CC BY
130
авторов, комментировал выступления русских артистов и т.д. В письме от 28 июня 1954 года Радаускас подробно анализирует антологию «На Западе», подготовленную поэтом и профессором Юрием Иваском. В книгу вошли 88 поэта начиная Бальмонтом и Гиппиус и кончая новой волной. Интереснейшим феноменом молодого поколения, по мнению Радаускаса, можно считать Бориса Поплав-ского (1903 — 1935). Литовский поэт отмечает сильную его фантазию и смелое соединение образов. Из новых эмигрантов он также выделил Ивана Елагина (1918 — 1987).
В 1965 году Радаускас познакомился с книгой Иосифа Бродского, изданной в Вашингтоне. Молодого поэта он называет болтливым (geschwätzig), его импровизации даже не относит к поэзии, но отдает должность его фантазии, хорошой форме и тому, что он не облизывает руки власть имущим.
Георгий Иванов, по словам близкого друга Радаускаса Ника-Нилюнаса, был любимейшим его поэтом среди русских эмигрантов. Радау-скасу импонировало то, что Г. Иванов остался стопроцентным монархистом, и декламировал его стихотворение о царской семье:
Какие прекрасные лица,
И как безнадежно бледны —
Наследник, императрица, четыре великих княжны...
В письмах Иваску Радаускас комментирует и творчество Ю. Набокова. Читая «Pale Fire» Ю. На-
бокова разочаровывается и замечает, что слишком комплицированно, искуственно... (09.09.1962).
В шестидесятые годы Радаускас своим пристальным вниманием не обходит и новую русскую поэзию, в первую очередь ее лидеров — Евгения Евтушенко и Андрея Вознесенского. В глазах Радаускаса Евтушенко — «бедный поэт», последователь Маяковского и Есенина, убежденный коммунист, певец режима, примитивный и часто сентиментальный, враг демократии, служитель Кремля... Литовский поэт комментирует не только политическую, но и так называемую любовную лирику Евтушенко: „Абсолютно комическая так называемая его любовная лирика («Постель была расстелена / И ты была растеряна») (02.02.1964). Евтушенко — как бы эталон советской плохой поэзии, и когда Радаускас говорит о литовской поэзии, вспоминает Евтушенко: «Межелайтис вряд ли лучше великого Евтушенко», а значит — слабый (10.04.1965).
Менее суровый Радаускас по отношению к Андрею Вознесенскому, хотя его «Антимиры» не вызывает особого восторга, а название охарактеризовано как идиотское. И все же в поэзии Вознесенского Радаускас видит проблеск художественности.
В заключение можно сказать, что два балтийских поэта - Радаускас и Иваск - своими письмами оставили уникальный литературный источник как для славистики, так и для изучения процессов мировой литературы XX века.
ЛИТЕРАТУРА
1. Nyka — Niliünas A. Dienorascio fragmentai 1971 — 1998. Chicago, 1999.
2. Там же.
3. Satkauskytè D. Henrikas Radauskas. In:Kürybos studijos ir interpretacijos.Vilnius, Baltos lankos, 2001.
УДК 320 ББК Ф 2 (5Мо)
И. Б. Гармаева
особенности демократического развития монголии
В статье рассмотрены специфические черты демократизации Монголии. Проанализировано соответствие Монголии условиям перехода к демократии. Предпринята попытка выявить позитивное восприятие монголами демократических идей. Особое внимание уделено вопросу выполнения тех обещаний, которые народы демократизирующихся стран ожидают от принятия демократии.
ключевые слова: демократия, Монголия.
I. B. Garmaeva
the peculiarities of democratic development of Mongolia
The article reveals the specific features of Mongolian democratization. The author gives the analysis of the named process and tries to show the positive attitude of Mongolian people to ideas of democracy. Special attention is paid to the realization of the promises given to the democratizing peoples.
Key words: democratic, Mongolia.
В научной литературе можно встретить как положительные, порой даже хвалебные, так
и скептические отзывы о процессе становления демократии в Монголии. Так, отдельные представители международного научного сообщества называют демократическую политическую систему, возникшую в Монголии, успешным примером демократизации незападного государства [10; 11; 12; 13; 15]. В Монголии в кратчайший исторический период были введены и стали функционировать основополагающие демократические институты и процедуры: независимые ветви власти, парламентаризм, выборность, конкурентная партийная система, свобода печати. Организации, занимающиеся исследованиями демократических процессов в мире, высоко оценивают достижения Монголии в области построения демократии. Например, с 2002 г. по 2009 г. организация Freedom House стабильно причисляет Монголию к числу свободных стран, высоко оценивая ее политические свободы и гражданские свободы [14]. По классификации журнала The Economist Монголия в 2008 г. по уровню развития демократии занимает 58-е место в мировом рейтинге и относится к группе flawed democracies (демократии с изъянами) [19]. В рамках научно-исследовательского проекта «Политический атлас современности», осуществившего глобальное сравнительное исследование 192 современных суверенных государств, Монголия заняла 39-е место в рейтинге стран по индексу институциональных основ государственности [7].
С другой стороны, в западной политической науке можно найти немало концепций и теорий демократии, параметрам которых Монголия не соответствует. Тезис об определяющем значении уровня экономического развития для демократизации был выдвинут С. Липсетом еще в конце 1950-х гг. [17]. Так, соглашаясь с ним, С. Хантингтон утверждает, что у экономически благополучной страны больше шансов стать демократической. Однако, подчеркивает он, между уровнем экономического развития и демократией не существует однозначных прямых причинно-следственных связей. Влияние экономики на политический строй осуществляется опосредованно через инициируемые социальные изменения: рост благосостояния формирует новые ценности и ориентации, которые в большей степени коррелируются с демократическими институтами, повышается уровень образованности, больше ресурсов распределяется среди различных социальных групп, что облегчает улаживание конфликтов, растет средний класс — массовая опора демократии [3, с. 7].
Не ограничиваясь экономическими препятствиями, Хантингтон среди причин, препятствующих демократизации, выделяет также политические и культурные. К политическим
препятствиям известный политолог относит отсутствие опыта демократии у большинства по-ставторитарных стран и, как следствие, слабую приверженность демократическим ценностям.
Обращаясь к культурному срезу, он утверждает, что только западная культура обеспечивает необходимую базу для развития демократических институтов, в связи с чем для незападных обществ демократия в основном не подходит. Также к факторам, влияющим на успешность демократизации бывших посткоммунистиче-ских стран, он добавляет наличие докоммуни-стических традиций западного христианства, которое поддерживало разделение государства и церкви [3, с. 9]. Подобные взгляды на перспективы демократизации позволяют охарактеризовать Монголию как аномалию демократии. В самом деле, у Монголии отсутствует предварительный опыт демократической жизни. В предшествующий переходу к демократии период Монголия фактически являлась экспериментальной площадкой, где СССР проводил эксперименты по построению социализма в отдельно взятой стране с феодальным строем, минуя стадию капитализма.
Также Монголия не соответствует выделяемому С. Хантингтоном религиозному компоненту необходимых для перехода к демократии условий — исторически она является буддистской страной, в которой в докомммунистиче-ский период (первая четверть ХХ в.) существовала теократическая буддийская монархия.
Существует иной взгляд на зависимость между экономическим развитием и демократией. Для неолиберализма, который рассматривает свободный рынок и неограниченную конкуренцию как основное средство обеспечения прогресса, возможного прежде всего на основе экономического роста, демократия — «это необходимое предварительное или параллельное условие развития, а не его итог» [3, с.15].
Схожа с неолиберальной позиция Т. Карла и Ф. К. Шмиттера. Например, в работе «Пути перехода от авторитаризма к демократии в Латинской Америке, Южной и Восточной Европе», исследуя различные переходы от авторитаризма к демократии в развивающихся странах упомянутых в названии регионов, авторы выдвинули гипотезу о том, что вероятно нет никакого предварительного условия или набора условий, необходимых для перехода к демократии. По их мнению, многочисленные попытки вывести общий закон демократизации на основе сочетаний разнообразных экономических, социальных, культурных, политических, психологических факторов ни к чему не привели [5]. Поэтому те параметры, которые рассматривались С. Хантингтоном, С. Липсетом и др. как
предварительные условия демократизации, могут трактоваться и как последствия становления различных типов демократии.
Такие критерии, как экономический рост, более справедливое распределение доходов, рост уровня грамотности и образования, развитие коммуникаций и средств массовой информации, по нашему мнению, можно рассматривать как производные стабильных демократических процессов, а не как необходимые условия для их существования. Однако, как сказал Ги Эрмэ, «к сожалению, в начале пути к демократизации приходится брать вступающие в него общества такими, каковы они есть, зачастую страдающими от отсталости во всех областях» [9, с. 106]. Поэтому для молодых демократий крайне важно поддерживать в народе надежду на то, что наступит достойная жизнь. Построение демократической модели не может быть самоцелью развития, по крайней мере у развивающихся государств. Демократия полна обещаний, которые она должна в той или иной мере выполнять, иначе она потеряет всю свою привлекательность и смысл для людей.
Монгольское население позитивно отреагировало на смену власти, приведшей к старту демократических процессов в стране, и выказало большое желание осваивать демократические идеи. Эта поддержка со стороны простых монголов способствовала быстрому перенесению и приживаемости демократических институтов на монгольской почве.
Весьма познавательными выглядят данные крупномасштабного кросс-культурного исследования «Восточноазиатский Барометр», в рамках которого были проведены1 обширные социологические исследования по вопросам отношения к демократии, демократическим ценностям, перспективам демократии в восьми странах Восточной Азии. Материалы, собранные в Монголии в 2002 г., свидетельствуют, что большинство монголов поддерживает демократическое правление и возлагает надежды на то, что недостатки сложившейся непростой ситуации могут быть преодолены. 69% монголов твердо поддерживает демократию, 11% находится в смешанных чувствах, и только 8% однозначно отвергает. Таким образом, монголы показали один из самых высоких уровней поддержки демократии среди стран, принимавших участие в опросе (Корея, Тайвань, Филиппины, Монголия, Тайланд, Япония, Китай и Гонг Конг) [16, с. 156].
1 «Восточноазиатский барометр»-научно-исследовательский проект, финансируемый правительством Тайваня, в рамках которого проводятся сравнительные исследования демократизации в странах Восточной Азии.
Возникает закономерный вопрос — в чем причина столь горячей поддержки идей западнолиберальной демократии, а также высокой политической активности монголов, энергично включившихся в демократический процесс? Не стоит забывать, что Монголия — это страна, подверженная зависимости от внешних источников финансирования, и характеризующаяся отсутствием традиций гражданского общества, в которой больше половины малочисленного населения проживает в сельской местности.
Некоторые исследователи, например американская исследовательница вопросов политической антропологии, проф. П. Саблофф, объясняют парадоксальную восприимчивость монголов к демократии особенностями нома-дических традиций и кочевого образа жизни [19]. Автономный образ жизни монгольских кочевников в суровых условиях степей определил возникновение в монгольском характере таких черт, как самодостаточность, опора только на свои силы, вера в себя. Помимо этого, П. Са-блофф связывает позитивное отношение монголов к демократии с их политическими традициями, восходящими к знаменитому деятелю прошлых веков Чингисхану. Именно при нем потомственный принцип назначения на руководящие должности был заменен меритократи-ческим равенством: Чингисхан выбирал военачальников по их личным заслугам и качествам, а не по рождению. И именно Чингисхан развил и укрепил институт совместного, или парципа-торного, правления. По мнению Л. Н. Гумилева, система правления Монгольской империи не являлась монархией, так как хан не был самодержцем, а считался с мнением военачальников и нойонов — глав поддерживающих его родов и племен [2, с. 100]. А. Э. Хара-Даван писал: «Монгольская держава в свете истории представляется совершенно отличной от тех восточных деспотий, в которых высшим законом является произвол верховного правителя и его ставленников. Империя Чингисхана управлялась на строгом основании закона, обязательного для всех, начиная от главы государства и кончая последним подданным. Это осталось без изменения и тогда, когда империя, включив в свои пределы культурные соседние государства с оседлым населением, потеряла характер кочевой державы» [8, с. 63]. Таким образом, можно заключить, что демократические идеи не были для монголов конца ХХ века совершенным откровением. В основах их уникальной кочевой культуры присутствуют черты, которые можно назвать созвучными идеям демократии.
Существует понимание демократии как средства достижения справедливости [9]. В
обеспеченных странах фокус справедливости наведен на зону соблюдения политических и гражданских прав и свобод, защиты прав всевозможных меньшинств, обеспечения свободы слова, мысли, печати.
В бедных же странах поиск справедливости смещен в социальную и экономическую плоскость, в которой ожидания и надежды людей связаны с решением насущных проблем пропитания, крова, медицинского обслуживания. Становится все более очевидно, что это отличительная черта волны демократизации конца ХХ в., а «преодоление экономической отсталости представляется не только одним из глобальных параметров демократизации, но, для настоящего времени, еще и проблемой, которую в первую очередь должны занести в свои планы те, кто эту демократизацию претворяет в жизнь» [9, с. 103].
Как сказал Ги Эрмэ, сейчас наступило «время нищих демократий» [9, с. 101]. Именно бедные страны Африки, Латинской Америки, Южной Азии, постсоветского пространства на текущий момент составляют большинство стран, стремящихся к демократии. Обстановка в этих странах характеризуется абсолютным или относительным обнищанием населения; правительства прилагают максимум усилий для обеспечения элементарных, связанных с выживанием людей потребностей на фоне безудержной инфляции, безработицы, всеобщего смятения.
В демократическом переходе Монголии проявилось определенное своеобразие. В малонаселенной слаборазвитой стране на первый план вышли действия по внедрению политических институтов и процедур демократии, а также блок политических и гражданских прав, которые, надо отдать должное, очень быстро стали политической реальностью. Это само по себе является своего рода достижением, особенно при сравнении со странами соседнего региона Центральной Азии с примерно схожими уровнями экономического развития, которые испытывают значительные затруднения в установлении базовых демократических элементов. Однако социальноэкономическое положение Монголии, экономическая защищенность граждан не только не улучшились, но и значительно ухудшились по сравнению с предыдущим периодом в истории страны.
Как справедливо пишет Н. Баранов, «Модель либеральной демократии имеет существенные изъяны с точки зрения социальной справедливости и эффективности государственного механизма [1, с. 35]». Либеральная демократия с ее признанием частной собственности своей центральной ценностью отстаивает интересы собственников. Однако какие могут быть собственники в «нищей демократии»? Действительно, в Монголии в результате комплекса
реформ «шоковой терапии» произошло чудовищное расслоение населения, в результате которого появился малочисленный слой невероятно обеспеченных людей и огромная масса людей различных градаций бедности и нищеты. В этой связи возникает параллель с состоянием монгольского феодального общества начала ХХ в., в котором 7,8% всего населения составляли светские и духовные феодалы, сосредоточившие в своих руках 49,5% всего поголовья скота — основного национального богатства, а из оставшейся массы — 92.2% населения — 60% не могли обеспечить прожиточный минимум и относились к разряду бедных [4, с. 13]. Удивительно, но конец ХХ века характеризуется схожей социальнополитической картиной крайней бедности; только место маньчжуров заняли международные доноры, чья политика выравнивания макроэкономической стабильности осуществляется за счет увеличения нагрузки на социальный сектор, а вместо владетельных князей появились чуткие к конъюнктуре монгольские нувориши. В результате непродуманных экономических реформ, а также слабых механизмов контроля демократия, по словам монгольского политика С. Оюун, «превратилась в механизм обогащения для небольшой группы людей» [18, с.108 ].
Это очень опасная и тревожная ситуация, которая в потенциале грозит нарастанием напряжения в обществе и в конечном счете полной дестабилизацией. Население Монголии, ожидавшее от демократических перемен как политических свобод, так и улучшения качества жизни, в реальности столкнулось с тем, что правящая элита погрязла в коррупции и способствовала своей непродуманной социально-экономической политикой обнищанию народа [6].
Демократический процесс, несмотря на все свои противоречия, нуждается в политической поддержке. Нужно не упускать из виду, что демократическая система будет действовать только при надежном механизме контроля над властью. «Демократия уместна там, где ее механизм наиболее эффективен и не позволяет использовать себя для манипуляции общественным сознанием в целях достижения корыстных интересов отдельных социальных групп и кланов. Она хороша при рациональном сочетании с другими способами государственного управления, в том числе на основе жестких механизмов вертикали государственной власти» [1].
Таким образом, вступив на путь демократизации в конце ХХ в., экономически ослабленная Монголия попала в затяжной и чрезвычайно тяжелый экономический кризис. Так называемый двойной переход Монголии — смена общественно-политической и экономи-
ческой модели развития в условиях отсутствия необходимых знаний и опыта — дал противоречивый результат: удачное заимствование политических институтов и неэффективность социально-экономических реформ, приведшая к радикальному расслоению по имущественному признаку и значительному обнищанию общества. Это характерные сложности переходного периода, ведь с момента возникновения демократического государства прошло всего
два десятилетия, а это довольно малый исторический срок для подведения окончательных итогов. Западный мир прошел путь в несколько веков для того, чтобы выстроить эффективные демократические механизмы. Очевидно, что процесс становления демократии предполагает появление новых социальных групп, для которых ценности и нормы демократии будут врожденными, а не приобретенными, а для этого требуется смена не одного поколения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Баранов Н. А. Трансформации современной демократии. СПб., 2006.
2. Гумилев Л. Н. От Руси к России. М., 2002.
3. Демократия и авторитаризм в третьем мире в конце ХХ в. / Концепция Хантингтона и отклики на нее. Научно-аналитический обзор. М., 1995.
4. История Монголии.ХХ век. М.: ИВ РАН, 2007.
5. Карл Т. Л., Шмиттер Ф. Демократизация: концепты, постулаты, гипотезы (Размышления по поводу применимости транзитологической парадигмы при изучении посткоммунистических трансформаций) // Полис, 2004. № 4.
6. Намжил Т. Что мы смогли достичь и в чем ошибались // Новости Монголии. № 29 от 22.07.2000.
7. Политический атлас современности. Опыт многомерного статистического анализа политических систем современных государств. М., МГИМО, 2007.
8. Хара-Даван Э. Чингисхан как полководец и его наследие. Элиста, 1991.
9. Эрмэ Г. Культура и демократия. М., 1994.
10. A Comparative Survey of Democracy, Governance and Development. URL: www.asianbarometer.org (дата обращения 12.05.2009).
11. Gamba Ganbat. The Mass Public and Democratic Politics in Mongolia // Working Paper Series: No. 29.
12. Fish S. Mongolia: Democracy without Prerequisites // Journal of Democracy, 9 (3), 1998.
13. Fish S. The Inner Asian Anomaly: Mongolia's Democratization in Comparative Perspective // Communist and Post-Communist Studies, 34. 2001.
14. Freedom House. Table of Independent Countries 2009. URL: http://www.freedomhouse.org/template. cfm?page = 478&year = 2009 (дата обращения 13.06.2009).
15. V. Fritz. Mongolia: Dependent Democratization // Journal of Communist Studies and Transition Politics. No 18 (4). 2002.
16. How East Asians View Democracy. Columbia University Press, 2008.
17. Lipset, Seymour M. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy // American Political Science Review. 1959. № 53.
18. Rossabi M. Modern Mongolia: from Khans to Comissars to Capitalists. LA., 2005.
19. Sabloff P. Why Mongolia? The Political Culture of an Emerging Democracy // Central Asian Survey. 2002. Vol. 21. No. 1.
20. URL: http://graphics.eiu.com/PDF/Democracy Index 2008.pdf (дата обращения: 02.11.2008).
УДК 89 ББК Ш 164-8
М. И. Гомбоева
П. Б. БАлдАНжАПОВ ( 1921-1991 )
В статье представлены отдельные эпизоды научной биографии одного из деканов историкофилологического факультета ЧГПИ, к.и.н., профессора — Балданжапова Пурбо Балодановича. В 1957 г. был принят по конкурсу на должность декана историко-филологического факультета
Читинского педагогического института. Является одним из основателей Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, в частности отдела рукописей и ксилографов. Известен в науке своими источниковедческими трудами по монгольской медиевистике.
ключевые слова: источниковедение, монгольские ксилографы по средневековому периоду, археологические памятники Юго-Восточного Забайкалья, летописи «Алтан тобчи» Мэргэн Г эгэна, «Эрдэниийн эрикэ» Галдана, «Джирукен-у толта-ийн таийлбури» и «Келен-у чимег».
