CC BY
226
Школа Анатолия Ивановича Новикова
УДК 81' 23
Н.М. Нестерова
ПСИХОЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА, ИЛИ ЕСТЬ ЛИ СМЫСЛ В ТЕКСТЕ?
Текст, психолингвистика текста, смысл, значение, содержание, восприятие, понимание, сознание, проекция, доминанта.
В статье рассматривается вклад А.И. Новикова в разработку интегративной теории смысла, в связи с чем в ней представлены основные положения разработанной им теории, его понимание природы текста, понятий смысла и содержание текста. В работе также приводятся те характеристики смысла, которые имеются в современной западной философии, в частности, в философии постмодерности, и которые, как выяснилось, в определенной степени пересекаются с концепцией смысла А.И. Новикова.
Памяти Анатолия Ивановича Новикова
Смыслы (а, следовательно, и природа человека) устроены так, что чем ближе мы приближаемся к ним, тем дальше они удаляются от нас. А наш удел - беспрестанно устремляться к смыслам.
В.В. Налимов
«Текст» и «смысл» относятся к тем объектам исследования, которым, на наш взгляд, суждено оставаться «вечными» и «неисчерпаемыми». Связано это с тем, что оба феномена имеют природу Протея. Данная метафора была использована Д.А. Леонтьевым для описания природы смысла, но представляется, что она с полным правом может быть также отнесена и к понятию текста, особенно к тому, которое бытует в гуманитарной науке сегодня. Итак, оба они (и текст, и смысл) «изменчивы, текучи, многолики и не имеют границ» [Леонтьев, 2003: 5].
В данной статье делается попытка рассмотреть оба понятия в рамках теории текста и смысла А.И. Новикова. Всем, кто знал Анатолия Ивановича, было хорошо известно, что свои последние годы он был буквально одержим поисками сути
феномена смысла, созданием его интегративной теории. Не случайно Е.А. Тарасов на одном из психолингвистических симпозиумов назвал его «главным смысловиком» в отечественной науке. Мне посчастли-вилось быть свидетелем выступления Анатолия Ивановича в МГУ на конференции АРСО (1999), где он впервые представил свой (теперь уже широко известный) доклад «Смысл: семь дихотомических признаков». Доклад вызвал очень оживленную дискуссию, последовала масса вопросов и комментариев.
Занимаясь текстом и его семантикой не одно десятилетие, А.И. Новиков приходит к выводу, что центральной проблемой при изучении текста в настоящее время является именно проблема смысла текста, которая «фокусирует в себе все
остальные проблемы, связанные с изучением основных закономерностей устройства текста и его функционирования» [Новиков, 2007: 23]. По мнению ученого, «исследование текста не может быть достаточно эффективным без обращения к смыслу как явлению, без достаточно четкого представления о механизмах смыслообразования, без понимания его сущности, основных способах его программирования в тексте и способах его "дешифровки" в интеллекте человека» [Там же: 30]. Эти слова можно рассматривать как своего рода «научное завещание» ученого, который наметил и пути исследования обозначенной им проблемы.
После доклада в МГУ (названного выше) появляются одна за другой его работы, посвященные тексту и его смыслу. Одна из статей была опубликована в первом номере «Вопросов психолингвистики». Называлась она «Текст и «контртекст»: две стороны понимания». Это было в 2003 году. В том же году Анатолия Ивановича не стало. И в этой статье, и в других последних его работах, а также в незаконченной монографии (вышедшей посмертно) ученый и обозначил то проблемное поле, в границах которого, как он считал, можно найти решение «смысловой» проблемы. Вопрос о «содержании текста» был решен ученым еще в 1983 году. Ему были посвящены монография «Семантика текста и ее формализация» (ставшая почти раритетной) и докторская диссертация. Но оставался нерешенным вопрос о смысле текста и его соотношении с содержанием. Именно с разведения этих понятий начались интенсивные смысловые исследования, первым результатом которых стала статья «Содержание и смысл в тексте» (см. [Новиков, 2007]). Затем появляются «Семь дихотомических признаков», после чего ведутся активные экспериментальные исследования.
Для А.И. Новикова проблема смысла, как уже отмечалось, была неотделима от проблемы текста, поэтому не случайно и название монографии, над которой он
работал последние свои годы, «Текст и его смысловые доминанты». В этой работе, анализируя имеющиеся исследования текста, ученый выделяет особое направление, которое он и называет «психолингвистикой текста», тем самым противопоставляя его уже традиционной «лингвистике текста».
В отличие от лингвистических исследований Новиков рассматривает текст как речемыслительную единицу, включенную «в более широкий коммуникативный контекст, где, кроме текста, существенную роль играет человек, порождающий и воспринимающий текст» [Новиков, 2007: 16]. Именно это и позволяет ему выделить психолингви-стические признаки текста -«внутреннюю целостность», «информативность», «компрессионность». При этом он отмечает, что они не содержатся непосредственно в тексте, они проявляются в процессе понимания, а поэтому являются «функцией воспринимающего текст сознания», а не функцией самого текста и/или его частей. Понимание же, в свою очередь, базируется на смысле, следовательно, заключает исследователь, можно говорить еще об одном свойстве текста - об осмысленности, но оно не стоит в одном ряду с рассмотренными выше признаками текста, а является общим для них [Там же].
Анализируя феномен текста, А.И. Новиков различает его статическое и динамическое состояния. Первое из них соответствует «тексту, рассматриваемому как некоторый результат, продукт речемыслительной деятельности». Второе (динамическое) состояние - «это текст в процессе его порождения, восприятия и понимания». Соответственно, лингвистика текста исследует текст в его статическом состоянии, а психолингвистика - в динамическом. В последнем случае, как отмечает исследователь, можно и нужно говорить не столько об организации текста, сколько об организации структуры сознания.
Исследуя динамическое состояние текста, ученый приходит к выводу: в основе всех свойств текста (не только психолингвистических, но и собственно
лингвистических) в качестве их глубинной основы лежит именно категория смысла. В связи с этим А.И. Новиков видел свою задачу «в том, чтобы рассмотреть проблему текста сквозь призму смысла как основного интегрального механизма его порождения и понимания» (выделение наше - Н.Н.) [Там же: 30].
Как уже отмечалось выше, начал он свои «смысловые» поиски с нахождения принципиального различия между понятиями «содержание текста» и «смысл текста», с ответа на вопрос, что и в каком «виде» реально существует в тексте. Известно, что «содержание» и «смысл» часто употребляются как синонимы. Это же можно сказать и о понятиях «значение» и «смысл», традиционно противопоставляемых в философии и лингвистике: «Существуют две принципиально различающиеся между собой традиции использования понятия "смысл". В одной из них смысл выступает как полный синоним значения; эти два понятия взаимозаменимы. <...> Во второй традиции понятия "смысл" и "значение" образуют более или менее выраженную концептуальную оппозицию» [Леонтьев, 2003: 10].
Возвращаясь к теории А.И. Новикова, подчеркнем, что он рассматривает проблему смысла текста, противопоставляя его не значению, а содержанию, что представляется более корректным, когда речь идет не об отдельных знаках, а о тексте в целом. Итак, как уже отмечалось, ученый начал свои исследования смысла с формулирования «парадоксов смысла» (дихотомических признаков) и выявления принципиального различия между понятиями содержания и смысла.
Отмечая синонимичность их употребления, исследователь подчеркивает их феноменологическое различие: «содержание и смысл - это разные ментальные образования». Оба эти явления (содержание и смысл) есть результаты понимания, но в основе их формирования лежат различные речемыслительные механизмы. «Содержание формируется как ментальное образование, моделирующее
тот фрагмент действительности, о котором говорится в тексте, а смысл - это мысль об этой действительности, т.е. интерпретация того, что сообщается в тексте. Содержание базируется на денотативных (референтных) структурах, отражающих объективное "положение вещей" в мире. Смысл же базируется в определенной степени на уяснении "сути дела", запрограммированной автором в замысле текста, который при восприятии предстает как некоторый код, который следует расшифровать» [Новиков, 2007: 143]. Итогом рассуждений ученого становятся четкие определения содержания и смысла как ментальных образований: содержание -это проекция текста на сознание, а смысл - это проекция сознания на текст. Из вышесказанного можно сделать вывод: содержание объективно (и поэтому его можно моделировать), смысл же всегда субъективен. Отсюда и следует самый, на наш взгляд, важный вывод: «Текст сам по себе не имеет смысловой структуры. Смысловая структура является принадлежностью не текста, а смысловой сферы личности, воспринимающей и осмысливающей текст. Принадлежностью текста является структура содержания, понимаемая как такое образование, которое формируется в сознании под непосредственным воздействием всей совокупности языковых средств, составляющих этот текст, и которое базируется на координатах объективной действительности, отражаемых сознанием и позволяющих ориентироваться личности в этой действительности» (выделение наше -Н.Н.) [Новиков, 2002: 179]. Так появляется ответ на вопрос о том, что объективно представлено в самом тексте. Это содержание.
Названные проецирования (текста на сознание и сознания на текст) могут быть как разделены, так и не разделены во времени, они являются взаимосвязанными и переплетенными друг с другом. Однако способы представления этих проекций различны. Смысл, как полагает Новиков, это способ членения мира в сознании,
при этом существуют одновременно различные способы членения мира. Им соответствуют способы репрезентации такого членения в памяти и сознании человека, возможно, и свои языки внутреннего представления. Такое различие репрезентаций связано с различием тех жизненных задач, которые приходится решать, с необходимостью ориентироваться в мире, быть готовым к появлению самых неожиданных ситуаций. Вот поэтому он и считает, что при исследовании текста и смысла в рамках психолингвистики нужно говорить именно об организации сознания, а не текста. Сам ученый считает, что членение мира различными способами ведет к многоуровневой системе его репрезентации в сознании. Следовательно, знание возникает как система связей и отношений не только в одной плоскости членения, но и между их проекциями друг на друга. Эти связи могут быть осознанными в разной степени, по словам А.И. Новикова, они могут быть актуальными, доминантными, они могут переплетаться, образовывать структуру разного уровня сложности. Эти связи со временем могут стираться, вытесняться в подсознание, становиться неявными. Смыслом в таком случае, отмечает Новиков, можно считать осознание неявно заданных (или обнаружение новых) отношений между элементами различных уровней репрезентации. Другими словами, смысл можно определить как выведение такого рода отношений из подсознания на уровень осознания, при этом как в сторону концептов, так и наоборот. Отсюда и вывод: смысл не конструируют, его открывают, усматривают.
В поисках решения проблемы смысла и создания соответствующей теории А.И. Новиков обращается к классическим трудам отечественных исследователей. Так, им был заново «открыт» известный эксперимент А.Н. Соколова (см. [Соколов, 1947]). Самым же основным для него было обращение к теории доминантности А.А. Ухтомского. Именно последняя, считал А.И. Новиков, может во многом объяснить
природу смысла. Термином «доминанта», как известно, А.А. Ухтомский обозначал «господствующий очаг возбуждения, предопределяющий в значительной степени характер текущих реакций центров в данный момент» [Ухтомский, 2002: 39]. При этом он считал, что о принципе доминантности можно говорить как об общем modus operandi всей центральной нервной системы, а не только коры головного мозга. Именно этот «более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости центров» вне зависимости от того, каким раздражителем он был вызван, определяет наше поведение, включая восприятие и понимание, поскольку «в высших этажах и в коре полушарий принцип доминанты является физиологической основой акта внимания и предметного мышления» [Там же: 46]
Говоря о роли доминанты в нашем поведении и восприятии мира, Ухтомский, в частности, подчеркивал: «Нам кажется, что мы принимаем решение и действуем на основании того, как представляем себе положение вещей в мире, а фактически мы и существующее положение вещей в мире видим сквозь призму наших доминант», другими словами - «мы можем воспринимать лишь то и тех, к чему подготовлены наши доминанты» (выделение наше - Н.Н.) [Там же: 39]. Доминанта переживаемого момента в силу своей инертности, считал физиолог, может служить как источником «предубеждения», «навязчивых образов», «галлюцинаций»; так и «маховым колесом», «руководящей идеей», «основной гипотезой для ученого», избавляя его мысль «от толчков и пестроты» и содействуя «сцеплению фактов в единый опыт» [Там же: 49].
На наш взгляд, принцип доминанты и стал для А.И. Новикова тем самым «маховым колесом» в его поисках смысла. Идея его, как нам кажется, заключалась в том, что именно доминанта как очаг возбуждения, возникающий в момент восприятия текста и вызванный этим текстом, определяет то, как мы «видим» воспринимаемый текст. Возникновение той или иной доминанты зависит от наших
прошлых доминант, от их следов. Этим и объясняется различие восприятия одного и того же текста разными людьми и даже одним и тем же человеком в разные периоды его жизни. Вот почему мы читаем и перечитываем одни и те же тексты, «открывая» для себя каждый раз новые смыслы. И вот почему А.И. Новиков считал, что интегративным признаком смысла может стать явление, аналогичное явлению доминанты, в связи с чем он и писал: «Доминанта, возникая в сознании, стягивает вокруг себя содержание, переструктурирует его и тем самым организует определенным способом семантическое пространство» [Новиков, 2005: 56].
Как видим, идея физиолога оказалась очень созвучной представлениям лингвиста о смыслообразовании, она и легла в основу его экспериментальных исследований, она нашла отражение в названии монографии («Текст и его смысловые доминанты»).
В своих теоретических изысканиях Анатолий Иванович обращается к западной психологии и философии, включая постмодернистов, к философии текста В. Руднева. Поставив перед собой задачу определения смысла, он ищет и анализирует уже имеющиеся, в связи с чем одной из его «настольных» книг становится «Психология смысла» Д.А. Леонтьева. Действительно, анализ имеющихся подходов к разграничению смысла и значения, содержащийся в этом фундаментальном исследовании, представляет несомненный интерес для уяснения понимания соотношения значения и смысла в науке. Автор рассматривает несколько контекстов, в которых смысл фигурирует как научное понятие. Среди них герменевтика, теория Г. Фреге, французская школа дискурсивного анализа, феноменология Э. Гуссерля и др. Приведем некоторые признаки смысла (на наш взгляд, ключевые), указание на которые содержатся в цитатах, приводимых в монографии Д.А. Леонтьева:
• «Смысл не задан a priori, он создается на каждом этапе описания; он никогда не бывает структурно завершен» (Ж. Гийом и Д. Мальдидье).
• «Он (смысл) дрейфует. Он теряется в самом себе или умножается. Что касается времени, то здесь речь идет о мгновениях. Смысл нельзя приклеить. Он нестабилен, все время блуждает <...> смысл в значительной мере не-контролируем» (Э. Пульчинелли Орланди).
• «Источником, приписывающим смысл вещам, является сознание, актуальный упорядоченный опыт» (Э. Гуссерль) (цит. по: [Леонтьев, 2003: 10 -11]).
Приведенного достаточно, чтобы понять, что при отсутствии единого взгляда на природу смысла и его соотношения со значением, можно выделить следующие дихотомические признаки смысла и значения:
15. смысл субъективен, в то время как значение объективно;
16. смысл не бывает заданным, он всегда производится, в то время как значение задается знаком/текстом;
17. смысл изменчив, нестабилен, в то время как значение стабильно.
И вот вывод Г. Фреге, который касается смысла и значения по отношению к тексту: «Текст может иметь только одно значение, но несколько смыслов, или же не иметь значения (если в реальности ему ничто не соответствует), но иметь при этом смысл» [Там же].
Личное общение с Анатолием Ивановичем позволяет сказать, что в последние годы его также интересовал постмодернизм как особое видение текстовой реальности, и нужно отметить, что его точка зрения на феномен смысла в большой степени совпадает с пониманием проблемы «текст и смысл» в данной философии, где смысл является центральным понятием и где он неразрывно связан с постмодернистским пониманием языкового знака и текста.
Известно, что в постмодернизме к знаку отношение особое, которое Р. Барт остроумно назвал «знакоборчеством» и которое прежде всего заключается в отказе от идеи референции, в связи с чем предлагается понятие «означивания» (Ю. Крис-тева). Операция «означивания» противо-
поставляется традиционному «обозначению», т.е. вместо фиксирования отношения между означающим и означаемым устанавливаются отношения только между означающими. Таким образом, знак, лишенный своей «опоры» - означаемого, -теряет всякую связь с реальностью. Это значит, что в принципе не может быть и речи об «объективном» истолковании какого-либо текста, поскольку объективность понимания, толкования всегда традиционно связывалась с соответствием реальной действительности. Отсюда и понимание смысла как сугубо процесс-суального феномена, который никогда не бывает изначально задан, он каждый раз «производится» (Ж. Делез), а семантическое бытие текста есть его «становление» (Р. Барт). Бытие текста реализуется в осцилляциях между версиями означивания, между смыслом и его деструкцией, т.е., как утверждает А. Истхоуп, любой текст отличается от самого себя. В силу своей имманентной нестабильности текстовая среда интер-претируется постмодернизмом как непред-сказуемая, всегда готовая породить новые версии смысла. Смыслопорождение предполагает наличие в своей процессуальности особых точек смысло-вого ветвления, т.е. версификации означи-вания, которые функционально изоморфны узлам бифуркационного веера. Разрешение бифуркационного выбора, т.е. механизм предпочтения того или иного варианта означивания, основано на фундаментально случайных моментах. (Представляется, что тут возможна параллель с принципом доминанты).
Такое понимание «означивания» ведет к появлению в тексте «смысловых неразрешимостей», а это, в свою очередь, к тому, что любое «прочтение» текста становится не чем иным, как созданием нового текста, нового смысла. Итак, понимание текста - это свободная интерпретация, в основе которой лежит «игровой принцип функционирования сознания» (см. [Ильин, 1996]). А здесь возникает параллель с понятием «контртекст», которое было использовано А.И. Новиковым, когда он говорил об
активной роли читателя (реципиента текста), строящего в момент восприятия текста свой «встречный» текст.
Приведем мнение Дж. X. Миллера, американского исследователя, одного из авторов так называемого «Йельского манифеста» (сборника статей «Деконструкция и критика»). Он пишет: «Чтение произведения влечет за собой его активную интерпретацию со стороны читателя. Каждый читатель овладевает произведением по той или иной причине и налагает на него определенную схему смысла <...> само существование бесчисленных интерпретаций любого текста свидетельствует о том, что чтение никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла, но вкладыванием смысла в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла» (выделение наше -Н.Н.) (Цит. по: [Ильин, 1996, 187].
Не менее любопытным представляется взгляд автора (в данном случае -выдающегося английского писателя Дж. Фаулза) на смысл собственного произведения. В предисловии к роману «Волхв» он, отказываясь объяснять смысл книги, пишет: «Роман, даже доходчивее и увлекательнее написанный, не кроссворд с единственно возможным набором правильных ответов - образ, который я тщетно пытаюсь вытравить из голов нынешних интерпретаторов. "Смысла" в "Волхве" не больше, чем в кляксах Роршаха, какими пользуются психологи. Его идея - это отклик, который он будит в читателе, а заданных заранее "верных" реакций, насколько я знаю, не бывает» (выделение наше - Н.Н.) [Фаулз, 2004: 10]. Итак, перед нами свидетельство автора, который утверждает, что в его тексте смысла нет, следовательно, не может быть и его «правильного извлечения».
Таким образом, мы можем сказать, что, несмотря на принадлежность к разным научным школам (отечественная психология и западная философия постмодерности), А.И. Новиков и теоретики постмодернизма разными путями приходят практически к одному выводу о том, что собственно в тексте смысла нет, а потому мы
(читатели!) его тексту и «приписываем» и делаем это исходя из наших доминант, в общем, как говорит У. Эко, читатель - вот главная фигура («Lector in fabula»), когда речь идет о тексте и его смысле.
В качестве эпиграфа к данной статье были взяты слова В.В. Налимова, в заключение приведем его же слова: «Мы ищем смыслы смысла. <...> Иногда кому-то кажется, что он схватил что-то очень важное, но потом схваченное улетучивается, как мираж, оставляя только след на тропе мысли. Мы продолжаем искать - а что же еще нам остается делать?!» [Налимов, 1989: 160]. Анатолий
Иванович Новиков этим искал «смысл смысла».
Литература:
86. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М.:
«Интрада», 1996. - 255 с.
87. Леонтьев ДА. Психология смысла. Природа, строение и динамика смысловой реальности. - М.: «Смысл», 2003. - 488 с.
88. Налимов В.В. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. - М.: «Прометей», 1989. - 288 с.
89. Новиков А.И. Доминантность и транспозиция в процессе осмысления текста // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики-2001. Сборник статей / Отв. ред. А.И. Новиков - М.: «Азбуковник», 2002. - С. 155-181.
90. Новиков А.И. Текст и его смысловые
занимался - доминанты. - М.: «Азбуковник», 2007. -224 с.
91. Ухтомский А.А. Доминанта. - СПб.: «Питер», 2002. - 448 с.
92. Фаулз Д. Волхв. - М.: «АСТ», 2004. -
700 с.
УДК: 81' 23
Н.П. Пешкова
ИМПЛИЦИТНОСТЬ В ТЕКСТЕ: ПРЕПЯТСТВИЕ VS. СТИМУЛ И УСЛОВИЕ ПОНИМАНИЯ
Имплицитностъ, понимание, текст, «встречный текст», смысл, составляющие имплицитности, пресуппозиция, импликация, механизм, реконструкция, стратегия, реакция
В статье представлены результаты теоретико-экспериментального исследования имплицитности как онтологического свойства текста и ее роли в процессе понимания. Исследуются психологические и философские корни имплицитности в связи с развитием теории понимания. Рассматривается проблема соотношения имплицитной и эксплицитной информации в тексте в русле концепции текста и смысла А.И. Новикова, обсуждаются результаты экспериментального изучения механизмов и стратегий реконструкции имплицитности и влияния ее составляющих на успешное понимание письменного текста. Делается вывод о том, что они находятся в отношениях такого равновесия, при котором каждая из составляющих может быть преобладающей в зависимости от условий коммуникации, типа текста и группы потребителей текстовой информации.
Теоретико-экспериментальное изучение проблемы, обозначенной в заглавии нашей статьи, основывается на одной из посылок, сформулированных автором монографии «Семантика текста и ее формализация»,
одного из научн+ix best-sellers 80-х в области психолингвистических исследований текста, А.И. Новиковым. В этой известной работе, во многом опередившей свое время, ученый пишет: «... именно
