CC BY
162
Васютин Юрий Сергеевич, д-р полит. наук, проф. vasyutin@yandex. ru, Россия, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации.
DEVELOPMENT CREATIVITY AND APPLICATION OF POLITICAL EXPERIENCE INTO RUSSIAN SOCIETY MODERNIZATION
Vasyutin Y.S.
The creative method of approach to development and application of political experience in various aspects of our country’s modernization is considered in the article. For this purpose a forming of creative attitude to analysis and to political experience development, to creation of new ideas in essence and also departure from the traditional stereotyped pattern and solution of modernization problems in new way are presupposed.
Key words: currency of political experience; theory and practice; methodology; domestic experience, foreign experience; functions, forms, methods and criteria of political experience.
Vasyutin Yurii Sergeevich, doctor of political sciences, professor, info@bfrane.brk.ru, Russia, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration.
УДК 323
ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ АДМИНИСТРАТИВНОМУ РЕСУРСУ В ИЗБИРАТЕЛЬНЫХ КАМПАНИЯХ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ОБЩЕСТВЕННОГО КОНТРОЛЯ
Д.Н. Нечаев, Е.С. Селиванова
Рассматриваются ключевые особенности применения административного ресурса в избирательных кампаниях в российских регионах в рамках изучения практик реализации общественного контроля над избирательными процедурами.
Ключевые слова: административный ресурс, избирательные административные технологии, общественный контроль.
Непрерывные трансформации, которым подвергалась избирательная система постсоветской России, существенно затрудняли процесс формирования и укоренения электоральных традиций, не в меньшей степени способствуя росту недоверия граждан как к власти, так и к избирательному процессу. В итоге, сложившаяся на сегодняшний день современная пропорциональная избирательная система, по мнению отечественного политолога Я.А. Пляйса, не расширяет возможности демократии, а, наоборот, сужает их, поскольку передача в руки руководства партий окончательного
решения вопроса о том, «кому быть депутатом, а кому остаться за бортом», до минимума сужает возможности избирателей влиять и на текущую ситуацию, и на конечный результат [1, с. 314]. Соответственно, пропорциональная система в отличие от смешанной, предполагающей мажоритарную компоненту, существенно повышая роль политических партий в избирательном процессе, изначально купирует вероятность интеграции наиболее ярких лидеров, в том числе и представителей гражданских инициатив.
Вместе с тем, не умаляя положительных аспектов функционирования пропорциональной системы, сославшись на Я.А. Пляйса, отметим, что для переходных стран, остро нуждающихся как в неординарных лидерах, которых легче и быстрее выявлять в рамках мажоритарной системы, так и в формировании авторитетных политических сил, созреванию которых способствует как раз пропорциональная система, наиболее адекватна смешанная система [1, с. 314]. Однако на сегодняшний день дискуссии об изменении типа избирательной системы отнюдь не лишены сослагательного наклонения, что обращает нас к необходимости анализа текущего состояния избирательной системы, к какому бы типу она не принадлежала.
Анализируя современное состояние российской избирательной системы в целом и опыт электоральных кампаний 2012 года в частности, российский исследователь Л.В. Сморгунов отмечает значимую черту формирующейся культуры выборов, в соответствии с которой массовое присутствие различных наблюдателей на выборах муниципального уровня параллельно с совершенствованием электорального процесса способствовали повышению уровня доверия к выборам как таковым [2, с. 6].
Солидаризируясь с авторитетным мнением исследователя об имеющихся позитивных аспектах в развитии российской избирательной системы, на что во многом благотворное влияние оказало становление рассматриваемого в данной работе института общественного контроля, отметим также и наличие серьезных проблем, на которые вот уже в течение нескольких последних лет указывает экспертное сообщество.
Речь в данном случае идет о том, что в современной России, начиная с 2000 года, многократно возросла роль партии власти в избирательном процессе и его прогнозируемых результатах, параллельно с чем возросла и роль в выборах руководящих властных органов, так называемый административный ресурс [1, с. 314]. В дополнение к этому еще одной важной проблемой, не покидающей рамки общественно-политического дискурса, являются нарушение и фальсификация в ходе выборов. В качестве наиболее распространенных способов фальсификаций в ходе избирательных кампании российский политтехнолог О.П. Кудинов приводит ряд аспектов, в числе которых обозначены следующие: использование ограничений по норме явки на выборы, голосование по цепочке, незаконный «вброс» бюллетеней, нарушения при досрочном голосовании, нарушения при голосовании вне территории избирательного участка, нарушение прав наблюда-
телей, несоблюдение тайны голосования, незаконная помощь избирателям в ходе их волеизъявления, незаконное участие в выборах, незаконная агитация, подлог при подсчете голосов, подкуп и запугивание избирателей [3, с. 558-562].
Данный перечень правонарушений мог быть квалифицирован юристами избирательного законодательства в качестве электоральной преступности, то есть противоправной деятельности субъектов политики (политических и государственных деятелей, политических организаций, частных лиц и других участников избирательных процессов), имеющих своей целью достижение, в первую очередь, политических целей [4, с. 11]. В числе отдельных общесоциальных мер предупреждения таких правонарушений, по мнению исследователей, могло бы стать «налаживание эффективного государственного и общественного механизма контроля за порядком поступления и использования материальных и финансовых средств в поддержку того или иного кандидата на избираемую государственную должность, за деятельностью политических партий, движений, избирательных объединений (или их представителей), участвующих в избирательных процессах» [4, с. 51].
Действительно, финансовый аспект поддержки избирательной кампании является одним из первостепенных. Однако даже при грамотном использовании финансового ресурса кандидаты априори могут находиться отнюдь не в равных условиях по причине того, что программа кандидата, представляющего действующую власть, не будет исключать задействование административных избирательных технологий, иными словами административного ресурса.
Российские исследователи объясняют природу последнего сложившимся политико-административным режимом регулирования избирательного процесса, предполагающего двойственную природу институтов: административную и политическую. При этом «административная составляющая отражает функцию регламентации общественных отношений, но не предполагает наличие у института значимого дистрибутивного потенциала. Политическая составляющая означает, что институт оказывает воздействие на конфигурацию акторов и распределение ресурсов» [5, с. 10].
Рассматривая в качестве главной характеристики функционирования политико-административного режима регулирования избирательного процесса уровень определенности конечного результата, исследователи отмечают, что данный режим «несет в себе значительные риски дестабилизации политической системы, связанные с отсутствием институционально закрепленных возможностей выражения электорального протеста» [5, с. 11], который в ходе избирательных кампаний 2011-2012 годов принял форму уличных демонстраций и зацементировал в общественной повестке дня тему массовых нарушений и фальсификаций на выборах.
Вместе с тем, отечественный исследователь Л.В. Сморгунов указывает на то, что «в России масштаб политической риторики вокруг электоральных нарушений обычно не соответствует масштабу реально поданных и, главное, выигранных в суде исков» [2, с. 6]. Однако данное обстоятельство едва ли полностью устраняет проблему использования административных избирательных технологий как таковую.
Рассматривая данную проблему под различными ракурсами, отечественные политологи отмечают наличие взаимосвязи экономического и политического монополизма в российских регионах. В частности, исследователи из ГУ ВШЭ Р.М. Нуреев и С.Г. Шульгин указывают на существование потенциального и реализованного административного ресурса, подразумевая под ним, с одной стороны, накопленную политическую ренту как следствие присвоения политической ренты, а с другой — потенциал политика, позволяющий ему получать политическую ренту в будущем как предпосылку получения политической ренты. При этом сам по себе административный ресурс является следствием неполноты контракта между обществом и нанимаемым политиком [6, с. 33].
В понимании практикующих российских политтехнологов присутствует и более прозаичное, если не сказать вульгарное толкование административного ресурса, в рамках использования которого «основным инструментом, позволяющим действующим государственным чиновникам сохранять за собой собственные государственные должности, является... их собственная администрация» [7, с. 82].
Эксперты Центра антикоррупционных исследований и инициатив «Трансперенси-Интернешнл-Р» в своем докладе в качестве основных форм административного ресурса выделяют силовой, регуляторный, институциональный, законодательный, медийный и финансовый, понимая под его злоупотреблением «использование административного ресурса государства и государственного сектора (включая полномочия и возможности принуждения, людские, финансовые, материальные, и иные ресурсы) находящимися у власти политиками или политическими партиями в нарушение правовых и иных норм и обязанностей, регулирующих отправление государственной должности, для продвижения их собственных политических интересов» [8, с. 4].
Не останавливаясь подробно на приведенной типологии, с целью рассмотрения практик общественного контроля в ходе избирательных кампаний обратимся к более выверенной и концептуально более стройной типологии методов использования административного ресурса, предложенной российским исследователем А.Н. Николаевым.
Детально рассматривая особенности применения административного ресурса в региональных избирательных кампаниях, А.Н. Николаев к числу наиболее распространенных административных технологий относит следующие: разработка регионального электорального законодательства,
предусматривающего изначальные преимущества для лояльных власти кандидатов; установление удобных для властей сроков выборов; подбор нужного состава избирательных комиссий всех уровней; нахождение способа нейтрализации альтернативности; выдвижение подставных кандидатов; применение определенных методов на стадии сбора подписей кандидатами, а также на этапе предвыборной агитации; регулирование объема агитации в средствах массовой информации без явного нарушения закона; использование неравных условий при организации встреч с избирателями; обеспечение более комфортных материально-технических условий для выдвиженцев правящего режима; административные технологии на стадии определения результатов голосования; прямое давление на избирателей, вбрасывание фальшивых бюллетеней и искажение результатов при составлении протоколов [9, с. 268-272].
Рассматривая более детально приведенную типологию сквозь призму имеющихся практик, следует отметить, что административные избирательные технологии начинают действовать задолго до начала предвыборной кампании кандидатов, буквально на стадии разработки регионального электорального законодательства, предусматривающего изначальные преимущества для лояльных власти кандидатов. Уже на этом этапе принимаются меры по внесению изменений в нормативные правовые акты с тем, чтобы всемерно затруднить выдвижение наиболее подготовленных соперников кандидата от действующей власти и проведение их кампаний. Так в ряде регионов предпринимались попытки установить квалификационные цензы на знание местных языков, цензы оседлости, возраста и иные условия, существенно затрудняющие процесс регистрации кандидатов. Не менее распространена и практика по «оптимизации» нарезки избирательных округов, что характерно, прежде всего для проведения выборов в представительные органы региональной или муниципальной власти [3, с. 516].
Немаловажным аспектом создания более комфортных условий для проведения кампаний кандидатов действующей власти становится и установление удобных для властей сроков выборов. Эксперты отмечают, что «до реформы 2005 года сроки проведения выборов соблюдались не всегда. В те времена, когда избирались высшие должностные лица субъектов Федерации, бывали случаи досрочного сложения полномочий губернатора с целью повторного избрания в удобный для него период» [10, с. 133].
При этом административные технологии в большей или меньшей степени могут иметь и манипулятивный характер, что способствует заведомому искажению волеизъявления избирателей. Так, в Ростовской области сроки выборов глав районных администраций намеренно переносили на раннюю осень, добиваясь того, чтобы до выборов сохранился благоприятный психологический фон сразу после окончания сельскохозяйственных работ [3, с. 516].
По большому счету, реализацию обозначенных технологий крайне затруднительно отследить, а тем более зафиксировать манипулятивную компоненту, исключительно политико-правовыми средствами. Вместе с тем для субъектов общественного контроля, отслеживающих правовую легитимность и этическую корректность избирательных процедур немаловажно иметь четкое представление о дне начала избирательной кампании, поскольку его можно считать реперной точкой, определяющей начало правовых последствий вследствие нарушения избирательного законодательства. Сведения о таком дне, а также сроки различных этапов избирательной кампании содержатся в календарном плане мероприятий, издаваемом избирательной комиссией. При этом документ, как правило, не подвергается широкой публичной огласке, однако в большинстве случаев «в штаб «административного» кандидата, избирательного объединения он поступает ... «по умолчанию» [10, с. 140-141].
Данную особенность обычно связывают с еще одной административной технологией, предполагающей подбор нужного состава избирательных комиссий всех уровней. Во многом именно это условие становится базовым, когда речь заходит об административном ресурсе в действии. Заметим, что в данном случае возникает серьезное системное противоречие, которое заключается в тесном взаимодействии органов исполнительной власти с институтом избиркомов.
Как отмечают эксперты, в странах с неустоявшимися демократическими традициями, к которым в определенном смысле можно отнести и Россию, остается весьма затруднительным доверить проведение выборов действующей власти с тем, чтобы эта власть не превратила выборы в избрание самой себя. На это, в частности, указывает эксперт в области электорального законодательства и технологий А.Ю. Бузин, отмечая декоративный характер института российских избирательных комиссий как такового. Опираясь на эмпирические данные, исследователь подчеркивает, что в конечном результате «избирательные комиссии высшего звена -ЦИК РФ и региональные - превратились в самостоятельные, но правильно политически ориентированные государственные органы, комиссии среднего звена - территориальные, окружные, муниципальных образований - в придатки местных администраций, а участковые комиссии - в технических исполнителей, ориентирующихся не на закон, а на кураторов из администрации» [11, с. 3].
Логично предположить, что такая ориентация избиркомов на исполнительную власть, серьезно деформируя избирательную систему в целом, существенно затрудняет реализацию общественного контроля на выборах, в том числе посредством института общественных наблюдателей. И именно эта ориентация способствует появлению массы поводов удаления с избирательных участков общественных наблюдателей, призванных отслеживать организационные и технические нарушения на выборах и препят-
ствовать применению административных технологий в процессе реализации выборных процедур. Причем, немалую часть таких поводов большинство удаленных с участков избирателей не спешат называть мотивированными. Так, в частности, журналист журнала «Профиль», присутствующая в качестве наблюдателя на выборах в Государственную Думу в декабре 2011 года, отмечает, что решение о ее удалении с участковой избирательной комиссии было принято в то время, когда она отправилась контролировать выездное голосование. Основанием удаления послужила якобы фотосъемка персональных данных избирателей, а точнее свидетельство члена УИКа о том, что наблюдатель это теоретически мог сделать. Сходная ситуация возникла и с другими наблюдателями, фиксирующими нарушения членов того же УИКа [12, с. 10-12].
Следует иметь в виду, что практика подбора «нужного состава избирательных комиссий» уже в скором будущем может распространиться и на институт общественных наблюдателей. В частности, в июле 2012 года зампредседателя ЦИК РФ Л. Ивлев выступил с инициативой о том, чтобы обязать наблюдателей «прописываться» на участках не в день голосования, а заранее [13]. Соответственно, правовое закрепление данной инициативы может, с одной стороны, создать условия для формирования списков общественных контролеров из числа наиболее лояльных соискателей, а с другой, максимально географически локализовать возможность граждан принимать участие в контроле над избирательными процедурами. Иными словами, ограничить возможность участия в качестве общественных наблюдателей на выборах приезжих граждан, не имеющих местной прописки, но потенциально обладающих более высоким профессионализмом.
Таким образом, в случае законодательного закрепления данная инициатива приведет к выхолащиванию института общественных наблюдателей и общественного контроля на выборах как такового. Соответственно, противодействие технологиям административного ресурса непосредственно в день голосования существенно затруднится, если вообще останется возможным.
Вместе с тем не стоит упускать из внимания и более ранние этапы проведения предвыборной кампании. Так, на стадии сбора подписей и регистрации кандидатов использование технологий административного ресурса далеко не всегда сводится к нулю. К примеру, известны случаи, когда «кандидату устно дали неверный номер счета для перечисления избирательного залога, а также неверные сведения об оформлении подписных листов. Эти «ошибки» повлекли в дальнейшем отказ в регистрации» [10, с.126].
Нередки и такие случаи, когда избиркомы (на законных основаниях) отказывают партиям в регистрации на выборах при выявлении в их подписных листах пяти и более процентов недостоверных подписей. Только в 2007 году на этом основании было отказано в регистрации Партии зеле-
ных, Народному союзу и Партии мира и единства. Точечное применение данной нормы эксперты относят к тактическим проявлениям административного ресурса [14, с. 39].
Данная технология в конечном счете направлена на решение комплексной задачи по нахождению способа нейтрализации альтернативности на выборах. И как показывает практика, во многих случаях такой способ действительно находится. В частности, в октябре 2012 года вызвали широкий общественный резонанс события вокруг кампании по выборам губернатора в Брянской области. Изначально в ходе кампании областная избирательная комиссия, а затем и ЦИК, забраковав подписи в поддержку кандидата от партии «Справедливая Россия» В. Рудникова, отказали ему в регистрации. Позже В. Рудников после безрезультатного обжалования данного решения в Верховном суде утверждал, что среди листов поддержки фаворита предвыборной кампании, а именно действующего на тот момент губернатора области Н. Денина, имеются листы, записи в которых были сфабрикованы и заверены главами поселковых администраций.
В свою очередь, кандидат от КПРФ В. Потомский, обвинив губернатора в использовании служебного положения и нарушениях при агитации, потребовал отменить регистрацию Н. Денина в качестве кандидата на выборах главы Брянской области. Данный иск был удовлетворен Брянским областным судом, однако его решение было оспорено в Верховном суде, в результате чего Н. Денин не лишился статуса кандидата, а по итогам самого голосования одержал победу.
Логично предположить, что данная кампания может служить хрестоматийным примером и серьезным основанием утверждений экспертов о том, что «судьба выборов решается еще на подступах к ним» [15, с. 4]. Более того, многие российские практики-политтехнологи сходятся во мнении о том, что именно технологии электорального маркетинга имеют едва ли не определяющее значение. Как отмечают авторы практикоориентированной работы «Предвыборная кампания. Практика против теории», порядка сорока процентов победы зависит от конфигурации кандидатов на старте кампании [16]. И в данном отношении технология по выдвижению подставных кандидатов во многих избирательных кампаниях имеет весьма широкое распространение. К примеру, в июле 2004 года жители Владивостока на выборах мэра города столкнулись с настоящей «атакой клонов», поскольку в избирательных списках значились два Черепкова, три Копылова и четверо Николаевых [17].
Сразу отметим, что данная технология в последние три-пять лет стала значительно меньше использоваться в своем наиболее вульгарном проявлении, применяясь скорее в более широком смысле, то есть посредством выдвижения не только подставных кандидатов (однофамильцев оппонентов, кандидатов-дублеров, «страховочных» кандидатов и т.д.), но и канди-датов-спутников, ориентированных на определенную электоральную ни-
шу, либо имеющих поддержку мобилизованной части электората. Именно такой вариант все чаще используется в региональных и муниципальных кампаниях, когда в предвыборной гонке участвуют действующие главы территорий, либо их назначенцы. И в данном случае, как правило, факт появления кандидата-сателлита остается в поле зрения интеллектуальной и административной элиты, не попадая в фокус внимания широкого общественного мнения.
Вместе с тем, выдвижение непосредственно кандидатов-«двойников» следует расценивать в качестве манипулятивной технологии, то есть намеренно вводящей в заблуждение избирателей. Соответственно предметом противодействия в данном случае может стать «искажение воли избирателей как результат манипулирования и методы его реализации, за счет которых достигается этот негативный эффект» [18, с. 16].
По большому счету, противодействие манипулятивным технологиям на выборах наиболее логичным представляется политико-правовыми средствами. Однако общественный контроль посредством обнародования разоблачительных материалов в средствах массовой информации, объясняющим гражданам о наличии, положим, кандидатов-однофамильцев, пусть и не в абсолютном большинстве случаев, но в ряде случаев может возыметь эффект.
Вне всякого сомнения, в ходе предвыборной кампании средства массовой информации располагают значительным потенциалом медиаконтроля, использование которого могло бы предать огласку отдельным фактам нарушения избирательных процедур. Однако в ряде случаев СМИ, особенно учрежденные органами власти и управления, сами являются носителями фактов если не нарушения законодательства о выборах, то злоупотребления административным ресурсом, даже в правовом поле.
Речь идет, прежде всего, о такой вышеупомянутой технологии, как регулирование объема агитации в средствах массовой информации без явного нарушения закона. Иллюстрацией в данном случае может послужить ситуация, описанная автором книги «Психология выборов» Ю.В. Щербатых, при которой действующий депутат областной Думы, являющийся кандидатом в мэры, в день голосования выступил по телевидению с поздравлением жителей города с днем освобождения города от фашистских захватчиков. Патриотизм кандидата-депутата, разумеется, был отмечен не только жителями, но и оппонентами, поспешившими зафиксировать это в исковых заявлениях. Однако суд расценил данное действие не как обращение кандидата в мэры к своим избирателям в день голосования, когда законодательно запрещена любая агитация, а как выступление действующего депутата регионального парламента. Отметим, что произошло это уже после победы патриотичного кандидата на выборах [19, с. 174].
Значительно менее двусмысленным оказалось толкование агитации на муниципальных выборах в представительные органы власти города Бала-
шиха. По данным информационного издания балашихинского районного комитета КПРФ, в местной газете «Факт», одним из учредителей которой является администрация городского округа, для кандидата от «Единой России» были созданы заметно более выигрышные условия для размещения официальных агитационных материалов, предусмотренных выборным законодательством. На это, в частности, указывает и манипулирование шрифтом и цветом, и случайное получение кандидатом действующей власти наиболее выигрышного разворота газеты, а также размещение рекламы политической партии непосредственно под агитационным материалом кандидата и публикации в самый канун выборов фото главы городского округа В. Самоделова на первой полосе с разложенными на его столе агитационными буклетами его однопартийца, участвовавшего в кампании. При этом кандидат от оппозиции практически всю предвыборную кампанию отстаивал в судебных инстанциях свое законное право на размещение агитации в учрежденной администрацией города газете. Впрочем, решение суда в пользу кандидата от КПРФ не помогло ему успеть опубликовать материалы в муниципальной газете «Факт» [20, с. 1].
Аналогичные приведенной практики не могут не укреплять предположение о том, что действующие кандидаты и их назначенцы имеют изначально преимущество. По оценкам экспертов, в среднем такое преимущество в российских регионах составляет порядка 18-25 % [3, с. 514]. И проявляется это в различных формах, в том числе и в использовании неравных условий при организации встреч с избирателями, а также обеспечении более комфортных материально-технических условий для выдвиженцев правящего режима.
По большому счету, одним из наиболее важных аспектов реализации любой предвыборной кампании является ее финансирование. Еще в 1998 году совокупные затраты на полноценную кампанию кандидатов, по оценкам экспертов, составляли от одного до пяти долларов на избирателя [21, с. 154]. Разумеется, к настоящему моменту данный показатель претерпел значительные изменения как с учетом изменившегося курса российского рубля, так и с учетом появления новых коммуникационных технологий. Однако неоспоримым фактом остается и то, что мобилизация финансового ресурса для проведения избирательной кампании необходима для любого кандидата вне зависимости от того, является ли он выдвиженцем действующей власти или нет. А вот в отношении контроля законности «финансовых операций, осуществляемых политическими партиями в период выборов» [22] необходимо рассмотрение и налаживание прозрачного правового механизма. При этом представляется логичным рассмотрение возможности привлечения в качестве субъектов контроля законности финансовых операций не только представителей института государства, но и некоммерческого сектора.
Продолжая рассмотрение вопросов общественного контроля в процессе избирательной кампании, отметим, что завершающая стадия голосования, как правило, сопровождается и завершающей стадией мобилизации административного ресурса, поскольку именно день голосования в большей степени подвержен административному воздействию. В течение всего дня голосования представители действующей власти имеют возможность отслеживать уровень явки избирателей на участки. В случае необходимости посредством телефонных звонков или других незамысловатых процедур показатель явки может несколько возрасти. При этом данные способы искусственной активизации явки, как отмечают эксперты, задействуются преимущественно на выборах федерального и реже регионального уровнях. Организаторы же муниципальных выборов в повышении явки избирателей заинтересованы значительно в меньшей степени, поскольку данный показатель обратно пропорционален сравнительно комфортной возможности фальсификации итогов голосования.
Широкий арсенал технологий, балансирующий на грани пресечения буквы законы, дополняется не менее широким набором приемов и процедур, очевидно выходящих за эту границу. К таковым, по мнению А.Н. Николаева, следует относить прямое давление на избирателей, вбрасывание фальшивых бюллетеней и искажение результатов при составлении протоколов.
На существование и активное использование таких технологий указывают отдельные свидетельства общественных наблюдателей, в том числе от представителей политических партий. В частности, по материалам информационного издания Балашихинского районного комитета КПРФ, в процессе сортировки бюллетеней и подсчете голосов в момент фиксирования победы представителя КПРФ на школьном избирательном участке неожиданно погасло электричество. Этот момент сопровождался провоцированием драки со стороны бывшего депутата по данному участку С. Чу-ракова и наблюдателя от «Справедливой России» в отношении общественного контролера от КПРФ. Причем на этом инцидент исчерпан не был, а получил дальнейшее развитие повторным отключением света, на которое уже оперативно отреагировала общественность в лице наблюдателей, вызвав сотрудников полиции и ответственных работников ЖКХ. Ответом же ТИКа, по данным того же издания коммунистической партии, стало не содействие устранению возникшей неполадки, а угрозы в адрес наблюдателей. Впрочем, данное обстоятельство оказалось значительно менее сомнительным, чем немотивированное приостановление работы комиссии глубокой ночью, после чего назначенное на 10.00 часов утра совещание было смещено на шесть часов вперед. И уже после затянувшейся паузы стало известно, что пропал 71 бюллетень, 70 из которых были отданы за лидирующего, по данным экзит-пула, кандидата от оппозиции. Однако
итоговые результаты выборов на тот момент принципиально не совпали с данными опросов избирателей на выходе с участка в Балашихе [20, с. 2].
Таким образом, наиболее доступная для реализации технологий общественного контроля заключительная стадия избирательной кампании зачастую оказывается наименее восприимчивой к фиксируемым нарушениям. Вместе с тем, если вбрасывание фальшивых бюллетеней и искажение результатов голосования при составлении протоколов внимательные наблюдатели еще могут задокументировать, то вот прямое давление на избирателей, о котором упоминал российский исследователь А.Н. Николаев, отследить не представляется практически никакой возможности.
Результирующая технологии административного ресурса по оказанию давления на избирателей оказывается в плоскости электорального поведения и индивидуальных мотиваций избирателей. Иными словами, человек, отдающий свой голос за определенного кандидата после настоятельной рекомендации извне, совершает этот поступок вполне осознанно. Такую модель электорального поведения российский исследователь П.В. Панов наряду с двумя другими (интернализация индивидами политических взглядов, ценностей и т.д.; рациональные предпочтения индивидов) отдельно обособляет, характеризуя ее тем, что свобода выбора при контролируемом или принудительном голосовании фактически отсутствует [23, с. 177]. А учитывая, что «представления большей части избирателей о своих экономических интересах настолько неопределенны и четко не артикулированы, что не могут оказывать сколько-нибудь значимого влияния на их электоральный выбор» [24, с. 12], реализация модели электорального поведения при так называемом контролируемом голосовании оказывается вполне реалистичной.
Вместе с тем, природа и эффективность технологии контролируемого голосования, как впрочем, и ряда других технологий административного ресурса, предопределяют необходимость принимать во внимание и уровень современной политической культуры, и только формирующиеся традиции гражданского участия при наличии устойчивых традиций патрон-клиентских отношений граждан с институтом государства. И в данном отношении представляется преждевременным требование от граждан и их ассоциаций, а также структур гражданского общества всемерного позитивного влияния на избирательный процесс посредством четкого исполнения технологий общественного контроля над избирательными процедурами. Однако поступательное движение именно в этом направлении впоследствии может способствовать и повышению политической и электоральной культуры, и сокращению использования административных избирательных технологий и иных нарушений избирательных процедур.
Список литературы
1.Пляйс Я.А. Политология в контексте переходной эпохи в России. М.: РОССПЭН, 2010. 448 с.
2. Сморгунов Л. Без доверия к выборам нет выбора / Российская газета. 2012. 1 августа. С. 6.
3. Кудинов О.П. Большая книга выборов: как проводятся выборы в России. М.: Арт Бизнес Центр, 2003. 663 с.
4. П. А. Кабанов [и др.] // Электоральная преступность в условиях формирования в России демократического правового государства (политико-криминологический анализ явления, его причин и эффективности мер противодействия): монография; под науч. ред. д-ра юрид. наук П. А. Кабанова. М.: Издательская группа «Граница», 2012. 92 с.
5. Веревкин А.И. Политико-административный режим регулирования избирательного процесса в современной России: автореф. дис. ... канд. полит. наук. СПб., 2012. 21 с.
6. Нуреев Р.М., Шульгин С.Г. Р.М. Взаимосвязь экономического и политического монополизма в российских регионах: административный ресурс и формы его проявления // Экономический вестник Ростовского государственного университета, 2006. Т. 4. № 3. С. 33-40.
7. Санаев А. Выборы в России. Как это делается. М.: Ось-89, 2005. 240 с.
8. Руководство по практическому противодействию злоупотреблению административным ресурсом на выборах/ под ред. Е. Панфиловой, С. Шевердяева. М.: Де Ново, 2005. 28 с.
9. Николаев А.Н. Административный ресурс в региональных избирательных кампаниях // Россия. Политические вызовы XXI века. Второй всероссийский конгресс политологов. 21-23 апреля 2000 г. М.: РОССПЭН,
2002. 960 с.
10. Бузин А. Ю. Административные избирательные технологии и борьба с ними. М.: Центр «Панорама», 2007. 271 с.
11. Бузин А. Ю. Избирательные комиссии как декорации выборов // Политические технологии. 2007. №1 (7). С. 2-11.
12. Еремина Н. Записки наблюдателя // Профиль. 2011. № 46. С. 10-12.
13. Родин И., Шульга О. Для наблюдателей вводится прописка. URL: http://www.ng.ru/politics/2012-07-25/1 propiska. html (дата обращения:
20.09.2012).
14. Шаблинский И.Г. Эволюция избирательной системы в России: предварительные итоги // Гражданское общество в России и за рубежом. 2011. №1. С. 37-42.
15. Отфильтровали. Брянский областной суд отменил регистрацию губернатора на выборах / Российская газета. 2012. 08 октября. С. 4.
16. Матвейчев О.А., Новиков В.Ю. Предвыборная кампания. Практи-
ка против теории. Екатеринбург: Издательство Уральского университета,
2003. 186 с.
17. Приморский синдром / Эксперт. 2004. 28-29 июля.
URL:http://expert.ru/expert/2004/28/28ex-vlad 47751/ (Дата обращения:
27.05.2013).
18. Захаров О.Ю. Технологии манипулирования в избирательном процессе современной России: эффективность политико-правовых средств противодействия: автореф. дис. ... канд. полит. наук. Орел, 2007. 22 с.
19. Щербатых Ю.В. Психология выборов. М.: Эксмо, 2007. 400 с.
20. Административный ресурс как испытанный механизм / Балаши-хинский вестник. 2011. №1. С. 1.
21. Кошелюк М.Е. Технологии политических выборов. 2-е изд., пере-раб и доп. СПб.: Питер, 2004. 239 с.
22. Заславский С.Е., Зотова З.М. Организационно-правовые основы участия политических партий в выборах. М: РЦОИТ, 2007. 240 с.
23. Панов В.П. Электоральные практики: партикуляризм versus универсализм // Граждане и политические практики в современной России: воспроизводство и трансформация институционального порядка / отв. ред. С.В. Патрушев. М.: РАПН; РОССПЭН, 2011. С. 167-184.
24. Амелин В.Н., Федоркин Н.С. Стратегия избирательной кампании. М.: РЦОИТ, 2001. 106 с.
Нечаев Дмитрий Николаевич, доктор политических наук, профессор, Nechaevvamail.ru, Россия, Воронеж, Воронежский государственный архитектурностроительный университет.
Селиванова Елена Сергеевна, аспирант, selivanova@mail. ru, Россия, Воронеж, Воронежский государственный архитектурно-строительный университет.
COUNTERACTION OF ADMINISTRATIVE RESOURCES IN THE ELECTION CAMPAIGN
FROM A PUBLIC CONTROL
Nechaev D.N., Selivanova E.S.
This article discusses the key features of the application of administrative resources in election campaigns in Russian regions in the study of the practices of public control over the election procedures.
Key words: administrative resources, election administrative technology, public control.
Nechaev Dmitry Nikolaevich, PhD, Political Sciences, Nechaevv@mail.ru, Russia, Voronezh, Voronezh State University of Architecture and Construction.
Selivanova Elena Sergeevna, PhD student, selivanova@mail.ru, Russia, Voronezh, Voronezh State University of Architecture and Construction.
