CC BY
64
УДК 888.2
ББК Ш 5 (2 = Ли)
С. Гайжюнас
Литва, г. Вильнюс
Радаускас и славянские литературы
Статья посвящена поэзии и биографии литовского автора Генриха Радаускаса. Статья написана на основе писем Г. Радаускаса эстонскому поэту и критику Ивару Иваску и латышской поэтессе Астриде Иваска, находящихся в личном архиве Астриды Иваска. Описывается отношение Радаускаса к русской поэзии.
Ключевые слова: поэзия, сравнительный анализ, славянская литература.
S. Gaizhyunas
Lithuania, Vilnius
Radauskas and Slavica
The paper is devoted to the poetry and biography of Lithuanian poet Henry Radauskas. The article is based on the letters of H. Radauskas to Estonian poet and critic Ivar Ivask and Latvian poetess Astrid Ivask which are kept in personal archives of Astrid Ivask. The author describes the attitude of Radauskas to Russian poetry.
Key words: poetry, comparative analysis,
Slavica.
Литовский поэт Генрикас Радаускас (1910 — 1970) со своей поэзией стоит как бы на перекрестке разных литературных школ. Его друг поэт А. Ника - Нилюнас отмечал влияние импрессионизма и постимпрессионизма (Ecole de Paris), а десубъективизацию стиха он связывал с влиянием Б. Пастернака. Г. Нагис указывал на паралелли с пониманием формы С. Георге, литовская литературная критика была склонна его творчество связывать с эстетикой акмеизма, называла его первым эстетом в литовской поэзии. Как бы там ни было, «эстетизм, антилиризм, эстетическая дистанция, поэтическая трансформация действительности — основные, существенные черты поэзии Радаускаса». Создавая свой, неповторимый поэтический, порой герметический мир символов и метафор, соединяя самые отдаленные реальности, Радаускас отличается как тщательный мастер поэтического строения, т.е. формы.
Радаускас в литовской поэзии олицетворяет то, что Мандельштам называл акмеизмом — «тоску по мировой культуре». Мифологические мотивы, знаки разных культур как бы свидетельствует о том, что Радаускас отдает приоритет странствиям по лабиринтам отра-
женной, рефлектированной действительности. Из старых материалов наследия мировой культуры он свободно создает новые, неожыданные мозаики. Не случайно Томас Венцлова его сравнивает с режисером кукольного театра или фокусником. Как в цирке или в кукольном театре, так и в его стихотворении возможно буквально все — фиолетовый Арлекин умирает в гаснущем облаке, («Смерть Арлекина»), Тристан поднимается к полету («Тристан и Изольда»), деревянный ангел катается на серебрянном коне («Деревянный ангел»). Такая арлекинада
— типична Радаускасу, отвечает его эстетическому credo: настоящая поэзия не мыслима без иррационального и фантастического элемента.
Друг поэта Ника отмечает противоречевый характер Радаускаса. По его словам, Радаускас резко осуждал всякие догмы, и все же v литовской поэзии трудно найти более догматичного по своей этике, поэтике и эстетике автора, потому что в центре мира он видел „всемогущее Правило с большой буквы". Он не знал переходной зоны, поэтому в его словаре доминировали две краски: черная и белая. Из-за этого поэт неоднократно впутывался в резкие споры, притом, его выводило из себя непонимание русской литературы. Тот же Ника в своем дневнике отмечает два таких эпизода: резкий спор о Мандельштаме с эмигрантской поэтессой Ирайдой Легкой или спор о Маяковском с бывшим офицером авиации, чуть ли не дошедший до драки<...>
Творческое наследие Радаускаса, можно сказать, минимальное: несколько сборников поэзии, переводы европейских авторов, разбросанные интервью и статьи. Радаускаса можно причислить к числу «чистых поэтов», он не принадлежал низким литературным движениям, не играл какую - нибудь важную общественную роль.
В 1944 как эмигрант покинул Литву и поселился в США.
В эмиграции, в Америке многие годы работал на фабриках, на складе знаменитой торговой системы Woolworth... Правда, в конце жизни поэту повезло: он был принят в библиотеку конгресса в Вашингтоне.
Радаускасу как поэту повезло в том смысле, что его поэзия была в лекциях использована видным американским поэтом Рандаллом Джарреллом (1914 — 1965), кстати переводившем гетевского "Фауста” и творчество Чехова.
Славянский мир, а именно Польша и Россия в сознании Радаускаса врезался с раннего детства: поэт родился в Кракове в 1910 году, а с 1914 по 1921 год семья жила в Сибири, в городе Ново-Николаевске, где Генрикас закончил
2 класса. Как вспоминает брат-близнец поэта Бруно, Генрикас так хорошо освоил русский язык, что единственный в классе правильно написал фразу: Филип нашел гриб. В Каунасском университете изучал германистику и славистику.
К славянским литературам (и языкам) Радау-скаса вели в основном 4 пути: переводы, критические статьи, эпистолярные комментарии и словари. Да, до войны именно уже будучи известным поэтом он составил польско-литовский словарь... Переводил творчество целого ряда разных славянских авторов — Ч. Милоша, Л. Андреева, Ф. Достоевского, А. Ахматовой, Б. Пастернака, Ю. Балтрушайтиса.
Особый интерес славянская тематика представляет в письмах Г. Радаускаса видному эстонскому поэту и критику Ивару Иваску (1927
— 1992) и латышской поэтесе Астриде Ивасм (1926) . Трех поэтов, искавших духовные опоры в чужих краях вдали от родины, прежде всего сблизила германистика (Иваск в шестидесятые годы стал видным исследователем австрийской литературы), а в течении времени и мировая культура. В круг интересов обоих поетов входила французская, австрийская, испанская, польская и русская литература и культура. Радау-скас (а также и его эстонский корреспондент) в пятидесятые и шестидесятые годы пристально следит за литературно-художественной жизнью Европы, Америки и России, комментирует творчество разных писателей и художников. Поэтому 152 письма, написанные литовским поэтом Иваскам с 1951 по 1970 г., стали своего рода литературной энциклопедией того времени , ярким выражением его эстетического credo... Радаускас за это двадцатилетие мало изменился — Литву он покинул будучи уже сформировавшимся, хотя и непризнаным поэтом, ну а Иваск? Иваску это было время духовных поисков, время духовного становления: он выпустил свои первые сборники стихов, написал докторскую диссертацию о Гофманстале, стал видным исследователем австрийской литературы, ну и редактором знаменитого журнала « World Literature Today». Радаускас не только наблюдал творческий процесс молодого коллеги, но и способствовал ему своими советами, консультациями, комментариями и т.д. Иваску он помог открыть и богатство польской и русской литературы, стал его учителем по славистике.
Сразу надо отменить то, что Радаускас всегда был категоричным критиком, и поэтому целый ряд классиков и его современников ему были просто неприемлемы. На этом фоне положительные отзывы о славянских литературах приобретают особый оттенок.
В какой-то мере можно утверждать, что Радаускас и Иваск по своим характерам — противоположности. Если Радаускас воплощает литовскую пассивность, то Иваск — воплощение эстонского динамизма. Эта противоположность особенно ярко видна по отношению к мировой культуре. Ивар Иваск изучает мировую литературу не только теоретически, он постоянно рвется к живым контактам. Будучи 25-летним юношей он уже знаком с Кокошкой и Гильеном; а Радаускас? Он просто признается, что его радует дружеские связи молодого коллеги, в то же время он сам испитывает страх к звездам.
Кого Радаускас выделял в польской литературе? К числу поэтических кумиров Радаускаса принадлежит Ю. Тувим: литовский поэт его считает величайшим польским поэтом после 1918 года. Радаускас переводил его стихи. К лучшим сборникам Тувима Радаускас относит «Biblia Cyganska» (1933) и «Tresc gorej^ca» (после 1933). Радуется, когда в польском книжном магазине Чикаго находит единственный его сборник «Wybór poezji» (1949). Когда 6 июня 1954 года Иваск своему другу Генрикасу сообщает о смерти Тувима, тот отмечает невероятное богатство форм и тем полского писателя. Все у него было хорошо начиная с ранней сентиментальной поэзии любовной лирики до иррациональной последних сборников, - отмечает Радаускас.
Хотя от поэзии Тувима Радаускас приходит в восторг, польский поэт не избегает его критики. Так поэму «Kwiaty Polskie» он называет на 90% очень слабой, „прозаически безнадежной", хотя многие его стихотворения в эмиграции ему кажется очень хорошими, как и его творчество в целом. Интересно то, что в пятидесятые годы Радаускас Тувима переводил на немецкий язык. Это было прозаические переводы, а окончательный, поэтический вариант он должен был придать его молодой друг эстонец Ивар Иваск. В письме от 11 мая 1952 года Радаускас Иваска просит прозаический перевод перевести на поэтический, притом не ставя никаких условий, т.е. не прося указать его имя. Мы не должны удивляться, что поэтические переводы поручает эстонцу Иваску: он настолько владел немецким языком, что его первый сборник стихов вышел в Нюйорке на немецком языке! Уже в июле Радаускас благодарит Иваска за переводы Тувима и отмечает их совершенство.
Переводя польского поэта Радаускас своему эстонскому корреспонденту излагает те проблемы, с которыми он сталкивается как переводчик. Кроме того, отмечает, что Тувим был великим переводчиком и ценителем Пастернака.
Радаускас, будучи ярым антисентименталистом, также высоко ценит европейскую плеяду антисентименталистов. К ним он причисляет Валери, Пастернака, Мандельштама и Тувима.
Второе имя в польском поэтическом созвездии ХХ в. которое Радаускас охотно выделяет в письмах Иваску, это Мария Павликовска (1891 —1945 ). В письме от 7 марта 1959 года литовский поэт радуется, что в городской библиотеке г. Чикаго нашел небольшую книжку Павликовской „Spi^ca zaloga", (Warszawa, 1933) и посылает коллеге перевод на немецкий язык стихотворения „Lunaria Biennis'1, сожалея о том, что в переводе многое теряется.
Die Mondsüchtigen, die ohne Klage verwelken,
Die Mondsuchtigen,
deren Sehnen immer gleicht ist,
Wenn sie zu den Blumenmarkten gehen, Kaufen sie die Lunaria Biennis.
Обратите внимание: литовский поэт переводит польскую поэтессу на немецкий язык, притом становясь как бы мостом между польской и эстонской литературами!
Среди писем Радаускаса Иваску мы также находим стихотворение М. Павликовской на французском „ L'arbre généalogique".
Радаускас восхищается также творчеством Славомира Мрожека. В 1965 г., знакомясь с творчеством E. Евтушенко и A. Вознесенского, читает сатиры Мрожека в оригинале и отмечает: „Его фантазия и ирония великолепны".
В переписке с Иваском Радаускас в течении 20 лет систематически обращается к русской литературе, главным образом к поэтическому миру поэтов ХХ в. начиная Юргисом Балтрушайтисом и кончая Андреем Вознесенским и Йосифом Бродским.
Оба поэта — и Радаускас, и Иваск — не равнодушны к творчеству Осипа Мандельштама. В 1955 г. оба читают новый его сборник, Иваск к своему старшему коллеге обращается с несколькими вопросами, кассающимися творчества Мандельштама, и Радаускас подробно на них отвечает. Он комментирует как некоторые концептуально важные утверждения Мандельштама, так и статью Г. Струве; прозу Мандельштама сравнивает с прозой И. Бабеля и А. Белого. Радаускас критически относится к статье Г. Струве, в которой автор даже не пытается анализировать соотношение рационального , предметного и иррационального. Несмотря на то, что Мандельштам — кумир Радаускаса, он полемизирует с некоторыми критическими замечаниями (тезисами) поэта, например, утверждение Мандельштама, якобы Розанов „вне всякой заботы о стиле" Радаускас реши-
тельно опровергает тезисом: „Розанов является одним из лучших русских стилистов!"
Радаускас высоко ценил прозу Марины Цветаевой и тем привлекал внимание молодого Иваска. В письме от 29 августа 1954 года стиль Цветаевой он назвал „симфонией слов", напо-минающуй А. Белого.
Радаускас любил прозу Бабеля и радовался, что она понравилась и его молодому коллеге. По мнению Радаускаса, опасное слияние романтизма и натурализма в его прозе удачно, а такая сжатость поветствования и портреты персонажей сегодня редко встречается. Высоко ценя Бабеля, литовский поэт сожалел, что в энциклопедии советской литературы его имени нету.
В центре внимания Радаускаса среди русских поэтов два десятилетия остается один из его лю-бимейших авторов Борис Пастернак. Радаускас и его корреспондент Иваск друг другу посылают неизвестные тексты Пастернака, комментируют его переводы на другие языки, обсуждают поэтику русского поэта, комментируют отношения к нему других поэтов, сравнивают с ними. В письме от 4 декабря 1957 года Радаускас эстонскому другу благодарит за вырезки из газеты с материалом о Пастернаке. Эту благодарность сопровождает тень разочарования: Радаускас удивлен тем, что его герой начали произносить политические речи, что Борис Леонидович со своей прозой отдаляется от традиции Рильке и Пруста. В этом комментарии — весь Радаускас: он как всегда верен своему эстетизму и просто не может терпеть политизации искуства...
Излюбленный метод художественной оценки у Радаускаса — сравнительный анализ. Нередко поэт величайших русских поэтов сравнивает с польскими или немецкими поэтами. Один из эталонов такого сравнения — Рильке. Итак, Пастернака сравнивая с Рильке, Радаускас отмечает огромную разницу их стиля: „Чтобы понять Рильке, достаточно хорошего общего знания поэзии, Пастернак требует специфической эстетической позиции: оправдание иррационального (часто — абсурдного) через звуковые ефекты" (22.06. 1952).
В письме от 26 июля 1952 г. Радаускас сомневается в том, понял ли до конца Пастернака Рильке; немецкий поэт, по мнению Радаускаса, плохо знал русский и частично Пастернака считал варваром.
Своему молодому другу Радаускас напоминает и отзыв большевисткой критики : эта критика стихи Пастернака называет „зашифрованными телеграмами заграницу" (09.05.1954).
Пастернак Радаускасу настолько близок, что он с большой радостью помогает в его творческий мир войти и молодому корреспонденту Ивару.
Еще весной 1952 г. Радаускас высказывает сожаление по поводу того, что молодой коллега мало знает о Пастернаке. У литовского поэта был трехтомник Пастернака, но остался в Литве. Чем же Радаускасу близок Пастернак? „Его невероятно смелая метафорика, его многие про-заизмы еще больше усиливают поэтическую силу его стихотворений; его запас слов и его формальное совершенство удивляет. Конечно, очень трудный поэт"( 30.02. 1952)
В письме от 26 апреля 1953 г. Радаускас радуется, что наконец Иваск знает „всего Пастернака". И огорчен тем, что некоторые его оценки не совпадает с оценками Ивара. Скажем, „1905 год" Иваску не нравится, а в то же время это произведение Радаускас считает одним из лучших, что написал Пастернак, и предпоносит аргументы: „невероятное овладение пятистопным анапестом; легкий поворот к классическому, не отказываясь от неожиданных, грандиозных образов; почти никогда не доходит до абсурда, что в лирике иногда все-таки случается".
Пройдет несколько лет, и именно ученик, т.е. Ивар, а не учитель начнет переписку с самим Борисом Леонидовичем. В 1959 г. Ивар Иваск из Америки в Москву посылает свои стихи всемирно признанному авторитету. Даже по письму Радаускаса от 15 ноября 1959 г. видно, что Пастернак творчество молодого эстонского поэта оценил положительно: „Меня действительно очень радует отзыв Пастернака о Вашей поэзии, - он стоит словно непоколебимая крепость в водах верлибреизма. Можно быть уверенным в том, что его слова — это не пустой комплимент, о чем свидетельствует даже подбор строк". „Ваши стихи на самом деле хороши," — писал Иваску Пастернак 16 сентября 1959 г.
Кстати, на духовном пути эстонца Иваска и русского Пастернака есть один их объединяющий духовный очаг — Марбургский университет: Пастернак здесь учился накануне первой мировой, Иваск — после второй мировой войны. Оба поэта написали стихотворения о Марбурге.
Радаускас приходит в восторг и от пастер-наковского перевода „Фауста". В начале 1961 г. будучи в Германии, в Висбадене, он отмечает своеобразие этого перевода, которое состоит в том, что переводчик использует разные языковые слои: свой, пастернаковский, а также кое-что берет из Авакума, а кое-что из колхозной речи (Kolchosensprache)(1961 01 09).
Будучи в Висбадене Радаускас Иваску посылал много открыток. В открытке от 17 декабря 1960 года литовский поэт своего коллегу спрашивает, читал ли Иваск о том, что сестра Пастернака Лидия просит присылать письма брата для сборника.
Естественно, сам будучи переводчиком, Радаускас следит за переводами стихов своего поэтического идеала. 1952 г. он коментиру-ет переводы Bowra в его книге «The Creative Experiment» и приходит в ужас, когда констатирует, что «Архангельск» переводится как «Архангел»! (стих. «Мчались звезды».)( 02.03.1952).
Интересно отметить и то, что Радаускас (а также Иваск) внимательно следил за литературнохудожественным процессом русской эмиграции: читал и анализировал появившиеся за пределами России антологии, книги отдельных авторов, комментировал выступления русских артистов и т.д. В письме от 28 июня 1954 г. Радаускас подробно анализирует антологию «На Западе», подготовленную поэтом и профессором Юрием Иваском. В книгу вошли 88 поэта начиная Бальмонтом и Гиппиус и кончая новой волной. Интереснейшим феноменом молодого поколения, по мнению Радаускаса, можно считать Бориса Поплавского (1903 — 1935). Литовский поэт отмечает сильную его фантазию и смелое соединение образов. Из новых эмигрантов он также выделил Ивана Елагина (1918 — 1987).
В 1965 г. Радаускас познакомился с книгой Иосифа Бродского, изданной в Вашингтоне. Молодого поэта он называет болтливым (geschwätzig), его импровизации даже не относит к поэзии, но отдает должность его фантазии, хорошой форме и тому, что он не облизывает руки власть имущим.
Георгий Иванов, по словам близкого друга Радаускаса Ника-Нилюнаса, был любимейшим его поэтом среди русских эмигрантов. Радау-скаса импонировало то, что Г. Иванов остался стопроцентным монархистом, и декламировал его стихотворение о царской семье:
Какие прекрасные лица И как безнадежно бледны —
Наследник, императрица, четыре великих княжны...
В письмах Иваску Радаускас комментирует и творчество Ю. Набокова. Читая «Pale Fire» Ю. Набокова разочаровывается и замечает, что слишком комплицированно, искуственно... (09.09.1962).
В шестидесятые годы Радаускас своим пристальным вниманием не обходит и новую русскую поэзию, в первую очередь ее лидеров — Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского. В глазах Радаускаса Евтушенко — «бедный поэт», последователь Маяковского и Есенина, убежденный коммунист, певец режима, примитивный и часто сентиментальный, враг демократии, служитель Кремля... Литовский поэт комментирует не только политическую, но и так называемую любовную лирику Евтушенко: «Абсолютно
комическая так называемая его любовная лирика ("Постель была расстелена / И ты была растеряна") (02.02.1964)». Евтушенко — как бы эталон советской плохой поэзии, и когда Радаускас говорит о литовской поэзии, вспоминает Евтушенко: «Ме-желайтис вряд ли лучше великого Евтушенко», а значит — слабый (10.04.1965).
Менее суровый Радаускас по отношению к Андрею Вознесенскому, хотя его «Антимиры»
не вызывает особого восторга, а название охарактеризовано как idiotskoje. I vse zhe V поэзии Вознесенского Радаускас видит проблеск художественности.
В заключении можно сказать, что два балтийских поэта Радаускас и Иваск своими письмами оставили уникальный литературный источник как для славистики, так и для изученща проце-сов мировой литературы XX в.
