CC BY
372
А.А. Орлов
«Пусть Иеремия Бентам приготовит... кодекс!». Трактат Дж. Бентама
«План всеобщего и вечного мира» (1786-1789 гг.) и его влияние на Россию
В статье проанализирован трактат знаменитого английского философа и юриста Джереми (Иеремии) Бентама «План всеобщего и вечного мира» (17861789 гг.). Хотя он был написан перед началом Французской революции, символизировавшей наступление общего кризиса «Старого порядка» в Европе, его автор предлагал совершенно другие (не революционные) варианты разрешения назревших проблем. Идеи Бентама не были востребованы у него на родине при его жизни. Но учение английского философа получило большую популярность в России в начале XIX в., в период либеральных реформ Александра I. Император и члены «Негласного комитета» заинтересовались идеями Бентама по коренному реформированию законодательства и по подготовке необходимого для этого общественного мнения с помощью прессы.
Ключевые слова: Джереми (Иеремия) Бентам, пацифизм, проект «вечного мира», российский император Александр I, либеральные реформы.
к Перед самым началом Французской революции 1789 г., символизиро-
g- вавшей наступление общего кризиса «Старого порядка» в Европе, поя-
^ вился проект «вечного мира», предлагавший совершенно другие (не
Л революционные) варианты разрешения назревших проблем. Автором
§ трактата «План всеобщего и вечного мира» (1786-1789 гг., 1-я публ. -
со
1843 г.) [1, с. 173-204; 13, р. 546-560] был знаменитый английский философ и юрист Джереми (Иеремия) Бентам (1748-1832).
Бентам прославился тем, что уже в ранней молодости жадно поглощал знания и начал трудиться над разработкой собственной системы мировоззрения. Кроме трудов выдающихся западноевропейских мыслителей, он изучал и некоторые русские источники. В Лондоне двадцатилетний Бентам познакомился с братьями М.И. и И.И. Татищевыми, служившими в русском посольстве. Михаил Татищев был автором брошюры о созыве в Москве в 1767 г. «Уложенной комиссии» и перевода на английский язык «Наказа» Екатерины II депутатам комиссии. «Через много лет, оглядываясь на этот период, Бентам припоминал, как начал читать труды [К.А.] Гельвеция, и они, вместе с переводами сочинения [Ч.] Беккариа "О преступлениях и наказаниях" и "Наказа" Екатерины, "стали для меня свежими побуждениями и зажгли новые маяки"» [3, с. 45]. Бентам «...очень интересовался проектами Екатерины и много расспрашивал Михаила и его брата, приехавшего в Лондон в 1769 г., о России», - пишет современный английский историк и культуролог Э.Г. Кросс [3, с. 45-46].
В 1786 г. Бентам уехал в Россию и почти два года жил в поместье Задобры, принадлежащем знаменитому соратнику Екатерины II светл. кн. Г.А. Потёмкину-Таврическому. Поместье располагалось недалеко от г. Кричева Могилевской губернии и находилось под управлением младшего брата Джереми - инженера-механика и кораблестроителя Сэмюэла Бентама [12, р. 38-45]. Именно здесь Джереми начал писать, одновременно с другими произведениями (такими, например, как «Защита ростовщичества» (Defence of Usury), 1787 г.), свой «План всеобщего и вечного мира». Работа потребовала от него предельного внимания и самоуглубления. Он жил затворником и почти совершенно не интересовался тем, что происходило в стране. Бентам даже не поехал в Кричев, когда город, проездом в Крым, в январе 1787 г. посетила Екатерина II, хотя нежелание увидеть императрицу можно объяснить врожденной робостью кабинетного ученого, помешавшей ему в Париже встретиться с главой группы энциклопедистов Жаном Д'Аламбером. Зато «с[о] своими английскими друзьями он переписывался постоянно; внутренние дела и события в Англии привлекали все его внимание» [6, т. 1, кн. 2, с. 799, 802]. Тем не менее, весьма вероятно, что Сэмюэл, гораздо более внимательно
относившийся к окружавшей его обстановке и заведший себе среди русских многих друзей, в какой-то степени информировал брата о реальном положении дел. Позднее (в мае 1814 г.) Джереми признавался в письме к императору Александру I: «Об особенностях России я имею некоторое понятие. Два года из тех лет моей жизни, которые были наиболее богаты наблюдениями, были проведены в пределах России» [6, т. 2, кн. 4, с. 745].
Мы вправе сомневаться в том, что Бентам хорошо узнал особенности России. Живя в поместье Потёмкина, он думал исключительно об Англии, причем не о реальной стране, а о воображаемом государстве своей мечты. Это дало повод большинству историков оценить проект «вечного мира» Бентама как выдающийся по утопичности. Зачем же тогда его рассматривать? Что он может дать исследователю, изучающему историю Европы конца ХУШ - начала XIX вв.? В данной статье мне хотелось выяснить, какую альтернативу революционному развитию общества, выдвинутому Французской революцией, мог предложить английский философ. Почему его предложения не реализовались на практике, и что из предложенного все же было реализовано (полностью или частично) в дальнейшем? Наконец, почему идеи Бентама, длительное время невостребованные на его родине, получили популярность в России начала XIX в.?
В своем трактате Бентам предлагал, прежде всего, урегулировать длительный англо-французский конфликт, не позволяющий установить прочный мир в Европе. По его мысли, Британия и Франция должны были выступить инициаторами создания Европейского сообщества. Для этого им следовало добровольно отказаться от всех своих колоний, неравноправных договоров, дающих им какие-либо преимущества в политике и экономике, и от излишних морских сил, превышающих необходимость борьбы с пиратами. Понимая, что эпоха еще «не доросла» до того, чтобы принять его предложения [1, с. 174], он призывал начать с сокращения и сохранения на определенном уровне вооруженных сил государств, которые войдут в планируемое сообщество, а также с предоставления независимости всем странам, находящимся в подчиненном положении по отношению к той или иной державе [Там же, с. 173].
С его точки зрения, приобретение новых территорий и торговых привилегий не способствует обогащению завоевателя, поскольку населению метрополии во время войны приходится платить новые налоги, а эти средства будут оторваны от национальной экономики (сельского хозяйства, промышленности и торговли). «.. .Любая колония, которую вы сами основали, не говоря уже о завоевании, которое вы осуществили, не покроют расходов на них» [Там же, с. 186]. «Если за приобретение нового права вы ничего не потратили, вы все равно не станете богаче даже на пол-
к пенса, но если вы платите за него войной или приготовлениями к ней, вы
g обеднеете ровно настолько, сколько за все это заплатите», - пишет Бен-
S там [1, с. 199].
Л Экономические воззрения Бентама представляют собой странное сме-
§ шение физиократии и меркантилизма. С одной стороны, в духе учения Ф.
со
Кенэ он провозглашает панегирики сельскому хозяйству [Там же, с. 176, 181-182], с другой - постоянно подчеркивает необходимость сохранения активного денежного баланса, т.е. платежеспособности страны [Там же, с. 175, 176-177]. «Вместе с правом на самоуправление добрый английский народ завоевал себе и удивительное право на торговлю. <...> Но текут годы и, к его бесконечному удивлению, продвижение к богатству не ускоряется. Недостает еще одной счастливой детали, о которой он никогда не думал: вот если бы в тот день, когда он сбросил кандалы, какой-нибудь добрый гений сунул в карман каждому по несколько тысяч фунтов! Ничто не мешает мне полететь на Луну. И все-таки мне до нее не добраться. Почему? Да потому, что у меня нет крыльев. Капитал [нужен] для торговли, как крылья [нужны] для полета», - утверждает он [Там же, с. 199].
Когда были написаны эти строки, прошло уже более 30 лет с момента первой публикации политэкономических эссе (сборник «Политические рассуждения» (Political Discources), 1752 г.), шотландского философа Дэвида Юма - друга и наставника знаменитого политэконома Адама Смита, в т.ч. эссе «О деньгах» и «О проценте». В последнем из них приводится тот же самый пример с деньгами, чудом оказавшимися в кармане каждого англичанина и в одночасье удвоившими количество всей валюты страны. «Между тем ни на другой день, ни в последующие дни число заимодавцев не увеличится и такса процентов не изменится; и если бы государство состояло только из землевладельцев и крестьян, то эти деньги, как бы много их ни было, никогда не смогли бы скопиться в крупные суммы и единственным последствием перемены было бы увеличение цен всех товаров. Расточительный землевладелец истратит свои деньги так же скоро, как получил их, а жалкий крестьянин не имеет ни возможности, ни желания, ни честолюбия приобрести что-нибудь сверх того, что необходимо для поддержки его существования1. Так как, следовательно, число нуждающихся в займе будет на столько же превышать число заимодавцев, как и прежде, то такса процентов нисколько не уменьшится.
1 У Бентама читаем: «Фермеры могут прожить и без лент, кисеи и тонкого батиста, тогда как изготовители всего названного не проживут без продуктов сельского хозяйства; необходимое для существования никогда не утратит своей ценности. Те, кто его производит, сами создают рынок для своей продукции» [1, с. 181].
Это уменьшение подчиняется другому закону и обусловливается развитием трудолюбия и бережливости, искусств и торговли» [9, с. 100-101]. Юм, в отличие от Бентама, называл деньги техническим орудием, облегчающим ход экономики. Для него они - «...масло, благодаря которому движение колес [торговли] становится более плавным и свободным» [8, с. 82]. Смит оценивал роль денег примерно также, именуя их «колесом обращения». Так что политэкономические взгляды Бентама уже в конце XVIII в. выглядели устаревшими, но, несмотря на это, он до самого конца жизни не внес в них никаких изменений.
Бентам никогда не обращал внимания на критику и готов был до конца отстаивать свои идеи. Он был уверен, что рано или поздно они привлекут внимание читающей публики и политической элиты Англии. Его не пугало даже то, что это может случиться после его смерти.
Взгляды Бентама на создание международной организации также не претерпели существенной эволюции. В его письмах периода 18271830 гг. прослеживается идея создания кодекса международного права, выработанного европейским конгрессом. Он сам предлагал кодекс из 8 статей, в которых «.заявляется о полном равенстве государств, о праве их на полную автономию, на форму правления, на свободу совести и религии, и об обязанности уважения таковых у других государств. <...> К этой мысли о кодификации международного права Бентам присоединял мысль о передаче судебных функций международному конгрессу, причем этот конгресс являлся бы судом второй инстанции, разбирательство же международных дел в первой инстанции поручалось бы единому судье, избираемому конгрессом и наделенному судебными функциями, за исключением принудительной власти. Стоя на чисто конфедеративной точке зрения, Бентам не решался наделить повелительной (т.е. исполнительной. - А.О.) властью и конгресс. Здесь еще более, чем в своем раннем проекте, он возлагал надежды на силу общественного мнения (курсив мой. - А.О.)», - писал дореволюционный русский юрист А.С. Ященко [10, с. 333-334].
В «Плане всеобщего и вечного мира», говоря о европейском союзе, Бентам, на первый взгляд, не предлагал ничего принципиально нового по сравнению с предыдущими подобными проектами. В его сочинении мы найдем и общий конгресс государств, и единый суд, налагающий санкции на агрессоров, и контингент войск, необходимый для проведения в жизнь решений суда. Более того, просвещеный автор отступал даже на шаг назад по сравнению со своими предшественниками, не желая привлекать к делу мира большую часть народа, которая, по его словам, «наиболее увлекаема предрассудками» [Там же, с. 189], несведуща и не склонна
к к размышлениям [Там же, с. 195]. «Основная цель нашего плана - сократить, причем сократить довольно существенно, бремя народного участия ^ в этом деле. <.. .> Основная масса народа... узнает об этом мероприятии Л только тогда, когда почувствует облегчение, которое оно ему принесет» § [Там же, с. 189].
со
Философ убежден: одной из главных вех на пути к миру должно стать нравственное улучшение людей. Англичанам предстоит начать с себя, т.к. «они - великие грешники» [Там же, с. 187]. Они добились права считаться самым сильным народом в мире, а сила, по мнению Бентама, - основная причина несправедливости. «Если бы мерой нравственной оценки стало совершенство, такие установки были бы далеки от популярности, осмотрительность заставляла бы молчать о них и умерять как можно сильнее» [Там же].
Насилие и несправедливость следует навсегда устранить из внутренней и внешней политики государств-участников будущего союза. Сделать это может только гласное и открытое обсуждение важнейших проблем, утверждал Бентам. В современной ему Англии он видел мощное орудие влияния на умы людей - прессу. И хотя деятельность английских журналистов не вызывала у автора восторга [1, с. 195-196], сила воздействия печатного слова казалась ему более значительной, чем принуждение со стороны власти. «Несмотря на то, что мнение газет далеко не целиком отражает мнение народа, наставление, которое они дают по этим вопросам (конкретным вопросам жизни страны. - А.О.) оказывается единственным, которое народ воспринимает» [Там же, с. 196]. Газеты формируют общественное мнение и разносят его во все уголки Европы. Вместо того чтобы заставлять агрессоров подчиняться грубой силе, лучше воздействовать на них с целью разрешения свободы печати, причем такой, при которой парламент миролюбивого государства может публиковать в газетах государства воинственного свои постановления, обеспечив им, таким образом, «.самое широкое и беспрепятственное хождение» [Там же, с. 192].
В связи с этим, Бентам выступал резко против секретности в деятельности государственных органов, особенно Министерства иностранных дел. Секретность приводит к тому, что газеты перестают выполнять роль общественного информатора, а министры начинают рядиться в тогу мелкого тщеславия, раздают важные посты неучам и глупцам, заражаются коррупцией, начинают смотреть свысока даже на своих хозяев. «.Разве это имеет какое-либо значение для вас как народа, у которого нет интриг, требующих осуществления, нет мелочных затей, к которым надо стремиться?» [Там же, с. 201-202].
Мысль о том, что пресса должна стать главным и широкодоступным рупором европейского пацифизма, является важным вкладом Бентама в дело борьбы за создание объединенной и мирной Европы. Она посмертно прославила его имя. Эта мысль актуальна и сегодня, хотя на смену печатной прессе (газетам и журналам) в ХХ - начале XXI вв. пришли электронные средства массовой информации (телевидение и интернет).
Как уже говорилось выше, идеи Бентама не были востребованы у него на родине при жизни ученого. Одно из его главных произведений - книга «Деонтология, или наука о морали» [11], в которой он обосновал и развил принцип полезности (утилитаризма), способствующий достижению нравственного идеала («наибольшего счастья для наибольшего количества людей») - была опубликована после его смерти (в 1834 г.). Трактат «План всеобщего и вечного мира» впервые опубликовали только в 1843 г.
Но учение английского философа получило большую популярность в России в начале XIX в., в первый период либеральных реформ Александра I. Император и члены кружка его молодых друзей, составивших влиятельный «Негласный комитет», заинтересовались идеями Бентама по коренному реформированию законодательства и по подготовке необходимого для этого общественного мнения с помощью прессы. Недаром русский историк А.Н. Пыпин, опубликовавший в 1869 г. в журнале «Вестник Европы» большую статью о влиянии Бентама на Россию, удивлялся смелости издателей официального органа Министерства внутренних дел1 - «Санктпетербургского журнала»: одного из «...первых опытов той публичности, о которой заботились новые администраторы» [6, т. 1, кн. 2, с. 812], - пишет он. «В числе переводимых писателей, читатель видит здесь, напр[имер], те имена, которые в наше время попали в чьи-то недавние, нелишенные даже некоторой учености, "обличения материалистического нигилизма" - так далеко современные ученые отстали от образованных людей министерства внутренних дел 1804 года» [Там же, с. 812, 813].
Доктринерство и идеализм Бентама, видимо, стали главной причиной отказа российских властей (как и ранее - британских) от личного сотрудничества с ним, хотя такие планы у Александра I и у его ближайших помощников, например, у М.М. Сперанского, были. В то время россиян особенно привлекало стремление Бентама выработать новое справедливое законодательство, отказавшись от устаревших принципов римской юстиции и от рутины местного (в его случае - английского) обычного права. Именно об этом Сперанский с позиции государственного челове-
1 Министерство в это время возглавляли член «Негласного комитета» гр. В.П. Кочубей (1768-1834) и его за-меститель (товарищ) М.М. Сперанский (1772-1839).
ка писал (10 октября 1804 г.) находившемуся в Петербурге в 1802-1804 g гг. ближайшему другу, популяризатору идей и переводчику книг Бентама ^ на французский язык П.Э.Л. Дюмону. «Адам Смит доставил нам неоце-Л ненные материалы. Но так как он больше занимался тем, чтобы доказать § и вывести из опыта выставленные им истины, он не подумал сделать из
CQ
них corps de doctrine (целое учение). Чем ближе мы его рассматриваем, тем яснее становится недостаток метода; но те, которые взялись пополнить этот недостаток, полагали, что достигнут цели - опуская некоторые подробности, сокращая некоторые отступления и давая другое распределение материалу: таким образом, между столькими рабочими недостает архитектора. Я думаю, что, следуя плану г. Бентама, Политическая Экономия займет гораздо более естественное положение, будет легче для изучения и будет более научной» [цит. по: 6, с. 812].
Желания просвещенной части русского общества выразил в письме к Сэмюэлу Бентаму (от 5 февраля 1804 г.) генерал-майор Н.А. Саблуков, покинувший Россию вскоре после убийства в 1801 г. императора Павла I и живший с этого времени в Англии. «России нужны законы. Не только Александр Первый желает дать ей кодекс, Россия сама его требует. Мы, русские, видели развитие французской революции - деспотизм, к которому она привела и от которого недавно избавились; но мы должны иметь кодекс - кодекс, который бы сохранил правительству необходимую силу для справедливого управления этой обширной страной, составленной из различных наций, - все завоеванных, - но который бы вместе с тем и парализовал эту силу, когда бы она употреблялась на несправедливость. Пусть Иеремия Бентам приготовит этот кодекс!» [цит. по: 6, с. 810]. По словам Пыпина, «.для многих мыслящих людей, желавших общественного добра, идеи Бентама в первый раз давали твердую точку опоры и логическое доказательство, которым мог подкрепить себя новый образ мыслей. Когда император дал повеление об издании сочинений Бентама на русском языке, это дало идеям Бентама новую санкцию; и сам император, вероятно, разделял до известной степени уважение к этому авторитету» [6, с. 730-731].
Отрывки из сочинений Бентама (в русском переводе) уже в 1804 г. появились на страницах «Санктпетербургского журнала». Во втором номере журнала неофициальный отдел состоял «.исключительно из Бентама, у которого заимствованы статьи: О распространении познания законов, О пользе просвещения, О свободе книгопечатания.» [6, с. 813]. Но издатели понимали, что ни одна идея не может быть перенесена на чужую почву без ее адаптации к местным условиям. Поэтому перед статьей «О свободе книгопечатания», «.где Бентам защищает почти безусловную свободу
печати, издатели поместили такую оговорку: "Мнения писавших о свободе книгопечатания столь были всегда различны, что читателям приятно, конечно, будет увидеть их здесь вместе и сравнить между собою; и в том намерении издатели поместили следующие два извлечения, одно подле другого". Второе извлечение (неизвестно, из какого писателя) оспаривает возможность безусловной свободы печати и примером неудачи [германского императора] Иосифа II утверждает, "сколь важно и необходимо соображать все новые постановления с духом народа и степенью просвещения его"» [6, с. 813-814].
В журнале публиковались статьи не только британских (кроме Бента-ма, еще и Фрэнсиса Бэкона, Адама Смита, Адама Фергюсона), но и французских, немецких, шведских, американских и других ученых и писателей с изложением мнений по вопросам, волновавшим тогда образованное русское общество. «Это было, очевидно, прямое исполнение той программы, которой, вслед за императором, держались лучшие люди тогдашнего правительства - просвещенное и искреннее желание содействовать общественному образованию и развитию общественного мнения», - пишет Пыпин [Там же, с. 814].
В 1805-1811 гг. был опубликован трехтомный русский перевод книги Дюмона «Рассуждение о гражданском и уголовном законоположении», предпринятый по Высочайшему повелению [7]. Чуть раньше император распорядился перевести «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.) А. Смита и для этого предоставил переводчику Н.Р. Политковскому 5 тыс. руб. из средств своей личной канцелярии (кабинета) [2]. О словам Пыпина, «.за один 1802 год на издание различных сочинений и переводов из кабинета его величества выдано было до 160,000 рублей» [6, т. 1, кн. 2, с. 816].
Снижение интереса к идеям Бентама в России (первые два тома перевода книги Дюмона вышли в 1805 и 1806 гг., а третий - лишь в 1811 г.), следует, видимо, приписать осознанию российской политической элитой крайней утопичности и умозрительности его построений. (Впрочем, задержку с выходом в свет третьего тома можно объяснить и финансовыми трудностями, возникшими в России в период войн с Наполеоном 1805-1807 гг. Однако в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин», над которым он работал с весны 1823 г. до осени 1831 г., есть упоминание о том, что в великосветских салонах Петербурга «.иная дама / Толкует Сея (популяризатор идей Смита, француз Ж.Б. Сэй [Сэ]. - А.О.) и Бентама...», но для интеллектуала Онегина, читавшего самого Смита, это уже «несносный, хоть невинный вздор» [5, с. 57, 71].) Мыслящие люди, получившие, благодаря реформам Александра I, доступ к разнообразной
к литературе, имели возможность и желание рассуждать, сравнивать меж-
% ду собой те учения, которые предлагала им западноевропейская наука, и
^ вырабатывать свой собственный взгляд на ее достижения. Л Как уже говорились, представителям правящей элиты России импо-
§ нировала идея Бентама об облегчении положения народа с помощью
со
реформ «сверху», без участия самого народа, причем даже дворянской массы. (Как ни странно, власть и ее противники - декабристы - в этом сошлись. Известно, какое внимание проявляли к идеям Бентама руководители декабристских организаций Н.М. Муравьёв и генерал-майор М.Ф. Орлов [4, с. 235, 270]. Революционеры также хотели совершить кардинальные преобразования силами узкого круга «посвященных».) Но образованную часть русского дворянства, воспитанного в эпоху либеральных экспериментов Александра I, такой патерналистский подход уже явно не устраивал. В этой среде находили себе все большее число сторонников предложения английского философа о необходимости свободы прессы, через которую общество могло бы доносить свои требования до высшей власти.
Библиографический список
1. Бентам И. План всеобщего и вечного мира. 1786-1789 [гг.] // Трактаты о вечном мире / Сост. И.А. Андреева и А.В. Гулыга. СПб., 2003. С. 173-204.
2. Изследование свойства и причин богатства народов, соч. Адама Смита; пер. с англ. Никол. Политковского. Ч. I-IV. СПб., 1802-1806.
3. Кросс Э.Г. У Темзских берегов. Россияне в Британии в XVIII веке. СПб.,
4. Парсамов В.С. Декабристы и Франция. М., 2010.
5. Пушкин А.С. Евгений Онегин. Роман в стихах. М., 1976.
6. Пыпин А.Н. Русские отношения Бентама // Вестник Европы. 1869. Т. 1. Кн. 2. С. 784-819; Т. 2. Кн. 4. С. 730-788.
7. Разсуждение о гражданском и уголовном законоположении. С предварительным изложением начал законоположения и всеобщего начертания полной Книги Законов, и с присовокуплением опыта о влиянии времени и места относительно Законов. Соч. Английского Юрисконсульта Иеремиа Бентама. Изданное в свет на французском языке Степ. Дюмоном, по рукописям от автора ему доставленным. Переведённое Михайлом Михайловым, с прибавлением дополнений от г-на Дюмона сообщённых. По Высочайшему повелению. Т. I-III. СПб., 1805-1811.
8. Юм Д. О деньгах // Юм Д. Малые произведения. Эссе. Естественная исто-ия религии. Диалоги о естественной религии. М., 1996. С. 82-96. . Юм Д. О проценте // Юм Д. Малые произведения. Эссе. Естественная исто-ия религии. Диалоги о естественной религии. М., 1996. С. 96-110. 0. Ященко А.[С.] Международный федерализм. Идея юридической организации человечества в политических учениях до конца XVIII века. М., 1908.
11. Bentham J. Deontology or the Science of Morality. 1st ed. Vol. 1-2. L., 1834.
12. Montefiore S.S. Prince Potemkin and the Benthams // History Today. 2003. Vol. 53 (8). P. 38-45.
13. Plan for an Universal and Perpetual Peace // The Works of Jeremy Bentham, Published under the Superintendence of His Executor, John Bowring. Vol. 2. Edinburgh, MDCCCXLIII [1843]. P. 546-560.
