CC BY
66
3. Кононов, А.Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. - Л., 1972.
4. Приметы, поверья, поговорки и изречения магометан // Справочная книга Уфимской губернии. - 1883.
5. Рамазанов, Г.З. Творчество Мажита Гафури. - Уфа, 1970.
6. Эпические памятники башкирского народа. - Уфа, 1961.
7. Харисов, А.И. Литературное наследие башкирского народа. XVIII-XIX вв. - Уфа, 1965.
8. Башкирское народное творчество. - Уфа, 1954-1959. - Т. 1-2.
9. Галин, С.А. Башкирский народный эпос. - Уфа, 2004.
10. Сагитов, М.М. Башкирские сказители и их эпический репертуар / сос. тома А.С. Мирбадалеева, М.М. Сагитов, А.И. Харисов // Башкирский народный эпос. - М., 1977; Древние башкирские кубаиры. - Уфа, 1987.
11. Башкирское народное творчество: в 18 т. - Уфа, 1994.
12. Хусаинов, Гайса. Библиографический указатель. - Уфа, 1986. (Подробно о его научных трудах см.: Башкироведение. - Уфа, 2004.).
13. Надршина, Ф.А. Слово народное. - Уфа, 1983; Память народа. - Уфа, 1986; Духовные сокровища. - Уфа, 1995.
14. Творческие ступени проф. Ахмета Сулейманова: библиографический указатель. - Уфа, 2011.
15. Зарипов, Н.Т. Фольклористика // В научном поиске. - Уфа, 1982.
16. Башкирский народный эпос. - М., 1977.
17. Чванов, М.А. «Пришлите справедливого Даля!» // В.И. Даль. Повести и рассказы. - Уфа, 1981.
18. Даль, В.И. Повести и рассказы... (Здесь и далее на это издание: Асылыкуль и Дема. Озеро и река в Башкортостане).
19. Башкирский народный эпос.
20. Башкирия в русской литературе. - Уфа, 1989. - Т. 1.
21. Даль, В. И. Повести и рассказы.
22. Суходольский, Л. Легенды о Туляке // Оренбургские губернские ведомости. - Уфа. - 1858. - № 46.
23. Куз-Курпяч. Башкирская повесть, написанная на башкирском языке одним кураистом и переведенная на российский в долинах гор Рифейских 1809 года. - Казань, 1812.
24. Башкирский народный эпос. Рахимкулов, М.Г. Башкирская повесть «крепостного грамотея» // Любовь моя - Башкирия. - Уфа, 1985.
Bibliography
1. Skaziteljskoe i literaturnoe tvorchestvo Mukhametshi Burangulova. - Ufa, 1992.
2. Narodnihyj ehpos «Kuzihkurpyach i Mayankhihlu». - Ufa, 1964.
3. Kononov, A.N. Istoriya izucheniya tyurkskikh yazihkov v Rossii. Dooktyabrjskiyj period. - L., 1972.
4. Primetih, poverjya, pogovorki i izrecheniya magometan // Spravochnaya kniga Ufimskoyj gubernii. - 1883.
5. Ramazanov, G.Z. Tvorchestvo Mazhita Gafuri. - Ufa, 1970.
6. Ehpicheskie pamyatniki bashkirskogo naroda. - Ufa, 1961.
7. Kharisov, A.I. Literaturnoe nasledie bashkirskogo naroda. XVIII-XIX vv. - Ufa, 1965.
8. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo. - Ufa, 1954-1959. - T. 1-2.
9. Galin, S.A. Bashkirskiyj narodnihyj ehpos. - Ufa, 2004.
10. Sagitov, M.M. Bashkirskie skaziteli i ikh ehpicheskiyj repertuar / sos. toma A.S. Mirbadaleeva, M.M. Sagitov, A.I. Kharisov // Bashkirskiyj
narodnihyj ehpos. - M., 1977; Drevnie bashkirskie kubairih. - Ufa, 1987.
11. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo: v 18 t. - Ufa, 1994.
12. Khusainov, Gayjsa. Bibliograficheskiyj ukazatelj. - Ufa, 1986. (Podrobno o ego nauchnihkh trudakh sm.: Bashkirovedenie. - Ufa, 2004.).
13. Nadrshina, F.A. Slovo narodnoe. - Ufa, 1983; Pamyatj naroda. - Ufa, 1986; Dukhovnihe sokrovitha. - Ufa, 1995.
14. Tvorcheskie stupeni prof. Akhmeta Suleyjmanova: bibliograficheskiyj ukazatelj. - Ufa, 2011.
15. Zaripov, N.T. Foljkloristika // V nauchnom poiske. - Ufa, 1982.
16. Bashkirskiyj narodnihyj ehpos. - M., 1977.
17. Chvanov, M.A. «Prishlite spravedlivogo Dalya!» // V.I. Dalj. Povesti i rasskazih. - Ufa, 1981.
18. Dalj, V.I. Povesti i rasskazih. (Zdesj i dalee na ehto izdanie: Asihlihkulj i Dema. Ozero i reka v Bashkortostane).
19. Bashkirskiyj narodnihyj ehpos.
20. Bashkiriya v russkoyj literature. - Ufa, 1989. - T. 1.
21. Dalj, V. I. Povesti i rasskazih.
22. Sukhodoljskiyj, L. Legendih o Tulyake // Orenburgskie gubernskie vedomosti. - Ufa. - 1858. - № 46.
23. Kuz-Kurpyach. Bashkirskaya povestj, napisannaya na bashkirskom yazihke odnim kuraistom i perevedennaya na rossiyjskiyj v dolinakh gor
Rifeyjskikh 1809 goda. - Kazanj, 1812.
24. Bashkirskiyj narodnihyj ehpos. Rakhimkulov, M.G. Bashkirskaya povestj «krepostnogo gramoteya» // Lyubovj moya - Bashkiriya. - Ufa, 1985.
Статья поступила в редакцию 06.11.13
УДК 39 (395.5, 395.8, 398.3)
Ваiazitova R.R. THE ORIGINS OF ETHNO-ETIQUETTE OF BASHKIRIA IN «URAL-BATYR» EPIC. In this paper the «Ural-batyr» epic an ancient source that illuminates the origins of spirituality Bashkirs is analyzed. The goal is to identify the information on etiquette and the subjects related to nature worship, respect for elders and younger the recognition, ecological and ethical ideas, and the origins of gift exchange.
Key words: «Ural- batyr» epic, ethno-etiquette, good, evil, respect, younger acceptance, allegiance to oath, exchange of gifts, ban.
Р.Р. Баязитова, канд. ист. наук, доц. каф. башкирской литературы и культуры Башкирского гос. педагогического университета им. М. Акмуллы, г. Уфа, E-mail: [email protected]
ИСТОКИ ЭТНОЭТИКЕТА БАШКИР В ЭПОСЕ «УРАЛ-БАТЫР»*
В статье проанализирован эпос «Урал-батыр», древний источник, освещающий истоки духовности башкир, с целью выявления в нем этикетной информации, рассмотрены сюжеты, касающиеся почитания природы, уважения старших и признания младших, эколого-этических представлений, истоков дарообмена.
Ключевые слова: эпос «Урал-батыр», этноэтикет, добро, зло, уважение старших, признание младших, верность клятве, обмен дарами, запрет.
В традиционном обществе одной из форм трансляции на- наследие башкирского народа отличается своим тематическим
родной культуры был фольклор. Фундаментальным жанром ус- разнообразием. В эпосах нашли отражение основные вехи эт-
тно-поэтического творчества башкир является эпос. Эпическое нической истории, духовная и материальная культура, семей-
ный и общественный быт народа. Огромная роль в обеспечении преемственности эпических произведений, следовательно, социально одобряемых норм и стандартов поведения принадлежала сказителям. Вместе с содержанием эпоса они передавали духовные ценности, этические и эстетические идеалы изображаемого времени.
Для представления древнейших норм поведения, принятых у башкир, большое значение имеет эпос «Урал-батыр» - самое крупное и древнее произведение башкирского народа, первые записи которого были сделаны в 1910 году Мухаметшой Буран-гуловым из уст сэсэнов-кураистов Габита Аргынбаева и Хамита Альмухаметова.
Башкирский эпос «Урал-батыр» в плане выявления в нем этикетной информации еще не был предметом специальных исследований, и с учетом этого мы попытались проследить отдельные нормы поведения, запечатленные в эпосе. Исследователь Э.С. Намазов считает, что особая насыщенность эпоса этикетной информацией связана, во-первых, с тем, что регуляция (установка на сохранение или, наоборот, осуждение) различных норм и правил общения сама по себе является одной из важнейших функций эпических произведений, а во-вторых, для передачи сюжетных линий [1, с. 180].
Весь сюжет эпоса «Урал-батыр» пронизан идеей борьбы добра и зла. Борьба противоположных сил, составляющая идейную основу древнетюркского и иранского мифов о первотворе-нии, по-своему решается в рассматриваемом эпическом произведении.
Как известно, уже начиная с доклассового общества для оценки поведения, действий существовали два понятия: добро и зло. В рассматриваемом произведении «базисной моральной ценностью выступает добро, а отсюда и оценка деятельности героев определяется этим критерием» [2, с. 28]. Через призму добра вводится понятие зла. Образы отрицательных героев Шульгена и падишаха Катила помогают, с одной стороны, увидеть негативные, требующие осуждения поступки людей, причины их появления и, с другой - дают понять, что добро всегда побеждает зло.
Добро объединяет в себе такие характеристики поведения, как почитание природы, уважение старших, признание младших, верность клятве и справедливости в поступках, способность творить добрые дела ради других.
В древнем эпическом сказании «Урал-батыр» нашли отражение эколого-этические представления башкир. В эпосе, с одной стороны, можно усмотреть антропоморфное моделирование пространства, с другой, маркировку освоенной территории на мифологическом уровне, отголоски которых наблюдаются в других эпических произведениях башкир.
Например:
Эти горы, свет излучающие,
Из недр земли поднимающиеся, -
Пристанище рода моего,
Страны моей опора и торжество, - такие слова услышала Тандыса, героиня башкирского эпоса «Конгур-буга», приближаясь к Уралу. Обернувшись на этот голос, она увидела батыра, ехавшего к Уралу на Акбузате, держа в руке меч и уходя головой за облака. «Наверное, это дух Урал-батыра, чтобы враг не ступил на него ногой, не грабил и не разорял народ. Оказывается, это правда», - подумала Тандыса, вспоминая рассказы предков. Удивляясь нагромождению огромных камней, каждый из которых был величиной с копну, вспоминала она слова отца: «Каждые пятьдесят-сто лет Урал-батыр накладывал один камень на другой» [3, с. 219, 215]. В башкирском Зауралье до наших дней сохранился способ сакрализации освоенного человеком пространства путем сооружения на господствующих вершинах гор так называемых -к араск ы, отмечает исследователь З.Г. Аминев. Сооружения, сложенные из камней в виде колонн, столбов или маленьких куч и горок, достигают в высоту несколько метров [4, с. 12-13]. Подобные представления были характерны для других тюрко-монгольских народов. Например, у монгол, сакрализация освоенной местности происходила с помощью обо -куч камней, сооружавшихся в честь местных духов-хозяев. Они представляли собой и первоначальное святилище, и жертву одновременно и были своего рода маркерами родовой, а позднее этнической территории [5, с. 28-29]. У теленгитов и алтайцев, в связи с почитанием божеств чер-су, особое отношение было к хозяевам гор и лесов, где шаманисты проводили моления и тесно связанный с молениями культ обоо. По представле-
ниям алтайцев близ обоо можно было встретить духов в образе путника [6, с. 175]. Примеры свидетельствуют о том, что в фольклоре и древних воззрениях народов содержатся отдельные сведения об этнической территории и особенностях взаимоотношений «человек - природа». Древний башкирский эпос «Урал-батыр» доводит до своих читателей, что «бессмертие заключается не в вечной жизни отдельных людей, хотя бы и необыкновенных, а в вечности всего живого и самой природы на земле, в непрерывной смене поколений людей, в бессмертии человечества» [7, с. 32].
В эпическом сказании выведены образы пожилых людей (отца и матери Урала, старика с бородой до земли, царя Сам-рау, старухи и др.), которые, не навязывая своих правил, предоставляя право выбора, стремятся оберегать молодых от неверных, некрасивых поступков. Они в эпосе - символ мудрости, источник знаний о мире, регуляторы человеческих поступков, хранители этикетных норм. Выделение, возвеличивание пожилых людей в особую группу имеет свои причины: «Таких категорий в различных обществах могло быть больше или меньше, однако при любых масштабах членения выделялась группа старших (но не дряхлых!) мужчин и женщин - хранителей коллективного опыта общины, а стало быть, и ее руководителей. При этом особенно большую роль играли старшие мужчины, которые в условиях как материнского, так и отцовского рода были реальными руководителями первобытных коллективов» [8, с. 89].
Без соблюдения обычая почитания старших - вертикального деления - жизнь была бы сложной, состояла бы из бесконечных ссор отцов и детей. Возраст и просветленная мудрость приближали пожилых к иному миру, старик - хранитель жизненного опыта, народных знаний и обычаев - являлся как бы живым послом умерших предков, был промежуточным звеном между живыми и мертвыми, людьми и духами [9, с. 45]. Вот почему семья или другая группа, где нет представителей старшего поколения, считается неполноценной: «Ата^щы кейэу итмэ, инэhеggе ки-лен итмэ» (Не сватайте тех, если у жениха нет отца, а у невестки - матери), - гласит народная мудрость.
Оказывая уважение к старшим, подрастающее поколение проявляло акт уважения и к самому себе как к потомкам предыдущих поколений, обычай уважения и почтения к старшим у башкирского народа и у других восточных народов считается показателем добропорядочности, мудрости и воспитанности, пишет К.Ш. Ахияров [10, с. 152].
Одобрялось, если сын следовал заветам отца, общепринятым нормам поведения. Молодые, оказывая знаки внимания своим родителям, пожилым людям получали их благословение. Согласно поверьям, у людей, получивших родительское благословение, благодарность от пожилых людей, дальнейшая жизнь складывалась удачно. «Кто не почитает старших, того в старости не будут почитать», «Не знавший благословения, нищим бывает», - напоминает пословица. Примечательно в этом плане обращение Урала к народу перед смертью:
«Старших умейте почитать,
Их советом не пренебрегайте,
Но тех, кто младше, не забывайте -
Вам растить их и поднимать» [11, с. 128].
У башкир поведение старших по возрасту характеризовалось следующими особенностями. Речь у них более сдержанна, оформлена пословицами и поговорками. Им не подобает разговаривать слишком громко, особенно во время застолий, использовать в речи колкие слова и шутки, заигрывать в разговоре с молодыми. Речевой этикет людей старшего поколения менее сопряжен с мимикой и жестикуляцией, оформлен паузами. Но используемые невербальные средства заключают в себе глубокий смысл и придают общению особый статус. Приведем пример разговора молодых с пожилым человеком из эпоса «Урал-батыр». Урал и Шульген повстречали старика с бородой до земли с посохом в руках. Братья подошли к нему, поздоровались с ним, приветствием ответил он им и стал расспрашивать обо всем и после того, как братья рассказали о себе, впал в задумчивость, по бороде провел рукой, указав на распутье дорог, начал говорить [11, с. 48].
Важно заметить, что в фольклоре башкирского народа сложился определенный образ старика-мудреца. А.Р. Абдуллин выделяет следующие представления:
- мудрец имеет вид седобородого старца с посохом в руке;
- мудрец первым обращается к молодым людям;
- мудрец, как правило, пережил сложные жизненные коллизии;
- мудрец это тот, кто осмыслил понятие «смерть»;
- речь мудреца есть «евангельская речь» [12, с. 163].
У башкир возрастная дифференциация соблюдалась и между детьми. Самый младший ребенок подчинен всем остальным, старший мог требовать оказания услуг, критиковать, у него были определенные привилегии. Например, в сказании «Урал-батыр», братья, оказавшись на распутье дорог, бросили жребий, по которому младшему следовало идти налево, старшему - направо. Шульген, не согласившись с этим выбором, напоминает Уралу про свое старшинство и отправляется левым путем [13, с. 48].
В эпосе особо подчеркивается важность долга чести, который обязывает человека поступать так, как это общепринято. Человек, отступившийся от него, теряет лицо, свое имя и будет осужден окружающими, что особенно четко проявлялось в поведении батыров, строго соблюдавших воинский этикет, суть которого - защита бессильных, слабых, борьба за справедливость, счастье, добро, умение вести честный поединок, прощать, быть снисходительным. Ю.И. Семенов пишет, что добро и зло имеют субъективную основу - интересы общества. Объективное совпадение интересов общества с интересами индивида дает основание для превращения требования общества к индивиду в его требования к самому себе. Так возникает чувство долга. Человек теперь сам стремится к тому, чего требует от него общество, он не может поступать иначе. Одновременно с чувством долга формируется чувство чести, совести, человеческого достоинства, которые образуют основу морального облика человека как общественного существа [14, с. 5-6].
Этикетные ситуации наиболее ярко показаны в тех эпизодах, когда происходит сознательное или бессознательное нарушение норм поведения. Причиной последнего могли быть или демонстрация несогласия, недовольства или незнание канонов общества. «Несоблюдение кем-либо этикетных правил - один из главных зачинов, движущий мотив эпоса. В одном случае это нарушение возрастной субординации, в другом - пространственной организации пиров (советов), в третьем - неудачная реплика. Подобные отклонения вызывают резкую реакцию, конфликт, завершающийся подчас смертью героя, откочевкой отдельных родов от племени и т.д.» [15, с. 181]. Например, Шульген нарушил запрет отца, в царстве Катил-батши Урал не последовал обычаям той местности и т.д. В таких случаях срабатывают другие нормы поведения для разрешения сложившейся конфликтной ситуации. Это может быть выполнение каких-либо условий, поединок батыров и т.п. Для разрядки конфликтных ситуаций важна также роль посредничества. Например, когда старик Ян-бирде начинает бить Шульгена, нарушившего запрет и признавшего свою вину, Урал заступается за него.
«Не потому ли, скажи, на сына Ты замахнулся этой дубиной?
Иль на себе мы должны опять Силу Смерти злой испытать?
Если сегодня брата убьешь,
Завтра в меня вонзишь свой нож Если останешься одиноким,
Сделаешься стариком глубоким,
В три погибели станешь сгибаться
Не увидишь ли облик свой В Смерти, представшей перед тобой В миг последний гибельный свой?» [16, с. 42].
Эти слова можно понимать как предупреждение о том, что насилие влечет за собой смерть, что, раз переступив черту, во второй раз трудно будет удержаться и это приведет к одиночеству. Старшая Мать, героиня повести М. Карима «Долгое-дол-гое детство», также предупреждает старика, избившего своего сына: «Сейчас в его душе обиду посеешь - потом ненависть пожнешь. Нет большего несчастия, чем между отцом и сыном вражда» [17, с. 60].
В этом отрывке прослеживается также признак временного мышления. Урал напоминает отцу, что в будущем некому будет ему помочь, если он сейчас плохо поступит с сыновьями.
В эпическом сказании выведено также не менее важное для нас явление, когда, оказав добро, ставят в положение морального или материального должника. Герои «Урал-батыра» за каждую оказанную помощь сразу же предлагают дары или свои услуги: Заркум, прося о помощи, обещает подарки и раскрывает тайну дивов, Гулистан выдают замуж за Урала именно в знак благодарности, Хумай предлагает свою помощь, если Урал-ба-тыр отыщет Айхылу, Айхылу обещает дары Уралу если тот спасет ее от дивов - все они на добро отвечают добром. В этих эпизодах подчеркивается связующая функция дара. Подчеркивая социальный характер дара, З.К. Сураганова пишет, что во времени и пространстве он обеспечивает в качестве природной субстанции связь между людьми. Обмен дарами - это договор о признании равных прав его участников, договор о мире и сотрудничестве [18, с. 5].
Не вдаваясь в скрупулезный анализ норм поведения, которыми изобилует «Урал-батыр» - древний источник, освещающий истоки духовности башкир, перечислим только некоторые из них. Это - взаимоотношения между представителями разных полов и возрастов, отдельные правила гостеприимства, способы приветствия, знакомства, ведения беседы, употребления в общении неречевых компонентов и т.д. Возможно, однозначно назвать их правилами этикета в привычном смысле слова нельзя, но они были зачатками этикета: «В сложных, комплексных поведенческих актах, из которых слагалась жизнь древнейших людей... еще нельзя выделить производственные, рекреационные, обрядовые, соционормативные и прочие функции. Они выступали слитно, нерасчленённо, не обрели еще самостоятельной жизни, определялись не столько традицией, сколько непосредственной реакцией на условия среды, и тем самым не могли иметь этнодифференцирующего значения. Культурные традиции были еще в зачатке» [19, с. 129].
Таким образом, корни эпоса «Урал-батыр» теряются в глубине веков, но каждая строка, каждое его слово несут в себе богатую информацию, в том числе знания, касающиеся вопросов философии, истории, этнографии. В этом заключается его ценность и значимость для башкирского народа.
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта ГНТП РБ «Республика Башкортостан: новые парадигмы общественно-политического, социально-экономического и духовно-культурного развития» в рамках научно-исследовательского проекта «Духовно-культурная жизнь народов Башкортостана: этапы и особенности развития» на 2013 г.
Библиографический список
1. Намазов, Э.С. «Китаб-и Дэдэм Коркут» как источник для изучения этикета огузов // Этикет у народов Передней Азии: сб.ст. - М., 1988.
2. Валеев, Д.Ж. История нравственного сознания башкирского народа. - Уфа, 1984.
3. Башкирское народное творчество. - Уфа, 1987. - Т. I. Эпос.
4. Аминев, З.Г. Пространственно-временные представления в традиционной культуре башкир. - Уфа, 2008.
5. Жуковская, Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. - М., 1988.
6. Дьяконова, В.П. Алтайцы (материалы по этнографии теленгитов Горного Алтая). - Горно-Алтайск, 2001.
7. Галин, С.А. Башкирский народный эпос. - Уфа, 2004.
8. Першиц, А. Геронтофилия - почитание старших / А. Першиц, Я. Смирнова // Природа. - 1986. - № 5.
9. Мухамедьянов, С.А. Этнопедагогические очерки. - Уфа, 1998.
10. Ахияров, К.Ш. Башкирская народная педагогика и воспитание подрастающего поколения. - Уфа, 1996.
11. Башкирское народное творчество. - Уфа, 1987. - Т. I. Эпос.
12. Абдуллин, А.Р Культура и символ. - Уфа, 1999.
13. Башкирское народное творчество. - Уфа, 1987. - Т. I. Эпос.
14. Семенов, Ю. Формы общественной воли в доклассовом обществе: табуитет, мораль и обычное право // Этнографическое обозрение. - 1997. - № 4.
15. Намазов, Э.С. «Китаб-и Дэдэм Коркут» как источник для изучения этикета огузов // Этикет у народов Передней Азии: сб.ст. - М., 1988.
16. Башкирское народное творчество. - Уфа, 1987. - Т. I. Эпос.
17. Карим, М. Долгое-долгое детство: повесть. - М., 1989.
18. Сураганова, З.К. Обмен дарами в казахской традиционной культуре. - Астана, 2009.
19. Арутюнов, С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. - М., 1989.
Bibliography
1. Namazov, Eh.S. «Kitab-i Dehdehm Korkut» kak istochnik dlya izucheniya ehtiketa oguzov // Ehtiket u narodov Peredneyj Azii: sb.st. -M., 1988.
2. Valeev, D.Zh. Istoriya nravstvennogo soznaniya bashkirskogo naroda. - Ufa, 1984.
3. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo. - Ufa, 1987. - T. I. Ehpos.
4. Aminev, Z.G. Prostranstvenno-vremennihe predstavleniya v tradicionnoyj kuljture bashkir. - Ufa, 2008.
5. Zhukovskaya, N.L. Kategorii i simvolika tradicionnoyj kuljturih mongolov. - M., 1988.
6. Djyakonova, V.P. Altayjcih (materialih po ehtnografii telengitov Gornogo Altaya). - Gorno-Altayjsk, 2001.
7. Galin, S.A. Bashkirskiyj narodnihyj ehpos. - Ufa, 2004.
8. Pershic, A. Gerontofiliya - pochitanie starshikh / A. Pershic, Ya. Smirnova // Priroda. - 1986. - № 5.
9. Mukhamedjyanov, S.A. Ehtnopedagogicheskie ocherki. - Ufa, 1998.
10. Akhiyarov, K.Sh. Bashkirskaya narodnaya pedagogika i vospitanie podrastayuthego pokoleniya. - Ufa, 1996.
11. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo. - Ufa, 1987. - T. I. Ehpos.
12. Abdullin, A.R. Kuljtura i simvol. - Ufa, 1999.
13. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo. - Ufa, 1987. - T. I. Ehpos.
14. Semenov, Yu. Formih obthestvennoyj voli v doklassovom obthestve: tabuitet, moralj i obihchnoe pravo // Ehtnograficheskoe obozrenie. -1997. - № 4.
15. Namazov, Eh.S. «Kitab-i Dehdehm Korkut» kak istochnik dlya izucheniya ehtiketa oguzov // Ehtiket u narodov Peredneyj Azii: sb.st. -M., 1988.
16. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo. - Ufa, 1987. - T. I. Ehpos.
17. Karim, M. Dolgoe-dolgoe detstvo: povestj. - M., 1989.
18. Suraganova, Z.K. Obmen darami v kazakhskoyj tradicionnoyj kuljture. - Astana, 2009.
19. Arutyunov, S.A. Narodih i kuljturih: razvitie i vzaimodeyjstvie. - M., 1989.
Статья поступила в редакцию 06.11.13
УДК 820
Ryabova A.A., Zhatkin D.N. MARLOWE'S CREATIVE WORK IN LITERARY AND ART CRITICAL WORKS BY A.A. ANIKST. The article deals with the analysis of works about Christopher Marlowe's drama, written by A.A. Anikst. Deeply appreciating Marlowe's merits as Shakespeare's predecessor, who greatly influenced the development of the English drama (improving the literary form of drama, developing the conception of tragical, introducing true poetry and lyricism into drama art), Anikst didn't tend to idealize his creative work, noting the dramatist's inability to create an image of the positive character, his tendency to intentional pathos and declamation in monologues, carrying facts of individualism to extreme forms, elements of anti-Semitism in «The Jew of Malta».
Key words: A.A. Anikst, Christopher Marlowe, literary critical works, art critical works.
А.А. Рябова, канд. филол. наук, доц. ПГТА, г. Пенза, E-mail: [email protected];
Д.Н. Жаткин, д-р филол. наук, проф., зав. каф. ПГТА, г. Пенза, E-mail: [email protected]
ОСМЫСЛЕНИЕ ТВОРЧЕСТВА КРИСТОФЕРА МАРЛО В ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИХ И ИСКУССТВОВЕДЧЕСКИХ ТРУДАХ А.А. АНИКСТА*
В статье осуществлен анализ работ А.А. Аникста о драматургии Кристофера Марло. Высоко оценивая заслуги Марло как предшественника Шекспира, существенно повлиявшего на последующее развитие английской драмы (совершенствование художественной формы драмы, развитие концепции трагического, привнесение подлинной поэзии и лиризма в драматическое искусство), Аникст не был склонен идеализировать его творческую деятельность, отмечая неспособность драматурга создать образ положительного героя, тенденцию к нарочитой пафосности и декламационности монологов, доведение проявлений индивидуализма до крайних форм, элементы антисемитизма в «Мальтийском еврее».
Ключевые слова: А.А. Аникст, Кристофер Марло, литературоведческие работы, искусствоведческие работы.
В первом томе «Истории западноевропейского театра» под редакцией С.С. Мокульского (1956) А.А. Аникст называл Марло «наиболее даровитым» [1, с. 422] из всех предшественников Шекспира, крупнейшим, наряду с Р. Грином и Т. Кидом, представителем гуманистической народной драмы дошекспировской эпохи, отмечал влияние на его «кровавую драму» «своеобразных черт народного театра» [1, с. 403], а также древнеримской трагедии, в особенности, творчества Сенеки [см.: 1, с. 398]. Под воздействием осуществленного Кристофером Марло введения в драму белого стиха, Роберт Вильмонт переработал написанную рифмованным стихом коллективом из пяти авторов (в т. ч. и самим Р Вильмонтом) трагедию «Любовь Гисмонды Салернской» (1567 - 1568), которая была напечатана в 1591 г. под названием «Танкред и Гисмонда» [см.: 1, с. 402]. А.А. Аникстом также отмечены влияние Марло на творчество Томаса Деккера [см.: 1, с. 482], не меньший, в сравнении с «Тамерланом Великим» Марло и «Испанской трагедией» Томаса Кида, успех шекспировского «Тита Андроника» у любителей «кровавой драмы» [см.: 1, с. 426], наличие мотивов марловских пьес в ранней комедии Джорджа Чапмена «Слепой нищий из Александрии» (1596)
[см.: 1, с. 490], единство мотива критики стяжательства в «Мальтийском еврее» Марло и позднейшей комедии Филиппа Мессинджера «Новый способ платить старые долги» (1626) [см.: 1, с. 495], близость «Трагической истории доктора Фауста» Марло и трагедии РГрина «Монах Бэкон и монах Бонгей» (1589), отразивших характерное для эпохи Возрождения «стремление познать тайны природы и подчинить ее посредством науки», в ту пору не отделявшейся от магии [см.: 1, с. 410]. В восприятии исследователя, Марло, наряду с Шекспиром и Беном Джонсоном, принадлежал к числу авторов, начинавших и продолживших «линию критики складывающегося буржуазного общества» [1, с. 487].
Сообщая об упоминаниях имени Марло в сохранившихся счетных книгах Филиппа Генсло, владельца одного из самых известных лондонских театров шекспировских времен [см.: 1, с. 498], А.А. Аникст подчеркнул, что пьесы Марло были написаны «приподнятым поэтическим языком, рассчитанным на декламацию» [1, с. 512], и при постановке в театре Ф. Генсло требовали от актеров произнесения проникнутых возрастающим пафосом монологов с постоянным нарастанием голоса, в итоге
