CC BY
50
Марта Брилл Олкотт,
политолог
ПРОВАЛ ДЖИХАДИСТСКИХ ДВИЖЕНИЙ В УЗБЕКИСТАНЕ
Существует множество работ, в которых говорится о том, что крах государства в Афганистане и приход там к власти движения «Талибан» или подобных ему сил создадут серьезную угрозу безопасности для стран Центральной Азии. Центральноазиатские столицы, несомненно, обеспокоены ухудшением ситуации в Афганистане, и самую большую озабоченность у них вызывает тот факт, что нежизнеспособное государство вблизи их границ предоставляет убежище разного рода террористическим группам, в том числе исламистского толка. Правда, беспокоит центральноазиатские власти прежде всего то, что подобные группировки могут угрожать гражданскому миру и политическому порядку в регионе, в то время как их способность сокрушить существующие здесь светские или квазисветские государства и на их месте установить исламские режимы вызывает меньшую тревогу.
Не приходится сомневаться, что крах афганской государственности дестабилизирует обстановку по всей Центральной Азии, а на политической, экономической и социальной жизни в Таджикистане, который в этническом и культурном отношении ближе всех к Афганистану, отразится особенно болезненно. Вместе с тем крайне маловероятно, что подобное развитие событий приведет к победе джихадистов в регионе.
Тема данной статьи - провал джихадистских движений в Узбекистане, самом крупном из государств Центральной Азии и ее древнем религиозном центре. В ней исследуются причины неудач этих движений в период распада Советского Союза и позже, когда «Аль-Каида» базировалась в Афганистане (до 11 сентября 2001 г.), а также оценивается вероятность их поражения в краткосрочной и среднесрочной перспективах. Главная трудность изучения причин того, почему джихадисты не достигли успеха в Узбекистане, состоит в почти полном отсутствии информации об их подлинных намерениях. Поэтому так сложно определить, какие социальные движения действительно джихадистские, а какие - нет. Более того, есть группы, объявляющие себя приверженцами джихада, хотя их программы этому не соответствуют, и наоборот, некоторые группы с джихадистской идеологией отрицают свою принадлежность к
данному течению, надеясь тем самым уберечь своих сторонников от возможных репрессий властей. Официальные критерии, используемые в странах региона для выявления джихадистов, тоже мало что дают: в соответствии с ними в категорию «экстремистских» или «ваххабитских» (читай - «джихадистских») попадают такие группы, о которых с достаточным основанием можно утверждать, что их цель - заменить светскую власть режимом, основанном на шариате.
Узбекские власти утверждают, что в настоящее время в стране активно действуют следующие «экстремистские» или «ваххабитские» организации: «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (Исламская партия освобождения, единственная организация, которую власти считают более-менее массовой); «Нурчилар» (бывшее движение «Гюлен»; оба названия образованы от имен: первое - курдского богослова Саида Нурси, второе - турецкого религиозного мыслителя Фетхуллаха Гюлена); «Джамаат Таблиг» («Группа посланников»); «Акромийлар», или «Акромийя» (название образовано от имени его основателя Акрама Юлдашева); «Хизб ан-Нусра» (или «Партия победы», ответвление «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами»); «Мусулмон биродарлар» («Братья-мусульмане»); «Адо-лат» («Справедливость»); «Ислам Лашкарлари» («Воины ислама»); «Ислом уйгониш партияси» («Партия исламского возрождения»); «Товба» («Покаяние») и некоторые другие. (Курсивом выделены названия организаций, которые, как считается, прямо или косвенно связаны с Исламским движением Узбекистана -ИДУ, один из основателей которого, Тахир Юлдашев, все еще жив.) В 1990-х ИДУ, как и предшествовавшие ему движения, представляло наибольшую угрозу для светского узбекского государства со стороны исламизма, но все же угрозу не настолько серьезную, чтобы власти не могли с ней справиться, используя в разных пропорциях убеждение, запугивание и силу.
В истории ЦА джихад - явление достаточно редкое. Тем не менее неудавшиеся «джихады» прославляются в широко распространенных неофициальных версиях современной узбекской истории. Так, движение басмачей, противостоявшее советскому режиму в Узбекистане в годы Гражданской войны, именуется здесь «национально-освободительным» и мифологизируется как потерпевший поражение джихад. Широкое сопротивление советскому режиму в ЦА продолжалось с 1918 до 1922 г., а в отдаленных районах и до конца 1920-х. Но, как и в других регионах Советского
государства, оппозиционные силы здесь, во-первых, были организованы намного хуже, чем противостоявшая им все более сплоченная Красная армия, а во-вторых, были крайне разношерстными. Пока большевики не начали устанавливать контроль над территорией Центральной Азии и ликвидировать традиционные местные экономические и социорелигиозные институты, ситуация была относительно спокойной. Не было никаких громких призывов ни к джихаду, ни к борьбе за восстановление чистоты веры. Вопреки этим фактам современные джихадисты предлагают совершенно иную интерпретацию истории. Они ищут корни нынешней политики в прошлом, утверждая, будто ведение джихада в XXI столетии -это исполнение национальных и религиозных заветов предков.
У нас очень мало свидетельств того, что жители ЦА воспринимали катаклизмы коллективизации и террора через призму религии. Политика советской власти почти не встречала организованного сопротивления. Разве что из Афганистана вернулись некоторые лидеры басмаческого движения, чтобы возглавить местное подполье, деятельность которого свелась в основном к нападениям на небольшие погранзаставы. В последующие годы было не до джихада: речь шла о выживании ислама и тех, кто ему учил и его практиковал. Сведения о религиозных спорах, которые велись в исламском мире за пределами региона, доходили до дискуссионных кружков, существовавших и в Центральной Азии. Однако ни один из изученных мной материалов по религиозным дебатам не касался темы джихада. Основным предметом обсуждения было то, как сохранить веру и стоит ли распространять ее открыто, - тем самым потенциальные верующие могли бы узнать, что ислам все еще жив.
Вплоть до конца 80-х годов организованное или полуорганизованное политическое насилие было в ЦА явлением крайне редким, и ситуация изменилась лишь в начале следующего десятилетия, когда Советский Союз претерпел резкую политическую эволюцию. Поразительно, но в Центральной Азии не было никаких признаков дестабилизации в связи с советской оккупацией Афганистана. Исламские лидеры в СССР были хорошо осведомлены о разраставшемся конфликте в непосредственной близости от южной советской границы, поскольку десятки тысяч советских солдат проходили там военную службу, а некоторые выходцы из центральноазиатских республик выступали в роли технических экспертов и советников. Но ситуация в Афганистане если и подпи-
тывала религиозное возрождение, подспудно уже шедшее в Центральной Азии, то только косвенно. Молодое поколение исламских клерикалов, людей, подобных Рахматулле-оллома и Абдува-ли-кори (Васаеву), которые позже обеспечивали идеологические ориентиры для лидеров Исламского движения Узбекистана, полагало, что процесс исламизации общества не следует форсировать. Система всеобщего образования, с одной стороны, и почти полное исчезновение из жизни общества религиозных учреждений в Центральной Азии - с другой, никак не благоприятствовали быстрой исламизации. Поэтому следовало сосредоточить усилия на распространении веры и обеспечить ее присутствие в общественном пространстве (поначалу хотя бы в небольших городках и общинах, где этнических русских почти не было), с тем чтобы привлечь молодых людей к изучению ислама и вдохнуть в них миссионерский дух.
Повестка дня исламистов не менялась до тех пор, пока в ходе реформ Горбачёва не были сняты многие ограничения на религиозную практику и не было разрешено легально создавать политические и социальные организации. Группы, заинтересованные в распространении ислама, сразу же воспользовались появившимися возможностями. Были открыты тысячи новых мечетей и сотни новых, не санкционированных властями, религиозных школ; возник и религиозный истеблишмент, признаваемый государством. Духовное управление мусульман Средней Азии (САДУМ), которое с первого момента своего существования старалось вести себя не вызывающе, превратилось в орган, желающий усилить свою роль в обществе и максимально расширить свое влияние на население. Тогдашний муфтий Узбекистана шейх Мухаммад Содик Мухаммад Юсуф был хорошо знаком с современными течениями ислама, поскольку он учился в Ливии, бывал в других арабских странах и представлял Советский Союз на различных исламских конклавах. Перед ним стояла очень трудная задача: иметь дело с местными властями и одновременно с самой радикальной частью верующих, сосредоточенной по преимуществу в густонаселенных и этнически почти полностью узбекских городах Ферганской долины.
Одна из таких общин, в Намангане, со временем почти полностью вышла из-под контроля светских властей, и в 1989 г. группа молодых людей учредила здесь организацию под названием «Адо-лат» («Справедливость»), которая стала вводить исламское «правосудие», основываясь на собственной интерпретации исламского
права, допускавшей в том числе и публичные казни. «Адолат» сотрудничала с группой «Товба», организованной в 1991 г. и ставшей предшественницей Исламского движения Узбекистана. В совокупности обе группировки объединили в своих рядах несколько тысяч сторонников, соответственно в Намангане и в Андижане, где жил и работал Абдували-кори. В этот период он был самым известным, но далеко не единственным религиозным проповедником радикального толка, и в группу радикальных клерикалов, особенно в узбекской части Ферганской долины, входило немало суфийских шейхов. Появление этих первых групп исламистов не обернулось насилием в Узбекистане, чего нельзя сказать о Таджикистане, где дело дошло до гражданской войны, но здесь сыграли свою роль весьма специфические обстоятельства.
Стараниями Ю. Андропова и М. Горбачёва, приступивших к реформированию Коммунистической партии, ее власть в Центральной Азии была серьезно подорвана. В Таджикистане лидер советских времен Рахмон Набиев, отстраненный от власти в 1985 г., обманным путем вернулся к руководству страной. Он был непопулярен в народе, и гражданские волнения не заставили себя ждать. К весне 1992 г. они переросли в полномасштабную гражданскую войну, в результате которой Набиев в сентябре 1992 г. был вынужден сложить свои полномочия. На смену ему пришло временное правительство, в которое вошли и представители исламских движений. Оно просуществовало до ноября 1992 г., когда власть перешла к нынешнему президенту Эмомали Рахмону. Но и при нем вооруженные стычки местного масштаба были обычным делом, пока в 1997 г. не было подписано соглашение о национальном примирении. Мелкие группы исламистов чувствовали себя в безопасности на территории страны до 2000 г., после чего они ушли в Афганистан, а затем и в Зону племен, расположенную в приграничных провинциях Пакистана. Исламистская фракция, бывшая одним из главных участников борьбы, группировалась вокруг Партии исламского возрождения (ПИВ), которую возглавляли Саид Абдулло Нури и Ходжи Акбар Тураджонзода, в прошлом кази-колон - духовный вождь мусульман Таджикистана. Однако эти лидеры, в свое время соперники, не опирались на консолидированную военную силу - они стояли во главе довольно рыхлой структуры, состоявшей из более или менее связанных между собой вооруженных банд, которые вербовали своих сторонников в районах Душанбе и Курган-Тюбе, чтобы противостоять боевикам из
Куляба. Многие боевики ПИВ, особенно те, кто пришел сюда воевать из Узбекистана, считали, что участвуют в джихаде. Но цели руководителей движения были гораздо более прагматичными. Это стало особенно заметно после того, как Тураджонзода начал играть большую роль в объединенной исламской группе (известной как ОТО - Объединенная таджикская оппозиция). Лидеры ПИВ стремились к тому, чтобы их партию признали легитимной политической силой, защищенной в правовом отношении, что позволило бы ей претендовать на посты в правительстве (прежде всего в социальной и образовательной сферах), а это, в свою очередь, открыло бы возможность нести ислам в массы.
Ирония в том, что именно вооруженная борьба в Таджикистане дала толчок развитию политического ислама в Узбекистане, так как многие приверженцы ислама в Ферганской долине считали своим религиозным долгом сражаться плечом к плечу с таджикскими братьями. И их мотивация только возрастала с конца 1992 по 1997 г., когда ПИВ уже потерпела поражение, ее лидеры ушли в подполье, а некоторые самые верные ее сторонники стали на путь партизанской борьбы и подвергались репрессиям со стороны режима Рахмона.
Именно в этот период сформировалось Исламское движение Узбекистана во главе с Тахиром Юлдашевым и Джумой Наманга-ни. Сейчас уже трудно судить, в какой момент их приоритеты поменялись и они стали рассматривать Таджикистан как нечто большее, чем просто полигон для обучения и сплочения отрядов, предназначавшихся для захвата власти в Узбекистане. Власть всегда была для них конечной целью, но, по крайней мере первоначально, бывший десантник Намангани, воевавший в Афганистане, имел в виду лишь поддержку вооруженных исламистов в Таджикистане и командовал здесь узбекским отрядом в составе исламистских сил. Сохранив свой отряд после заключения перемирия и с 1996 г. действуя из Кундуза, он в 1998 г. привлек к себе внимание талибов, когда они взяли провинцию Кундуз под свой контроль.
Как раз в эти годы и Джума Намангани, и Тахир Юлдашев влились в международную сеть джихадистов. Говорят, что Наман-гани побывал в Саудовской Аравии, а Юлдашев долгое время жил в Пакистане, куда ему удалось отправить несколько своих боевиков на обучение. Я располагаю копией письма в пешаварское медресе аль-Хагани от 7 октября 1996 г. (на арабском языке) с печатью центра «Муджахеддины Узбекистана» (Uzbekistan Mujahaddin
center) и подписью Тахира Юлдашева об отправке туда для подготовки четырех человек (одного из Узбекистана и троих из Дагестана). Вполне очевидно, что добиться этого было трудно. Так, один из бывших боевиков ИДУ жаловался, что он тоже хотел учиться в Пешаваре, но ему не разрешили, сказав, что он должен остаться и продолжать воевать. Международные группы джихадистов и исламистов добывали деньги на закупку оружия, помогали мобилизовать боевиков на войну в Чечне и обеспечивали их военными инструкторами. Часть денег поступала непосредственно с Ближнего Востока, сначала исключительно от узбекских эмигрантов, но потом и от более широкого круга сторонников глобального джихада. Основным центром контактов для исламистских групп стал Афганистан, и именно через эту страну шли потоки оружия и денег, скромные в начале 90-х годов, но увеличившиеся в середине 90-х и после прихода сюда Усамы Бен Ладена, а в 2001 г. достигшие максимума. Эти обильные финансовые вливания помогли Исламскому движению Узбекистана в период, когда вследствие укрепления связей между таджикским правительством и НАТО его боевики были вынуждены уходить все дальше и дальше на территорию, контролируемую талибами. Еще одним государством, через которое шли потоки оружия, денег и людей, была Турция. Мы знаем о некоторых контактах подобного рода, потому что узбекская разведка следила за видными деятелями ИДУ, такими как Тахир Юлдашев.
По сравнению с целями Партии исламского возрождения, цели ИДУ, если исходить из сегодняшних политических реалий Центральной Азии, выглядели гораздо более фантастично: его руководство намеревалось захватить власть именем ислама и править страной по законам шариата. С этой целью ИДУ создавало партизанские отряды, обеспечивая им тактико-оперативную и идеологическую подготовку. Какое-то обучение, видимо, велось и в Узбекистане, по крайней мере до 1995 г., но основной объем подготовки партизан до 2000 г. приходился на Таджикистан, а позже на Афганистан. Мелкие базы в Узбекистане сначала ускользали от внимания узбекских властей, а когда они переместились в Таджикистан, правительству этой страны потребовались годы давления (включая угрозу применения силы и даже использование ее в небольших масштабах), чтобы заставить боевиков ИДУ уйти из мелких баз в горах к северу от Гарма и из большого лагеря в районе Тавилдара. В последнем жили сотни людей, в том числе много женщин и детей. В результате большинство сторонников Исламского движения
Узбекистана и их семей переместились на север Афганистана. Там подготовка боевиков велась намного более профессионально, а сами лагеря были оборудованы значительно лучше. Правда, некоторые из боевиков воспользовались амнистиями, время от времени объявляемыми в Узбекистане, и вернулись домой.
В лагерях боевиков учили пользоваться огнестрельным оружием советского либо египетского (в этом случае инструкторы, скорее всего, были арабоязычными) производства. Боевиков также обучали делать простейшие бомбы из подручных материалов, причем инструкции по их изготовлению были очень подробными. Часть подготовительной работы, по-видимому, проводилась в Узбекистане, возможно, в рамках деятельности учебной группы «Давитчилар» («Молитва»), но большая часть обучения, вероятнее всего, проходила в лагере ИДУ в Тавилдаре, а со временем в афганских лагерях ИДУ. Получали ли боевики в этих учебных лагерях достаточную боевую подготовку, неясно, но в фильмах о лагере ИДУ в Таджикистане запечатлены стрельбища и практические занятия с оружием, а из взятых нами интервью можно заключить, что некоторое число боевиков ИДУ прошло специализированную подготовку в лагерях в Пакистане (в середине и в конце 90-х годов). Военный руководитель ИДУ Джума Намангани получил некоторый военный опыт в Афганистане (хотя намного меньший, чем руководители Чечни), так что он был в состоянии проводить не очень масштабные теракты. Но если бы ему удалось добиться хотя бы небольшого успеха, он быстро получил бы внешнюю помощь через свои разнообразные международные связи (чеченские, таджикские, афганские и др.).
В распоряжении автора имеется также текст, который профессор Бахтияр Бабаджанов из Института восточных исследований в Ташкенте назвал «лекциями по джихаду». Местные респонденты сообщили Бабаджанову (который проводил исследования в Ферганской долине в 2001-2005 гг.), что они узнают голос Намангани на аудиокассетах с записью десяти лекций по джихаду. Этот текст попал к Бабаджанову в 2000 или 2001 г., но поскольку в нем говорится о присутствии лидеров Партии исламского возрождения в Афганистане, записан он, по-видимому, намного раньше - еще до 1997 г. Весьма вероятно, что эти материалы являются «пособием для учителей», обучающих джихаду в подпольных школах. Местное происхождение данного текста подтверждает и то, что в нем очень много местных названий и, напротив, очень мало заимство-
вано из иностранных текстов. Он написан человеком с относительно невысоким уровнем религиозного образования, по-видимому, мало знакомым с классическими исламскими текстами на тему джихада. Один из интересных моментов в данных лекциях - это размышления о проблеме власти. Основатели ИДУ намеревались захватить власть, и хотя их целью было исламское правление, они не были заинтересованы в том, чтобы делить власть с какими-то посторонними исламистскими силами. Они считали себя вполне способными править от имени ислама, и в центре их внимания был Узбекистан.
В фильмах, предназначенных для вербовки боевиков, показана увлекательная жизнь моджахедов, заполненная религиозными занятиями, обучением военному делу, а также спортивными тренировками и состязаниями, и все это на базе добротного здорового питания. Эти фильмы должны были побуждать юношей Центральной Азии вступать в отряды боевиков, а в стихах, звучащих на фоне популярных мелодий, разъяснялись цели джихада. В фильмах также содержатся обвинения в адрес администрации президента Узбекистана Ислама Каримова и его самого за проводимую ими политику по отношению к религии и верующим, чем и оправдывается объявление им джихада. Эти ленты стремятся также убедить потенциальных боевиков в том, что Тахир Юлдашев будет более справедливым правителем, чем президент Каримов. Кроме того, эти фильмы должны были создавать впечатление, что Тахир Юл-дашев является законным духовным лидером узбеков, для чего подчеркивалась прямая преемственность между ним и андижанским религиозным деятелем Абдували-кори, исчезнувшим в 1995 г. при загадочных обстоятельствах. В фильмах Юлдашев представлен также как более правоверный лидер узбекского ислама, нежели те, которые живут в Узбекистане, сотрудничая с узбекским правительством и поддерживая его, - правоверный, потому что в уставе ИДУ ясно зафиксировано, что движение придерживается ислама хана-фитского толка.
Хотя жестокость, по-видимому, глубоко заложена в политической культуре ИДУ, она скорее является отражением всепроникающего представления о низкой цене человеческой жизни, чем сознательной попыткой подготовить боевиков к мученической смерти. В первые годы существования ИДУ боевиков хотя и посылали на задания, при выполнении которых они могли погибнуть, предполагалось, что они все же вернутся живыми. И это было осо-
бенно важно, учитывая их немногочисленность. Однако как только ИДУ переместилось в Афганистан и начало (по всей видимости) получать деньги от «Аль-Каиды», оно стало побуждать своих боевиков идти в шахиды.
Что касается угроз распространения движений джихадист-ского толка в Центральной Азии, то главная неопределенность здесь состоит в том, захочет ли местная молодежь рисковать жизнью во имя джихада. В марте 2005 г. нам с Бахтияром Бабад-жановым удалось взять интервью у шести бывших членов ИДУ, которые вернулись в Узбекистан по программе государственной амнистии и жили дома в режиме, несколько напоминающем тот, что установлен в США для тех, кто состоит на учете как лица, совершившие преступление сексуального характера. Другими словами, местонахождение этих людей должно быть известно властям. Вопросы, которые мы им задавали, ни с кем предварительно не согласовывались, а сами интервью были взяты (и с разрешения интервьюируемых записывались на пленку) без какого-либо участия властей. Все респонденты вернулись в Узбекистан за несколько лет до этого момента, так что воспоминания относятся к 1994-2001 гг. Благодаря этим интервью выясняются некоторые интересные детали. Способы вербовки были совершенно разными. Один из респондентов попал в ИДУ через учебный кружок «Давитчилар» в Кокан-де, полагая, что ему будут хорошо платить за службу (он «умыкнул» невесту, но у него не было денег на устройство собственного дома); двое других были так или иначе связаны с группой «Аль-Куран», члены которой считали, что Коран нужно читать не на арабском, а на узбекском языке, и на этой почве в 90-х годах конфликтовали с местными властями; еще один интервьюируемый был фактически похищен его близким родственником Джумой На-мангани, к которому он отправился, когда тот ушел в Таджикистан, с целью побудить его вернуться на родину и тем самым спасти всю семью от преследований властей. Все они сообщили, что жизнь в тренировочных лагерях была очень тяжелой, особенно в Афганистане, где лагерями управлял не Джума Намангани, а Тахир Юл-дашев. В лагере в Тавилдаре, который находился под контролем Джумы Намангани, поддерживался строгий порядок в соответствии с исламскими установлениями: боевики не употребляли ни алкоголя, ни сигарет (их продажа в окрестностях была запрещена). Обеспечивать соблюдение этих запретов было не очень сложно, так как вся область вокруг Тавилдара контролировалась Партией ис-
ламского возрождения. Те, кто был в лагерях в Афганистане, сообщили, что в промежутках между визитами «арабских» инспекторов пищевой рацион был весьма скудным, а семьи боевиков жили в тесноте и скученности, будучи вынуждены давать взятки, чтобы получить медицинскую помощь и другие социальные услуги. Между тем Тахир Юлдашев размещался в роскошных - по местным стандартам - апартаментах (и это хорошо видно в фильмах). Люди, с которыми мы встречались, говорили и о распрях между лидерами ИДУ в Афганистане, в основном из-за денег. В финансовой отчетности бывших членов ИДУ порой фигурировали просто фантастические суммы, но, по-видимому, здесь и в самом деле вращались крупные деньги. Один респондент сообщил, что за каждого боевика арабские спонсоры платили 10-15 тыс. долл. США. Если такие суммы действительно выплачивались, то лишь малая их часть доходила непосредственно до боевиков.
Когда Тахир Юлдашев и Джума Намангани находились в Афганистане, они поделили свои полномочия: Намангани отвечал за военные дела, а Юлдашев - за финансы и другие организационные вопросы, а также выступал в качестве духовного лидера движения. Однако он явно подчинялся во всех религиозных вопросах Мулле Омару, который присвоил ему звание Мульк аль-Амир (т.е. ответственный за собственность ИДУ и его безопасность). Наман-гани же в преддверии бомбардировок территории Афганистана силами коалиции во главе с США получил за боевую доблесть звание Амир аль-Муаминим и был поставлен командовать армией численностью более 45 тыс. человек. В этой роли он постоянно находился на передовой и был смертельно ранен в бою. Конечно, те члены ИДУ, которые критически относились к Джуме, утверждали, что Мулла Омар пожертвовал им, чтобы сохранить командиров, принадлежащих к его собственной этнической группе. Но, быть может, не стоит пытаться увидеть в решении Муллы Омара больше того, что есть на самом деле: ведь смерть в бою за веру есть величайшая жертва, которую способен принести верующий человек.
* * *
Невозможно предугадать, насколько опасной могла бы в конечном счете стать повстанческая деятельность ИДУ для узбекских властей, если бы не 11 сентября 2001 г. с последовавшими за этим бомбардировками Афганистана и введением военного контингента
НАТО. Но как бы то ни было, на момент начала военной операции западных союзников узбекское правительство было вполне способно справиться с угрозами со стороны ИДУ. После смерти Джу-мы Намангани Тахир Юлдашев полностью связал свою судьбу с международными джихадистскими силами, которые обосновались в приграничных районах между Афганистаном и Пакистаном. В первые годы после военной операции сил коалиции в Афганистане небольшие ячейки джихадистов, оставшиеся на территории Узбекистана, по всей видимости, сократили свои контакты с теми группами ИДУ, которые базировались в Зоне племен на афгано-пакистанской границе, и в значительной мере перешли на самофинансирование. Не исключено, что обучение и финансовое обеспечение этих мелких ячеек осуществлялось с территории Казахстана. Однако с возрождением движения «Талибан» и осложнением ситуации в Афганистане все больше денег направляется в тренировочные лагеря ИДУ, что приводит к идеологическим расколам. В 2004 и 2005 гг. некоторые боевики, по слухам, подстрекаемые сыном Абдували-кори, пытались возобновить операции в отдаленных районах Таджикистана и Киргизстана, порождая тем самым опасения, что за этим могут последовать нападения и на объекты в Узбекистане. Нет никаких свидетельств того, что они имели какое-то отношение к побегу из тюрьмы сторонников группы «Акро-мийя», который спровоцировал волнения в Андижане в мае 2005 г. Но возмущение, вызванное большим числом жертв среди гражданского населения в ходе подавления этих беспорядков узбекскими властями, несомненно, должно было придать боевикам ИДУ дополнительную мотивацию.
Дальнейший распад государственных структур в Афганистане, конечно, повлияет на ситуацию в Центральной Азии, однако это влияние, за исключением Таджикистана, скорее всего, будет косвенным. Таджики, живущие в Памирском регионе (Горно-Бадахшанская область), действительно поддерживают все более тесные связи со своими этническими братьями, обитающими по ту сторону реки Пяндж в Афганистане, чему способствуют и новые мосты через реку, сооруженные при содействии международного сообщества за последние несколько лет. У памирцев, среди которых большинство составляют исмаилиты, отношения с таджиками-суннитами, как правило, натянутые, тем более что их надежно разделяет сама география (пути сообщения между ними проходят через высокогорные перевалы). Развал афганского государства мог
бы дать толчок мощному подъему сепаратизма в Памирском регионе Таджикистана, однако главную роль при этом играли бы не религиозные, а традиционные этнонациональные факторы.
Никакие другие национальности или этнические меньшинства не ищут поддержку в Афганистане. Пакистанские медресе приглашают учиться как узбеков, так и таджиков, но таджиков сюда на учебу приезжает гораздо больше, чем узбеков. Последние же (так же как казахи и киргизы) чаще едут учиться в медресе не Южной Азии, а Арабского Востока, который они считают сердцем ислама. Очевидно, что в случае полного коллапса государственной власти в Афганистане проблемы безопасности обострятся во всех государствах Центральной Азии, но самые большие угрозы возникнут из-за активизации в этом случае торговли опиумом и героином. Даже нынешний уровень наркоторговли разрушителен для всех пяти государств, но особенно для Таджикистана и Киргизстана, где в случае увеличения оборота наркотиков, скажем, вдвое, государственная власть может быть непоправимо подорвана.
По сравнению с этой опасностью угроза распространения «исламской заразы» намного меньше. Возможно, когда-нибудь Афганистан снова активизирует свою деятельность в качестве центра подготовки сторонников глобального джихада. Однако очень трудно себе представить, чтобы возродившееся Исламское движение Узбекистана сумело достичь хотя бы таких же результатов, каких оно добилось в середине - конце 90-х и в 2000 г. При всей остроте соперничества между лидерами центральноазиатских стран сотрудничество между ними, особенно в деле противодействия терроризму, сегодня намного более интенсивно, чем десять или даже пять лет назад. Успешная деятельность ИДУ в те годы в большей мере связана с деградацией государственной власти в период распада СССР, нежели с поддержкой исламистских идей населением.
Движение процветало во времена исламского возрождения, которое продолжается и сейчас, но, в отличие от того, что было 20 лет назад, теперь государство намного сильнее, а религиозный истеблишмент стал заметно более зрелым и сложным, чтобы бороться за власть. Тем не менее исламские группы продолжают вербовать новых членов в свои ряды, пользуясь тем, что после двух десятилетий независимости многие жители этого региона страдают от экономических и политических проблем.
«Pro et contra», М., 2009 г., март-апрель, с. 39-51.
