CC BY
39
сочетаниями и представляют собой особый тип идиоматических образований, которые в зависимости от типа переосмысления могут находиться как на периферии фразеологической системы, так и за её пределами.
Примечания
1. Базарская, Н. И. Семантические типы перифраз и их экспрессивные возможности [Текст] / Н. И. Базарская, 3. Д. Попова // Исследования по семантике. Семантика языковых единиц разных уровней. Уфа, 1988. С. 50-57; Грехнёва, Л. В. Перифраза как лингвистическое явление (на материале русской литературы конца XVIII - начала XIX в.) [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Л. В. Грехнёва. Н. Новгород: Нижего-род. гос. ун-т им. Н. И. Лобачевского, 1999. 20 с.; Ми-лехина, В. И. Перифраза в отношении к фразеологии [Текст] / В. И. Милехина, 3. Д. Попова // Проблемы фразеологии. Тула, 1981; Шмелева, И. Н. Фразеоло-гизация крылатых слов [Текст] / И. Н. Шмелева // Проблемы фразеологии. Исследования и материалы / под ред. А. М. Бабкина; Академия наук СССР, Ин-т рус. яз. М.; Л.: Наука, 1964. С. 181-199.
2. Бакина, М. А. Эволюция поэтической речи XIX-XX вв. Перифраза. Сравнение [Текст] / М. А. Бакина, Е. А. Некрасова. М.: Наука, 1986. С. 3-48; Моло-жай, Г. Н. Перифраза в белорусском литературном языке (структурно-семантическая и стилистическая характеристика) [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук / Г. Н. Моложай; АН БССР. Минск: Изд-во Минск. пед. ин-та им. А. М. Горького, 1971. 22 с.; Новиков, А. Б. Субстантивные фразеологизмы и перифразы с именами собственными [Текст] / А. Б. Новиков, В. Д. Бояркин // Вестник ЛГУ. Сер. История. Язык. Литература. Вып. 4. Л., 1986. С. 112-114; Синельникова, Л. Н. К вопросу о сущности перифразы как функционально-семантической единицы речи [Текст] / Л. Н. Синельникова // Вопросы грамматического строя современного русского языка. М., 1972. С. 255-261.
3. Назарян, А. Г. Фразеология современного французского языка [Текст]: учебник для ин-тов и фак. иностр. яз. / А. Г. Назарян. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Высш. шк., 1987. С. 37.
4. Жуков, А. В. Фразеологическая переходность в русском языке [Текст]: учеб. пособие к спецкурсу / А. В. Жуков. Л.: Мин-во просвещения РСФСР, Ле-нингр. Ордена Трудового Красного Знамени гос. пед. ин-т им. А. И. Герцена, 1984. 93 с.
5. Архангельский, В. Л. О понятии устойчивой фразы и типах фраз [Текст] / В. Л. Архангельский // Проблемы фразеологии. Исследования и материалы; под ред. А. М. Бабкина; Академия наук СССР, Ин-т рус. яз. М.; Л.: Наука, 1964. С. 102-125.
6. Копыленко, М. М. Сочетаемость лексем в русском языке [Текст]: пособие для студентов / М. М. Ко-пыленко. М.: Просвещение, 1973. С. 24.
7. Альбрехт, Ф. Б. Проблема определения и описания единиц зоны лексико-фразеологической переходности [Текст] / Ф. Б. Альбрехт // Филол. науки. 2001. № 3. С. 69.
8. Виноградов, В. В. Избранные труды: Лексикология и лексикография [Текст] / В. В. Виноградов. М.: Наука, 1977. С. 121.
9. Савицкий, В. Основы общей идиоматики [Текст] / В. Савицкий. М.: Гнозис, 2006. С. 116.
10. Бытева, Т. И. Основы лингвистической теории перифразы [Текст]: учеб. пособие / Т. И. Быте-ва. Красноярск: Краснояр. гос. ун-т, 2004. С. 38.
11. Савицкий, В. Основы общей идиоматики [Текст] / В. Савицкий. М.: Гнозис, 2006. С. 30.
12. Матвеева, Т. В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика [Текст] / Т. В. Матвеева. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 183.
13. Русский язык: Энциклопедия [Текст] / гл. ред. Ю. Н. Караулов; репр. изд. М.: Науч. изд-во «Большая Российская энциклопедия», 2003. С. 637.
14. Мокиенко, В. М. Славянская фразеология [Текст]: учеб. пособ. для вузов по спец. «Рус. яз. и лит.» / В. М. Мокиенко; 2-е изд., испр. и доп. М.: Высш. шк., 1989. С. 221.
3. М. Раемгужина
РАЗВИТИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ПРОЗВИЩ В СИСТЕМЕ СОВРЕМЕННОГО БАШКИРСКОГО ЯЗЫКА
В статье на материале более двухсот прозвищ, собранных в ходе анкетирования студентов вузов Республики Башкортостан, взятых из литературных произведений, детской речи, речи творческой интеллигенции и деклассированных элементов общества, рассматривается возникновение и функционирование прозвищ.
The present article deals with appearance and functioning of nicknames basing on two hundred nicknames gathered while questioning students in the Republic of Bashkortostan, also taken from literature, children's speech, educated people's speech and declassed people.
На ранней ступени развития общества каждому человеку было достаточно одного имени, чтобы различать людей между собой в относительно немногочисленном коллективе. Такого рода имена мало отличались от прозвищ. Но с расширением контактов между людьми, возникновением частной семейной собственности, имущественного неравенства появлением права наследования для различия одноименных личностей потребовалась система унификации и социальной дифференциации наименований. Таким образом, наряду с личным именем появилось сначала второе слово - уточнитель (прозвище или отчество), а затем и третье - фамилия. Появление наиболее древних прозвищ, даваемых человеку по тому или иному его свойству или качеству (причем не только при рождении, но и позднее), в антропонимиконе башкирского народа относят к концу XV в.
Прозвища возникли вместе с потребностью человека в общении. Остроумные, меткие, они прекрасно выполняют эмоционально-экспрессив-
© Раемгужина 3. М., 2008
ную функцию. Сегодня в антропонимической науке отсутствует общепризнанное определение термина «прозвище». В башкирской антропонимике почти нет работ, посвященных прозвищам [1].
Прозвище по-башкирски - кушамат (кушым «добавление» + ат «имя» тюрк. ай), что дословно означает «дополнительное имя». До принятия ислама слово ат «имя» было общим для тюркских народов. В башкирском языке встречаются следующие слова с компонентом ат: кушамат «прозвище», яманат «плохое имя», ат казажан «прославивший имя» и т. д. С принятием ислама башкиры заимствовали арабское слово «исму ала-мин», т. е. исем («имя», «название»).
Вторая разновидность имени - насаб, что сохранилась в башкирском языке в составе словосочетания насел-насаб (родословная). Была и третья разновидность имени - кунья. Арабы часто называли человека не по его личному имени и не по имени его отца, а по имени его сына - Абуль-хасан, т. е. отец Хасана или дочери Уммульха-сан, т. е. «дочь Хасана». Но уже на заре ислама кунья перестала быть определенной категорией имени. Она служила прозвищем. Во многих случаях куньи по смыслу не отличались от прозвищ. Первые почетные прозвища появились при Му-хаммаде, который сам назывался Расулуллах -«посланник аллаха». Многие его сподвижники имели почетные прозвища, обозначавшие их особые заслуги (например: Асадулла «лев Аллаха», Сайфулла «меч Аллаха» и др.). Так как арабские слова многозначны, то большую часть почетных титулов трудно перевести на другие языки.
Прозвища родились в устной речи, в непринужденной обстановке. Они не уступают по своей силе, меткости и живости именам, и можно лишь удивляться той гибкости, с которой одна и та же черта человека (например, длинный, тонкий, худой) получает разные названия с самыми различными нюансами:
1. Физические данные человеческого организма:
- здоровый Угез «бык»;
- невысокий, полный человек Букан «полено»;
- рослый, Багана, «столб», Торна «журавль»;
- физические недостатки: Сатан «хромой», Сулак «безрукий».
2. Природные особенности личности:
- любящий поговорить Симешке «подсолнух»;
- плаксивый Илак «плакса»;
- рассеянный Асык ауыз «открытый рот»;
- часто болеющий Сырхау «болезненный»;
- непоседа Орсок «веретено» и др.
3. Отрицательные черты человеческой натуры:
- двуличный Ике йоз «два лица»;
- лживый Алдаксы, «лгун»;
- «неряшливый» Шапшак грязнуля;
- болтливый Ярык барабан «сломанный барабан».
Данные прозвища употребляются перед именами собственными, но могут употребляться и отдельно при конкретном условии, что все понимают, о ком идет речь.
Будучи, как и все личные имена, коммуникативными единицами языка, прозвища отличаются от них тем, что они всегда связаны с единственной и определенной личностью. Мы полагаем, что в древнейшие доисторические времена они, очевидно, употреблялись как второе имя, заменяющее и характеризующее основное.
Прозвища связаны с индивидуальными качествами людей, и поэтому в них с большой полнотой обнаруживаются потенциальные возможности экспрессии, образности. Слыша, например, прозвища Коза, Курица, Овца, Бык, Журавль, Корова, Лиса, мы ясно представляем субъект, о котором идет речь. Прозвища - это образная характеристика человека. Они достаточно метко и четко - прямо «в десятку» - подчеркивают то, что наиболее выпукло и визуально выражается у человека (наши слабости или ошибки, достоинства или недостатки, сила или слабость, уродство или красота) [2].
Прозвища существовали в древние времена и бытуют поныне. Они живут полной жизнью, как и вся лексика башкирского языка в целом: одни превращаются в архаизмы, другие утрачивают внутренний смысл - в связи с давностью употребления забывается их этимология. В лексике башкирского языка появляются слова-прозвища также и из других языков. Например: Баба-Яга, Чебурашка, Каланча и др.
Состав современных прозвищ в устной речи башкирского языка пополняется и за счет имен литературных и фольклорных персонажей из других языков: Карабас-Барабас, Винни-Пух, Кикимора, Плюшкин и др.
Большое количество прозвищ приходит из лексики, обозначающей профессию, должность, социальное положение: Адвокат, Профессор, Генерал, Шахтер, Тракторист и др.
Прозвища - это разновидность фольклора, одного из важнейших объектов исследования этнографии. Прозвища в своих значениях несут в себе много от прошлого, в том числе наряду с положительными и отрицательные черты оценочного характера. Если посмотреть в целом на прозвища как тюркского, так и древнебашкирского происхождения, то можно проследить, что (постепенно переходя в имена), как и у большинства тюркоязычных народов, они давались или в связи с особенностями физического развития, или из физических и психологических особенностей ребенка.
Прозвище, как правило, отмечает какое-нибудь свойство, какую-либо особенность человека как живого, думающего, говорящего, чувству-
ющего физико-биологического существа, а именно: черты характера или темперамента.
Понимание содержания и назначения прозвищ - одна из важных ступеней в процессе познания образа, которая ведет к идентичному пониманию авторского видения мира.
Мы понимаем прозвища как разряд антропо-номинативной структуры, который бытует в неофициальной сфере общения среди определенных корпоративных коллективов, где разговорная речь является основой проявления их специфики -экспрессивно-стилистическая окрашенность, семантическая наполненность, наличие дескриптивной функции, порождающей их ассоциативность и метафоричность.
В обиходно-разговорной речи для именования лиц широко используются прозвища, что определяет вполне закономерный интерес оно-мастов к изучению их функционирования. Функциональный аспект исследования представлен в работах В. А. Флоровской и П. Т. Поротнико-ва [3].
Различные типы антропонимов, идентифицируя, индивидуализируют объект, но индивидуализируют в разной степени и по-разному. Абсолютную различительную силу при этом имеют неповторяющиеся именования - они закреплены за одним и только одним определенным лицом. Повторяющиеся идентичные именования, относящиеся к нескольким лицам, ощутимо теряют свой идентифицирующий смысл. Их дифференцирующие возможности для выполнения различительной функции в речи становятся ограниченными.
Наибольшими различительными возможностями обладают прозвища: они не задаются списком, не подчиняются моде, как имена, а свободно создаются на базе лексического состава языка и сохраняют свое постоянное разнообразие. Прозвища строго индивидуализированы, и следовательно, в пределах одного социального поля они редко повторяются, для различения тезок к прозвищу подключаются добавочные определения или личные имена. В прозвищах не только отмечаются отличительные качества, свойства лица, но и констатируется положительная или отрицательная оценка ими личности. В свою очередь, такие функциональные особенности и специфика прозвищ создают широкие возможности использования их для личного именования в акте речевой коммуникации.
Во-первых, прозвища употребляются в речи как надежный способ различения лиц, у которых совпадают лично-именные формы именования.
Во-вторых, в условиях тезоименности (дву-именности), когда в речи возникает необходимость конкретного уточнения личности человека при помощи особых дополнительных именова-
ний, прозвища, отличающиеся от других антропонимов, тем самым удовлетворяют потребности индивидуализации в небольшом коллективе, в семье, дома, в селе, в круге лиц, связанных профессиональными интересами.
В-третьих, прозвища часто используются в ситуациях, когда необходимо более точно охарактеризовать личность, дать ей объективную оценку, выразить свое индивидуальное отношение в более яркой форме, чем это позволяют сделать другие типы антропонимов.
В современных прозвищах усиливается оценочный элемент [4]. Однако по степени эмоционально-экспрессивной выразительности этого типа прозвища неоднородны. Сравните коннота-ционный эффект прозвищ, данных, например, по одному и тому же признаку - за ношение очков: Кузлек «очки» - профессор, Дурт куз «четыре глаза» и др.
Эмоционально-экспрессивные группы воспринимаются личностью скорее всего как «обзыв». Прозвища, дающие положительную оценку внешним или внутренним качествам человека, не считаются, как правило, оскорбительными, к ним в большинстве случаев относятся спокойно, отзываясь на них, как на имена. Обычно не вызывают отрицательной оценки именуемого и отфа-мильные прозвища, лишенные по своей природе внутренней формы.
Прозвища же, имеющие (иногда предполагающие) отрицательную коннотацию для личности или же дающие негативную характеристику, содержащие указание на те или иные недостатки (например, физические и др.), очень часто бывают причиной резко отрицательной реакции.
Устная речь тесно связана с ситуацией говорения, с теми условиями, в которых осуществляется общение. Речевые ситуации определяют стиль сообщения, нацеливая при этом говорящего на употребление тех или иных форм личного именования. Например, при равных приятельских отношениях в кругу друзей или товарищей используются «положительные» прозвища. При недоброжелательных отношениях между участниками общения часто используются «обидные» прозвища. В плане общественного функционирования прозвища используются для личного и субъективного именования лиц, равных по социальному положению, возрасту, полу. При этом у башкир абсолютно не допускается обращение по прозвищу со стороны младших к старшим по возрасту. Прозвища больше всего распространены, как известно, у сельских жителей. Если в селе несколько тезок, то для определения личности каждому из них легко дают прозвище, при этом в нем характеризуются внешние особенности человека, его характер, привычки или же особенности, фиксирующие какое-либо событие
в жизни человека. У женщин прозвище получают обычно те, которые имеют какой-либо очевидный физический недостаток: сатан Гатия «хромая» Гатия, сулак «безрукая» и др. В мифологии, в религии, в истории почти любого этноса встречаются такие положительные прозвища-сравнения, как Елена Прекрасная, Юсуф Прекрасный, Александр-победитель, Ярослав Мудрый и др. В башкирском языке количество таких персонажей очень ограничено. Например: Акъял батыр. Акъял батыр - это сказочный герой, убивший хозяина воды Дию. Алпмыша - распространенный в народном творчестве тюркских народов персонаж, имеющий крупное телосложение и отличающийся добротой.
В башкирской мифологии встречаются такие персонажи, как Юха. Юха - змея старше тысячи лет. Может иметь образ как юноши, так и девушки. В языке словом Юха называют очень хитрого, коварного человека. Аждаха в башкирской мифологии - живущая болоте огромная многоголовая змея. В китайской мифологии - дракон. В башкирском языке - это прозвище очень злого человека. Шурале - мифическое существо с длинными ногтями и волосами, служит прозвищем для обозначения некрасивого человека. Биран - отекший, полный, больной человек, любящий поесть. Встречаются в башкирском языке названия мифических существ, пришедших с принятием ислама: Азраил/Газраил (в диалекте Ябраил - ангел смерти) Шайтан (араб, змея) - мифическое существо, прозвище неуравновешенных, непоседливых людей; Ен, ен - пари, по мифологии одно из трех существ, созданных Аллахом (человек, ангел, ен «черт»), прозвище некрасивого человека. Человека, подстрекающего к плохим поступкам, называют Иблис. Неопрятно одетого, внешне неприятного человека называют Бисура (Бисура -мифический персонаж в образе человека: юноши, девушки или старухи) [5]. В священной книге мусульман Коране сказано: «Обидных прозвищ не давайте» [6].
По всей видимости, для традиционного сознания человеческий организм является наглядной моделью для воссоздания картины «мифического» космоса: воплощенная таким образом картина космической «анатомии» позволяет соотнести голову человека с вершиной горы, спину - с возвышенностью, руки - с руслами и оврагами, ветвями и т. д. С изначальным человеческим естеством, при оценке характера человека, мифопоэтическая традиция связывает с многими видами представителей мира фауны.
Прежде всего, это свидетельствует о самобытности словарного состава каждого языка. При сопоставлении традиционных сравнений, например, в башкирском, русском, немецком языках хитрый человек сравнивается с лисой; трудолю-
бивый человек в немецком и русском сравнивается с пчелой; трусливый человек в этих языках называется зайцем.
В башкирском языке прозвищ с семантически отрицательным значением гораздо больше, чем с положительным.
В башкирском менталитете людям охотно выбираются в качестве прозвища названия животных и птиц: Бык - сильный человек, Щенок -малорослый, Корова - неповоротливый, Овца -несмелый, Волк - жадный, Осел - упрямый, Лошадь - трудолюбивый, Обезьяна - некрасивый и т. д.
Детские прозвища в основном построены на искажении имен собственных (например, Рамаза-нов - Рамай, Шакиров - Шаркай, Якупов - Як-пай и др.) или с учетом каких-либо иных данных: не умеющий произносить отдельные звуки (h акау «картавый», большеголовый Куш баш «двойная голова», большеглазый Шар куз «круглые глаза», «косолапый» Камыт аяк, «дуга нога», высокомерный Ата каз «гусак», Торна «журавль» для обозначения высокого роста и т. д.);
- для обозначения прозвищами взрослых фантазийное поле гораздо шире: неровное лицо Быжыр «рябой», безволосый Таз «лысый». Это прозвище большое распространение находит в башкирских сказках, эпосах, очевидно, болезнь лишай была широко распространена среди башкир, которые тесно общались с животными в повседневной жизни;
- туповатых людей называли Кебек баш «голова-мякина», Тауык мейе «куриные мозги»; крикливых, несдержанных в речи людей называют Ярык барабан «разбитый барабан» и др.
Прозвищ бесконечно много в каждом языке, для любого предмета объективной действительности можно для сравнения найти параллель или похожую аналогию в анатомии человека. При этом, однако, названия предметов будут включать только те слова, которые человек видит вокруг себя или имеет, по крайней мере, представление о них.
По традиции у башкир, как и у других тюркских народов, считается неуважительным обращение к старшему по имени, тем более сокращение имен. Например, Ъайтуна - Зайтук, Ями-ля - Ямшек, Бибикамал - Бибекай и др. В целом усечение является весьма продуктивным способом образования разговорных форм личного имени. По сути, они переходят в разряд прозвищ. Прозвищем может становиться и какое-либо событие (обычно отрицательного характера), которое произошло с человеком, например, бур Фархи вор Фархи (сокр. от Фархетдин) и др.
Достаточно интересная тенденция наблюдается в мотивах давать прозвища среди студенческой молодежи, где в качестве прозвищ встречаются наравне с башкирскими слова русского
языка или имена персонажей фильмов, например:
- по внешним данным: Обезьяна, Коза, Ромашка (кудрявая), Колобок, Фредди Крюгер, Очкарик, Слон, Сыпсык (воробей), Чебурашка;
- по схожести звучания с именем: Насекомое (Насима), Хребет (Хасанов), Фунтик (Финат), Кузя (Кузьмин), Карлсон (Карлович), Мазат (Мазитович), Богатый (Баймухаметов), Утка (Утяшева) и т. д.;
- по внутренним качествам личности: Сундук (много знает), Шакал (за вредность), Мишка (за грубый голос), Чубайс (за нечистоплотность) и т. д. [7]
Как видно из этих примеров, некоторые прозвища заимствованы из кино, литературы. Например, Винни-Пух, Чебурашка, Фредди Крюгер, Кинг-Конг. Эти прозвища вошли в стандартный антропонимический лексикон современной учащейся башкирской молодежи.
Одним из способов формирования арготической лексики является заимствование слов из других языков с образованием новых значений, в частности, заимствование собственных имен людей. Антропонимы в арго представлены именами, фамилиями и отчествами. Обширную группу такого рода антропонимикона составляют мужские и женские имена собственные как русского языка, так и иностранных языков.
Из криминального жаргона: Макар (неизвестный преступник), Гаврила (петля-удавка), Загиб Иваныч (смерть), Юрик (вор), Катька (пальто с карманами), Катюха (сто рублей); гомосексуалиста в уголовной среде называют: Маруся, Дашка, Катя, Люська, Маня, Манька, Маша, Настя, Наташка.
Некоторые мужские антропонимы составляют ряд арготической группы, характеризуя лиц мужского пола:
- по их профессиональной деятельности: Алешка (лакей), Жорж (священнослужитель) и др.;
- по национальной принадлежности: Джон (иностранец), Кирилл (цыган) и др.;
- по их внутренним качествам: Дема (обманщик) и др.;
- по отношению к употреблению спиртного: Максим (пьяный), Мишка (пьяница) и др.;
- по качествам ума: Баня, Ванек, Маша и др.
В их арго имеется незначительное число антропонимов собственно башкирского языка, например: Ляйля (означает ночь), Люзия (от испанского - Лусия означает «театр»), Хава/Хауа (река), мужское имя собственное Нур означает «озеро», суффикс - бике «женщину», бай «богатый человек или начальник отряда» и другие.
Таким образом, прозвища имеют богатые языковые источники. Они образуются на основе как
лексики собственно башкирского языка, так и других языков.
Примечания
1. Раемгужина, 3. М. Формирование антропоними-ческой системы башкирского языка [Текст] / 3. М. Раемгужина. Уфа, 2006.
2. Флоровская, В. А. Из наблюдений над употреблением антропонимов в бывалом и официальном общении [Текст] / В. А. Флоровская // Очерки по лексике и фразеологии. Ростов н/Д, 1974. С. 261.
3. Там же. С. 218.
4. Карпенко, М. В. Особенности антропонимики русских сел Одесской области [Текст] / М. В. Карпенко // Питание ономастики Пивденной Украини. Киев, 1074. С. 157.
5. Хисамитдинова, Ф. Г. Башкорт мифологияЬы [Текст] / Ф. Г. Хисамитдинова. Уфа, 2002. С. 14, 30, 58. На башк. яз.
6. Коран [Текст] / пер. и комм. В. Пороховой. М., 2004. С. 49.
7. Данные анкетирования автора среди студентов уфимских вузов, 2005 г.
Е. Н. Морозова
ВЗАИМОСВЯЗЬ КОНТЕКСТА И ГЛАГОЛЬНОЙ ВРЕМЕННОЙ ФОРМЫ (НА ПРИМЕРЕ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ)
В статье рассматривается взаимосвязь глагольной формы и контекста, в котором она употребляется, вводится понятие «контекстного времени» и рассматривается его роль в диктемном членении текста.
In this article we consider the interdependence of a verb form and the context in which it is used; we introduce the notion of "contextual time" and investigate its role in the dictemic division of the text.
Изучение контекстной семантики является перспективным современным направлением филологи. Многие ученые, обращаясь к контексту, находят ответы на «лингвистические загадки», ранее казавшиеся неразрешимыми. Однако, изучая язык через контекст (который является реализацией языка, развертыванием его в речь), лингвисты сталкиваются с новыми проблемами и загадками.
Обращение к контексту рассматривается многими филологами как способ избавиться от проблем, связанных с полисемией, омонимией, синонимией и т. д. Контекст помогает в разграничении лексических единиц.
Грамматическая форма обладает более абстрактным, чем лексическое, значением, поэтому она еще более тесно связана с контекстом. Функционирование грамматической формы в речи
© Морозова Е. Н., 2008
