находится вне видимости хора - на иконографическое расположение частиц на дискосе. В центре дискоса располагается частица «Агнец», слева от нее - Богородичная, справа - частица св. прор. Иоанна Предтечи и святых, внизу - частицы за живых и мертвых.
Вторая часть Литургии верных начинается с пения (или чтения) Символа веры, после чего следует Анафора («Возношение») «центральная молитва всей Литургии» [14, с. 18]. Главное ее содержание заключено в словах священника «Благодарим Господа». «Достойно и праведно есть...» - краткий ответ хора от имени народа.
Отец Михаил обращает внимание певчих на слова священника, который благодарит Бога Отца 1) за творение мира, 2) за дело искупления Христом мира и 3) молится о ниспослании Духа Святого. Кроме того, он напоминает, что в основе пения хора («Свят, свят, свят Господь Саваоф» и далее) лежат слова из видения пророка Исайи (Ис. 6:3), Откровения Иоанна Богослова (Откр. 4:8) и евангельского повествования о Входе Господнем в Иерусалим (Матф. 21:9).
Пение молитвы «Тебе поем» отец Михаил называет «созерцательным откликом общины верных на происходящее в алтаре, то есть, по мысли, на Голгофе» [14, с. 19]. Вторая часть заканчивается возгласом «И даждь нам едиными усты и единым сердцем .».
Третья часть - Преломление - проходит от просительной ектении до выноса Чаши народу. Отец Михаил напоминает о том, что молитву Гос-
подню народ должен петь с «дерзновением», то есть «без ложного умаления себя, а как собрание сыновей и дочерей Божиих, призванных со святыми в Царство Божие» [14, с. 19].
Наконец, последняя часть и конечная цель Литургии - Причастие: Причащение Телом и Кровью Христа и принесение благодарности за этот Дар. Регент отмечает здесь связь Литургии с Пятидесятницей в молитве «Видехом Свет истинный». «Святой Дух, таким образом, созидает Церковь» [14, с. 19].
Конечный вывод всего комментария на богословское содержание Литургии следующий: «С таким взглядом на «божественность» Литургии регент и его певчие должны подходить к выбору и исполнению музыкального репертуара» [14, с. 19].
Таким образом, все рассуждения отца Михаила о Божественной Литургии преследуют одну главную цель - помочь регентам и певчим справиться с первой частью своей «работы», с осмыслением последовательности службы и более глубоким проникновением в ее содержание. Существенно в этом комментарии то, что о. Михаил заостряет внимание на тех моментах Литургии, которые обычно ускользают от внимания поющих, то есть на словах и действиях священнослужителей. Другой важный момент состоит в том, что рассуждения регента направлены на хор. Важно, чтобы хористы почувствовали себя частью собрания верных, общины, народа Божия.
В Литургии четыре главных вершины (кульминации): Малый вход, Великий вход (с пением Херувимской), Анафора и Причастие. Движение к ним составляет логику и динамику богослужения.
«Регент и его певчие должны осознать и почувствовать эту дугу напряжения, и осмыслить ее качество и направление в выборе пения и манере его исполнения» [14, с. 17].
Выводы
Так в чем же заключаются особенности богословского понимания церковного пения протоиерея Михаила Фортунато?
Богословское содержание церковных песнопений регент рассматривает только в связи с богослужениями. Он устанавливает связь общего богословского смысла текста с его местом в последовательности службы и его музыкальным оформлением.
Многие комментарии регента построены таким образом, чтобы объяснить и, по возможнос-
ти, приблизить непростые по содержанию тексты и символические действия богослужения к его участникам, к тем, кто поет на клиросе.
Таким образом, «богословие» прот. Михаила Фортунато направлено на формирование отношения к происходящему, на личностное восприятие литургических событий, на воспитание «благочестия» (в том смысле, в котором об этом говорит А. Шмеман). Это, главным образом, богословие для поющих и читающих.
Для нас, деятелей церковного пения, живущих в современной постсоветской России, опыт сохранения и развития русской церковно-певческой традиции за рубежом, безусловно, имеет огромное значение. Он служит своеобразным «мостом времени» между дореволюционной и современной жизнью Церкви, и позволяет приобщиться к глубине и целостности в осмыслении и практическом воплощении богослужебного пения.
Примечания
1 Мы употребляем это выражение, опираясь на высказывания отца Михаила. В предлагаемой статье постараемся объяснить, в каком смысле употребляется термин «богословие» по отношению к церковному пению, и что такое «богословие церковного пения» в интерпретации о. Михаила.
2 Великобритания, Московский Патриархат.
3 Митрополит Антоний (1914-2003) был управляющим Сурожской епархии (Великобритания, Московский Патриархат) с момента основания епархии в 1964 году и вплоть до его кончины.
4 М.И. Феокритов (1888-1969) - регент русской церкви, а затем кафедрального собора в Лондоне с 1946 по 1965 годы. Родился и вырос в России. Ученик А.В. Касторского. Михаил Фор-тунато в 1960 году женился на дочери М.И. Феок-ритова - Мариамне (род. в 1929 г.).
5 Мы берем во внимание ряд исследований XX и начала XXI столетий, не ставя задачи полного обзора литературы прошлого века по этим вопросам.
6 Седьмой Вселенский Собор состоялся в Ни-кее в 787 году.
7 Напечатана в качестве приложения в книге
В.И. Мартынова «История богослужебного пения» [7].
8 Поскольку в рамках данной статьи проанализировать работы, посвященные интересующей нас теме, не представляется возможным, мы лишь упомянем их авторов и названия.
9 В.И. Мартынов - композитор и преподаватель Истории богослужебного пения в регентских классах при Московской Духовной Академии.
10 Б.П. Кутузов - регент собора Спаса Нерукотворного Образа Спасо-Андроникова монастыря в Москве.
11 Свои богословские мысли регент изложил в ряде статей и докладов на семинарах и конференциях (в Московской Духовной Академии, Московской государственной консерватории), также в небольших рукописных очерках последнего времени (2005 год): «Мои богословские мысли», «Время Церкви», «Обычное начало».
12 Фортунато М., прот. Мои богословские мысли [17, с. 1].
13 Время Церкви [17, с. 1].
14 Мои богословские мысли [17, с. 2].
15 Время Церкви [17, с. 1].
16 Там же. - С. 1.
Библиографический список
1. Балуева Н.В. Протоиерей Михаил Фортуна-то: Регентский жест в литургическом контексте. -Рыбинск: Изд-во «Рыбинск-Михайлов Посад», 2004.
2. Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви. Т. 4: История Церкви в период Вселенских Соборов. - М., 1994. - 599 с. (Репр. изд. 1917 г)
3. Гарднер И А. Богослужебное пение Русской Православной Церкви: В 2 т. / Московская Духовная Академия. - Сергиев Посад, 1998. - Т. 1. -592 с.; Т. 2. - 640 с.
4. Евагрий Понтийский. Слово о молитве // Творения аввы Евагрия. - М.: Мартис, 1994.
5. Кутузов Б.П. Знаменный распев - поющее богословие. - М., 2000. - 269 с.
6. Лосский Н.В. Богословские основы церковного пения // Мартынов В.И. История богослужебного пения. - М.: Рус. огни, 1994. - С. 233-238.
7. Мартынов В.И. История богослужебного пения. - М.: Рус. огни, 1994. - 239 с.
8. Николаев Борис, прот. Знаменный распев и крюковая нотация как основа русского православного пения: опыт исслед. методики и нотации рус. правосл. церк. пения - Иосифо-Волоц-кий мон-рь, Об-во древнерус. муз. культуры. -М.: Научная книга, 1995. - 300 с.
9. Разумовский Димитрий, прот. Церковное пение в России: опыт историко-технического изложения. - М., 1867. - 258 с.
10. Скабалланович М. Толковый Типикон. -М.: Паломник, 1995. - Вып. 1. - 494 с. (Репр. изд.
1910 г); Вып. 2. - 336 с. (Репр. изд. 1913 г.); Вып. 3. -80 с. (Репр. изд. 1915 г.)
11. Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. - Нижний Новгород: Изд-во Братства во имя св. блг. кн. Александра Невского, 1997. - 656 с.
12. Фортунато М., прот. Беседы: Объяснение регентского жеста. Тропарь, кондак Рождества Христова. [Расшифровка аудиозаписи.]
13. Фортунато М., прот. Беседы: Постная Триодь. [Расшифровка аудиозаписи.]
14. Фортунато М., прот. Богословское содержание Божественной Литургии // Отчет о работе
I съезда преподавателей церковного пения духовных заведений и регентских школ Русской Православной Церкви (Сергиев Посад, Московская Духовная Академия. Ноябрь 1994 г.). - С. 16-20. [На правах рукописи.]
15. Фортунато М., прот. Педагогика церковного пения: Тез. докл. на съезде «Пути православного церковного пения русской традиции в Западной Европе в период эмиграции» (Париж, Св.-Сергиевское подворье, 29 сент. - 1 окт. 1995 г). [Рукопись.]
16. Фортунато М., прот. Распев как молитва Церкви // Доклад на Втором семинаре преподавателей церковного пения духовных школ Русской Православной Церкви (Сергиев Посад, МДА. Май 1998 г.) [Рукопись.]
17. Фортунато М., прот. Три богословских очерка: «Мои богословские мысли», «Время Церкви», «Обычное начало». [Рукопись.]
18. Чесноков П.Г. Хор и управление им. 3-е изд. - М.: Музгиз, 1961. - 240 с.
19. Шмеман Александр, прот. Введение в литургическое богословие. - М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. - 247 с.
Е.М. Еремина
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТУРНЫХ ПРОЦЕССОВ И РОССИЙСКИЕ СМИ
Прогресс общества сопровождается переходом его от множества общностей - к их единству, усилением тенденции к интернационализации общественной жизни. Выражением этого объективного процесса выступает создание Евросоюза с единой валютой. В настоящее время процесс единения человечества затрагивает не только национальные и региональные границы. Он вышел на мировую арену, воплотившись в глобализации мирового развития1. Дисбаланс, существующий между масштабом проблем, с которым столкнулось человечество, и современным теоретическим пониманием происходящего, требует определить само понятие «глобализации» и отделить его от связанного, но не совпадающего с ним понятия «глобализм».
Для этого обратимся к известным в социальной философии понятиям «деятельности» (целенаправленной активности) и «процесса» (инициированного этой деятельностью, но не совпадающего с ней). Глобализм - целенаправленная и планомерная деятельность в сфере хозяйства, политики и культуры, осуществляемая людьми и направленная на достижение однополярного мира (иное понимание: на стремление США к мировому господству), имеющая своих, иницииру-
ющих эту деятельность, субъектов, которые преследующих свои цели. Глобализация же - это процесс, в который вовлечено все человечество не только в качестве субъектов, но и в качестве объектов, то есть включая людские практики. Объективный контент глобализации - противоречивое единство интеграции и унификации (стандартизации, универсализацции). Инициированный деятельностью транснациональных предприятий, рекламных агентств, масс-медиа, процесс унификации непрерывен. Глобализация мирового информационного пространства создала условия для создания информационного общества и множества новых информационных технологий. Проникая во все сферы жизни общества, СМИ меняют привычный образ жизни многих этносов по всему миру, создавая и новые возможности, и новые проблемы2. Наши представления о том, как меняется мир вокруг нас во многом обусловлены образами и интерпретациями, которые ежедневно тиражируются масс-медиа. Именно СМИ играют решающую роль в формировании информационной картины мира, именно они отображают и те процессы, которые свидетельствуют о стирании культурных различий между этносами, об «обвале» традиций, связей, привычного образа жизни, всего того, что создает трудности
