CC BY
119
УДК 124.2/141
DOI 10.24147/1812-3996.2022.27(3).43-53
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ: ВЕРСИЯ ЖАКА ЛАКАНА
М. Д. Купарашвили
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Информация о статье
Дата поступления 17.09.2022
Дата принятия в печать 10.10.2022
Дата онлайн-размещения 20.12.2022
Аннотация. Самая значимая версия структурализма в психоаналитике принадлежит Жаку Лакану. На основе переработки наследия Зигмунда Фрейда он создал оригинальную теорию психоанализа и бессознательного, разворачивая указанную тематику в пространстве лингвистики. Используя методы смещения и сгущения в установлении смысла иносказательности, которая, как правило, имеет сугубо поэтическую форму метафоры или метонимии, Лакан приходит к выводу об исключительном значении не только языка, но и букв, на базе спонтанной смены которых происходят проявления истинного смысла сказанного и утверждается исключительное значение дискурса как некоторой онтологической данности, выйти за которую индивиду не дано.
Ключевые слова
Структурализм,
бессознательное, означающее, психоанализ, воображаемое, реальное, символическое, метафора, метонимия, сгущение, смещение, смысл, значение
PSYCHOLOGICAL STRUCTURALISM: JACQUES LACAN'S VERSION M. J. Kuparashvili
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Annotation. The most significant version of structuralism in psychoanalysis belongs to Jacques Lacan. Based on the processing of Sigmund Freud's legacy, he created an original theory of psychoanalysis and the unconscious, unfolding this topic in the space of linguistics. Using the methods of displacement and condensation in establishing the meaning of allegory, which as a rule has a purely poetic form of metaphor, metonymy, Lacan comes to the conclusion about the exceptional significance not only of language, but also of letters, on the basis of the spontaneous change of which manifestations of the true meaning of what is said occur, but also asserts the exceptional significance of discourse, as some ontological given, to come out for which the individual is not given.
Keywords
Structuralism, unconscious, signifier, psychoanalysis, imaginary, real, symbolic, metaphor, metonymy, condensation, displacement, meaning, meaning
Article info
Received 17.09.2022
Accepted 10.10.2022
Available online 20.12.2022
Вестник Омского университета 2022. Т. 27, № 3. С. 43-53
-ISSN 1812-3996
Если психоанализ способен стать наукой (ибо он ею еще не стал), и если ему не суждено выродиться в чистую технику (похоже, это уже и произошло), мы обязаны его опыт заново осмыслить. И самое лучшее, что мы можем для этого сделать, это вернуться к учению Фрейда.
Жак Лакан
Модное направление второй половины ХХ в., структурализм в 60-е гг. находит свое применение в психоаналитике, в которой с приходом Жака Лакана радикально меняются существующие тогда взгляды на психологические разработки В. Вундта и Э. Б. Тит-ченера и на психоанализ З. Фрейда. С появлением работ Ж. Лакана в психологии уже были разработанные методики структурирования психических процессов. Предпринимались они тогда же, когда Фердинанд де Соссюр структурировал лингвистику, вводя в поле анализа языка концепты нетождественности языка и речи и произвольности тождества означаемого и означающего [1]. Тогда же Роман Якобсон утверждал смыслопорождающую функцию поэтики, включая ее в общую лингвистику, и утверждал принципиальную целенаправленность «любого речевого поведения» [2, с. 197].
Основателем структурализма в психологии считают Вильгельма Вундта (1832-1920). Он ввел новый способ анализа и изучения разума, позволяющий выявлять его структуры. Разработанные Вундтом понятия интроекции и самонаблюдения в качестве способов индивидуального чувственного опыта вводили в поле исследования познавательные процессы высшего уровня. Вундт приписывал сознанию способность волевым образом организовать психические элементы, поэтому, с целью изучения внутренней структуры разума, предложил метод апперцепции (осознанного восприятия элементов сознания, их отчетливое представление).
Основанием выявления высших уровней познавательной способности человека становится интро-екция, которая предстала фундаментом тех впечатлений и восприятий, которые обходят контроль со стороны сознания и оказываются в его пределах. Когда сознание их обнаруживает и распознаёт, оно вынуждено искать причину их присутствия и объяснять логику тех решений, закономерность которой сознанию не очевидна [3]. В этом смысле термин «интроекция» почти целиком сохранил изначальное содержание понятия «интроспекция», введенное еще в 1909 г. Шандором Ференци для обозначения аутентичного интереса, распространенного на внешний мир, путем
помещения объекта внутрь структуры Я. Так, интро-ецировать означает помещать в себя некоторые целостные, но не присвоенные (не ассимилированные) сознанием объекты - интроекты. Анклавное содержание этих инородных образований требует затраты большой энергии. Кроме того, они являются препятствием для полноценной идентификации, выступают в качестве скрытого мотива, сопротивляющегося интеграции суб-личностей. Они могут разрушить уже сложившуюся личностную структуру и стать основанием внутриличностного конфликта. В любом случае, термин говорит о некотором механизме психологической защиты как архаической модели самоидентификации.
Ученик В. Вундта, Эдуард Брадфорд Титченер (1867-1927) существенно развил и дополнил представления учителя. Главным предметом анализа психологии Титченер называл сознание и психику, которые необходимо изучать экспериментальными методами. Основным методом объявляется самонаблюдение. Цель исследования - найти структуру и первоэлемент психики. Расчленяя и выявляя составные части сознания, Э. Титченер пытался увидеть те правила, по которым указанные части формируют структуру. Таким образом, Э. Титченер был глубоко убежден, что вся психика - сознательный опыт, который поддается расчленению на элементы. В качестве метода изучения структуры сознания он использовал самонаблюдение специально подготовленных испытуемых. Суть в том, что испытуемый информирован о цели эксперимента. Задача участников -описать процесс наблюдения за собственной психикой. Для того чтобы обнаружить неявные точки в процессе складывания впечатления, его учат отделять элементы ощущения объекта, от элементов состояния наблюдателя за объектом. Смысл операции в том, что состояние самонаблюдающего субъекта должно сработать как реагент (именно так называл Э. Титченер испытуемых), проявляя (наподобие химического элемента) разницу между основными свойствами самого ощущения и ощущения от наблюдаемого предмета. Так как психология - это наука об опыте, который переживается субъектом
мышления, то сознание рассматривалось как сумма переживаний в конкретный момент времени. На этой основе Э. Титченер обнаруживает громадное количество (44 тысяч) разновидностей ощущений, которые определялись им в качестве элементов структуры сознания. Главными составляющими любой мысли стали образы и ощущения, далее шли эмоциональные состояния (любовь, ненависть, страх, гнев и т. д.) [4]. Таким образом, в рамках психологии В. Вундта и Э. Титченера структурализм выглядит как попытка обнаружения субстанциальных элементов на уровне сенсорной организации сознания. Они открыли невидимое до этого психическое пространство, создали терминологию доступа к нему.
Для Ж. Лакана эти учения составили предметный фон новой психологии, тогда как непосредственной базой и активной составной частью его психоанализа стало наследие Зигмунда Фрейда (1856-1939), в работах которого интроекция используется как фундамент Эдипова комплекса. По мнению Фрейда, в силу того, что ребенок не может составить полноценную конкуренцию столь грозной и сильной фигуре, как отец, то он идентифицирует себя с матерью, т. е. интроецирует ее образ в бессознательное. З. Фрейд указывал на то, что интроекция деформирует восприятие действительности, заставляет, принуждает человека переживать явления внешнего мира как собственное. При этом понять и до конца осознать интроекты субъект мышления не может, он не допущен к их анализу. Он лишь знает, что они у него есть. Со временем, когда они могут исчезнуть, это создаст травму утраты и приведет к депрессии. Травматическое ощущение утраты есть, а содержание интроекта остается темным в силу его бессознательного характера, поэтому депрессив-ность оформляется только на основе потери того, о чем не знает сознание. Осознание состояния депрес-сивности и понимание отсутствия ее предмета и содержания может стать причиной крайних форм безысходности.
Желание структурировать психику путем наблюдения за ее работой изнутри была более чем наивной попыткой овладеть теми мощностями нашего мозга, наличие которых мы, как люди, постоянно ощущаем. Причин квалификации этих попыток как наивных слишком много. Я буду говорить только об одной, но самой главной: сам факт допуска внутреннего наблюдателя за процессами, идущими в психике, полностью определяется надпсихической инстанцией - сознанием. Его присутствие в таком качестве в указанных экспериментах сводит их резуль-
тативность к нулю. Возможно, с точки зрения психологии и можно судить о приросте знания в этой области в виде уточнения или открытия каких-либо физиологических законов деятельности мозга, но они ничего не могут сообщить о тайнах мыслительной деятельности, снабжающей человека удивительно адаптивными свойствами разума. Они не могут дать ответы на вопросы. Что есть мышление? Как рождается репродуктивное знание (т. е. понимание)? Как рождается качественно новое знание? Что из себя представляет сознание? Если сознание - инструмент познания, то чем изучить само сознание? Психика, психология и всё связанное с ними могут рассчитывать на открытие структур с физическими, химическими и морфологическими характеристиками механических процессов, происходящих в психике, но не на открытие структур в сугубо человеческом измерении процесса: сущности, цели и результатов. Как видно из истории, психология быстро в этом убедилась. Следующий виток в определении структуры психики связан с лингвистическим и философским анализом языка, текста, речи, дискурса. И здесь наблюдатель - не изнутри, а снаружи. Новый подход непременно учитывает присутствие главного наблюдателя - сознания, опасность, исходящая от которого, как показывает психоаналитическая практика, не всегда в полной мере осознаётся психологом. В этом смысле лучшим примером являются взгляды Жака Лакана.
К тому времени, как Жак Лакан (1901-1981) пришел в психологию, З. Фрейд был основательно перевран. Ж. Лакан застал его учение весьма популярным в его американском варианте, который не только выглядел как искаженный, но и крайне упрощенный, адаптированный психоанализ в качестве основы американского образа мысли и жизни, с претензией на человеческую инженерию. Оценивая весьма критически американскую практику, Лакан пишет: «Дело усугубляется той доморощенной формой ментальности, которая под названием бихевиоризма утвердилась в американских понятиях о психологии настолько прочно, что дух Фрейда успел совершенно выветриться из тамошнего психоанализа. <...> В любом случае представляется совершенно очевидным, что в данной концепции Психоанализа центр тяжести переносится на адаптацию индивидуума к социальному окружению, на поиск так называемых patterns, моделей поведения и прочих объек-тиваций, включаемых в понятие human relations. Рожденный в Соединенных Штатах термин human engineering как нельзя лучше указывает на привиле-
гированность позиции исключения по отношению к человеческому объекту» [5, с. 15-16].
Для возврата к оригинальному З. Фрейду и в поисках адекватного анализа собственного учения Ж. Лакан обращается к антропологическим разработкам, весьма актуальному к тому времени антропологическому структурализму К. Леви-Строса [6] и лингвистике Ф. де Соссюра и Р. Якобсона [2]. В этом контексте лакановский психоанализ приобрел сильные стороны философской антропологии и культуры, фундируя представления о человеке как об устойчивой, стабильной и долговечной структуре, способной на созидание культурных конструктов, выражающих его истинную сущность. Попытки структурации бессознательного выводили символическую суть человека на новые горизонты и одновременно подчеркивали несовершенство языка как знаковой, символической системы, которая не способна на полноценную формализацию и артикуляцию содержания бессознательного. Задача структурного психоанализа - формирование грамматики такого языка, который обладает, с одной стороны, характеристиками универсальной системы и, с другой, является выразителем глубоко индивидуального опыта, в терминологии Ж. Лакана, «языка желания».
Жак Лакан не только перепрочитал З. Фрейда, он соединил психоанализ с лингвистическими изысканиями своего времени и с практикой литературного авангарда. В контексте психоанализа лингвистические откровения Ф. де Соссюра и Р. Якобсона получили неожиданное звучание и показали высокую результативность в плане работы с бессознательными процессами в вопросах раскрытия механизмов их вербализации. Манифестом нового прочтения З. Фрейда считают доклад Ж. Лакана на Римском конгрессе в 1953 г. «Функция и поле речи и языка в психоанализе», в котором обоснован лингвистический фундамент бессознательного. По мнению Ж. Лакана, необходимо больше внимание уделить всесилию семантики, власти языка и процедуре вербализации. Именно эти пункты составили специфику лакановского психоанализа и вывели его на проблемы структурной теории языка. Объединяя взгляды З. Фрейда с лингвистическими особенностями понимания речи, Лакан концептуализирует психоанализ с помощью лингвистики. Ему удается создать оригинальные способы диагностики и последующего лечения. Учет высокой степени метафоричности языка психоанализа не только объяснял многозначность речи пациента, но делал очевидным специфику многозначности символа и языка в це-
лом. Отсюда большой интерес Ж. Лакана к вербальной активности бессознательного. В этом контексте структурный психоанализ Ж. Лакана исследует связь символических систем с лингвистическими практиками, которые формируют социальный код эпохи, выйти за пределы которого индивиду не дано.
В условиях пошатнувшихся основ рациональности, по мнению Ж. Лакана, «языку удалось на практике добиться статуса научного объекта». Кроме того, Ж. Лакану очевидно, что ведущую роль в той сфере, вокруг которой происходит перегруппировка наук, предвещающая революцию в познании, взяла на себя лингвистика [7, с. 32]. Конституирующий момент лингвистики Лакан видит в алгоритме: S/s, -«что означает: означающее над означаемым, где предлогу "над" соответствует черта, разделяющая две его ступени» [7, с. 32]. Означающее и означаемое определяются их исходными позициями. Они представляют собой два отдельных ряда, изначально разделенных чертой, которая сопротивляется означиванию [7, с. 32]. Кроме того, анализ системы означивания указывает на то, что связь между означающим и означаемым не является взаимнооднозначной [8, с. 37], так как означающее по своей природе всегда предвосхищает смысл и как бы расстилает перед ним свое собственное измерение. «Смысл "настаивает" на себе именно в цепи означающих, и ни один из отдельных элементов этой цепи не "состоит" при этом в значении, которое он в момент речи способен принять» [7, с. 36]. Таким образом, нет значения, которое не отсылало бы к другому значению. Это обстоятельство подытоживается в словах о том, что нет такого языка, который не охватывает сферу означаемого, так как «само существование его в качестве языка предполагает удовлетворение любых потребностей. Любая попытка очертить в языке строение вещи сразу же сделает очевидным, что строение это проявляется лишь на уровне концепта...» [7, с. 33]. Отсюда громадное внимание к означающим и их означающим, что не только делает второстепенным означаемое, но и придает психоаналитике подчеркнуто лингвистический вид.
Соссюровские означающее и означаемое Ж. Лакан ставит в анализ структуры бессознательного. Это не только приводит к весьма оригинальным выводам относительно психологии и психологической практики, но открывает общие закономерности процесса означивания, раскрывает механизм работы сознания и позволяет структурировать самосознание. Влияние означающего на означаемое осуществляется по двум литературно-поэтическим
направлениям: по метафоре и по метонимии, - которые реализуются с помощью операций сгущения и смещения.
Так как значение функционирует через связь означающих, которые практически независимы от означаемых, т. е. не репрезентируются означаемыми, то декодировка бессознательного предполагает расшифровку не по ту сторону означающих, а их самих (означающих). Все эти положения лакановской структуры обнаружения и означивания мысли радикально меняют классические представления философии сознания и самосознания. Структура самосознания предстала в виде сложнейшего механизма саморегулирования непредсказуемой, стохастичной, нелинейной, а главное - бессознательной мысли.
Несущая конструкция лакановской системы строится на трех психологических системах, представляющих собой разные регистры измерения человеческой жизни: Реальное (экзистенциальное, как чувственный опыт, оформляется как бытие-в-себе), Воображаемое (феноменологическое, как индивидуальное сознание, бытие-для-себя), Символическое (структурное, как социальное отношение, бытие-для-других). Понятно, что здесь напрашивается аналогия с фрейдовской структурой: id - ego -super-ego, - но есть и особенности. Указанные регистры полностью автономны и целостны как структуры, но существование каждого из них зависит от двух других.
Каждый элемент заявленной конструкции Лакан трактует как психологическое измерение бытийство-вания человека. Элементом опыта является регистр Реального. Он понимается как спонтанный опыт и непосредственное переживание ребенком собственного жизненного процесса. Реальное является результатом столкновения с объективным миром, потому выглядит как исходный регистр невозможного опыта (как на уровне организации высших животных). Очевидно, что, в строгом смысле слова, опыт предполагает наличие средств анализа и средств его артикуляции. При формировании регистра Реального нет ни того, ни другого. В определении Лакана - это доязыковое бессознательное, доопытный опыт: невыразимый, исконный, недоступный именованию хаос ощущений, нечто аморфное, телесно-сексуальное. В реальном времени - это период младенчества: здесь нет ни различения, ни нехватки, ни избытка. Феномен человека (как существа сознательного) как раз возникает на месте разрыва с этим Реальным. Здесь Лакан фиксирует выход человека из животного состояния, его трансцензус в человека.
В фундамент указанного регистра легла одна из важнейших идей Ж. Лакана, разработанная им еще в 1936 г., - «стадия зеркала». Формирование стадии зеркала, как целостного образа аморфного тела, происходит в возрасте полутора лет, когда устанавливается связь между телом и реальностью. Здесь берет начало воображаемое, инстанция, в которой субъект себя отчуждает. Смысл стадии зеркала заключается в создании основ первичного механизма идентификации. Совпадение человеческого существа с самим собой кладет начало конституированию уникальных бытийных структур индивида.
Таким образом, самоотчуждающее доопытное «Я» представляет собой сумму всех психологических защит и сопротивлений. Поэтому подобное доопытное Я указывает не на себя, а на от себя созданную иллюзию своего тела. Понятие о нем как Я появится только в Воображаемом регистре. По мнению Лакана, именно здесь формируется фундаментальное заблуждение сознания: представление о том, что подлинная природа влечений и желаний может быть доступна рациональному пониманию.
Исходя из логики Ж. Лакана, природа Воображаемого регистра заключается в компенсаторных функциях изначального дефицита («нехватки») Реального. Единицей воображаемого является образ (имаго). Он начинает складываться на стадии зеркала. Разделение Реального и имаго Лакан позаимствовал у К.-Г. Юнга (1912), который описал имаго (imaging) как психологическое воображение, которое конструирует образы отца и матери. Так как психологические образы никогда не представляют объекты реальности адекватно, то имаго, по сути, является источником человеческого чувства и основанием его психологической реальности.
Однако имаго в интерпретации Ж. Лакана обладает представительской функцией, которая делает очевидным наличие более первичной реальности (регистра Реального). У К.-Г. Юнга имаго само является источником чувства психической реальности, которая представляет собой переживание, локализованное в человеческом состоянии, как имманентное свойство психического воображения. Понятие «фантазия» К.-Г. Юнг считает удачным для выражения этого типа деятельности психики и отождествляет его с творческим мышлением, со способностью связать субъект мышления с объектом (т. е. интегрирует внешние сенсорные переживания и внутренние психические реакции), создает образ субъективного отношения к объекту [9, с. 81, 246]. В лакановском же прочтении, имаго - это воображаемое, в регистре
которого оно носит лишь репродуктивный, нетворческий характер и создает иллюзорное, неадекватное, ошибочное присвоение зазеркалья.
По мнению Ж. Лакана, в результате оформления имаго человек оказывается расколотым на Я Собственное, в виде бесформенного, невозможного опыта, и мое Я, в виде нечто внешнего, во что облекается личный опыт и которое находится в зазеркалье (имаго). Условием первичной идентификации Лакан считает совпадение этих двух я, что равносильно обретению Воображаемого регистра и принимается как обычно понимаемое Эго, т. е. сознание. Данное обстоятельство становится основанием двойственности фундаментального единства Я. Так как при социализации индивид интериоризирует в свое целостное Эго, включая в него и зазеркальную часть как представителя чуждого в самом индивиде, то создается реальная психологическая основа расколотости самоощущения. Однако это не становится основанием трагедии, так как, по мнению Ж. Лакана, «человеческий субъект способен овладеть навязанными ему миром условиями так, словно эти условия были для него созданы, более того - получить в этих условиях удовлетворение» [10, с. 292]. Другими словами, обретение индивидом самого себя, т. е. сознания, связано с фундаментальной биологической предрасположенностью человека на трансцензус из животного царства. Так, процесс очеловечивания через спонтанное узнавание ребенком своего отражения (стадия зеркала) запускает механизм формирования индивидуальности и субъективности, которые приходят со стороны, а не изнутри. В процессе социализации ребенка осуществляется интериоризация им своего образа как зазеркальной реальности (имаго). За-зеркальный образ становится органичной частью целостного Эго, т. е. идентификации, т. е. сознания.
После первичной идентификации почти сразу оформляется Эдипов комплекс, который, по мнению и З. Фрейда, и Ж. Лакана, при нормальном развитии должен завершиться вытеснением и, как результат, стать второй идентификацией в виде создания Идеала Я, предназначенного для выполнения угнетающих и агрессивных функций, как совокупность инте-риоризированных социокультурных норм бытия. Здесь обнаруживается антагонизм между Собственным Я и Идеалом Я. Идентификация Идеала Я находится в состоянии радикального несовпадения с идентификацией Собственного Я, структура которого построена на соотношении субъекта с образом себе подобного [10, с. 336]. По словам Ж. Лакана, Идеал Я не пытается стать идеальным Я, имеет иную
структуру, регистр и функции. Если в регистр Собственного Я Лакан включает страхи, связанные «с нарциссическими покушениями на собственное тело», то в регистр Идеал Я входит подавление и угнетение. Так, сумеречно-конфликтная зона взаимоотношений Идеал Я и Собственного Я представляет собой сферу вражды, соперничества и агрессии. Несмотря на это, структура Идеала Я - как результат позднейшей идентификации - кооптируется во внутренний мир личности и становится частью единой и окончательной основы структуры субъекта.
Бытие субъекта требует представления себя в знаке. Это означает, что человек раб символа, знака, языка: «Символы и в самом деле опутывают жизнь человека густой сетью: это они еще прежде его появления в мире сочетают тех, от кого суждено ему произойти "во плоти"; это они уже к рождению его приносят вместе с дарами звезд, а то и с дарами фей, очертания его будущей судьбы; это они дают слова, которые сделают из него исповедника или отступника и определят закон действий, которые будут преследовать его даже там, где его еще нет, вплоть до жизни за гробом; и это благодаря им кончина его получит свой смысл на Страшном суде, где - не сумей он достичь субъективной реализации бытия-к-смерти - Словом его бытие оправдается или Словом же осудится. Вот рабство и величие, в которых живое существо бесследно исчезло бы, если бы по смешении языков, когда противоречащие друг другу веления развалили общее дело, желание не сохранилось в интерференциях и пульсациях, сходящихся на нем в круговоротах языка. Но само желание это, чтобы быть в человеке удовлетворенным, требует признания в символе или же в регистре воображаемого, что оборачивается поисками речевого согласия или борьбой за престиж» [5, с. 49].
Так как бытие субъекта требует представления себя в знаке, то он существует в раздельности, и это принципиально. Именно это обстоятельство и задает ту структуру субъективного разложения, без которого создать сколь-нибудь основательное представление о бессознательном просто невозможно [10, с. 297]. Однако столь глубокий интерес к Собственному Я становится причиной максимального снижения интереса Ж. Лакана к Я-сознанию. Ж. Лакан не только не обращает внимание на отношения Я-сознания/Идеала Я, Я-сознания/Собственного Я, но и неоднократно высказывается о незначительной, иллюзорной роли Я-сознания (Воображаемого).
Символический регистр представляет собой ядро сугубо человеческого существования, большая
часть которого, по словам Ж. Лакана, существенно сексуальна и бессознательна. Ключевой термин для Символического регистра - запрет. Так как интери-оризация социокультурных норм в личностную структуру происходит через оформление запретов и требований как форм долженствования, то сознание человека присваивает статус запретного к опасным социокультурным видам отражения, объяснения и понимания, которые, так же как всё в сознании, имеют вербальную, т. е. символическую природу.
Язык - это сила, которая организует и Реальное, и Воображаемое. После работ Марселя Мосса и Клода Леви-Строса, на базе богатых этнических исследований символическое стало демонстрировать ярко выраженную социальную структуру, далеко не только вербальную. Символическую функцию стали рассматривать в терминах обмена и дарения, избытка и восполнения нехватки. Однако так понятая символическая функция, которая демонстрировала глубокую социальную природу Символического регистра, ничего не сообщала о субъективных представлениях и переживаниях индивида, что нивелировало его способность саморегулирующей системы сохранить постоянство и стабильность своего состояния.
Это обстоятельство предопределяет интерес Ж. Лакана к тем смыслам и способам их выражения, которые составили структуру Символического регистра в виде означающего и означаемого в индивидуальном смысловом пространстве. На базе лингвистических значений означаемого и означающего Ж. Лакан строит весьма оригинальную систему, которой пытается объяснить не только однозначные отношения между ними, но и их зависимость от метафор, метонимии и дискурса. Кроме того, особый интерес Ж. Лакана к бессознательному делает все вышеперечисленные отношения лишь инструментом анализа и изучения процессов, не представленных в сознании, которые открывают исключительные свойства означающего. Именно здесь язык сам «вопрошает о своей природе» и, прежде всего, требует избавиться от иллюзии, будто означающее выполняет функцию репрезентации означаемого. Это значит, что означающее не должно оправдать свое существование ссылкой на означаемое или какое бы то ни было значение [7, с. 33]. Таким образом, Лакан полностью раскрепощает означающее, утверждая его автономный и даже созидающий характер. Так понятый «язык» становится ключевым элементом для конструирования символического порядка, который поддается обнаружению и анализу.
Исходя из этого, по утверждению Ж. Лакана, человек раб не только языка, но и дискурса, поэтому помимо природы и культуры мировоззрение содержит в качестве главного члена еще общество, которое входит в круг анализа лингвистики через дискурс: «...этнографическая дихотомия природы и культуры должна при описании человеческой участи уступить место трихотомии природы, общества и культуры, причем последняя может быть вполне сведена к языку - тому, что принципиально отличает человеческое общество от других природных сообществ» [7, с. 31]. В этом смысле, самые существенные изменения общественного опыта относятся к той традиции, которая возникает в дискурсе. Именно эта традиция создает основу тех элементарных структур культуры, которые возникают задолго до того, как в них будут вписаны личные или общественные «драмы истории». Утверждение дискурсивной природы Другого - это утверждение еще и предопределенных способов выражения Реального в виде языка и культуры. Таким образом, структурный психоанализ Ж. Лакана можно использовать и в качестве метода анализа культуры. Он позволяет через идею о сходстве структур языка и бессознательного выстраивать последовательные представления о культуре в целом как о процессе социализации человека и его творческой самореализации в ней. Исследования приводят Ж. Лакана к выводу, что человек скорее существо говоримое, чем говорящее, не только творящее, но и творимое.
По мнению Ж. Лакана, осознание своего Я - «не линейный процесс». Нелинейность процесса опосредована наличием желания, которое не определяется через естественные биологические нужды и потребности. Более того, оно всегда по ту сторону самой возможности выговорить. Желание есть часть некоторой структуры, другими элементами которой являются «потребность и «требование». Первое относится к биологическому уровню (потребность в пище), а второе - к требованию (запросу, к примеру требование любви). Желание - выражает тот остаток, который не сводим к ним обоим: «Желание начинает оформляться на той границе, где запрос отделяется от потребности» [11, р. 95].
Природа символического состоит в том, что структурирующим началом становится некоторое место в культуре индивида (как эпохальной принадлежности субъекта мысли). Это точка порядка, где происходит осознание влечений. По словам Ж. Лакана, упорядоченное бессознательное (желание) обретает символическую форму: невыразимая реальность бес- 49
сознательного означаемого находит для себя означающее. Именно здесь, с разворачиванием Символического регистра, ребенок попадает под власть языка как Другого. А желание формирует (тоже Другой, но свой) внеязыковое фрейдовское Оно.
Человек в структурном анализе Лакана есть субъект психики. Другой (это иной, иначе думающий и чувствующий) - тоже субъект, но бессознательного, естественным регистром которого является Реальное. Воображаемое, по словам Ж. Лакана, вовсе не существует или не принимается во внимание в собственном значении, а только как представитель Реального. Символическое оформляется как структурный уровень языка. И только здесь появляется необходимость экспликации означающего и означаемого в качестве механизма выявления истинного смысла употребляемого слова.
Таким образом, очевидно, что структурный анализ Лакана делает сознание и бессознательное более совместимыми. Особое внимание привлекает положение о том, что символическое возникает на стыке бессознательного и языка. Именно поэтому не удивительно, что бессознательное структурировано как язык. Исходное положение о том, что средством осознания, присвоения окружающего мира является язык, принимается по умолчанию. Положение о применении языка для присвоения весьма неорганизованного и противоречивого внутри себя бессознательного, получает детальное обоснование. Поиск значимого слова в речи пациента превращает дискурсивную практику в психоанализ, так как именно через скрытые значения слов и аллегории можно попасть в сумеречную зону сознания. В этой зоне происходит организация бессознательного: удаляется конкретное противоречие между языком и бессознательным и отвоевывается смысл. В терминах Ж. Лакана, происходит «освобождение речи» и «извлечение словом» скрытого смысла (желания).
Для демонстрации структурной упорядоченности бессознательного Лакан перенимает от Фрейда два основных приема работы с ним: сгущение (уплотнение) и смещение, - посредством которых скрытые мысли переводятся в явный план. Так как переход происходит без участия в нем Эго, по мнению Ж. Лакана, именно эта операция перевода не поддается осознанию, т. е. является бессознательным, а не сами скрытые мысли. По словам Лакана, «...с переводом текста начинается самое главное - то главное, что проявляется, по словам Фрейда, в разработке сновидения, т. е. в его риторике. Синтаксические смещения, такие как эллипс, плеоназм, ги-
пербата, силлепс, регрессия, повторение, оппозиция; и семантические сгущения, такие как метафора, катахреза, антономазия, аллегория, метонимия и синекдоха, - вот в чем учит нас Фрейд вычитывать те намерения - показать или доказать, притвориться или убедить, возразить или соблазнить, - в которых субъект модулирует свой онирический дискурс» [5, с. 37-38], т. е. дискурс спутанного сознания.
Означающую функцию языка Ж. Лакан находит в перечне стилистических фигур в виде двух разнонаправленных русл - метонимии и метафоры. В смысловом поле означающего они используются для обнаружения смыслов противоположных направлений. Означивающая функция, названная Ж. Лаканом метонимией, помогает обходить социальную цензуру, тем самым дает пространство угнетаемой мысли для реализации. А творческая искра метафоры вспыхивает между двумя означающими, одно из которых вытесняет другое, занимает его место в означающей цепочке, а другое, вытесненное, сокровенно присутствует в силу своей связи (метонимической) с остальной цепочкой. Этот двойной спусковой механизм метафоры и есть тот механизм, с помощью которого симптом (в аналитическом смысле) получает определенность. Между загадочным означающим сексуальной травмы и термином, замененным им в реальной означающей цепочке, пробегает искра, фиксирующая в симптоме, - а он представляет собой метафору, включающую плоть или функцию в качестве означающего элемента. Именно это значение недоступно сознанию субъекта, в котором данный симптом может быть снят [7, с. 49].
Именно демонстрацию подобных искажений Лакан определил как бессознательно происходящее. В любом дискурсе они выглядят как скольжение означаемого под означающим. Уплотнение (сгущение) представляет собой структуру взаимоналожения означающих и является полем действия метафоры, а смещение передает то демонстрируемое метонимией отклонение значения, которое со времени своего появления на страницах работ З. Фрейда известно как наиболее эффективный из приемов, применяемых бессознательным для обхода цензуры [7, с. 43]. Таким образом, именно по ту сторону речи, в бессознательном, психоаналитический опыт обнаруживает целостность языковой структуры. Поэтому Ж. Лакан настаивает, что представление о бессознательном как о некоем седалище инстинктов придется пересмотреть. Бессознательное не имеет ничего общего ни с врожденными идеями, ни с ин-
стинктивным, а самое элементарное в нем - это элементы означающего [7, с. 52].
Вопросы: что именно получает перекомбинацию (сгущение и смещение)? что вызывает смену смысла? что открывает скрытое желание? - становятся для Ж. Лакана главными. По его мнению, ре-комбинируются не представления, мысли или образы, а лингвистическая основа, на базе которой возникают все мысли и представления - это буквы, в буквальном смысле этого слова. Именно к ним относятся методы сгущения и смещения по изменению скрытого смысла. Опираясь на работы Р. Якобсона, Ж. Лакан делает вывод о том, что указанные методы определяют язык сновидения и функционируют как естественный язык в рамках метафор и метонимии. Так, возможность структурирования бессознательного Ж. Лакан находит в поэтическом языке вполне естественного образца.
Отсюда утверждение необходимости возврата к истинной речи, так как истина основана на том, что говорится. Эти утверждения становятся фундаментальными положениями работы любого психоаналитика, которому запрещается заниматься внушением, тем более гипнозом. Главное в работе психоаналитика - анализ речи, а не внушение. Кроме того, никакой доминации со стороны психоаналитика или техники внушения над пациентом Ж. Лакан не признаёт. Наоборот, смысл психоанализа - в освобождении мышления и раскрепощении слова пациента.
В этом контексте особое значение приобретало максимально точное определение топики бессознательного. Ж. Лакан находит ее между означающим и его означающим, что соответствует пространству развернутой речевой практики - поэзии, художественной прозе, бредовой речи пациента. Лакан пишет: «Я утверждаю, что это и есть та топика, которая описывается алгоритмом S/s» [7, с. 46]. В данном контексте S означает термин, который производит означающий эффект: в метонимии он является латентным, а в метафоре выступает открыто. Метонимическая структура указывает, что именно связь означающего с означающим делает возможным опущение, с помощью которого означающее вводит недостаток бытия в объектное отношение, пользуясь присущим значению свойством обратной референции, чтобы вложить в него желание, направленное на тот самый недостаток, которому это значение служит основанием [7, с. 47]. А формула метафорической структуры показывает, что эффект значения, возникающий в поэзии и в любом творчестве, т. е. воцарение значения, о котором идет речь, имеет ме-
сто при замене одного означающего на другое [7, с. 47]. «Бессознательное фундаментальным образом структурировано, сплетено, опутано, соткано языком. Причем означающее играет не просто не менее важную роль, чем означаемое, а роль основополагающую. Ведь на деле язык характеризует система означающих как таковых. Сложная игра означающего и означаемого ставит вопросы, в которые мы не углубляемся, поскольку я читаю не курс лингвистики, но даже при беглом рассмотрении вы достаточно ясно понимаете, что связь между означающим и означаемым далеко не является, пользуясь термином теории множеств, взаимооднозначной.
Означаемое - это не вещи, уже в первозданном своем состоянии расположенные в порядке, открытом для значения. Значение - это человеческий дискурс, имеющий свойство всегда отсылать к другому значению» [8, с. 37-38].
Переработка Ж. Лаканом фрейдовского наследия была весьма востребована и своевременна. Увиденный им через структуру психоанализ совершенно стер с фрейдизма тот сильный биологизатор-ский флер бессознательных процессов, который так пугал читателя. Отдельно следует указать, что на фоне структурного психоанализа переработку получила и классическая система самосознания.
Прежде всего, феномен человека оказался возникшим на стыке большого количества модусов негативного опыта. В пространстве культуры он обнаруживает себя в опредмеченном символическом виде, радикально децентрированным: его Я смещено, язык рассеян, его бытие зависит от Другого как социума и от Другого как Оно. Именно поэтому стала иначе выглядеть процедура означивания и придания смысла означающему.
Во-вторых, конечная цель исследования бессознательных структур и анализа нестабильных состояний психики служат тому, чтобы «продемонстрировать применимость знаков бессознательного в самой широкой сфере» [7, с. 46]. Так, психоаналитический опыт позволяет установить, что ни одно человеческое действие не остается вне сферы бессознательного. Это становится основанием рождения анализа феномена «ложной самости», которая почти полностью реализует себя в создании эффекта на публику (очень актуально сегодня). Утверждение «ложной самости» происходит за счет игнорирования экзистенциальной самости, что рано или поздно вызывает опустошение, чувство фрустрации, марги-нализирует человека или подвергает его тяжелым формам депрессии. По мнению Ж. Лакана, наше соб-
ственное Я есть иллюзия разума, созданная им в попытке защищаться, ускользнуть от воплощения своей подлинной экзистенциальной природы.
В-третьих, первичное означивание и осознание происходит на уровне Воображаемого, и значение здесь связывает Я-сознание со всем иным, с любым открывшимся смыслом. Материализация, демонстрация и обоснование этой взаимосвязи сознания и объекта происходит посредством языка. Означающее не является презентацией означаемого. Здесь под означаемым имеется в виду предмет. Однако единственным и истинным означаемым, которое презентируется в означающем, является мысль, мысль о предмете, явлении, событии. Нетрудно догадаться, что с развитием речевой системы готовые означающие сами попадают в ряд предметов мысли и чем дальше, тем активнее обзаводятся собственными означающими. Безусловно, процедура обо-значивания внешнепредметного мира и процедура обозначивания предметов внутримыслительной деятельности - явления разного порядка. Отсюда исключительное значение метафоры, метонимии и дискурса. Лакан выходит на проблему означающих, которые сами имеют означающих исходя из психоаналитической практики. Анализируя дискурс бреда, Лакан обнаружил, что связь и значение означающих и их означающих становится слишком явным и очевидным именно в состоянии бреда.
В-четвертых, стало ясно, что означающее само является мыслью. Особенно это становится очевидным, когда оно (означающее) еще не имеет имени, понятия, но в качестве мысли уже «беспокоит» субъекта мышления, требует осмысления, т. е. именования, что без подключения сознания делать невозможно. Так как речь идет о скрытых, болезнетворных мыслях, то в собственном значении они практически никогда не осмысливаются. Очевидными, осознанными они становятся в метафорах и метонимиях, т. е. заимствуют имена других предметов, так как иметь собственное имя им запрещено социальной сущностью сознания (т. е. той инстанцией, которая производит имена). Если безопасные мысли получают собственные имена, то асоциальные не могут
их получить легальным образом, именно поэтому они бессознательны. Аффективно-агрессивная природа бессознательных мыслей практически в обход сознания находит себе название, имя, т. е. захватывает уже готовые слова (символы, знаки, обозначения, выражения) на основе любого мельчайшего сходства с ним. Цель - пробиться к процедуре осмысления, осознанной рефлексии. Таким образом, скрытые мысли подсознательной области (вытесненные) никогда не могут получить собственные имена, а только метафорические. Отсюда их специфика: они используют готовые означающие как имена для себя в их аллегорических значениях, т. е. в переносных или искаженных смыслах.
Лакан структурировал большую часть бессознательных процессов, и механизмы, выведенные им, доказали свою дееспособность. Естественно, что об этом уместнее судить психологам. Однако психоанализ структурирует далеко не все элементы бессознательного. Предельное внимание к болезнетворным процессам приводит к девальвации регистра Воображаемого к его собственной природе. Весьма показательно, что Ж. Лакан недооценивает воображаемое Я, которое соответствует регистру сознания. Вечное противостояние и принципиальная несовместимость Реального (бессознательного) и Символического (Другого) характерна только для больной психики, пациента психоаналитика. То, что в нормальном состоянии психики антагонизм Реального и Символического разрешается в Воображаемом (сознательном), Ж. Лакану не интересно. В этом случае их несовместимость не дает болезненного состояния, а становится лишь «опытом двусмысленности» (З. Фрейд). Язык, как феномен именования мысли, как способ ее маркировки именем, может обладать присутствием лишь благодаря сознанию. И только глубокая социализация, обремененная интериори-зированными запретами и требованиями, превращает язык в символическое (здесь, в иносказательное), как средство выражения и самореализации бессознательного.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики / пер. с англ. И. А. Мельчука. М. : УРСС, 2006. 256 с.
2. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против» : сб. ст. / под ред. Е. Я. Басина и М. Я. Полякова. М. : Прогресс, 1975. С. 193-230.
3. Вундт В. Очерк психологии. М. : Книга по Требованию, 2012. 229 с.
52 -
Herald of Omsk University 2022, vol. 27, no. 3, pp. 43-53
Вестник Омского университета 2022. Т. 27, № 3. С. 43-53
ISSN 1812-3996-
4. Титченер Э. Б. Очерки психологии : пер. со 2-го англ. изд. М. Чепинской. СПб. : Ф. Павленков, 1898. 286 с.
5. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе / пер. с фр. А. К. Черноглазова. М. : Гнозис, 1995. 192 с.
6. Леви-Строс К. Структурная антропология. М. : Наука, 1985. 536 с.
7. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда / пер. А. К. Черноглазова // Московский психотерапевтический журнал. 1996. № 1. С. 25-58.
8. Лакан Ж. О бессмыслице и структуре бога // Московский психотерапевтический журнал. 2002. № 1. С. 36-48.
9. Юнг К.-Г. Психологические типы. СПб. : Ювента ; М. : Прогресс-Универс, 1995. 288 с.
10. Лакан Ж. Образование бессознательного (Семинары: Книга 5 (1975/1985)) / пер. А. Черноглазова. М. : Гнозис : Логос, 2002. 608 с.
11. Lacan J. Ecrits : A Selection. London : Tavistock, 1977. 338 р.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Купарашвили Мзия Джемаловна - доктор философских наук, профессор, профессор кафедры теологии, философии и культурологии, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, г. Омск, пр. Мира, 55а; е-таМ: kuparashvili@rambler.ru.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Kuparashvili Mziya Jemalovna - Doctor of Phylosoph-ical Sciences, Professor, Professor of the Departament of Theology, Phylosophy and Cultural Studies, Dostoev-sky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: kuparashvili@rambler.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Купарашвили М. Д. Психологический структурализм: версия Жака Лакана // Вестн. Ом. ун-та. 2022. Т. 27, № 3. С. 43-53. Р01: 10.24147/1812-3996.2021. 27(3).43-53.
FOR QTATIONS
Kuparashvili M. J. Psychological structuralism: Jacques Lacan's version. Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2022, vol. 27, no. 3, pp. 43-53. DOI: 10.24147/1812-3996.2022.27(3).43-53. (in Russ.).
